Читать книгу: «Щемящей красоты последняя печаль. стихи», страница 2

Город Дмитров

 
Древний вал – стеною снега,
Школа – в валике стены,
И от лыжного забега
Смех и возгласы слышны.
Купол храма – снежной шапкой,
Крик испуганных ворон,
Да флагшток с намокшей тряпкой
Выше всех прозрачных крон
Чёрных лип, стоящих тесно,
В круге старого Кремля…
Мне до впадинки известна
Та далёкая земля.
На своем портфеле с вала
Я съезжала с ребятнёй…
А теперь вот бабкой стала
И опять хочу домой.
Но стеною стало время,
Толщей выросло глухой.
Как моё седеет темя,
Молодеет город мой:
Там повсюду строек будни,
В небо тянутся леса,
Умещается в этюдник
Уходящая краса.
Хромоногий основатель
На бедре несёт палаш
(Видно каверзный ваятель
Так вошел в скульптурный раж,
Что одну у князя ножку
До земли не дотянул).
Встал он боком на дорожку
Задом к церкви, да заснул…
Тесно, суетно и… пусто,
Машет веткой старый мим —
Ветер, мчащийся безустно
По-над городом моим.
 

«На волне великой перестройки…»

 
На волне великой перестройки
Можно было просто въехать в рай,
Как Емеля на печи, на койке —
В замок, позабыв про свой сарай.
Кто не ел вкусней моркови фрукта,
Стал о судьбах мира говорить,
Отслюнив себе в карман продукта
«Валового», деньги начал «мыть».
Раскраснелись галстуки и лица,
Заалели вмиг лапсердаки,
И пошла вразнос моя столица,
Застучали пули и бойки.
За пятнадцать лет воды немало
Вместе с криминалом утекло,
Только чище и теперь не стало,
Мутно жизни плоское стекло.
Выборы, пиар и подтасовки,
Ломятся бандиты в вожаки,
Но теперь на модные тусовки
Носят поприличней пиджаки.
Им вживляют волосы и брюхи
Обжимают, ладят маникюр,
Поменяло внешность и кликухи
Много «политических фигур».
Важные до собственной отрыжки,
Выучили модные слова,
Пишут о себе, родимых, книжки,
Что ни пень, то видный голова.
В клумбы и в дороги, и …да что там,
Мало ли куда употребить
Можно тонны денег, а работа,
Про работу следует забыть:
Ведь она не волк, к тому же, люди
На Руси доверчиво-просты,
И греха особого не будет,
Если не достроятся мосты,
Если в хлябях где-нибудь утонут
Сёла, а, быть может, города…
Пусть людишки не кричат, не стонут,
Ведь Шойгу отправится туда!
Он красив и статен, и напрасно
Никогда не станет унывать.
Как же это всё-таки прекрасно —
От стихии бабушек спасать!
Так что всё пока у нас отлично,
Лишь зима бывает невпопад.
В Думе стало тихо и прилично,
Каждый сыт и весел, и богат.
Заполняйте смело бюллетени,
Вас ведь тоже где-нибудь «спасут»,
Если от душевной вашей лени
«Крыши», как фонтаны, потекут!
 

«Как картечь, рассыпана роса…»

 
Как картечь, рассыпана роса
Тёмная, свинцовая, – по каплям…
Дым колышется, как на весах,
Сыворотка с марли мерно каплет…
Наверху в открытое окно
День вползает молоком першащим,
Солнце погружается на дно
Между будущим и настоящим.
Гари утомительная хмарь…
От жары уснули даже мухи
И воды озёрной киноварь.
И колодцы вычерпаны. Сухи.
 

«Пичужья наша жизнь…»

 
Пичужья наша жизнь
В замусоренных клетках,
Тяжёлая вода,
Бессмысленный итог…
Давай, народ, держись,
Не всем же петь на ветках,
И горе – не беда,
И с нами рядом Бог.
 
 
Века уходят в даль
Седые и не очень,
И всё в них, как всегда,
Сомнений просто нет…
К чему твоя печаль,
Открой пошире очи, —
В них таяние льда
И этот ясный свет.
 
 
А я бегу туда,
Где есть покой и воля,
Где есть в ручье вода
И в русской печке – хлеб,
И яблоки в садах…
Но как сбежать от боли,
Что мучает меня
По милости судеб!
 
 
Пичужья наша жизнь
В замусоренных клетках,
Тяжёлая вода,
Бессмысленный итог…
Давай, народ, держись,
Не всем же петь на ветках,
И горе – не беда,
Коль с нами рядом Бог.
 

