Девушка индиго

«Даже лучше, чем мой брат Джордж», – могла бы добавить я, но промолчала. Возможно, это был мой единственный шанс доказать отцу, что я способна на нечто большее, чем быть женой кого бы то ни было. Не исключено, что когда-нибудь я захочу выйти замуж. Когда-нибудь, но не сейчас. Да и в конце-то концов, что плохого в том, чтобы быть старой девой?

Отец, словно прочитав мои мысли по поводу неприятия замужества, продолжил:

– Кстати, кое в чем ты ошиблась. Возможно, в Лондоне мужчины предпочитают брать в жены легкомысленных пустышек. Но здесь другой мир, и от тех, кто хочет в нем жить, нужны другие качества. Любой мужчина будет счастлив жениться на такой образованной и трудолюбивой леди, как ты, чтобы вместе строить свое будущее.

Я сглотнула, услышав эту чудесную сказку из уст отца. И я была бы счастлива в этой сказке когда-нибудь очутиться, но маменька всегда, при всяком удобном случае, помогала мне избавляться от иллюзий, поэтому я видела всю наивность папеньки и лишь улыбнулась в ответ:

– Что ж, досточтимый отец, тогда я должна выразить вам глубочайшую признательность за то, что вы дали мне образование. О более ценном подарке я не могла бы и мечтать.

– «Образование – истинный источник чести и добродетели», – процитировал он, словно прочитал слова, вставшие перед мысленным взором.

– Так сказал кто-то из греков?

– Разумеется. Это был Плутарх. Мне нравится твое своеволие и упрямство, Бетси. – Он усмехнулся, и было видно, что напряжение потихоньку его отпускает. – Но боюсь, я взрастил в тебе слишком большие амбиции. И проявлял слишком много снисходительности. Как бы ты не навлекла на себя беду.

Я смиренно потупила взор:

– Обещаю, что никогда не опозорю ваше имя, сэр.

6

На следующий день, по сравнению с вечером нашего приезда, суеты в порту Чарльз-Тауна прибавилось. Последний багаж срочно поднимали на палубу огромного военного корабля, который должен был унести прочь моего отца. Тюки и сундуки с добром опасно покачивались в натруженных руках носильщиков; матросы суетились, как муравьи, на массивной посудине, их выкрики вплетались в многоголосье рыбаков, спозаранку споривших с торговцами рыбой.

Было время прилива, и волны подбирались к набережной. С началом отлива военный корабль должен был отправиться в путь. Сейчас отец покинул нас ненадолго – осмотреть свою каюту и поговорить с капитаном, а мы с матерью терпеливо ждали на стене форта, когда он вернется, чтобы попрощаться.

– Следи за сумочкой, Элиза, чтобы завязки не болтались, – проворчала маменька, заметив, что я поглощена суетой внизу, на причале порта. Голос ее, как всегда, звучал утомленно. Этим утром она была бледнее обычного, и я не сомневалась, что после обеда она сразу поднимется к себе в спальню прилечь и не покажется до вечера.

– Да, маменька.

Я с восторженным любопытством наблюдала за группой индейцев – мужчины в кожаных штанах и с голыми торсами пререкались с купцом из-за рыбы и оленьих шкур, принесенных ими на продажу. Раньше я ни разу не видела обнаженного мужского тела – наши негры неизменно носили рубахи. Я знала лишь, что грудь у мужчин такая же, как у нас, только плоская, но сейчас, хоть они и были довольно далеко, видела все линии их фигур и мускулы, ходившие под кожей, как у крепких жеребцов.

– Элиза!

Я отвернулась, чувствуя, как у меня пылают щеки.

– Простите, маменька. Они такие дикие. Неужто никто не научил их шить рубахи? – Я хихикнула и тут же закашлялась под взглядом матери, которая смотрела на меня, бесстрастно поджав губы.

– Скоро начнется отлив. Мне пора подниматься на борт, – раздался позади голос отца, шагавшего к нам.

Мать становилась все бледнее и бледнее, хотя со временем жара усиливалась. Она болезненно щурилась на солнце.

– Опять голова разболелась, маменька? – спросила я, и мы с отцом осторожно отвели ее к скудному клочку тени от портовой стены.

