Читать книгу: «Мраморный слон», страница 3

Глава 3

Особняк княгини Рагозиной преобразился. В нём не осталось и тени той покойности, что царила за завтраком, и той истеричности, что после него. Светский лоск окутал залы и парадный вход, отбрасывая блики на высоко поднятые хоботы мраморных привратников.

Экипажи прибывали один за другим. Разряженные в шитые золотом камзолы и лоснящиеся фраки господа в сопровождении жён и дочерей, а кто поодиночке, поднимались по ступеням и попадали в атмосферу праздника и роскоши. Вновь прибывших гостей у самого порога встречал лакей с подносом уже наполненных шампанским хрустальных бокалов. Сквозь растворённые двери гостиной струились оживлённые голоса и смех.

Весь цвет московской знати сегодня был здесь. Дородные седовласые отцы почтенных семейств с чопорными жёнами, чьи шеи и мочки ушей отягощали изысканные украшения. Совсем молоденькие барышни в лёгких струящихся нарядах напоминали греческих нимф; они, только начавшие выезжать в свет, робко жались поближе к матерям и умудрённым опытом старомодно разряженным в платья с фижмами матронам. Светские кокетки, знающие себе цену, скользили вдоль гостей с высоко поднятой головой и удивительным безразличием на красивых личиках. И конечно, ещё пока холостые наследники богатых фамилий, надеющиеся найти спутницу по душе или просто скоротать очередной вечер.

Княгиня Рагозина сама встречала гостей, для чего покинула своё кресло и теперь стояла почти у самого входа в гостиную. На ней были заграничного чёрного кружева свободная накидка, кружевные перчатки выше локтя и неизменный кружевной чепец на голове. В двух шагах от неё топтался широкоплечий лакей, готовый в любую секунду подоспеть на помощь. Анна Павловна улыбалась, слегка пожимала протянутые ей руки и с каждым вошедшим знала, о чём заговорить.

Гостиная, освещённая не одной сотней свечей, постепенно заполнялась. Гости мерно двигались от одного кружка, где велись острые политические беседы, к другому, где обсуждались последние светские новости Москвы и Петербурга, или образовывали свои собственные и темы задавали уже сами.

Борис и Лиза Добронравовы, внуки хозяйки приёма, присоединились к группе молодёжи, где говорили обо всём понемногу, начиная от модной тогда поэзии и заканчивая ходом строительства нового здания Петровского театра в центре Москвы. Пётр Лисин, обычно с удовольствием участвующий в подобных беседах и притягивающий интерес всех собравшихся вокруг юных красавиц своей оригинальной внешностью и красноречием, сегодня отмалчивался. Что-то его беспокоило, занимало мысли, не давая присоединиться к царившему вокруг оживлению. Но свято место пусто не бывает, и, воспользовавшись этим, Борис примерял роль оратора на себя.

– Как по мне, – с жаром говорил Добронравов, ликуя в душе от всеобщего внимания, – так колонн на главном фасаде, выходящем на площадь, следовало сделать на две больше. Вы только представьте, какая бы монументальная фигура могла получиться?

Поднесли шампанское. Десяток рук потянулись к бокалам.

– Вы позволите? – хриплым от долгого молчания голосом обратился к Елизавете стоявший рядом с ней молодой дворянин в военной форме.

Скользнув взглядом по открытому лицу с чётко очерченными скулами, по новой офицерской форме, по начищенным до блеска чёрным высоким сапогам и белоснежным лайковым перчаткам, Лиза кивнула. Взяв с подноса пару бокалов, говоривший протянул один из них барышне.

– Василий! Ты ли это? – Борис повернулся на голос и, увидев знакомое лицо, тут же приблизился. – Рад тебя видеть! Ты знаком с моей сестрой? Елизавета Антоновна, рекомендую. Но советую быть поосторожнее, моя сестра, когда не в настроении, остра на язычок.