Золушка

 
Кукушка – Жизнь кукует мне года
Над тёмным лесом из моих желаний,
Его поит забвения вода,
Текущая в ручье воспоминаний.
Живёт в лесу волшебница – Любовь,
А на опушке тыквой преет Вера,
Надежда – мышь конём предстанет вновь,
Коль зёрен смысла подоспеет мера.
Найдёт ли принц хрустальный башмачок,
Ведь он – Судьба, куда ему деваться?!
И хоть мой принц – завзятый дурачок,
Да грех над ним, убогоньким, смеяться.
И вот стою в тени густых ветвей,
А ветер рвёт на мне обрывки платья…
И куковать кукушечке моей,
Пока придёт настойчивая Сватья
И уведёт в хоромы сироту,
Откуда нет, не будет больше ходу…
И, где забуду я про суету,
И про свою сиротскую природу…
 

«Два головастика, две запятые…»

 
Два головастика, две запятые,
Два смысла неразлучных – Инь и Янь,
Как звуки, соком жизни налитые,
Как вещих снов загадки не простые,
Как переход из ночи – в утра рань.
 
 
И мы с тобой – две точки во вселенной,
Две капли мёда – донник и полынь…
Из оболочки вырастаем тленной,
Друг другу служим болью неизменной,
Но раздели нас, – души наши вынь.
 

Цивилизация

 
Уйдя в цивилизации поток
Безликий, ненадёжно-электронный,
Где небо – это белый потолок,
А индивид – лишь зомби полусонный,
Ты растворишься в надобности тем
И в имидже, придуманных нарочно
Для тех, кто знает только «пью и ем,
А, стало быть, живу!» Но как непрочна
В цивилизации такая жизнь,
Где в навыках – сплошное потребленье,
Где электронной стала даже мысль,
И в деньгах все благие устремленья
Находят свой бессмысленный итог,
Как послесловие. Восторгом йети
Над белым унитазом занемог
Тот, кто себя не смог найти на свете.
У власти – «бренды» тех далёких лет,
Где не было ещё у нас джакузи.
Им так легко на всё найти ответ,
А люд за деньги проползёт на пузе!
Что восклицать? Так трудно втолковать
Всё это тем, чьи чувства – рудименты,
Нигде не взять, у предков не сыскать,
Ушедших в прошлое, духовной ренты.
Амбициозно прыгая за руль
Блестящей и престижной железяки,
Похожим станешь вскорости на куль
С говном бездомной бешеной собаки.
И в высоте затерянных квартир,
Среди экранов, кнопок и посуды,
Где жизни средоточие – сортир,
Забыть легко единственное чудо:
Земную жизнь, прекрасную до слёз,
И связанную с высшим из достоинств —
Быть человеком!
 

Подмастерье

 
У природы живу в подмастерьях
С невеликим запасом из слов.
Словно птица в пестрядинных перьях,
Я нашла здесь отеческий кров.
В каждом шорохе, в каждом качанье
И изгибе высоких ветвей
Бьёт родник твоего обаянья, —
Милой русской природы моей.
Я учусь у тебя пониманью
И прощенью людской слепоты,
Молчаливую кротость страданья
Ты возвысила до красоты.
И, врастая в твою сердцевину,
Наполняясь твоей широтой,
Знаю я, что без Родины сгину,
Потерявши навеки покой,
Знаю я, не найти мне привета
Ни в морях, ни в горах, ни в песках.
Пусть картинно и красочно где-то,
Но ведь я из земли этой прах, —
Из неё мы пришли и уходим
В эту светом залитую жаль,
И не все, только избранный годен
Уместить в своём сердце печаль,
Что не зря нареклась русским духом
От неистовой силы любви,
И земля станет истинно пухом
Тем, кто нёс её силу в крови.
 

Осенний костёр

 
Девицей стыдливою рябина
Раскраснелась, стоя на ветру.
Вновь полна грибов моя корзина.
Я иду к осеннему костру,
Где горят осинки – хлопотуньи
Радостным сияющим огнём,
И синицы, милые певуньи
Тут и там щебечут этим днём.
Не пылит песчаная дорога,
И полна листвою колея…
Поброжу-ка я ещё немного
В хладном полыхании огня,
Успокою душу от терзаний
От тревог и вечных передряг,
В хороводе бережных касаний
Умеряя ненарочно шаг.
И, своею ношею довольна,
К дому подойду, помолодев,
И забуду это слово – «больно»,
От осенней сказки захмелев.
Бабье лето, ах ты, бабье лето!
Ты не долго, грустно и тепло…
Мне довольно солнечного света
Чтобы сердце счастьем расцвело.
 

