Читать книгу: «Вот так мы и жили», страница 3

Шрифт:

– Идея!– вдруг дёрнул скульптор ногой.– А что если этот памятник с него сделать, а потом бакенбарды приляпать. Так-так,– затянулся глубоко и нервно скульптор.– Взор пылает: у Инессиного мужа – жаждой скинуть заведующего универмагом и перебраться из снабженцев на его место; у Пушкина – любовью к Отечеству. Разворот головы гордый: у ревнивца – что жена уж больно хороша, у Пушкина… то же самое. Волосы: у того чёрта тоже курчавые, хоть и рыжие – для памятника это ничего, это всё равно для памятника. Что там ещё? Носы… почти одинаковые: у Инессиного аж загибается – такой длинный; было бы неплохо оставить его с носом,– скульптор хихикнул, так что пружины под ним игриво заскрипели, а одна ткнула его в бок, как бы предупреждая: «Будь осторожен!» – Уши немного прижмём, скулы бакенбардами задрапируем, шарфик приделаем, ну ещё там кой-какой макияж… и будет то, что и заказывали: не похоже, оригинально, свежо! Скорей, скорей за работу! Срок на исходе!

Скульптор Александрихин вскочил с дивана, снова натянул халат и кинулся переиначивать уже почти готовый памятник.

Точно к тому часу, когда Пушкин, по преданию, был проездом в городе, где происходила вся эта история, на площадь перед центральным и единственным в городе универмагом собралась толпа людей.

Скульптор держал в руке угол простыни, которой до поры был закрыт памятник, очень волновался и всё поглядывал по сторонам – искал в толпе свою возлюбленную Инессу. А она стояла тут, неподалеку, рядом со своим мужем, старалась незаметно подавать Александрихину сигналы, которых он не замечал, и тоже волновалась: Александрихин посвятил её в свой тайный замысел, и ей очень хотелось, чтобы памятник всё же больше походил на Пушкина, а не на её рыжего Фёдора.

Наконец наступила торжественная минута. По команде городских властей Александрихин дёрнул за простыню, она начала медленно сползать, зацепилась за корявую кучерявину волос поэта; скульптор дёрнул посильнее и народ ахнул… Вот это да! Пушкин! Всё при нём: и нос, и волосы, и бакенбарды, но только… что-то не совсем похож. Но все же похож… только не на Пушкина. Но на кого?.. Вроде бы даже и встречался где-то этот человек, вроде и дело с ним многие имели… Народ гудел, недоумевал, спорил и ничего не понимал.

И только Инесса ясно видела, что это – прижизненный памятник её супругу, снабженцу Фёдору, замаскированный бакенбардами. А тот, ничего не подозревая, любовался памятником Пушкину и млел: «Хорош! Ну, до чего ж хорош! Оправдал надежды Александрихин – украсил площадь честь по чести!».

ОБЪЯСНИТЕЛЬНАЯ ЗАПИСКА

То и дело поглядывая на часы, Зоя Ромашкина неслась, как угорелая. Издали можно было подумать, что человек опаздывает к отходу поезда, или с кем-то случилось страшное несчастье и срочно требуется её помощь. Ничего подобного: Зоя Ромашкина опаздывала на работу. Когда она, запыхавшись, подбежала к проходной, там её уже караулили сотрудники отдела кадров.

– Ваш пропуск,– обрадовались стражи дисциплины.

Переписав в блокнот фамилию из пропуска Ромашкиной, они тут же принялись высматривать следующую жертву.

Настроение у Зои Ромашкиной испортилось на весь день. У неё было такое ощущение, будто она совершила тяжкий проступок, о котором никто из сотрудников пока не догадывается, но скоро, очень скоро будут знать все. И что тогда начнётся, страшно подумать. Она уже представляла, как будут злорадствовать одни: ну вот и Ромашкина, наконец, попалась, наша безгрешница; ни разу не попадалась, а тут попалась, не всё же только нам выговоры получать. Другие подумают: надо же, как не повезло Зое Ромашкиной; такая трудяга, передовик, а на дисциплине погорела…

– Ох, срам-то какой,– думала Ромашкина.

Неприятные мысли одолевали её, не давали сосредоточиться на работе. Как только она собиралась что-то делать, думы опять переключались на это злосчастное опоздание.

После обеда Зоя Ромашкина вроде немного успокоилась, но ворох бумаг у неё на столе так и не дождался её участия, делать она ничего не могла; тяжкое ощущение виновности не покидало её.