Княгиня, решив, что проявила достаточное внимание к собравшимся, позволила себе вернуться в колёсное кресло. Лакей откатил её к дальней стене, там было излюбленное место хозяйки вечера. Весь зал как на ладони, и, если прислушаться, можно понять, кто и о чём говорит. Рядом стояло несколько кресел, которые теперь попеременно занимались гостями, хотевшими обсудить с Анной Павловной последние новости или какой-либо наболевший вопрос. Все знали, что на своих приёмах княгиня Рагозина может помочь составить выгодное знакомство, дать толковый совет и выслушать. Неподалёку крутилась Ольга Григорьевна Лисина в надежде ещё раз просить княгиню помочь в их с Петром затруднении.

– Вот вы, дорогая моя Анна Павловна, даже представить не можете, что со мной приключилось на днях, – нараспев затянула пожилая графиня Софья Николаевна Хмелевская и сделала глоток душистого травяного чаю из изящной чашечки, поданной ей одним из лакеев. – В годы моей юности я и подумать не могла, что на московских улицах будет вершиться такое безобразие. И это среди бела дня!

– И что же, милочка моя, с вами такого приключилось, что я до сих пор об этом не ведаю? – приподняв брови, вкрадчиво поинтересовалась Анна Павловна. Она ещё не оправилась от ссоры с внучкой, но искусно изображала радушную хозяйку вечера.

Собеседница её покрылась румянцем то ли от горячего чаю, то ли от осознания того, что сейчас она удивит саму княгиню Рагозину. Сидевшие рядом сёстры Сопеловы, Марья Дмитриевна и Наталья Дмитриевна, обе старые девы, но очень активные, оборвали свой разговор и тоже повернулись к графине в ожидании.

– Это просто необъяснимое происшествие. – От внезапно увеличившейся аудитории графиня смутилась. – Но всё обошлось.

– Ах, Софья Николаевна, ну нельзя же так! – воскликнула Марья Дмитриевна. – Сначала завлекли нас, а теперь молчок?

– Да уж, Софи, выкладывайте, – поддержала сестру Наталья Дмитриевна.

Немного потянув для приличия, Софья Николаевна всё же решилась:

– Мне неловко такое рассказывать, я хотела лишь по секрету Анне Павловне. Вы ведь никому не передадите? Так вот… – Сделав ещё один глоток чая, графиня продолжила: – Третьего дня мы с моим Мишенькой решили прогуляться, и я как раз вспомнила, что ни разу ещё не надела ту шляпку, что он мне из Парижа выписал. Лежала она в большой коробке, я про неё грешным делом позабыла. А тут вспомнила. Приколола её покрепче, чтоб ветром не сорвало, и пошли мы. А как стали проходить по Никольской, слышу, сзади сапоги грохочут и…

Тут Софья Николаевна вздрогнула и чуть не выронила пустую уже чашку. Княгиня Рагозина ловко её подхватила и поставила на столик подле себя.

– До сих пор дрожь охватывает, как вспоминать начинаю. Я даже обернуться не успела, а он как вцепится мне в голову и давай рвать. Мишенька мой не растерялся, стал кричать городового, кинулся мне на выручку, но только поздно. Этого негодяя и след простыл.

– Вот это приключение, – с завистью вздохнула Марья Дмитриевна, – хотя шляпку невероятно жалко. Ведь я её ещё не видела.

– Так шляпка цела, – неожиданно фыркнула графиня Хмелевская, – на голове моей осталась, не зря я её так крепко прилаживала. Но вот перо! Перо со шляпы, его грабитель оторвал и унёс с собой. А здесь, в Москве, такое не найдёшь. Полосатое и блестит, будто лаковое. Придётся, видимо, из Парижа замену выписывать.

Сёстры заохали ещё больше от осознания того, что такая экзотическая красота досталась уличному негодяю. Но вскоре кресла подле княгини заняли следующие гости, и разговор перешёл на другое.

Меж модных платьев гостей мелькнуло строгое серое платье мадам Дабль. Это не ускользнуло от внимания Анны Павловны, значит, пришло время музыкантам потешить публику своим мастерством, а гостям похвастаться умением в танце. Среди молодёжи тут же сделалось оживление, да и старики не прочь уже были немного размяться.