«Мчит по воздуху снежная пляска…»

 
Мчит по воздуху снежная пляска,
Тёрн душистый почти занесло.
Восковой фиолетовой пясткой
Он стучится поутру в стекло.
 
 
Белый пчельник роится, роится,
Торопясь долететь до земли,
И кричат за окошком синицы
В этой зябкой, бесшумной пыли,
 
 
Укрывающей сизые дали,
Самобранкой ложась на поля…
И в бездумной и хладной печали
Пробудилась деревня моя.
 
 
Звякнул ворот замёрзшею цепью,
Хрусталём зазвенела вода,
Треснул лёд ненадёжною крепью,
И осыпали снег провода.
 
 
Задымили уверенно трубы,
Закудахтали куры, и день
Покатился неспешно. Мне любы
Неторопкая зимняя лень,
 
 
Постепенность, раздумчивость, алость,
Снегириная алость зари…
Нега зимняя, – это усталость
Натрудившейся за год земли.
 

Хорал

 
Над обрывом ходят облака,
А внизу клубится сизый дым,
Там, где стынет тёмная река
Под высоким берегом своим.
 
 
Ветви леденеют в брызгах вод,
В драгоценный рядятся хрусталь.
Сеет снег набрякший небосвод,
Застит пеленою близь и даль.
 
 
На горе высоко купола
Поднимают золото крестов,
И звонят, звонят колокола,
И летит, летит немолчный зов.
 
 
Ты не сбейся, путник, в белизне,
В бесконечной пажити зимы,
В этом хладном чёрно-белом сне,
Где плутаем до весны все мы…
 
 
Ты найди свой потаённый путь
В заповеданный родной покой,
Где зиме лампады не задуть,
Хоть метель кружится над рекой.
 

К поэтам

 
Один мой голос очень мало значит,
Но, если бы поэты всей земли
Услышали, как твердь над нами плачет,
То вместе мы бы многое смогли.
 
 
От жалости к себе не стоит бредить,
Нас матери рождали не за тем,
Чтоб счастье только личное изведать,
Ни разу не решив ничьих проблем.
 
 
И, если кто-то мучается рядом,
Должны ли мы стыдливо прятать взгляд
Или за помощь ждать себе награды,
Когда в тревоге сердце бьёт в набат?
 
 
Чужое горе – это наше горе,
Чужих детей на свете просто нет.
В многоголосом человечьем хоре
Ты – запевала непростой, поэт!
 
 
Не надо правды, бедности бояться,
Не надо с властной принимать руки
Отличия, тогда, быть может статься,
Не будет в мире горя и тоски.
 
 
Ты подними свой голос, пусть услышат
Те, кто державной силой облечён,
Как хрипло наш народ несчастный дышит
И как нищает с каждым годом он!
 
 
Как всё ничтожно, как слова их пусты,
Как ложь привычно льётся с высоты,
И пусть нас ждут дантесы и прокрусты,
Нельзя предать ни чести, ни мечты.
 
 
Нельзя звенеть пустым кимвальным боем,
И славить беззаконие строкой,
Ведь слово, нам доверенное Богом,
Его же будет отнято рукой!
 

«…И в мире подлунном просты…»

 
…И в мире подлунном просты
Привычные, кажется, вещи:
Сияют листвою кусты,
И солнце над озером блещет,
Потерянно чайка кричит,
Крылом опираясь на ветер,
Сосна свои слёзы сочит,
Янтарь их прозрачен и светел…
Но в этой святой простоте
Есть плач неизбежной потери,
А в гимне живой красоте —
Конечная хрупкость материй.
 

Девочке Саше

 
Столько слов о любви, будто лестница в небо,
Будто лестница в рай… Вы бывали в раю?
Счастье там, говорят, как на ёлке конфеты,
Райских птиц голоса акапельно поют…
 
 
Как мне жалко людей, потерявших надежду,
Ведь словами совсем не заполнить пустот
В этом мире скупом, в этом мире безбрежном,
Где три слова звучат, как простые семь нот,
 
 
Из которых симфоний бессчётно сложилось,
Стройность звуков даря этой грешной земле.
Как случилось, что плоть навсегда разделилась,
Растерявши любовь в недомолвках и зле?
 
 
Мы одно, мы – одно, словно две половины,
Нам нельзя друг без друга, нам порознь – нельзя!
Без мужчины и женщины мира картина,
Словно лестница в жизнь без перил и гвоздя.
 
 
Так откуда взялось одиночество, Отче?
Почему столько душ неприкаянно ждут,
Что любовь, наконец, воссияет сквозь очи,
И сердца их к таким же сердцам припадут?