А ведь придётся терпеливо выслушивать, как будет выговаривать ей начальник отдела. Она представляла себе эту унизительную сцену и чувствовала, как начинает повышаться давление. Раз записали фамилию – обязательно сообщат.

На следующее утро действительно из отдела кадров пришёл список опоздавших по институту. Среди прочих значилась и фамилия Ромашкиной.

Начальник отдела, вызвав её в кабинет, суровым взглядом окинул порочащую отдел сотрудницу и потребовал объяснительную записку о причине опоздания.

Зоя Ромашкина, чтобы поскорее покончить с этой неприятной историей, засела за написание. Она долго обдумывала, с чего начать. От волнения фразы разбегались в разные стороны, испортила один лист бумаги, другой… Изломав совсем голову, но, так и не придумав ничего в своё оправдание, она решила по порядку изложить всё то, что с ней произошло в то злополучное утро. Она писала:

«В связи с тем, что пригородный автобус, на котором мне каждое утро приходится добираться до остановки городского транспорта, ходит не регулярно, сообщаю, что такого-то числа я простояла на остановке сорок минут: двух по расписанию автобусов не было, на третий я не смогла залезть, потому что он был переполнен. Чудом поймав попутку, я добралась до переезда, откуда до остановки городского автобуса бежала с полкилометра. Все эти обстоятельства и повлекли моё опоздание на работу на одну минуту».

Дописав последнюю фразу, Зоя Ромашкина облегчённо вздохнула и посмотрела на часы – второй после опоздания бездарный, пустой рабочий день закончился, пора было собираться домой.

ГРУСТЬ

Перед моим окном куст с разноцветными листьями. Осень: немного грустно и тревожно. На этот куст я любуюсь через железную решётку на окне. Она, конечно, не для того, чтобы мне отсюда не выбраться, а главным образом, чтобы никто не забрался в наш офис и не похитил со столов телефонные аппараты да не выкрутил лампочки – единственно ценное, что есть в нашем отделе внешнеэкономических связей. Как вы думаете, от кого в большей степени зависит эта связь? Может, от заморских миллионеров-предпринимателей, которым не терпится поскорее получить нашу продукцию; что удивительно, на редкость качественную? Или от завода-изготовителя этой продукции? Нет – они готовы к отгрузке. Всё зависит от газосварщиков, которые недавно меняли трубы, а заодно прихватили телефонные аппараты, да повыкручивали лампочки. Так что вот уже несколько дней сидим без света и связи никакой: ни внешнеэкономической, ни с заводом-изготовителем.

Вот так всегда: отгораживаемся, отгораживаемся решётками да колючими проволоками от внешнего мира, а внутри-то все равно пусто, всё растащили.

Осень, а куст перед окном до того красив, а все равно грустно и тревожно.

НЕКОТОРЫЕ МЫСЛИ КРИТИКА ЗАМУЛЮКИНА

ПО ПОВОДУ НОВОГО ФИЛЬМА РЕЖИССЕРА ЭКСТАЗОВА "ЗАЧЕМ НАМ ЭТО?"

Пришло, наконец, время, когда и мы, простые советские зрители, можем не только смотреть, но и кое-что понимать в новых по жанру фильмах, изредка попадающих на экраны кинотеатров с кинематографических высот. Хочу остановиться на последнем фильме известного у нас режиссера Экстазова «Зачем нам это?».

Надо с сожалением отметить, что пока далеко не все подготовлены к восприятию такого рода искусства, и тем более радует, что многие его все-таки воспринимают…

По результатам опроса выходящих из кинотеатра «Прогресс» людей, было установлено, что фильм по душе главным образом тем из них, которые имеют некоторые склонности к философствованию, а также лицам, слишком уж пессимистично воспринимающим реальный мир. Причем чем в большей степени выражены эти особенности психики, тем сильнее понравился им фильм. Радует и то, что фильм «Зачем нам это?» – отечественный, а не приобретенный, как это сейчас стало модным, на огромные деньги за рубежом. Наконец-то и наш кинематограф смог приблизиться к мировому уровню. И у нас, наряду с обычными для нашего понимания лентами, содержание которых можно без особого труда пересказать родным и знакомым, начали появляться фильмы-чувства, фильмы-символы, пересказ которых недопустим.

