Читать книгу: «Но ведь ничего не было?..», страница 9

Шрифт:

Макс

Я опешил в первые секунды, но потом мотнул головой и усмехнулся: Диана блефует.

– Н-е-е, не заливай мне тут. Ты просто хочешь, чтобы я разжалобился и отпустил тебя.

– Ну, если бы здесь поблизости была аптека, я бы предложила тебе купить тест на беременность и проверить. Но мы в глуши, и я не знаю, как тебе доказать, но это правда.

Она откинулась на спинку стула, скрестив руки на груди, и спокойно, даже чуть печально посмотрела мне в глаза. Я выдержал этот взгляд несколько мгновений, а потом широко ухмыльнулся, попытавшись приложить к Диане картинку материнства.

– Ты решила родить ребенка? Да какая ж из тебя мать-то… – я выпалил то, что первым пришло на ум, и ее лицо едва заметно дернулось, как от невидимой пощечины. Впервые за все то время, что мы провели здесь, я смог по-настоящему ее задеть.

– А почему я не смогу быть хорошей матерью? Я ничем не хуже других женщин, – глухо сказала она, глядя в пол.

– Ты… да нет, ну, я имел в виду… – я не мог подобрать нужные слова, они спотыкались друг о друга, – ну, ты, типа… Ты никогда не говорила о детях. У тебя были другие мечты, по крайней мере, мне ты рассказывала совсем другое. Что хочешь побывать на музыкальном фестивале Alfa Future People. Что хочешь много путешествовать. Сменить профессию, окончить какие-нибудь курсы в сфере IT, но пока точно не знаешь, какое направление выбрать. Права получить, машину купить. У тебя было столько планов, и ты же такая, ну… оторва. Любишь беззаботную жизнь, тусовки, веселье. Не прочь с кем-нибудь замутить, как со мной. Ребенок сюда вообще не вписывается. Это будет несчастный, заброшенный ребенок.

– Ну, спасибо, конечно, на добром слове, – ее брови поползли вверх, пока я говорил, потом она выдохнула и снова нацепила свое отстраненное, утомленное от нашего разговора выражение лица, – ты, наверное, не в курсе, но вынуждена тебя разочаровать –фестиваль Alfa Future People больше не проводится. Чтобы много путешествовать, надо много бабла, я столько не зарабатываю. Окончить курсы – так я же оторва, мне не хватит мозгов и усидчивости, чтобы стать айтишницей. Так что я пошла по пути наименьшего сопротивления – залететь-то много ума не надо. Выйду в декрет, превращусь в обычную яжмать, на странице у себя буду постоянно постить фотки ребенка и познакомлюсь с такими же яжмамками, чтобы обсуждать цены на памперсы и присыпки от опрелостей.

Она отпила воды из кружки и медленно поставила ее обратно на столик, собираясь с мыслями и будто готовясь сказать мне горькую правду, как медсестра в больнице выбирает особый тон, чтобы сказать маленькому пациенту, что его сейчас поведут на болезненную процедуру.

– Странно, что для тебя в тридцать лет это стало открытием, но люди меняются. И обстоятельства меняются. Тогда я была такой, верила в светлое будущее, что у меня все впереди. Страдала херней, короче. Перспектива забеременеть меня пугала. Но надо же когда-то повзрослеть? Похоже, тебе это не грозит, а я вот все-таки если не взрослею, то старею точно. Ну посмотри на меня, посмотри внимательно! – она указала на себя. – Мне тридцать четыре. Я уже не торт. У меня морщины первые вылезли, мне стало лень наряжаться, ярко краситься, чего-то там делать с собой. Видишь, я в обычной толстовке, в обычных джинсах, на мне теплые носки. И трусы хлопковые, про стринги я давным-давно забыла. Полный антисекс. Мы с мужем давно в браке, завести ребенка для нас – это же очень естественно. Звезд с неба мы не хватаем, но у нас нормально все, понимаешь, нормально. И этого мне теперь достаточно. Ну, даже если бы съездила я на этот фестиваль или там, не знаю, в Бразилии бы побывала на карнавале. И что, от этого моя жизнь кардинально поменялась? Нет, я приехала бы обратно в то же самое болото. От себя не убежишь. И знаешь, что? Я тогда себе не нравилась. Я все искала чего-то, сама не зная чего. Тебя вот нашла. Только под конец нашего с тобой романа я нравиться себе перестала. Творю всякую фигню, много суеты, а толку ноль. Тебя я привлекала именно в образе бойкой грешницы – ну, извини. Спектакль окончен.

