Читать книгу: «Белый шум», страница 3

Глава 3 Ледяное гостеприимство

Новый Уренгой. Станция «Ярава»

В полете Максим немного поспал, но потом его мысли вернулись к «Яраве», и последние два часа он прокручивал в голове всевозможные сценарии. Что, собственно, он надеется обнаружить? Как должен вести это псевдо-расследование?

Самолет наконец приземлился. Максим прильнул к иллюминатору, вглядываясь в ледяную белую пустыню, прикрытую снежной пеленой поземки.

Аэропорт Нового Уренгоя оказался красивым и современным, в лаконичном технологическом стиле: с панорамными окнами из матового стекла, зубчатым рядом крыш и уютным просторным залом. Максима встречал коренастый мужчина в оранжевой полярной куртке, державший табличку: «Максим Завьялов».

– Я Геннадий, – представился мужчина. – Водитель.

Едва Максим вслед за своим спутником вышел на улицу, в лицо ударил ледяной ветер. Максим инстинктивно прикрылся рукой и зажмурился.

– Температура -32°C, метель. Обычный мартовский день, – радостно доложил Геннадий.

Они ехали по зимнику на вездеходе. В кабине было тепло. Ландшафт не отличался разнообразием. Вокруг, куда ни кинь взгляд – заснеженная тундра, чахлые карликовые березки, согнутые ветрами. Вотчина снега и льда, ветров и метелей.

«Ты не думай, – писала как-то мать в чате. – Не всё так уныло и безрадостно в этих краях, как может показаться на первый взгляд неискушенному человеку». Очевидно, ее и отчима эти однообразные пейзажи и длящаяся по полгода ночь устраивали.

Из снежной пелены вдруг вырос темный силуэт, превратившийся в башнеподобное сооружение высотой с многоэтажный дом, опутанное лестницами, с длинными низкими строениями по бокам.

– Это скважина! – пояснил Геннадий, махнув рукой. – Заброшена еще в девяностых и законсервирована.

– Я знаю, – кивнул Максим.

Совсем скоро показалась и станция «Ярава». Ее можно было принять за небольшой поселок. Несколько куполообразных конструкций, соединенных переходами, в стороне – гаражные боксы, ангары, подсобные постройки, укрытые толстым слоем снега. В сгущающихся сумерках приветливо горели огни. Максим заметил, что большая часть модулей стоит на сваях, но два центральных будто вмерзли в саму вечную мерзлоту.

У гаражей их вездеход ждала одинокая фигура в яркой пухлой куртке с капюшоном, натянутой на лицо балаклаве и защитных очках. Несмотря на то, что лица нельзя было толком разглядеть, Максим сразу узнал встречающего. Отчим.

– Ну вот и наш незваный гость! – сказал Борис, поднимая на лоб очки и прямо на холоде подавая Максиму раскрытую ладонь, без перчатки – явно ожидая рукопожатия. – Приветствую на краю света, Макс! В царстве холода, снега и льдов!

«Почти стихи», – подумал Максим. Впрочем, похожие слова крутились по дороге к станции и у него в голове. Он стащил перчатку с подогревом и пожал протянутую руку.

– Как погодка? – спросил отчим. – Нравится наше полярное гостеприимство?"

Максим спешно натянул перчатку обратно: пальцы онемели от холода буквально через несколько секунд.

Ветер взвихривал тучи колкой снежной пыли, безжалостно гнул и прибивал и без того низенькие, стелющиеся березки и сосенки, противно завывал в ушах даже через шапку и почти сшибал с ног. Все вокруг было одинаково мутно белым. Очередной порыв метнул в лицо мощный заряд снега. Максим пошатнулся и выругался про себя. Вот так вот – свалишься, и тебя тут же заметет, превратив в ничем не примечательный сугроб.

– Очень теплый прием! – отозвался Максим. – Хочется побыстрее внутрь!

– А что так? – ехидно улыбнулся отчим. – Ты же, вроде бы, экстремал. Любишь путешествовать в сложных метеоусловиях по труднодоступным местам. Удивлен, что ты на лыжах к нам сюда не прикатил или хотя бы на оленьих упряжках!

Шутник, чтоб его! Борис рассмеялся – весело и искренне. Или же слишком громко и демонстративно?

– Нам сообщили о некоей проверке – юридической и аудиторской, – протянул отчим. – Я и не знал, что ты заделался аудитором!

– Перестань! – Максим поморщился. – Поверь, клоунада – не твой конёк. Считай, что я просто давно вас не видел и соскучился. Решил навестить. Узнать, как поживаете и чем заняты.

– Вот как! Признаться, я не ожидал. Я думал, моя ничтожная персона никогда не казалась тебе особо симпатичной!

Справедливости ради, отчим был недалек от истины.

– Ладно! Не буду над тобой потешаться! – Борис с преувеличенной сердечностью хлопнул Максима по плечу. – Пойдем внутрь! Погода и правда не располагает к пребыванию на свежем воздухе. Чересчур свежем.

– И это называется весна! – буркнул Максим.

– Уж что есть! – хохотнул Борис. – Пойдем! Посмотришь на наше скромное жилище!

Внутри было тепло. Максим с удовольствием стянул с себя перчатки, шапку, балаклаву и куртку, принялся растирать подмерзшие руки и лицо. Верхнюю одежду и обувь нужно было оставлять в раздевалке с сушилкой. Там же хранились снегоуборщики, лопаты, скребки и ледорубы и висели ключи от снегоходов – их мог взять любой, кому требовался транспорт.

Станция оказалась удивительно просторной и людной, и в то же время уютной, если не считать повсюду натыканных камер. В зоне отдыха были мягкие диваны, полки с книгами, столики, сенсорные пульты, наклонные панели на кронштейнах, картины, гамаки и даже аквариум.