Пробравшись с большим трудом в апартаменты Экстазова, я спросил у режиссера: «О чем ваш фильм «Зачем нам это?» Экстазов был очень удивлен и после продолжительной паузы, когда я уж было подумал, что он не расслышал моего вопроса, вдруг резким движением поднял указательный палец вверх и воскликнул: «Мой фильм – это музыка, про которую никогда нельзя сказать, о чем она. Каждый воспринимает её по- своему. А коль уж задали мне такой нелепый вопрос, отвечу: кто не понимает мои фильмы, тому не дано». Из этого я заключил, что последнее произведение замечательного режиссера сугубо духовного плана.

Думаю, что не раскрою секрета, если скажу, что идея создания фильма, о котором идёт речь, у Экстазова возникла несколько лет назад, при посещении одного из заведений закрытого типа. Общаясь с его обитателями, он именно с ними находил общий язык, черпал информацию из их непредсказуемых идей, которые, аккумулируясь в разгоряченном воображении Экстазова, оседали на серое вещество его мозга в виде замысла будущей картины. Потому-то фильм так понятен в первую очередь публике, я бы сказал, необычной, освобожденной от мелких житейских забот. На ней картина и была в последствии опробована и встречена долго не смолкавшими восторженными криками и всхлипываниями.

Но было бы ошибочным показывать подобные ленты только на просмотрах для узкого круга подготовленных к восприятию картины людей. Необходимо, хоть и постепенно, выносить подобного рода искусство в массы, охватывая им всё большее количество здравомыслящих. Пусть и они включаются в необычный процесс мышления, дающий возможность забыться, хоть ненадолго отключиться от слишком уж упрощенного представления о жизни с её заскорузлыми и оттого порядком надоевшими проблемами: где жить, если в коммуналке уже невмоготу; что есть, если в магазинах пусто; как попасть к врачу, который не изуродует остаток твоего здоровья, и т.д., и т.п.

Дать зрителю хотя бы на время погрузиться в мир иллюзий, в нечто едва ощутимое, что и составляет духовный мир человека; во всей полноте дать почувствовать непонятность авторского языка, возбудить желание познать его – вот задача современного кинематографа. И да прольётся фонтан смелых, хоть и призрачных идей на охваченные борьбой за существование головы трудящихся!

И хоть трудно судить о фильме Экстазова с точки зрения обычной полемики, рискну сказать, что картина «Зачем нам это?» ставит перед зрителем многозначность вопросов, которые ощущаются буквально в каждом эпизоде ленты.

Вот престарелый герой приходит в дом молодой женщины и долго, очень долго рассматривает в зеркале свои оттопыренные уши. Зачем он отнимает у зрителя почти десять минут экранного времени, спросите вы. Вдумайтесь: а если они у него грязные, может ли он с ними лечь в постель к возлюбленной? Вот он тщательно оттирает их щёткой, но и здесь глубокий смысл: оттирает он вовсе и не уши, а нашу планету от грязи, накопившейся веками.

Есть в фильме особенно значимый эпизод: раз в пять дней герой, выходя вечером из лачуги, где живет со своей собакой Дружком, делает хватательные движения по направлению к звездам, Дружок при этом протяжно воет. Глубину замысла нельзя выразить словами: она ощущается только особыми, не каждому, к сожалению, присущими чувствами. Опять напомню слова режиссера: «Если не понял, то не дано тебе понять». Не дошел, значит, до кондиции. И автор прав.

Прав он, изобразив в своём фильме будущее в виде звонка в дверь к соседу. Каждое утро, едва проснувшись, родственник героя фильма, недавно перебравшийся из глухой деревни в город, идёт к этой двери, нажимает на звонок и, услышав приближающиеся изнутри шаги, быстро убегает в свою квартиру. Что это – хулиганство?– подумает недалёкий обыватель. Но зритель с углубленным типом мышления сообразит: вот где собака зарыта, вот она – основная идея картины. С гордым видом пронесёт он своё удовлетворенное лицо к выходу кинотеатра и будет потом работать с утроенным рвением, потому что знает, что придёт время, когда и ему в дверь кто-нибудь позвонит, разобьёт скованный четырьмя стенами монотонный уклад жизни, вырвет из одиночества в массы, ибо только там можно обрести своё счастье, своё предназначение.

И пусть не расстраивается тот зритель, кто вышел из кинотеатра с чувством, что его облили холодной водой, но забыли посолить. Просто он ещё молод, неопытен, и надо надеяться, что доживёт ещё до той поры, когда фильмы подобного содержания будут восприниматься как нечто естественное и до боли понятное.