Она замолчала, закончив свою речь. Я не знал, что сказать. Весь наш разговор вышел совсем не таким, как я ожидал. Я и сам смутно представлял, что хочу от нее услышать, но точно не новость о беременности и признание в том, что она смирилась с превращением в серую массу. Да, ее рассуждения были очень логичны, а я выглядел как дурак, как маленький мальчик, готовый разреветься от того, что под гримом Снегурочки оказалась самая обыкновенная воспитательница Анна Петровна. Но самым обидным, самым горьким в этой пилюле было то, что раз уж у Дианы, у такой яркой девушки, не лишенной обаяния, ума и творческих способностей, не получилось сломать шаблон и добиться чего-то большего, вырваться на новый уровень, то и у меня, скорее всего, никогда не получится…

– Ну, чего теперь с кислой миной-то сидеть. Давай разрядим обстановку! – она вдруг легко поднялась на ноги и хлопнула в ладоши. – Как насчет диких танцев? Ну, как тогда у тебя, помнишь?

Я пошевелился, сгоняя транс.

– В смысле, ты че, танцевать захотела?

– Да, почему нет? Мы так долго болтали, что у меня уже все тело затекло. Надо растрястись слегка.

– Так у меня дома хорошая акустическая система, а тут ты на чем собралась музыку слушать? На бабушкином проигрывателе для пластинок? Тут есть такой, но он не работает уже лет тридцать.

– У меня на телефоне много всяких треков закачано.

– Да у тебя там одна попсятина голимая, по-любому.

– Ну и что, зато это веселая танцевальная музыка. Давай, пора подвигаться, – она закружилась посреди комнаты, – а то тухляк полный.

– Делай, что хочешь, – мне и правда стало вдруг все равно, что будет дальше.

– Принесешь мою сумочку? – она, склонив голову, просительно и в то же время игриво посмотрела на меня. Я увидел проблеск прежней Дианы. Я сходил за сумкой в прихожую, не забыв закрыть за собой дверь, когда вернулся. Она радостно извлекла телефон и начала в нем копаться.

– Выбор невелик, конечно, но что есть, то есть. Погнали! – она сунула телефон себе в карман джинсов так, чтобы торчала верхняя часть с динамиком. Зазвучала легкая простая мелодия, небыстрая, скорее меланхоличная. Диана плавно качалась из стороны в сторону и водила руками в воздухе, прикрыв глаза и подпевая высокому женскому голоску. Я вслушивался в текст. Он был очень странным.

"На побережье

Грустные чайки "мяу" кричат

"Я буду нежной" –

Шепчет волна пакету котят"

(Песня "Пташка" группы Моя Мишель)

– Что за дичь? Это разве танцевальная музыка? – пробормотал я.

– Не будь душнилой, это для разминки лайтовая песенка, давай лови волну, не стой, как истукан.

"Больше нет слов

Замолчишь ты – замолчу я

Из цветов и темноты душа моя", – подпевала Диана.

Я не удержался и передразнил:

– Из говна и пирогов душа моя.

Она расхохоталась.

– Во-от, узнаю прежнего Макса. Ладно, давай что-нибудь повеселее.

Резко зазвучала бодрая бас-гитара и барабаны.

"Ай-яй-яй, девчонка, где взяла такие ножки?

Ай-яй-яй, девчонка, топай-топай по дорожке"

– Это рок-кавер на "Руки Вверх", – пояснила Диана, хотя я итак уже понял, – специально для тебя.