Это можно было назвать скорее некой пародией на бал, чем настоящим балом. Небольшой оркестр исполнял мелодии, а гости, кто хотел, начинали вальсировать меж диванов и кресел, изображая только самые простые фигуры. Прочие же, наоборот, рассаживались, наблюдали за движениями пар и продолжали беседы за бокалом шампанского.

Со стороны внутренних комнат в гостиную вышел генерал Зорин, он переоделся и надушился, привёл в порядок пышные усы, преобразившись в статного военного. И сразу чуть не столкнулся с пронёсшимся мимо него Борисом и темноволосой барышней в светло-зелёном струящемся платье. В гостиной гремела кадриль, и, нарушая все правила танца, что, кстати, и было одной из главных причин радости всех присутствующих молодых людей, пары хаотично передвигались по залу. Елизавета в паре со своим новым знакомым Василием Семёновичем Громовым грациозно плыла по гостиной, притопывая ножкой в такт музыке.

Кое-как добравшись до противоположной стены и ругая себя за нерасторопность, что стоило побыстрее закончить с туалетом и успеть до начала танцев, Константин Фёдорович зашёл за кресло княгини Рагозиной и, низко наклонившись, зашептал ей на ухо. Лицо княгини мгновенно сделалось холодным, губы сжались. А генерал всё говорил и говорил.

Княгиня почти жалела, что повелась на уговоры Зорина и не стала править завещание. Но объявлять об этом тоже не спешила. Мало того, этот старый дурак принял сторону Белецкой и ведь почти уговорил Анну Павловну простить её.

– Старею я, друг мой, старею, – вздохнула она, тихо отвечая генералу. – А от этого к чувствам большее расположение иметь начинаю. Что мне с вами делать-то?

– Простить, матушка, простить. Меня, старика, что не тебя в споре поддержал, и Анюту, внучку вашу любимую, за то, что слишком уж она нежная и избалованная выросла.

Княгиня опять вздохнула и покачала головой.

– Не могу я этого позволить, не могу. Передай Аннет, пусть выходит к гостям, нечего взаперти сидеть. А мы с ней после поговорим.

С соседнего дивана поднялся элегантный Фирс Львович Мелех и, сверкая изумрудной булавкой невиданного размера, поклонился княгине.

– Отменный вечер, Анна Павловна, выражаю своё восхищение. Шампанское что ни на есть самое лучшее в Москве. Меж гостей уже пари держат, что у вас подадут к столу.

– Неужели? – довольно хмыкнула княгиня. Она видела льстеца насквозь, но всё равно его комплименты принимала. – И на что держат?

– На бочонок берёзового сока, – весело хохотнул Фирс Львович.

– Вот те на, – генерал, собравшийся уходить, задержался, заинтересованный темой, – на вино было дело, на мёд куда ни шло, а чтоб берёзовый сок! Такого я ещё не видывал. Всё у тебя, матушка, в первый раз случается. Уверен, теперь всю зиму в Москве только на сок пари держать станут.

Княгиня благосклонно улыбнулась:

– Вполне может быть, – но увидев приближающуюся к ней Ольгу Григорьевну, замахала на неё руками. – Уйди, не до тебя.

Лисиной ничего не осталось, как покориться судьбе и отступить.

– Вы позволите? – неожиданно протянул ей руку Фирс Львович и, не дожидаясь ответа, увлёк Ольгу Григорьевну в самый центр гостиной, где пустился в пляс.

Двигался Мелех удивительно легко и плавно в отличие от Лисиной, то и дело путающей фигуры. Но Фирса Львовича это не смущало, казалось, он был полностью поглощён танцем и не замечал ошибок партнёрши. В один момент он так близко наклонился к ней, что его щека почти коснулась щеки Лисиной. Губы его зашевелились. Ольга Григорьевна вздрогнула и внезапно часто задышала. Больше княгиня Рагозина ничего рассмотреть не успела, обзор танцующей пары оказался перекрыт бальной юбкой очередной партнёрши Бориса, теперь в персиково-розовом.