– Устроились вы здесь неплохо, – не удержался от комментариев Максим.

– Не жалуемся!

Борис включил одну из незадействованных панелей, открыл на экране уже знакомую Максиму схему станции и текст с правилами безопасности.

– Ознакомься, пожалуйста! Каждый новоприбывший обязан пройти инструктаж. Главное – не выходить наружу без средств личной связи, ракетницы и медвежьего спрея. Вообще лучше не броди по улице в одиночку. Тем более учитывая недавний несчастный случай… И в технические зоны тоже не ходи.

Максим кивнул, одновременно нащупывая в кармане полученный в главном офисе пропуск, пробежал глазами по схеме и строчкам на экране, еще раз отмечая про себя, где что находится.

– А вот и моя жена! – улыбнулся Борис.

Максим обернулся, встал с дивана.

– Привет, Макс! – теми же словами, что и отчим, поздоровалась мама.

Она подошла, широко раскинув руки, и заключила Максима в объятия.

– Привет, мама! – в тон ей ответил Максим, целуя в щеку.

– Решил навестить нас в месте нашего добровольного заточения? Поглядеть, как мы с Борисом проводим время, над чем работаем?

Она и не подумала скрыть язвительный тон и смотрела с укоризной.

– И над чем же? – послушно спросил Максим.

– Конечно же, над вечным двигателем! – ехидно ответил Борис.

И мать, и отчим – оба были скорее не обрадованы встрече, а уязвлены поводом, который Максим выбрал для приезда. Повод, впрочем, выбирал не Максим, но добровольно в Новый Уренгой он и не полетел бы.

Мать была всегда прохладной, сдержанной и требовательной, но при этом никогда его по-настоящему не наказывала, не ругала, а лишь слегка журила. Максим ощущал в этом поведении некую искусственность. Как и в Борисе – преувеличенно шумном, энергичном и веселом. И мать, и отчим – оба носили маски, у обоих было второе дно.

– Мог бы и позвонить, – сказала мама. – Предупредить, что прилетишь.

– Меня просили… этого не делать.

– Понятно. – Она провела указательным пальцем по губам. – Я и забыла, зачем ты здесь.

– Извини, – вздохнул Максим. – Я… не очень благодарный сын.

– Это правда. Однако я соскучилась по тебе. И по твоей сестре.

– Но уезжать с края света вы не хотите. – Это было скорее утверждение, чем вопрос.

– Нет, – спокойно ответила мать. – Здесь идеальные условия для работы. Никаких отвлекающих факторов, никакой бюрократии. Свобода творчества, что нас с Борисом полностью устраивает.

Свобода творчества в проекте, который курируют спецслужбы и частично финансирует государство? Максим позволил себе не поверить.

– Не понимаю вашего энтузиазма, – честно признался он.

– Мы с тобой разные люди, Макс. У нас разные устремления. Ты – юрист, мы – ученые. Наша цель – познание.

Познание, свобода творчества… Мать и отчим никогда не скрывали своих политических и социальных воззрений. Они были противниками цензуры в науке, запретов на исследования и засекречивания результатов. Они хотели работать, творить новую историю, и любые искусственные ограничения их неимоверно раздражали. Они презрительно отмахивались от пугающих предостережений о «недопустимости и опасности» таких-то и таких-то действий, о том, что, нахватавшись вершков и не разобравшись в нюансах, опрометчиво играть в творцов и переделывать в считанные годы то, на что эволюции потребовалось миллионы и десятки миллионов лет. Они считали, что настало время человечеству разделиться.

Максим помнил постоянные дискуссии, которые велись у них дома, когда приходили гости. Одна из самых бурных произошла после того, как мать и Борис вернулись из Китая.

«Хватит топтаться на месте в попытках выработать единую стратегию для всех! – вещал отчим. – Оставим в покое тех, кто хочет и дальше лежать спеленутым в золотой колыбели или играться в золотой песочнице. А всем желающим дадим возможность шагнуть дальше, за пределы человеческого бытия. Пусть те, кто хочет оставаться людьми, – остаются ими, но не смеют навязывать свою волю и чинить препятствия другим – тем, кто хочет большего, сколь угодно большего».

– Ты, наверное, голодный! – спохватилась мама. – Давай пойдем в столовую. Ты поешь, а после погуляем, поговорим. Увидишь станцию. Здесь есть на что посмотреть, поверь!

Максим согласился. Есть он и вправду хотел. В животе было пусто и голодно.

В столовой к ним подскочила белокурая симпатичная девушка в наброшенном на плечи лабораторном халате.

– Светлана Викторовна! – позвала она. – Еще десять банок с образцами готовы… Это наш новый сотрудник?

– Мой сын Максим, – представила его мать. – А это Инна – наш практикант-микробиолог. Занимается исследованием ледниковых криоконитов.

Максим обаятельно улыбнулся. Что такое криокониты, он не знал, но не считал, что это такое уж большое упущение.

– Наверное, вы здесь из-за Михаила? – поняла девушка. Лицо ее сделалось печальным. – Ужасный случай! И ведь это наверняка была Аста. Она почти ручная. Мы ее подкармливали, еще когда она была детенышем. В нарушение всех правил.

– Инна! – Мать бросила на девушку многозначительный взгляд. – То, что случилось с Михаилом, очень, очень печально. Но это не повод для додумываний и пересудов. Я полагаю, вам стоит вернуться в лабораторию, к работе.

Что, получается, выходит? Кравчука загрызла ручная медведица? О чем это может говорить? Наверняка кормить медведей рядом со станцией – это нарушение правил безопасности. Но здесь – Максим чувствовал – крылось что-то еще.