Она задрыгалась быстрее в такт музыке, с суровым выражением лица встряхивая волосами, как заправская рокерша. Это было забавно. Я начал притопывать одной ногой. Она вдруг схватила меня за руку и потянула в центр комнаты.

– Нее, я не готов колбаситься, – вяло отбивался я. Но как-то незаметно втянулся и стал двигаться все свободнее, все развязнее.

Прозвучало еще несколько песен – я такое не слушаю, но здесь, в этой обстановке, с Дианой, они были вполне сносными. Я расслабился, прикалывался над текстами, над тем, как Диана двигается, приплясывал сам. Мы даже немного вспотели, я скинул дедушкину телогрейку и остался в рубашке. Это и правда было похоже на наши прошлые встречи, когда мы несколько раз устраивали такие дикие танцы, чтобы сбросить давящее напряжение из-за невысказанных слов, из-за нерешенных споров, из-за ощущения, будто ее муж стоит, невидимый, в комнате, и наблюдает за нами. Когда очередная песня кончилась, Диана объявила:

– А теперь "Руки Вверх" в оригинальном виде. Очень душевная песня.

"Когда мы были молодыми

Друг друга так ценили мы и так любили

Ты младше на год, а мне шестнадцать

И каждый день в тебя готов я был влюбляться

А помнишь тот дом, мы с тобою вдвоем

И я тебе включаю самый первый мой альбом

За окном идет дождь, мы с тобою не спим

И ты мне говоришь, что я твой номер один

Один, один, один, один

Один, один, один, один"

Она взяла мою руку, подняла над головой и покружилась под ней.

– Ты высокий и руки у тебя длинные, с тобой танцевать удобно, – заметила Диана. Она умела сделать комплимент из любого пустяка. Аня так наоборот жаловалась, что я слишком долговязый, ко мне далеко тянуться… Диана улыбнулась мне тепло и так искренне, что я тоже улыбнулся. Мы двигались неуклюже и с упоением, как дети. Она отступила на пару шагов, не отпуская меня, потом закрутилась вдоль моей руки ко мне, потом от меня, потом снова ко мне. Ее волосы щекотали мне лицо, от них пахло березовым веником. Мне было так хорошо, так сладко в этот миг, словно ничего, что было до этого, на самом деле не было, словно мы все начинали сначала…

Руке, которую она держала, вдруг почему-то стало горячо и больно. Я недоуменно посмотрел вниз – по рукаву старой дедовой рубашки шел глубокий разрез, вокруг которого быстро растекалось багровое пятно.

– Какого х…

Диана уже открывала дверь. Когда она успела вытянуть ключ у меня из заднего кармана? Очнувшись, я бросился к выходу, прижимая окровавленную руку к груди, но Диана уже поворачивала ключ с той стороны.

– Стой, сука! – заорал я, как раненый медведь, и со всей силы двинул плечом по двери, но она лишь едва дрогнула. Это была добротная, крепкая советская дверь, и выбить ее было нереально. Лишь ключ звякнул, выпав из замочной скважины снаружи.

– Открой, падла, открой! Куда ты собралась?! Далеко не убежишь! – орал я, молотя кулаками по двери и забрызгивая все вокруг кровью. Но тут раздался звук, от которого я похолодел – приглушенный рев двигателя. Она завела мою машину. Видимо, вытащила ключи из моей поясной сумки, которую я оставил в прихожей.

– Ты че, сука, совсем ебанулась! Ты же не умеешь… – я кинулся к окну. Оно выходило на огород, а не на крыльцо, возле которого стояла машина, но сквозь щели в досках я увидел отблеск фар на простыне снега. Матерясь, я осмотрел доски, которыми окно было заколочено снаружи. Заколочено не наглухо, досок всего три, они очень широкие, плоские с внутренней стороны и выпуклые с внешней, дедушка называл такие "горбыль". Дедушка обычно покупал несколько кубов этого горбыля, потому что он стоил дешево, пилил его на доски поменьше и топил ими печку, латал забор или вот окна ими заколачивал, когда они с бабушкой уезжали на зиму в город.