Впрочем, не буду больше распространяться о фильме режиссера Экстазова «Зачем нам это?». Хотите посмотреть – идите в кинотеатр. Но предупреждаю: фильм сложный, требует мобилизации всех чувств. Если честно, я и сам в нём ничего не понял.

НОВЫЙ ЖУРНАЛ

Я не понимаю, почему для женщин есть журналы «Работница», «Крестьянка», но нет «Интеллигентка»? Или у нас интеллигентки перевелись, и журнал некому будет читать? Вроде обнаружилось, что остались ещё. Правда, опасаются они пока проявлять свою интеллигентность на людях, боятся осуждения. Но надо перестраиваться, и журнал «Интеллигентка» помог бы женщинам, чувствующим себя неуютно, обрести свое истинное лицо.

Скажете, хватит для интеллигенток журнала фрау Бурды? Так то ж – не нашенский, сколько лишнего понаписано. Ну, вы посмотрите: советуют нам приготовить мясо фаршированное, и непременно из парной телятины. Но это ж не реально! А то и вовсе не поймёшь, о чём речь идёт: то какую-то маракайю надо в крем положить, то анисовый ликер добавить. Чепуха какая-то. Нам нужен свой журнал. Чтоб опирался на реальную жизнь народа-победителя, но стремился, однако ж, к жизни побеждённых, как её изображает на своих страницах фрау Бурда. Но, конечно, без перегибов, без всяких там заголовочков: «Чем бы мне ещё заняться?» Сад, мол, на балконе развела, икебаны составила, узор на бокалах выскребла, скатёрку для приёма гостей гладью расшила, А теперь ещё бы мне какое занятие… Нет, наши интеллигентки не мучаются такими вопросами. Однако и сидеть, сложа руки, в редкие часы досуга не желают. И журнал «Интеллигентка» с удовольствием придёт им на помощь.

Кроме того, он может содержать массу житейских советов. Ну, например, встала интеллигентка утром чуть свет; глаза, естественно, никак продрать не может, ребёнок в школу тоже не просыпается. Зато муж проснулся и уже есть просит (он, допустим, не интеллигент). Что в таких случаях может посоветовать журнал? Он просто напомнит: раз вы считаете себя интеллигенткой, значит, и домашние должны к вам относиться соответственно. «Сынуля, вставай, милый», – скажете вы на ушко просыпающемуся малышу. А он в ответ: «Сейчас, мамуля». Никогда не кричите: «Вовка, вставай, паршивец, в школу опоздаешь!» Обязательно услышите: «Отстань, мать». А это не интеллигентно.

А мужу что вы должны сказать? Журнал советует: если уже с утра муж голоден, но при этом не вполне инициативен, тонко намекните ему: «Дорогой, а ведь до свадьбы ухаживал ты за мной…» Побесится месяц-другой, а потом сам стол к завтраку накрывать будет (если, конечно, прежде к другой не уйдёт). Но и тут журнал советчик: интеллигентная женщина ни в коем случае не должна связывать свою жизнь с ленивым обжорой, иначе истратит на приготовление пищи столько времени, что ей уже некогда будет и дальше повышать свой культурный уровень, свое физическое совершенствование. Мало того, и это самое опасное: она и сама, соблазнившись запахом щей из кастрюли, может располнеть, обрюзгнуть, разлениться. И тогда уж пусть не выписывает журнал «Интеллигентка».

Другой совет журнала – встреча гостей. Что сготовить, что подать?.. – куча вопросов. Неинтеллигентка будет до посинения бегать по магазинам, ругаться в очередях, а за столом сидеть растрепанная и злая. Интеллигентка должна себя вести по иному. Сесть в кресло и задуматься: если в магазинах ничего нет – зачем бежать? А картошку с курицей гости и у себя дома поесть могут. А здесь их надо заинтересовать чем-то иным, этаким… ну что ли интеллигентским. Прямо у порога, например, сообщить, что сегодня я решила устроить вечер романсов. А перед началом прошу всех на чашечку кофе с кексом (рецепт в конце журнала). Конечно, если гости не в такой же степени интеллигентны, они не поймут поначалу. Будут кричать: «Что же вы, мадам, пренебрегаете единственно уцелевшим русским обычаем – поесть в гостях до отвала, да напиться, сколько душа требует?!» А вы как ни в чём ни бывало продолжайте приглашать на беседу об искусстве, на игру в преферанс, сманивайте их в лагерь интеллигентов. Если они и после этого будут кричать, значит, не стоят вашего общества и пусть уходят.