– Больше медлить нельзя, давайте прощаться. – Отец шагнул ко мне, и я ответила ему крепким объятием.

– Не беспокойтесь, папенька. – У меня перехватило горло. Я вдохнула соленый портовый воздух, закашлялась и поспешно заставила себя отстраниться, потому что мне очень хотелось прижаться к отцу еще крепче и взмолиться, чтобы он не уезжал. – Я позабочусь о маменьке, о Полли и о ваших делах, – пообещала я, с трудом сглотнув.

У него заблестели глаза от слез, и меня покинули остатки самообладания.

– Я знаю, Элиза, ты обо всем позаботишься. Как же мне повезло, что у меня такая толковая дочка. – Он ласково провел пальцем по моей щеке, вгляделся в глаза, склонив голову набок, а потом кивнул, словно довольный тем, что увидел, и повернулся к маменьке.

Я, стараясь не расплескать навернувшиеся на глаза слезы, торопливо отошла в сторонку, чтобы оставить родителей наедине.

Вскоре корабль с моим отцом на борту вышел в открытое море.

Мы не провели в городе и суток, а мне уже не терпелось вернуться домой в Уаппу-Крик. Я считала недопустимым пренебрегать своими набросками и музицированием, а еще скучала по напевам рабов, трудившихся в полях, и по птичьему разноголосию у меня за окном с первыми лучами зари. Цокот копыт и перебранки горожан я не находила приятным музыкальным сопровождением.

Но более всего мне хотелось наведаться в гости к Эндрю Дево, чтобы посоветоваться с ним, какое из индигоносных растений лучше взять для первых экспериментов, и попросить семян. Кроме того, надо было расспросить наших рабов на предмет хоть каких-то знаний о получении индиго, а если окажется, что в этом деле никто из них не сведущ, послать с той же целью кого-нибудь на плантации Гарден-Хилл и Уаккамо.

Задача была мне ясна, и я сгорала от нетерпения приступить к действиям.

Ведь тогда у меня едва ли останется время скучать по отцу.

Мы отправились домой следующим утром на пироге. Паруса белели в бухте и маячили на горизонте, но большой военный корабль давно исчез из виду. Соленый ветер бесновался на волнах и завывал на все лады. Маменька на обратном пути была так же мрачна, как и по дороге в порт, когда мы плыли провожать отца. Только на сей раз она не молчала.

– Твой отец будет отсутствовать не меньше года, надо полагать. И все это время нам нужно привлекать к себе поменьше внимания, посему хорошо бы умерить твой пыл. Будем почаще наведываться в город к миссис Пинкни, особенно когда приедет ее племянница.

– Обещаю сопровождать вас, когда смогу, маменька, – твердо сказала я, – но у меня будет очень много дел. Вы ведь знаете, насколько островные плантации нуждаются в древесине? Должно быть, вы видели, как бревна загружали в трюмы кораблей в порту. Древесина совершенно необходима для производства сахара. Мне надо будет объехать наши плантации и выяснить, можно ли еще что-нибудь отправить на Антигуа.

– Конечно, дорогая, – поддакнула маменька.

– Думаю, нам удастся удвоить объем древесины на экспорт. Когда мы с папенькой ездили в Гарден-Хилл, я…

– Довольно, Элиза. Я не хочу обсуждать дела. Делай то, что от тебя требуется, только немедленно избавься от своего честолюбивого тона – это некрасиво и недостойно юной леди.

– Честолюбие, по-вашему, некрасиво и недостойно? Кто бы мог подумать, что именно вы, маменька, позволите себе осуждать честолюбие. Ваши надежды по поводу меня и моего будущего замужества куда более честолюбивы, чем мое стремление помочь папеньке. – Кровь гудела у меня в ушах, настолько я разволновалась от того, что осмелилась говорить с ней в таком духе. Я сглотнула – с трудом, но очень решительно.

Мать смотрела на меня округлившимися от изумления глазами:

– Что это на тебя нашло, Элиза? Однако, что-то новенькое…

– Да неужели, маменька? – Я отвела взор, а затем и вовсе отвернулась всем телом и принялась созерцать топкие берега, проплывавшие мимо. Все мои члены свело от напряжения; я гадала, почему Господь создал меня полной противоположностью матери. Отчего мы такие разные? Разные до смешного. Но желания смеяться у меня не было.