Надо было разбить стекло и попытаться выбить одну из досок, чтобы пролезть в образовавшуюся щель. Я худой, должен пролезть. Другого выхода у меня не было. Я обмотал раненую руку дедушкиной телогрейкой, прицелился и ударил по стеклу. Раздался звон. Защищаясь от порезов телогрейкой, я, насколько мог, расчистил оконный проем от осколков и просунул туда голову и плечи, чтобы посмотреть, насколько крепко приколочен низ одной из досок. Два длинных гвоздя, вколочены не совсем до конца, чтобы потом не так сложно было снимать доски перед новым дачным сезоном. Зачем вообще надо было заколачивать окна на зиму? Кто это придумал? Чтобы воры не могли залезть – а какой им интерес лезть на эту убогую стариковскую дачу? Тут было нечем поживиться, даже все свои банки с вареньями бабушка всегда увозила в город.

Пока я отчаянно долбил по доске, раздался новый, еще более страшный звук – машина с визгом тронулась с места, и я понял, что она дала двигателю немного прогреться, а теперь разворачивается и уезжает. Рев мотора быстро удалялся, и через несколько секунд его уже не было слышно. Диана уехала. На моей машине. Значит, эта мразь все-таки окончила автошколу, просто, видимо, еще не успела купить машину, поэтому ездила на общественном транспорте.

Я остался один в оглушающей тишине, только сердце колотилось, как бешеное.

Я ринулся к одному из стульев и заметил, что рядом с ним на полу валяется маленькое плоское металлическое лезвие для бритвы. Я поднял его – старое, все в ржавчине. Так вот чем она меня порезала. Бабушка покупала такие лезвия пачками, они продавались в бумажной упаковке. Девушка вставлял их в свой бритвенный станок. Иногда он брился в бане. Эта тварь нашла лезвие в бане и припрятала. Наверное, оно лежало где-нибудь в мыльнице под куском мыла или на полочке в самой глубине, вот я и не заметил. Я не заметил, а эта гнида заметила. И ее сумочки в комнате не было – успела с собой забрать. Она все продумала. У нее был план побега.

Я схватил стул, придвинул его к окну, встал на него и со всей дури начал пинать неподдающуюся доску ногой. Она достаточно тонкая, может, удастся ее сломать пополам, и раздвинуть куски в разные стороны, чтобы образовался проем.

А куда я пойду, как доберусь до города без машины, даже если смогу выбраться из дома?

Сука!

Сука!!!

Анна

Я резко проснулась в четвертом часу ночи оттого, что во входной двери заскрежетал ключ. Я всегда запираюсь изнутри на ночь, и Макс, если приходит поздно, открывает своим ключом, чтобы не стучаться и не будить нас с Никой. Я встала, накинула халат и пошла в прихожую, чтобы узнать, почему он вернулся с рыбалки в такое странное время, ведь была ночь с субботы на воскресенье, а я ждала его не раньше чем в обед или даже к вечеру.

Что-то стряслось – я это сразу поняла. Он был весь в мелких порезах и царапинах, под его обычной курткой виднелся чужой поношенный свитер, на ногах – нелепые шерстяные рейтузы. Уезжал он из дома в других вещах. Руки мелко дрожали. Он суетливо раздевался и вздрогнул, когда заметил меня. Я никогда не видела у него таких совершенно безумных глаз.

– Разбудил тебя, да? – свистящим шепотом спросил он. – Как вы тут?..Нормально все?

– Все нормально, – недоуменно ответила я, – а ты чего так рано вернулся то, да еще посреди ночи?

– Да так получилось просто, – он неестественно улыбнулся и взъерошил волосы, – у нас там, с пацанами, можно сказать, недоразумение произошло. Пришлось срочно сворачиваться.

– Подрались, что ли?

– Ну, типа того, – он явно не хотел отвечать на мои расспросы и что-то скрывал.

– А где твои вещи? – я заметила, что он бросил на пуфик только поясную сумку, а уходил из дома с походным рюкзаком и специальным ящичком, где хранились рыбацкие принадлежности.