Сидя в своём углу, в своём наблюдательном пункте, как про себя называла его княгиня, окружённая друзьями и приятелями, Рагозина с лёгкостью решала чужие вопросы, улаживала проблемы, а что делать со своей, не знала. Она выглядывала в толпе Аннет: если девушка явится, значит, признала вину и ищет примирения. Но голубоглазая блондинка Анна Белецкая не появлялась. Зато княгиня заметила, что третий танец Борис танцевал с Варей Мелех.

Робкая и пугливая барышня нравилась княгине, в ней она видела истинную доброту и благодетель, что большинству современных светских девиц были несвойственны, и, если бы не обстоятельства, связанные с её отцом, которые вот-вот грозили выплыть наружу, Анна Павловна сама бы способствовала браку своего внука и Вари. Но репутация в наше время слишком много значит. Княгиня вздохнула, размышляя, что надо бы просить Фирса Львовича съехать из «Мраморного слона», говорил же, что на неделю, а уж третий месяц, как с дочерью здесь проживают.

– Какой большой изумруд в броши этой молодой прелестницы, – краснолицый толстяк наклонился к ручке княгини, – на той, что составляет пару с Борисом. Кто она?

– Варвара Мелех, – доброжелательно ответила Анна Павловна.

– Уж не дочка ли это столичного Мелеха? Он ведь здесь? И на нём сегодня тоже изумруд. Ах, эти камни составляют великолепную пару, впрочем, как и отец с дочерью, – толстяк уже разговаривал сам с собой, и княгиня не нашла нужным продолжать беседу.

– Василий Семёнович, рада видеть вас у себя, – начала княгиня, как только Громов робко присел на краешек кресла подле хозяйки приёма.

– Покорнейше благодарю, – Василий поспешно вскочил и поклонился.

– Да вы сидите, сидите, так удобнее говорить, – улыбнулась порыву молодого человека Рагозина и, переменив тон на серьёзный, спросила: – Как здоровье тётушки вашей Глафиры Андреевны?

Громов опять попытался вскочить, но княгиня его удержала.

По приезде в Москву Глафира Андреевна Чернова возобновила все свои юношеские знакомства и даже некоторые семейные. Нанесла визит и княгине Рагозиной, которая встретила её более чем радушно, представила Константину Фёдоровичу Зорину и дала множество советов по проведению досуга в большом и шумном городе, а также присоветовала несколько лавок, где всегда торговался отменный товар. Глафира Андреевна рассказала почтенным старикам о племяннике своём Василии, не пожалев слов для описания его старательности на новой службе у графа Вислотского.

– Тётушка вполне здорова. Нравится ей в Москве проживать. Каждый вечер мне сказывает, куда ходила да что видела. – Тут Василий замялся. – Я ведь к вам пришёл по поручению графа…

Анна Павловна многозначительно кивнула.

– Догадываюсь я, какого рода поручение, – сказала она, ничуть не обидевшись. – Можете считать, что вы его исполнили. Но в ответ Николаю Алексеевичу вот что передайте. Негоже друзей своих забывать. Так и передайте. А если не хочет он на званые мои вечера являться, пусть приезжает запросто с утра пораньше. Встаю я с рассветом. Выпьем с ним травяного отвара да про жизнь поговорим, может, что хорошее из этого и выйдет.

Лакеи распахнули двери из гостиной в парадную столовую. Публика потянулась занимать места, оживлённо беседуя и смеясь. В самом углу столовой на небольшом возвышении была установлена массивная золотая арфа, подле которой сидела смуглая черноволосая женщина, напоминающая цыганку. Взмахнув полными голыми руками, она осторожно коснулась струн, и столовая наполнилась лёгкими, невесомыми музыкальными вибрациями. Вздохи одобрения послышались со всех сторон.

– Княгиня Рагозина умеет удивлять! – шептали дамы.