– Найти мужа, а для этого явить себя в лучшем свете жениху из приличной семьи – задача чрезвычайной важности, – изрекла она. – И дело тут не в честолюбии, боюсь, а в жизненной необходимости.

Мы свернули в просторный залив, и впереди показался наш уютный дом. «Только не для меня», – хотелось мне ответить маменьке.

– А если ты еще не заметила, – добавила она, – в этом раскаленном захолустье не так уж много приличных семей.

Вдалеке я увидела Квоша – он уже ждал нас на маленьком деревянном причале. Вести о приближающихся лодках всегда прибывают первыми – у детишек рабов зоркие глаза, и они любят смотреть на море. На веранде дома мелькнуло что-то светлое – наверное, Эсмэ усадила там Полли с корзинкой для рукоделия. Послеполуденный бриз принес запах крабов и устриц; в траве у берега бродили длинноногие птицы – лакомились креветками.

– Господи боже, – выдохнула маменька, когда мы приблизились к причалу.

– Что с вами? – обернулась я.

– Об этом-то я и не подумала… – пробормотала она. – Боже, какая нелепость. Я ведь никогда…

– Маменька, – устало сказала я, – что стряслось?

– Видишь ли, я никогда еще не выходила из лодки без мужской помощи. Твой папенька… – Она осеклась.

Я нахмурилась, ибо прекрасно помнила, что мы и раньше не раз совершали короткие прогулки на пироге без отца.

– У вас получится, маменька. Всего один шажок. Я вам помогу.

– Конечно. – Она достала квадратный шелковый платочек и промокнула глаза. – Конечно. Право слово, как глупо. Но такие вот мелочи заставляют осознать величину потери.

– Мы вовсе не потеряли его, маменька. – Я постаралась изобразить ободряющую улыбку.

– О, разумеется, Элиза. Я вовсе не об этом. – Она издала драматический вздох. – Просто представила себе целую череду перемен и неурядиц, которые нас ждут теперь, когда его нет рядом.

Пожалуй, раньше мне ни разу не приходило в голову, насколько маменька зависима от супруга. Была ли это истинная любовь? Я не знала. Однако определение «глубокая привязанность» здесь несомненно годилось.

Но не только маменьке предстояло чувствовать себя одинокой без моего отца в ближайшие долгие месяцы. Мне тоже. Более того, у меня не будет рядом никого, с кем я смогла бы поделиться своими успехами или разочарованиями в собственных трудах, ведь почти со всеми делами мне придется управляться самостоятельно. Ясно было, что с матерью их лучше и вовсе не обсуждать. Ее удар хватит, если она узнает, что я просила отца прислать Бена к нам в Южную Каролину, или найдет книги по юриспруденции, прихваченные мною из библиотеки мистера Пинкни. Книги эти сейчас стыдливо прятались в кофре с одеждой – я его затолкала под скамейку, на которой сидела.

– Понимаю, маменька. Оттого я была ужасно рада услышать о миссис Шардон и ее родителях. Подумать только, они живут так близко от нас! Надо бы нам нанести им визит на следующей неделе. Может быть, во вторник? Вероятно, даже стоит выделить для подобных визитов особый день – это поможет нам отчасти упорядочить свою жизнь.

– Весьма разумно, Элиза. – Мать явно была довольна сменой темы. – Миссис Шардон вдовствует, так что наверняка обрадуется нашей компании. Очень хорошо. Я уже в предвкушении!

Проводив ее до двери спальни и пообщавшись с Полли после разлуки, я направилась в кабинет отца, чтобы приступить к ознакомлению с его бумагами. Он показал мне, где лежат приходно-расходные книги, и я провела несколько часов, разбираясь в счетах, а также изучая все, что выращивается и производится на наших плантациях.

После этого я написала два послания: одно мистеру Дево, другое отцу.