– Забыл у Лехи в машине, – ответил он и прошмыгнул мимо меня в ванную, заперся там и включил воду. Все это было очень странно и тревожно.

Я улеглась обратно в постель, но не могла сомкнуть глаз. Внутри нарастало раздражение. Что за выкрутасы? Макс ведет себя не как взрослый мужчина, а как мелкий хулиганистый пацан. Я изначально была удивлена, что ему так приспичило на этих выходных ехать на рыбалку, морозить свой зад где-то у черта на куличках. И где, кстати, рыба?

Он прошлепал босыми мокрыми ногами в комнату, лег и прижался к моей спине. Он весь мелко трясся.

– Задубел так, просто жесть!

– А в машине разве не отогрелся? Там же тепло, печка работает.

– Машина…сломалась, в общем. Пытались завести, но не получилось. Леха меня подкинул на своей.

– Так и где она осталась? Надо эвакуатор вызывать, получается?

– Завтра разберемся, я попрошу пацанов помочь.

– Мм. Много рыбы-то поймали?

– Не, почти нифига. Леха с Толиком себе забрали, что выловили. Мелочь всякую.

По его уклончивым ответам я поняла, что он врет. Чем дальше, тем более подозрительной выглядела вся эта поездка. На рыбалке ли он был на самом деле?

– А что это за рейтузы? И свитер какой-то старый. Мой батя такие в молодости носил.

– Да я свои штаны порвал нечаянно. А кофту забыл у Лехи. Мы же в лесной избушке у него ночевали, так вот, я там переоделся специально в старое, чтобы не жалко было уделать.

– Что-то ты много всего у Лехи забыл. Странно, что голову свою не забыл. Вы там пили, как бобики, что ли?

– Ну, не без этого, – он виновато усмехнулся, – но не так чтобы очень сильно. Видишь, я же трезвый.

"Трезвый, но ведешь себя как псих", – подумала я. Макс прижался ко мне теснее и стал шарить ладонью у меня по груди, скользя вниз.

– Малыш, согрей меня, – жарко шепнул он мне на ухо. Я отпихнула его.

– Это у тебя сегодня выходной, – сердито ответила я, – а у меня вообще-то клиентки записаны. Теперь я не высплюсь по твоей милости.

– Прости, – виновато ответил он и откатился на свою подушку, – спи, любимая.

Но мне не спалось. А вот он вскоре уснул беспокойным сном, с дерганьем и неглубоким прерывистым дыханием. Я сходила на кухню, попила воды. Время близилось к утру. У меня начинала болеть голова – все из-за этого внезапного пробуждения. Терпеть не могу нарушать свой режим.

Когда я пришла обратно, чуть не подпрыгнула от страха – Макс из-под одеяла смотрел на меня огромными, круглыми и поблескивающими в свете фонаря, пробивающегося сквозь щель в шторах, неподвижными глазами.

– Ты че?! – я едва не прикрикнула на него в голос, сдержало только нежелание разбудить Нику.

– Аня, – он приподнялся и сел, – я хочу поговорить с тобой.

Я вдруг увидела на отогнувшейся внутренней стороне пододеяльника капли крови.

– Это че такое?! – в голове закрутились дикие мысли, что он кого-то убил. Он судорожно приподнял свою руку – на ней виднелся глубокий длинный порез.

– Блин, повязка сползла, – с досадой прошептал он, – я в ванной обработал, перевязал, но видать, надо покрепче.

– А что случилось-то?

– Да так, нечаянно порезался охотничьим ножом, когда рыбу чистил, – он на секунду умолк, поняв, что сам себе противоречит, ведь до этого он сказал, что улова почти не было, – мы там это… чисто на уху немного поймали и сварили себе на обед.

– Угу. Пошли в ванную, я тебе перевяжу рану нормально.

В ванной мне бросилось в глаза лежащее в корзине для грязного белья полотенце в бурых пятнах крови. Мое любимое пушистое полотенчико, оно уже никогда не будет белоснежным. Макс так и не приучился не трогать мои вещи.

Я залезла в аптечку, протерла рану ваткой с раствором хлоргексидина и туго перевязала чистым бинтом. Макс морщился, как маленький.