Еще один совет журнала: никогда не покупайте сразу много продуктов – это не интеллигентно. От тяжести у вас закружится голова, раздадутся бедра, отекут ноги. И уж тогда не удастся натянуть на себя итальянский костюмчик или австрийские туфельки, распределяемые на распродажу по организациям. Купите в магазине лишь то, что сможете уместить в дамской сумочке: творожный сырок, сто грамм колбаски, попросите разрезать пополам пачку масла. Можно купить и курицу, но для этого придется вынуть полиэтиленовую сумку. Никогда не набивайте её до верха, помните, что она рассчитана на три килограмма. Если сумка разорвалась – вам сигнал: вы вышли за предел интеллигентности.

Тему интима в журнале отражать не обязательно. С ней, хочет того или нет, дважды в день сталкивается любая женщина, любая интеллигентка в городском транспорте. Оказавшись в интимной близости со случайным мужчиной, прижавшись к его груди, она трепетно ощущает все его органы, слышит биение сердца, урчание желудка. Дома у такой женщины проблема интима отпадает сама собой. Вот и проясняется, наконец, почему среди работающих интеллигенток самая низкая рождаемость. Фрау Бурда, кстати, в своём журнале тоже не заостряет внимание на проблеме интима. У них, видно, с транспортом тоже не лады. В случае, если вас никто не прижимает, а наоборот, мужчина уступил вам место, журнал советует: не бросайте на уступившего взгляды, укоряющие его в пьянстве, перетерпите, если не пристаёт. Бывает, конечно, что место уступают сознательно… бывает иногда. Но при этом ни в коем случае не пугайтесь и не машите руками: «Ну что вы, сидите, сидите, я постою». Отучайтесь от этой некрасивой привычки. Вы должны поступить следующим образом: обласкайте джентльмена мягким бархатным взглядом (как это сделать – прочтёте в одном из номеров журнала), сядьте, сказав: «Благодарю вас»; и ему будет гораздо приятнее стоять рядом с очаровательно-любезной интеллигенткой, чем сидеть перед ней. Кстати, запомните, что скорее уступят место хрупкой даме с ридикюлем, чем с сумками наперевес. Тут логика проста: раз можешь удержать такую тяжесть – ничего не стоит и постоять.

Журнал непременно будет ориентировать интеллигентку в лабиринте мод. Здесь уж не скупитесь, одевайтесь со вкусом. Ограничив питание, вы не только сэкономите уйму денег, но и приобретёте стройные формы, на которых будут прекрасно смотреться платья из бархата, парчи, выставленные в художественных салонах. Не жалейте на них двести, а то и триста рублей. Зато, примерив такое великолепие перед зеркалом, вы увидите в своем отражении ту, какой вы и должны быть на самом деле. Не важно, что вам некуда выйти в платье с оголенной спиной, с бантом чуть пониже, переходящем в шлейф. Надевайте его по выходным дома – уж лучше так, чем совсем-то ничего; доставляйте маленькие радости себе и мужу. Переломив себя однажды, он постепенно начнет приобщаться к прелестям интеллигентной жизни. Поймите, ему трудно вдвойне: у него вообще нет никаких журналов – ни «Работника», ни «Крестьянина», ни даже «Служащего». Есть, конечно, журналы «За рулем», «Техника и наука», но в них бедные наши мужчины не найдут советов, как стать гармонически развитой, а значит интеллигентной личностью. Этим и объясняется интуитивность всего их поведения. Один придержит дверь – у него интуиция лучше развита, а другой этой самой дверью интеллигентку по голове ударит. Вот интеллигентка и мечется по метро, не зная, за кем проскочить, волнуется, возмущается. А возмущаться не надо: ваш друг-журнал и здесь вам добрый помощник. В каждом номере обязательно будет колонка для мужчин, в которой предполагается давать рекомендации, как удержать жену у семейного очага. Например, интеллигентный муж никогда не позволит жене находиться на работе, сколько он сам. Иначе перестанет уважать себя. Уж лучше задумается, как побольше заработать, чтобы жить рядом с ухоженной, обаятельной женщиной и иметь не одного максимум, а двоих минимум детей. Это ли не счастье в семейной жизни? Тут уж язык не повернется сказать про семью, что она ячейка общества. Скорее наоборот: общество наше побыстрее превратится в дружную семью.