7

Цокот копыт нашей лошади и дребезжание повозки никак нельзя было назвать тихими, однако едва ли эти звуки разлетались на мили вокруг. Тем не менее, когда мы свернули на прямую подъездную аллею, которая вела к скромной усадьбе мистера Дево, тот уже стоял у крыльца, поджидая нас, – его долговязую фигуру видно было издалека, и он тоже не спускал с нас приветливого взгляда.

Сегодня я взяла с собой Полли, отменив ее уроки. Скажи я ей, что она должна заниматься ботаникой в мое отсутствие, сестричка закатила бы истерику. Так что сейчас она сидела рядом со мной в повозке и без умолку щебетала всю дорогу – задавала вопросы, на которые не ждала ответов, потому что ее внимание мгновенно переключалось на какую-нибудь новую мысль или птичью трель.

– Ой, если он подогнет одну ногу, будет похож на болотную цаплю. Точь-в-точь! – захихикала Полли, тоже приметив в конце аллеи хозяина усадьбы.

Мистер Дево, худощавый джентльмен с усами и бакенбардами, всегда ходил с бледно-желтой тросточкой из слоновой кости – однажды он сказал мне, что это подарок от вождя одного африканского племени. В Африке мистер Дево недолгое время работал агентом Вест-Индской компании. Сегодня тросточка опять была при нем; он стоял, опираясь на нее и слегка клонясь на правый бок; одежда мешком висела на тощем, словно бы птичьем теле. Силуэт четко вырисовывался на фоне особняка с беленым фасадом.

Я слегка склонила голову и улыбнулась, когда мы подошли к нему. Глаза пожилого джентльмена тоже прищурились в улыбке.

– Из-за вас я чувствую себя важной особой, сэр, – пожурила я его. – Сколько раз я умоляла вас дожидаться нас в доме, но вы всегда выходите на солнцепек встречать гостей.

– Как же это – дожидаться в доме? И лишить свои старческие очи услады созерцать подольше сей источник света и жизненных сил, каковым является мисс Элиза Лукас?

От его негромкого смеха у меня потеплело на сердце.

– Вы, как всегда, мне льстите, мистер Дево, – охотно рассмеялась я в ответ и с благодарностью оперлась на протянутую мне сухопарую длань, осторожно спускаясь из экипажа. Затем обернулась, чтобы помочь Полли. – И вовсе ваши очи не старческие. Помните мою сестрицу?

– А, Полли! Самая юная мисс Лукас!

Полли сделала книксен и подергала меня за юбку:

– Можно я пойду с Квошем к лошадкам, Лиза?

– Нет, детка. Сегодня ты пойдешь со мной.

– Ну пожалуйста! – взмолилась она.

Мистер Дево взглянул на нее с высоты своего роста:

– Мисс Полли, а известно ли вам что-нибудь о «макарони»?

Сестра неуверенно покосилась на меня. Я лишь вскинула брови и пожала плечами, ибо сама не знала, что это за зверь.

– Нет, сэр, – помотала головой Полли и спросила с опаской: – Это птичка или растение?

Мистер Дево расхохотался:

– Ни то, ни другое, голубушка! Позвольте-ка, спрошу иначе: кабы вам довелось полакомиться взбитым облачком, сдобренным радугой, каково бы, по-вашему, оно было на вкус?

У Полли округлились глаза, и у меня, надо признаться, тоже.

– Так это, стало быть, лакомство? – выдохнула она восхищенно.

– Давайте войдем в дом и проверим.

Я велела Квошу вернуться за нами через два часа и последовала за мистером Дево – Полли, как рыбка-прилипала, болталась у него на руке.

– Чему обязан приятностью визита, мисс Элиза? – осведомился любезный хозяин усадьбы, когда мы расселись в гостиной на креслах, обитых поблекшей от времени парчой – мебель мистеру Дево досталась от его предков-гугенотов.

В комнате пахло эвкалиптом и розмарином – служанка мистера Дево развешивала пучки засушенных листьев и трав на стропилах, чтобы отгонять насекомых. У нас в доме для этого Эсмэ была отведена кухня, поскольку у маменьки от ароматов болела голова.

– Семена дубов еще не взошли? – спросил мистер Дево, когда мы покончили с шутками-прибаутками и обсуждением местных новостей.