– Может, чаю попьем? Все равно уже утро, – предложил он несмело.

Я вздохнула и пошла на кухню ставить чайник. Чаем, конечно, не обошлось – у Макса проснулся волчий аппетит, он достал из холодильника макароны с котлетами и набросился их, даже не разогревая. Я молча смотрела на него, сидя напротив с чашкой чая.

– Что ты натворил, Максим? – я спросила это негромко, но с нажимом. Что там у них произошло – драка с поножовщиной? Я бы несильно удивилась. В друзьях у него личности сомнительные. И все они, включая Макса, совсем не против как следует прибухнуть. Собственно, поэтому, как я думала, он с таким воодушевлением собирался на эту "рыбалку".

– Да ничего такого, малыш, не волнуйся, все нормально, – он небрежно махнул вилкой в поддержку своих слов, и с нее слетел кусок макаронины. Он подобрал его со стола и торопливо запихал себе в рот.

– Так а о чем ты собирался со мной поговорить, если не хочешь ничего рассказывать?

– Вообще не об этом, это все ерунда, – он проглотил остатки еды, замер и снова посмотрел на меня этим диким взглядом, – я тут подумал… Ань, давай заведем ребенка?

– Чего-о-о? – такого поворота я точно не ожидала. – С чего это ты вдруг заговорил о ребенке?

– Ну, мне кажется, что мне пора уже стать отцом. Знаешь, я представил, это же так круто, если у нас появится мелкий! Родишь Нике братика, ну или сестричку, на самом деле, неважно. Ты такая классная мама, я же вижу, ты и нашего ребенка отлично воспитаешь. И я тоже буду воспитывать, конечно. Буду помогать тебе. Вставать по ночам буду. Я готов. Я правда готов. Давно пора уже, на самом деле.

Мои брови слегка приподнялись, но лицо оставалось бесстрастным. Внутри же медленно нарастала волна холодного бешенства. Меж тем Макс продолжал свою пламенную речь:

– Я с этими гулянками завяжу, правда. В этом смысла нет никакого, я давно понял. Хочется жить нормально, по-человечески, чтобы ну… детям примером стать. Хочется родителям внуков подарить. И твои родители тоже обрадуются, я уверен. Да все обрадуются. Дети – это ж счастье! – он перегнулся ко мне через стол и сжал мои ладони, взяв их в свои. – Малыш, подари мне ребенка. Прошу тебя. Я тебя очень люблю. Хочу, чтобы у нас появился сын. Или дочь. Я все для вас сделаю! Дачу обновим. Надо там все перестроить, перекрасить. Качели поставлю. Там для детишек будет раздолье.

Я аккуратно, медленно отодвинулась от него и высвободила свои руки.

– То есть ты вот так вот приперся посреди ночи неизвестно откуда, в каких-то дедовских шмотках, весь порезанный, без вещей, без машины, и тебя вдруг осенило, что нам нужен ребенок? Посмотри на себя в зеркало. Отец года просто, – в моем голосе было столько металла, что хватило бы выковать тяжеленную кувалду и как следует дать им по тупой башке моего мужа.

– Малыш, ну не злись. Если у нас родится ребенок, я больше ни по каким рыбалкам ездить не буду. Я заботиться о вас буду. Хочешь – возьму себе пару халтурок, чтобы больше зарабатывать. Чтобы у вас все необходимое было. Я просто… – от откинулся назад на стуле и судорожно провел рукой по волосам, – я подумал, чего тянуть-то. Вот мы все ждем чего-то, какого-то подходящего момента, а жизнь – она же здесь и сейчас. Мне тридцатник – у моего бати в этом возрасте уже двое детей было. А я болтаюсь, как говно в проруби. Пора уже становиться мужиком. Семья – это же главное.

Я не ответила, молча глядя в стол. Он начал сыпаться:

– Ну, прости, зайка, я не хочу давить на тебя, конечно, можно не прям сию минуту приступать к этому делу, – он глупо хихикнул, – но ты подумай. Подумай, как здорово будет нам вчетвером. А хочешь – и вшестером, и всемером. Я готов. Реально, я готов!