ДИССЕРТАЦИЯ

Самолет, поблескивая крыльями, выруливал на взлётную полосу. Пристёгнутые ремнями пассажиры затихли, углубились в собственные ощущения. Набрав скорость, самолёт слегка качнулся и оторвался всей своей громадиной от земли. Ещё минута и, окончательно стряхнув с себя земное тяготение, ушёл ввысь. Пассажиры облегченно вздохнули: каждый ощущал себя космонавтом: старт прошёл успешно; самое неприятное, а может быть и опасное, осталось позади. Теперь можно и расслабиться. Кто-то глядел в окно на разрезаемые воздушной махиной облака; кто-то, расстегнув ремень безопасности, пытался поудобнее устроиться в кресле, чтобы подремать; а кто-то уже завязал разговор с соседом. В общем, каждый поступал так, как ему хотелось.

Наконец, самолёт оставил под собой облака, выровнялся, и вот тут-то в салоне произошло нечто странное: ни с того ни с сего со своего места вскочил парень на вид лет двадцати пяти в заплатанных джинсах, потёртой кожаной куртке и заорал на весь салон: «Хочу нормальной работы и человеческой жизни!!!» То же было начертано чёрной тушью на плакате, который он держал в руках. Пассажиры обомлели, вытаращили, кто не успел задремать, глаза; замолкли, кто разговаривал. «Хочу нормальной работы и человеческой жизни!!!»– скандировал парень, бешено вращая глазами и плакатом, чтобы охватить им весь салон. Все застыли словно в столбняке.

– Ну и что дальше? – наконец робко вымолвил мужчина в тройке и в очках, сидевший возле прохода.

– Хочу лететь не в Ленинград, а в Финляндию,– обрадовавшись, что хоть кто-то обрёл дар речи, заявил парень.

– Ну и летите, – сказал мужчина в тройке.– Только вы не на тот самолет сели, голубчик. Этот в Ленинград летит.

– Хочу именно на этом!– вызывающе орал парень.– И вас всех с собой прихвачу.

– Что?! Что он такое говорит?! – зашумел салон.

– Короче, кто за моё предложение– подымай крылья, летуны, – нагло предложил угонщик. – Решайся, братва. Может, это для вас единственный шанс улизнуть в загранку, бесплатно к тому ж. У вас один выбор: или добровольно, или… предупреждаю: пойду на всё, – остервенело указал он пальцем в сторону кейса у себя под сидением.

– Взрывчатка?!– в беспокойстве заёрзала наманикюренная дама.

– Она самая,– с наглой физиономией издевался угонщик.– Не хотелось бы применять её,– сделал он отступную,– я не идиот какой, чтоб помереть во цвете лет, но повторяю: себя не пожалею, а задуманное сделаю. Так что… лучше решайтесь добровольно.

– Это прямо чёрт знает что такое!– возмутился полненький еврейчик.– У каждого свои планы, все летят по своим делам… А тут – прямо мерзость какая-то.

– Нигде покоя нету – ни на земле, ни в воздухе,–прокудахтала еле отошедшая от испуга толстая баба с тяжёлыми рубинами в ушах.– И тама пугають, и здеся.

– Я ещё раз спрашиваю: согласны лететь в Финляндию – свободную богатую страну или нет?

– Я, пожалуй, согласен,– вскочил жидковолосый юнец. Там, небось, не хужее. А мамане напишу, вызову опосля.

– Молодец, пацан!– похвалил его угонщик.

– Там всё,– расхрабрился юнец,–магазины, рестораны, девочки…

– А ты этим девочкам до плеча-то достанешь? – поддел его веснушчатый улыбающийся парень, сидевший в самом конце салона; он был из тех, кому необычный поворот судьбы только в радость.

От обиды юнец вошёл в раж:

– Да заткнись ты. Достану, если захочу.

– Тише, товарищи, не ссорьтесь,– встал со своего места солидный, с животиком, похожий на поплавок мужчина.– Я, в принципе, тоже не против. Ну, посудите сами: что мы здесь видим? Всё строим, строим, а потом, оказывается, построили, да совсем не то, что хотели – перестраивать надо. Так и топчемся на месте, тогда как другие страны вперёд уходят, дорогой гармонии и труда. На-до-е-ло! Хочу в Финляндию, раз уж летим в том направлении. Там жизнь давно налажена, стабильна. А потом: если этот новатор будет действовать один, боюсь, мы вообще никуда не прилетим… Так что я «за», – поднял он руку.– И вас всех к этому призываю, особенно мужчин. Ну а женщины,– обвел он рукой растерянные лица пассажирок,– если захотят, потом могут домой вернуться.