– О, взошли. Я в точности следовала вашим указаниям, изложенным в письме. Рассада стоит у меня на окне с солнечной стороны, каждое утро обильно поливаю ее водой, и уже показались маленькие зеленые росточки. Чистейший восторг! – Я рассмеялась. – Опять же, в соответствии с вашими указаниями, скоро пересажу их на грядку. Однако сегодня я приехала расспросить вас об индигоносных растениях, из которых получают краситель.

Он вскинул седую кустистую бровь:

– Да что вы? Право слово, я пытался выращивать вайду, конечно, но боюсь, что производство красителя в достаточных объемах не будет стоить затраченных усилий.

У меня екнуло сердце:

– Стало быть, вы знаете, как получить краситель?

– Признаться, я нахожу процесс его получения довольно замысловатым, не сказать – утомительным делом.

– А когда мы будем есть облачко, сдобренное радугой? – не утерпев, вмешалась Полли в наш разговор. При этом она осуждающе смотрела на меня, как будто по моей милости ее обманули.

– Все в свое время, голубушка, – сказал мистер Дево.

Как раз в этот момент вошла служанка – низенькая и пухлая темнокожая женщина в холстяном мешковатом платье и белом муслиновом платке, повязанном вокруг головы. У нее в руках был поднос, который она водрузила на низкий столик перед нами.

– Ах, Летти печет это печенье по рецепту моей бабушки, который та привезла с собой из Парижа, – сообщил нам мистер Дево. – Однако сдается мне, Летти там кое-что усовершенствовала.

Служанка, которая, вероятно, и была искусницей Летти, поспешила к выходу из гостиной, пряча улыбку.

– Позвольте мне, – остановила я мистера Дево, который наклонился было, чтобы разлить чай по чашкам. – Полли, ну как, попробуешь таинственные «макарони»? – Я указала ей на блюдо с целой горой круглого печенья, похожего на безе, но на вид более воздушного и к тому же разноцветного – оно было разложено рядами от салатово-зеленого до розового, а сверху лежали несколько печенек цвета белоснежной рисовой муки.

Полли восторженно захлопала в ладоши.

– Не думаю, что вест-индское индиго получают из вайды, – вернулась я к нашему с мистером Дево разговору. – У вайды слишком узкие листья, и тонкие черенки с соцветиями из маленьких лепестков растут тоже как листья, по обеим сторонам стебля.

Мистер Дево потер подбородок:

– Полагаю, для получения синего пигмента в Вест-Индии используют индигоферу красильную, которую еще называют настоящим индиго. Несколько лет назад я и сам пробовал ее выращивать. Купил тогда семена у одного торговца в городе…

Я кивнула:

– Совершенно согласна по поводу индигоферы, я видела много таких кустов на Антигуа, когда мы там жили. Они растут буйно, как сорная трава или подлесок. И глядя на них, невозможно догадаться, что из этого растения можно получить синюю краску. В них нет совсем ничего синего!

– Вы правы. Я слышал о белом индиго – это бесцветное вещество добывают из индигоферы, а потом оно становится синим. Извлечение белого индиго – невероятно сложный процесс.

– Я видела это! – взволнованно воскликнула я, живо вспомнив свое детство. – Когда открывают бочку, жидкость в ней становится темно-синей прямо у вас на глазах.

– Как в сказке, – прокомментировала Полли. Она только что дожевала третий «макарон», и вокруг ротика еще розовели крошки, но слушала девочка очень внимательно, округлив глаза от изумления.

«Ага! – обрадовалась я. – Может, эту непоседу наконец-то увлечет ботаника», – и улыбнулась сестре:

– Вот именно, Полли. В этом есть что-то от алхимии, какое-то волшебство, Божий промысел или дыхание ангелов.

– А мы сможем вырастить эти волшебные кустики, Лиза? – спросила Полли.

– Мы попробуем, детка.

Полли нахмурилась:

– А как ты добудешь из них волшебство?

– Пожалуй, вам понадобится консультант, – задумчиво покивал мистер Дево. – Если, конечно, индигофера приживется. Ее здесь многие пытались разводить, знаете ли, не только я. И никто не добился особых успехов. Кроме того, краситель вам нужно будет еще и фасовать для продажи.