– Что же нас ждёт после обеда? – вопрошали господа.

Анна Павловна поманила Варю к себе, а когда барышня подошла, ласково сказала:

– Варенька, душечка, будь за обедом моей компаньонкой. Аннет, видимо, не почтит нас сегодня своим присутствием. Ты заменишь её.

Так непринуждённо и приятно протекал вечер в «Мраморном слоне». Анна Павловна занимала место во главе стола, по правую руку княгини сидела Варя. По левую руку было место генерала Зорина, который так и продолжал то появляться, то исчезать во внутренних покоях. На это уже никто не обращал внимания.

С каждой переменой блюд княгиня делалась добрее и под конец совсем разомлела. Осушив залпом бокал вина, она наклонилась к Варе и о чём-то страстно зашептала, указывая то на Бориса, то на саму барышню. Тут же Варвара сделалась чрезвычайно бледной и упёрла перед собой застывший взгляд. Но княгиня, не замечая, какой эффект оказала её речь, ласково потрепала барышню по щеке и отвернулась к генералу.

Гости наперебой нахваливали яства. Цыплята, поданные на серебряных тарелках, оказались удивительно нежными и пряными, и даже дамы, придерживающиеся умеренности в еде, попробовали по кусочку.

– Ох, Анна Павловна, как же вам удаётся всё так устроить? Поистине, ваши приёмы лучшие в Москве, – отирая крахмальной салфеткой жирные пальцы, промурлыкал полный господин в малиновом фраке.

– Да, да, истина, истина, – подхватили гости.

Княгиня прижала руки к груди и с большой искренностью сказала:

– Люблю я порадовать и побаловать моих гостей. Да и повара мне Бог послал хорошего. Они с Агатой чего только не удумывают на своей кухне.

Лицо экономки, находившейся в это время у одной из дверей парадной столовой, приобрело надменно-горделивое выражение, показывая, что она и не сомневалась в признании её умений и стараний хозяйкой.

– А не боитесь, что переманят их? – игриво и от этого неожиданно громко спросил раскрасневшийся после вина Фирс Львович. – Знаю я пару недавних историй, как господа друг у друга слуг уводили. Кто перекупал, а кто ещё чем заманивал. Ведь ваши экономка и повар – это настоящий клад, и в столице таких поискать, и здесь…

– Такую послушную и преданную прислугу как мои французы, во всей Москве не сыщешь, это правда, – Анна Павловна согласно закивала.

– А всё же, дорогая княгиня, что, ежели найдётся охотник и по их души? Что делать станете? – Мелех хищной птицей смотрел на Рагозину и ждал ответа.

– Ежели переманит их кто, – старуха сморщила лицо, отчего на нём отразилось невероятное презрение, – что ж, так тому и быть, печалиться не стану. Незаменимых слуг у меня нынче нет, – княгиня обвела гостей взглядом. – А сейчас разрешите мне покинуть вас ненадолго. Здоровье моё уже не то…

Широкоплечий лакей, ловко управляясь с креслом княгини, скрылся с ней за дверью, подле которой столбом стояла бледная мадам Дабль, увозя хозяйку на небольшой отдых. Гости, разгорячённые вином и настойками, продолжили пировать. Несколько дам, последовав примеру Анны Павловны, перешли в диванную и комнаты отдыха. Перед подачей десерта следовало немного полежать.

Молодёжь парами и небольшими группами разбрелась по дому. Перерыв пришёлся кстати. Лиза в окружении поклонников, среди которых был и Василий Громов, скрылась ото всех в оранжерее, а когда по настоятельному требованию Бориса вернулась в столовую, то княгиня Рагозина была уже на месте. Старушка сидела в своём кресле, уронив голову в кружевном чепце на грудь и, похоже, спала. Ни звуки арфы, ни голоса гостей её не пробуждали. Вино, а может, и полынная настойка сделали своё дело.

Сидевший рядом генерал вскинул вверх руку с бокалом:

– Предлагаю выпить за хлебосольный дом, за радушие его хозяйки и за её любимую внучку Анюту!