– Чего это ради!– вскочила рыженькая молоденькая девушка с рассыпанными по плечам волосами.– Чего это ради мне домой возвращаться?– задиристо глядела она на «поплавка».– Что я там забыла? Вот к жениху сейчас лечу. А ещё вопрос – выйду ли за него замуж. Что мне светит в этой ячеистой семейной жизни? Да от неё сейчас все увертываются, как только могут. На что жить? На нищенское подаяние, которое называется зарплатой молодого специалиста?! А где жить? В одной комнате с ним и с его мамочкой в Ленинграде, или у меня в коммуналке в Москве, из которой, если нет блата, за всю жизнь не выберешься,– на глазах у рыженькой навернулись слёзы.– Нет уж, спасибо от всей души,– почему-то приложив руку к животу, поклонилась она; и, подняв свои зелёные глаза к обшивке самолета, изрекла:– Боже милостивый! Сделай так, чтобы самолёт летел в Финляндию!– На этих словах рыженькая закончила свое выступление.

– Товарищи! – видно что-то взвесив, выкрикнул полненький еврейчик.– Что вы уцепились за Финляндию да за Финляндию. Других стран, что ли, нет?

– Какие же вы имеете ввиду?– нетерпеливо задала вопрос пожилая дама.

– Ну, как какие?! На свете есть такие страны, как Америка, Англия, Франция. Кстати, Франция, если повернуть чуть налево, совсем недалеко.

– А вы что, знаете французский язык?– поинтересовалась дама.

– Но и финский вряд ли кто из здесь присутствующих знает, – начал раздражаться еврейчик.– При желании можно выучить какой угодно, хоть африкаанс.

– В Финляндию!– настаивал угонщик с плакатом.

– Но почему именно в Финляндию?– загалдели пассажиры, сбитые с толку соблазнительной альтернативой.

– Потому что… Потому что я так хочу.

– Непонятно что-то,– заговорил мужчина в тройке и в очках, – Что вас туда притягивает?

– Если откровенно – только там я смогу реализовать себя.

– Ах, вон оно что!!– многозначительно поднял вверх палец еврейчик.– Значит, у вас уже подготовлена почва?!

– Если хотите, то да.

– А нам, значит, прикажете бросаться в неизведанную пучину чужого бытия? Ну, уж дудки. К тому же в Париже я ещё смог бы как-то устроиться, а в Финляндии у меня и вовсе никого нет. Я, товарищи, уж извините, лечу в Ленинград – меня там больные дожидаются.

– А про взрывчатку забыли?– издевательски-спокойным тоном напомнил угонщик.

– Ах да,– в нерешительности замялся еврейчик.– В таком случае я воздерживаюсь.

– Товарищи!– с жаром встала с места нервозная, похожая на кикимору пассажирка.– Я не понимаю, о чём тут можно вести речь! Да как вам всем не совестно! Такое говорите!.. Да как же можно в один миг поменять Родину, которая вас взрастила, воспитала, дала образование! Покинуть Родину-Мать, с которой жили всю свою жизнь!

– Какая она мать, если совсем не заботится о своих детях,–пришибленно выдавил жидковолосый юнец, каким-то непостижимым образом угадав в кикиморе – учительницу.

– А вам, молодой человек, вдвойне позор!– набросилась она на вжавшегося в кресло юнца.– И думать нечего об этом! – резанула она категорично и, подергивая плечами и головой, села на место.

– А я вот – за Финляндию,– поднялся рослый парень в свитере.– Хочу, как этот с плакатом призывает, работать и жить по-человечески,– сказал он басом.–Труда не боюсь. Но чтобы платили за него сполна, а не как у нас – с гулькин нос, а остальное куда – никто не раскрывает. И просишь, и кланяешься всю жизнь: дайте, пожалуйста, это, пустите туда. Хочу быть хозяином своей жизни: заработал – купил, заболел – заплатил – вылечили.

– Ну и барахло,– обернулось пролетарское с двумя подбородками лицо детины с толстым портфелем на коленях. – Таких бессознательных истреблять на корню надо.

– Ну, уж вы полегче, полегче,– накинулись на него со всех сторон,– Сами-то, судя по всему, неплохо пристроились.

Пролетарий, не желая вступать в конфликт с обществом, презрительно отвернулся.