– Знаю, – отозвалась я, стараясь не поддаваться разочарованию. И снова пожалела о том, что не убедила папеньку нанять консультанта – любого мастера индиго, кого угодно, вместо того чтобы настаивать на возвращении Бена. Впрочем, если учитывать папенькины расходы на военную службу, это было бы для нас в любом случае непозволительной роскошью. – Что делать с готовым красителем, мне еще предстоит обдумать. Пока же надо начинать с начала… – Я взглянула на мистера Дево.

– Боюсь, тут я могу помочь вам только семенами вайды. Вест-индской индигоферы у меня нет. Я покупал ее семена, но они оказались бесполезными – дали всего несколько ростков. Да и если кусты все-таки вырастут, они и года не протянут, так что вам не будет от них никакого проку.

– Но вы сказали, что в вайде тоже есть индиго, – напомнила Полли, и я прониклась благодарностью к сестричке, которая явно была не меньше моего очарована волшебными кустами, по крайней мере пока что.

– К сожалению, в вайде его не так уж много. Вернее, настолько мало, что ради него не стоит и стараться. Чтобы наладить торговлю красителем, придется выращивать и обрабатывать огромное количество таких растений.

Теперь Полли тоже выглядела разочарованной, но я не собиралась сдаваться.

– Возможно, есть смысл попрактиковаться на вайде – отработать на ней процесс изготовления красителя, пока мы будем ждать семян индигоферы с острова Антигуа от папеньки. – По правде говоря, я в первом же письме попросила его прислать семена. – Вы знаете, когда нужно засевать индигоносные растения? – спросила я у хозяина усадьбы, а сама тем временем уже принялась мысленно составлять список наших рабов, которые могли бы обладать какими-то знаниями об индиго. Необходимо было наведаться в Уаккамо и потолковать со Старратом о тех негритянках в синих юбках, которых я видела во время нашего с папенькой визита на плантацию. Однако при мысли о встрече с мерзким и жестоким приказчиком меня слегка зазнобило.

– Что ж, полагаю, как и большинство растений, их можно засевать в любое время года, кроме холодного. Можете посадить семена хоть сейчас. Если для них нужен какой-то особый сезон или определенные условия, мне об этом неизвестно.

– И мне, – призналась я, пытаясь вспомнить, в какие месяцы индигоферу засевали на Антигуа. Если я правильно помнила, на острове это делали даже дважды в год. И кустам нужны были дожди, много дождей, что и неудивительно.

Полли увидела за окном Квоша, и ее внимание, до сих пор поглощенное нашим разговором, тотчас переключилось. Теперь она ерзала на стуле, болтая ножками, обутыми в кожаные дорожные башмачки.

– Полли, если тебе так уж хочется пойти посмотреть, что делает Квош, тогда иди, я разрешаю. Но не испачкай платье и не убегай далеко, чтобы услышать, когда я тебя позову. Мы с мистером Дево пока допьем чай и сходим за семенами в его зернохранилище.

– Спасибо! – взвизгнула Полли и устремилась к выходу скорее бегом, чем быстрым шагом. – Благодарю за облачные штучки, мистер Дево, – спохватилась она на пороге и чинно добавила: – Чаепитие с вами было наиприятнейшим времяпрепровождением. – Она сделала книксен и умчалась.

– Да уж, с этой пигалицей вам, должно быть, скучать не приходится, – рассмеялся мистер Дево.

Я улыбнулась в ответ и отпила чаю.

Позднее, на обратном пути домой в тряском экипаже, пока низкое солнце плескало на нас теплым золотистым светом сквозь листву деревьев, Полли быстро заснула, прижавшись ко мне. Я ласково перебирала пальцами ее шелковистые локоны. Сегодня мы пропустили утренние уроки, и я собиралась по дороге заняться с ней чтением, даже взяла с собой книгу, но было жалко будить малышку.

Мы обе умастились на козлах рядом с Квошем. Теперь, когда папеньки не было рядом, я решила занять его место и обнаружила, что путешествие на переднем сиденье менее мучительно для моего желудка. Родители, конечно, сочли бы такое мое поведение возмутительным.