Зазвенел хрусталь. Княгиня даже не пошевелилась. И тут кто-то проронил:

– Которая так и не соизволила явиться!

– Вот уж что правда, то правда, высокомерная особа эта Аннет Белецкая.

– Но постойте, она ещё слишком молода… – попытался встать на защиту кузины Борис.

Но гостей было не сдержать.

– Капризная кокетка, знает, что унаследует большую часть состояния Рагозиной, и ведёт себя…

– И не так уж она красива, как принято говорить. Эти бледные брови, а ресниц вообще будто нет…

Княгиня вздрогнула во сне. Говорившие тут же примолкли. После долгой паузы разговор возобновился, но имя любимой внучки Анны Павловны уже никто не называл. Зорин сидел надутый и сердито бормотал себе под нос:

– Вот я старый дурак. Совсем из ума выжил. Прости уж меня…

В гостиной сделалось оживление, призывно зазвенели бубенцы, приглашая гостей выйти из-за стола и стать свидетелями дива. Вертлявый мальчонка ходил меж диванов колесом. Рубаха его была расшита серебряными бубенчиками, а на голове сидел шутовской колпак.

Представление началось. Мальчонка тоненько хихикал и грозно охал, изображая то медведя, то охотника, то собаку. Гости покатывались со смеху. Настал самый ответственный момент сценки, когда дикий зверь был загнан и яростно поражён храбрым охотником в самое сердце. Публика утирала слёзы и хохотала громко до неприличия. Такое могло случиться только на приёме у княгини Рагозиной.

Неожиданно из-за портьеры возникла фигура, закутанная в чёрный бархатный плащ до самых пят. Сбросив своё одеяние, перед публикой предстал статный усатый красавец. Грянула музыка. Усач, выйдя на середину гостиной, до этого занимаемую мальчиком, принял изящную позу с высоко поднятой вверх рукой. Это был Григорий Романовский, самый популярный балетный артист обеих столиц. Билеты на его спектакли были распроданы на полгода вперёд. Присутствующие дамы и многие сведущие господа ахнули и застыли.

Все взгляды были прикованы к знаменитому танцору, исполнявшему балетные па. Миг танца искрой промелькнул и погас. Романовский раскланялся и исчез так же внезапно, как и появился. Мадам Дабль резким каркающим голосом, так не подходящим к столь возвышенному моменту, пригласила всех к десерту.

Княгиня Рагозина мирно проспала всё представление и подачу великолепного воздушного десерта с лимонным кремом, проспала и вторую часть танцев – видимо, годы уже брали своё. Постепенно гости стали расходиться, для приличия подходя к склонившей голову хозяйке. Прикладывались к вялой руке в чёрной кружевной перчатке и желали ей доброй ночи. Княгиня только покачивала головой, отчего оборки на чепце тряслись и ещё больше сползали на лицо, которого и так под ними не было видно.

Последний гость покинул дом, и лакеи заперли двери. Генерал Зорин уже отбыл в свои покои и крепко там спал, даже не удосужившись снять парадный мундир и сапоги. В столовой находились только спящая княгиня Рагозина, болтающийся без дела слегка хмельной Борис и мадам Дабль да прислуга, убирающая посуду и оставшиеся кушанья со стола. Долгий вечер подошёл к концу. Служанка княгини склонилась над хозяйкой и легонько потрясла за плечо.

– Ваше сиятельство, все разошлись. Позвольте отвезти вас наверх?

Княгиня вздрогнула всем телом и захрипела. Голова её запрокинулась.

Служанка отпрянула назад и закричала. Её громкий крик, скорее похожий на звериный вой, разорвал тишину дома. В столовую с поспешностью вбежали Фирс Львович с Ольгой Григорьевной.

На кресле княгини неподвижно сидела Аннет. Её светлые волосы были спрятаны под чёрным кружевным чепцом, лицо с широко открытыми голубыми глазами перекошено, а из шеи торчал металлический прут. Аннет была мертва.