– Таким здесь хорошо,– не выдержала молодая женщина с гладкой прической из длинных волос, с красивым русским лицом, на которое успела уже наложить отпечаток измученности, по-видимому, нелегкая её жизнь.– Такие и пайки получают, и жены их не работают. Позавидовать только можно. Они-то давно живут, как на Западе. Там ведь на мужчину, который не может семью прокормить, как смотрят? Как на нерадивого. А у нас, если мужчина и женщина одинаково работают и одинаково получают – в порядке вещей. Всё шиворот-навыворот. Да выродимся ведь скоро! Не может женщина одновременно быть и производственницей и воспроизводственницей. Одного ребёночка по молодости выпустит на свет, и тот болезненным без ухода растёт. Я вот со своим,– взглянула она на бледного тщедушного мальчика лет шести с покрытыми коростой руками, которые он постоянно почёсывал,– всех светил объехала. И в Москве была, и в Ленинград вот сейчас, отпуск взяла, еду. А толку-то. Одни говорят, диету строгую соблюдать надо. А какая диета, если я целый день на работе, а он в саду. Другие советуют экологически чистую пищу ему давать. Да где ж её возьмёшь, экологически чистую-то? У нас на Урале давно уж никакой нет. А если и выбросят что, хватаешь и прячешь скорее в сумку, чтоб не отняли. И никто не спрашивает, чистая она или не чистая. Может, и правда, Мишунь, махнём в Финляндию? Здесь, похоже, пропадём мы с тобой,– кивнула она с ласковой и горькой улыбкой сынишке и села, крепко прижав его к себе.

– Можно и мне высказаться?– встал с поднятой рукой красивый молодой человек с черными вьющимися волосами и аккуратной бородкой. Он помедлил, одёргивая пиджак, застёгивая пуговицу, затем глубоким негромким голосом произнес:– Дорогие соотечественники! Мне больно говорить такие слова, но лично я – за Финляндию. Объясню почему. Во-первых, менять курс на какую-либо другую страну уже поздно. А во-вторых. Вот я, например, художник. Вернее, так пока сам себя называю. Лечу, смешно сказать, из Москвы в Ленинград за красками да за холстом: правдами и неправдами обещали достать. И то не уверен, подойдут ли. Иначе опять придётся приспосабливать вдохновение под то, что удалось добыть.– Глубоко вздохнув, художник продолжал:– Мечтаю о своей мастерской, но куда там… Занимаем сейчас с женой комнату в коммуналке; там жить-то тесно, не то, чтобы рисовать. Ждите, говорят, когда соседка-старушка помрёт – займёте потом под мастерскую её комнату. А она – очень милая женщина, у нас с ней прекрасные отношения, зачем ей помирать, пускай живет. Мне бы только, пока мыкаюсь, не разучиться рисовать. Пока силы есть хочется работать и жить в нормальных условиях. Так что плакат этого парня мне по душе. Предлагаю, не теряя времени, дать согласие. Тогда уж предъявим ультиматум командиру.

Бесплатный фрагмент закончился.

Бесплатно
199 ₽

Начислим

+6

Покупайте книги и получайте бонусы в Литрес, Читай-городе и Буквоеде.

Участвовать в бонусной программе
Возрастное ограничение:
16+
Дата выхода на Литрес:
03 декабря 2024
Дата написания:
2024
Объем:
260 стр. 1 иллюстрация
Правообладатель:
Автор
Формат скачивания:
Текст
Средний рейтинг 4,7 на основе 13 оценок
Текст, доступен аудиоформат
Средний рейтинг 4,9 на основе 64 оценок
Текст, доступен аудиоформат
Средний рейтинг 4,9 на основе 46 оценок
Текст, доступен аудиоформат
Средний рейтинг 5 на основе 1 оценок
По подписке
Текст, доступен аудиоформат
Средний рейтинг 4,8 на основе 74 оценок
Текст, доступен аудиоформат
Средний рейтинг 4,8 на основе 42 оценок
Текст, доступен аудиоформат
Средний рейтинг 4,7 на основе 79 оценок
Текст, доступен аудиоформат
Средний рейтинг 4,8 на основе 81 оценок
Текст, доступен аудиоформат
Средний рейтинг 0 на основе 0 оценок
По подписке
Текст
Средний рейтинг 5 на основе 1 оценок
По подписке
Текст
Средний рейтинг 0 на основе 0 оценок
По подписке
Аудио
Средний рейтинг 0 на основе 0 оценок
По подписке
Текст
Средний рейтинг 0 на основе 0 оценок
По подписке
Текст
Средний рейтинг 0 на основе 0 оценок
По подписке