Квош, как всегда, помалкивал. Он следил за дорогой и при необходимости предупреждал нас о выбоинах на своем своеобразном английском, но в остальных случаях, в соответствии с положением раба, никогда не заговаривал первым и открывал рот, только когда к нему обращались.

За год, прожитый нами в Южной Каролине, Квош сделался совершенно незаменимым. Я вдруг снова подумала о том, что будет, если ему в голову придет сбежать от нас или примкнуть к мятежникам. Что мне тогда делать без его помощи? Придется нанять какого-нибудь ужасного приказчика вроде Старрата, чтобы он распоряжался делами в Уаппу. Других людей, способных, как Квош, править лошадьми, решать хозяйственные дела и быть посредником между мной и рабами, здесь не было.

– Квоши… – окликнула я.

Он вздрогнул, словно его застали врасплох.

– Прости, я не хотела тебя испугать, – улыбнулась я.

– Да, хозяйка, – отозвался он, не отрывая взгляда от дороги перед нашей гнедой лошадью.

– Я подумала, надо бы проверить, не нуждаются ли в починке жилища рабов в Уаппу.

Мне показалось, он слегка дернул головой, словно хотел посмотреть на меня – не обманываю ли. Затем кивнул.

– Как считаешь, у тебя найдется время этим заняться? Я хочу, чтобы там все было приведено в порядок. Дай мне знать, сколько помощников тебе нужно и сколько бревен, к примеру, – я пошлю в Гарден-Хилл или в Уаккамо за всеми необходимыми материалами.

– Спасибо, миз Лукас. Может, Сони и Того мне в помощь. И Питер.

Я с одобрением отметила про себя, что он выбрал трех наших самых крепких и сноровистых работников. А поскольку урожай на плантации уже собрали, самое время было заняться ремонтом.

– Хочу, чтобы зимой тут все были в тепле и безопасности. Только пусть не забывают о прополке, – добавила я.

Квош кивнул и, поколебавшись немного, осмелился уточнить:

– Вы сказали «пошлю за бревнами», слыхал я? Вы посылайте, только так, вам не надо самой ехать в Уаккамо без отца.

Я покосилась на него. Квоша я, разумеется, взяла бы с собой в поездку на другую плантацию. Квош умеет держаться в стороне от неприятностей, но если бы я решила наведаться в Уаккамо, ему это умение могло бы не пригодиться. Не исключено, что ему пришлось бы меня защищать. По той или иной причине.

Я тяжело сглотнула. Осознание того, с какими реальными угрозами я могу столкнуться в отсутствие отца, отозвалось неприятным холодком под ложечкой.

– Конечно, Квош. Я кого-нибудь пошлю.

Стало быть, мне придется найти другой способ расспросить тех рабынь про их синие юбки.

Повозка бодро погромыхивала на поворотах. Я надеялась, что заходящее солнце позволит воздуху немного охладиться, но вместо этого он словно загустел и теперь кишел комарами. Эсси перед нашим отъездом из Уаппу настояла на том, чтобы мы с Полли намазали открытые участки кожи розмариновым и лимонным маслами, и теперь оставалось уповать на то, что это снадобье защитит нас от укусов.

– Квош, ты не знаешь, в какое время года лучше сажать индигоносные растения?

– Нет, миз Лукас.

– Что ж. Может, кто-то из женщин в Уаккамо про это слышал. Поспрашиваешь у них?

Он кивнул.

– Спасибо, Квош. Что бы мы без тебя делали…

Эти слова вырвались у меня сами собой, и я вдруг почувствовала неловкость. Благодарить человека за помощь, при том что у него нет выбора, помогать тебе или нет, – какая нелепица! Я каждый день говорила «спасибо» прислуге. И Эсси. Выражала признательность, не задумываясь. Но сейчас мне это показалось вопиющим недоразумением. Как можно благодарить тех, кто не вправе тебе отказать?..

Мои слова висели в воздухе дохлыми рыбами, пока я сидела с открытым ртом, не зная, что еще сказать.

– Хорошо, что ваша семья приплыла сюда жить на плантации, миз Лукас. – Голос Квоша прозвучал тихо и скрипуче, как колеса повозки.

Я закрыла рот. Потом кивнула и быстро заморгала. Но к счастью, он в это время смотрел на дорогу впереди.