– Угу. Пошли спать. Мне скоро на работу. Можно, я хотя бы пару часов вздремну, – я слезла со стула и вышла из кухни. Он поспешил за мной, приговаривая: "Конечно, поспи, малыш, отдохни. Я с Никой завтра посижу, погулять с ней сходим"

"Ну, еще бы ты не посидел с Никой. Эту твою очередную дурость придется заглаживать еще очень долго", – подумала я.

Макс периодически устраивает такие выходки, как это внезапное возвращение с "рыбалки": однажды наблевал прямо в прихожей, придя в невменяемом состоянии со своей рокерской тусовки. В другой раз потерял где-то пьяный новый телефон и кошелек с карточками. Это случалось с ним нечасто, раз в несколько месяцев, он после этого сильно раскаивался и вел себя тише воды ниже травы, так что мне даже удавалось извлечь из этого свою выгоду. Но мой внутренний счет к нему неуклонно рос. И счет этот числился неоплаченным, по нему уже набегали пени.

Пока он сладко дрых, я встала, собралась и пошла в салон. Злая и невыспавшаяся, я нечаянно порезала палец одной из клиенток. А другой не стала делать сложный дизайн, который она хотела, уговорив ее на простое однотонное покрытие, но она ушла слегка разочарованной. Я не люблю делать свою работу "на отвали", и мое настроение портилось все больше.

Подпиливая чужие ногти, я думала о словах Макса. Эта нелепая, непонятно откуда вдруг свалившаяся идея насчет детей мне совсем не нравилась. Мы никогда до этого не обсуждали так прямо этот вопрос, Макс никогда не отличался большим чадолюбием, интереса к своим племянникам не проявлял. Он отлично ладил с Никой, но скорее как старший брат, чем как отец. Нельзя заводить детей, при этом самому оставаясь ребенком – как можно этого не понимать?

Но дело было не только в том, что я не считала Макса готовым к отцовству, но и в том, что в мои планы рождение еще одного ребенка точно не входило. Мне хватало Ники – я рано стала матерью, это далось мне очень нелегко и физически, и морально. Нике исполнилось еще только четыре годика, во мне еще живы были воспоминания о пеленках и распашонках и снова погружаться в этот дивный мир я не имела никакого желания. Больше всего я ценила покой и независимость, а Макс со своим "вынь да положь мне младенца" сам не понимал, что хочет лишить меня самого ценного.

Да, Макс вместо ресурса превращался в проблему. А проблемы никто не любит. Проблемы надо решать.

Когда я возвращалась домой с работы, наша машина уже стояла во дворе на своем обычном месте. Я заглянула в салон сквозь боковое стекло – вроде внутри не было ничего не обычного. Но ключей, чтобы проверить багажник, у меня не было. Если бы там лежал труп Лехи, это бы меня несильно шокировало.

Дома Макс усиленно изображал супер-хозяина и семьянина: гремел кастрюлями на кухне, а Ника радостно скакала вокруг. Вместе они что-то бодро напевали.

– Что, машину смогли починить и пригнать? – крикнула я, раздеваясь в прихожей.

– Да, солнышко, я съездил за ней, пока Ника мультики смотрела, – Макс выглянул из кухни, расплывшись в идиотской улыбке, как будто ему вместо старой машины вернули новую, – с машиной все хорошо! Иди скорее к столу, мы с Никой ужин приготовили!

Зайдя в ванную, я тщательно вымыла руки в ванной и обратила внимание на держатель для туалетной бумаги – рулон истаял больше чем наполовину, а я только вчера днем повесила новый. Скорее всего, Макса опять пробрало. У него был слабый желудок, когда он сильно нервничал или ел вредную пищу, или перебарщивал с алкоголем, он всегда потом мучился страшной диареей. Первый такой приступ я наблюдала, когда бедолага сделал мне предложение, и при этом так переволновался, что потом минут двадцать пять не выходил из туалета. Поэтому перед свадьбой я заставила его принять закрепляющие стул таблетки. С таким желудком стоило бы соблюдать диету и вообще не пить и подвергать себя стрессу, но это же Макс. У него бы никогда на такое силы воли не хватило.

Я вынула несколько бутылочек и пузырьков из своей дамской сумочки. Положила их в нижний ящик тумбы под раковиной. Пусть пока полежат. Я работаю в салоне красоты, у нас на работе есть много разных продуктов со сложным химическим составом. Многие вещества очень токсичны, если попадут внутрь.

Я давно об этом размышляла. Конечно, необходимо проявить максимальную осторожность. Сначала микродозы, чтобы проверить эффект. Он ничего не поймет, просто в очередной раз помучается с желудком. А потом… а потом, допустим, случится очередная гулянка, где он нечаянно выпьет какую-нибудь жуткую паленку. Там вместо этилового спирта будет содержаться метиловый, например. Кто их разберет, что они там пьют на этих тусовках. Макс, конечно, не последний алкаш, но все знают, что он сильно страдает с бодуна и бегает на толчок. Может, просто однажды он сильно перепьет, и его организм не выдержит…

Конечно, яд не должен быть слишком специфическим, ведь тогда химический анализ явно укажет на намеренное отравление. Поэтому надо очень тщательно все изучить и подготовиться, чтобы все выглядело как несчастный случай. Я хорошо училась в школе, но химию не слишком любила, надо подтянуть. При этом, на нашем домашнем компьютере и в моем телефоне не должно быть подозрительных запросов. Я не допущу ошибок, которые допускают эти тупые американские курицы из криминальных передач, которые просто бухнули от души любимым муженькам в коктейли крысиного яда и думали, что их никогда не поймают.

Нужно составить план. Я терпеливая, я не буду спешить. Медленно, но верно я наконец останусь в этой прекрасной квартире одна. Точнее, с Никой. Больше нам никто и не нужен.

Макс хороший парень, правда, хороший. Я за многое ему благодарна. Но то лучшее, что он мог дать, он мне уже дал. Дальше мы будем только больше разочаровываться и бесить друг друга.

Думаю, я смогу договориться с его родителями. Уступлю им машину – я все равно не умею водить, она мне не нужна. Еще у Макса в собственности есть старая дача с земельным участком, отошла ему по завещанию от бабки – пусть тоже забирают и продают, если сами не хотят туда ездить. По моим подсчетам, это должно покрыть примерно стоимость половины квартиры. А мне нужно будет выкупить у них две трети. Ну, что ж, возьму кредит. Я неплохо зарабатываю в салоне, работаю официально, так что мне не откажут. В крайнем случае, можно будет попросить помощи у родителей и брата. Все преодолимо, когда больше всего на свете хочешь обрести свой собственный дом.

Дверь в ванную вдруг резко открылась – Макс просунулся внутрь, снова таращась на меня беспокойными, больными глазами под маской бодрого веселья:

– Ты где застряла-то? Ужин остывает.

– У тебя есть вообще понятие личного пространства, Макс? Я же не заглядываю сюда, когда ты на толчке сидишь, – проворчала я, протискиваясь мимо него.

– Ну прости, я думал, вдруг тебя там смыло!

Опять тупые детсадовские шуточки. Зайдя на кухню, я обняла и погладила по пушистой головке Нику, потом села за стол.

– Знаешь, мне кажется, у меня температура поднялась, потрогай, – Макс склонился ко мне, подставив лоб. Тот был слегка горячий и влажный.

– Температура есть, но небольшая. Так ты мерил?

– Нет еще. Я вот подумал: а вдруг у меня заражение крови? – он ухмыльнулся, как бы шутя, но ухмылка вышла жалкой и испуганной.

– С чего это вдруг?

– Да просто лезвие у ножа, которым я порезался на рыбалке, было очень старое и ржавое.

– Ммм. Ну, значит, помрешь скоро.

– Ух и добрая же ты у меня, женушка моя, – он торопливо чмокнул меня в макушку, смеясь, – люблю тебя!