Читать книгу: «Последнее знамение», страница 3

– Ланкарт! – воскликнула Мелита.

– Больно, да? – со злобой процедил колдун. – Вот и запомни это чувство, неблагодарный аркал! Я вернул тебя с теневой стороны мира! А ты вместо того, чтобы поблагодарить меня за это, ищешь способ меня уничтожить?! Запомни раз и навсегда: никого из своей прошлой жизни ты больше не увидишь! А Мальстен Ормонт, на которого ты так уповаешь, никогда за тобой не придет!

Бэстифар стиснул зубы от боли, но нашел в себе силы с вызовом посмотреть некроманту в глаза.

– А ты… боишься… его… – проскрипел он.

– Ланкарт, прекрати! – закричала Мелита. – Пожалуйста, не надо! Он просто еще не привык! – Заметив, что муж не отзывается, она перепугалась еще сильнее и закричала громче: – Ланкарт, да что на тебя нашло?

Зеленый свет погас. Колдун встал со своего места и свысока посмотрел на распластавшегося на полу Бэстифара.

– Я научу тебя быть благодарным за свою жизнь, – надменно бросил он. —Привыкай к мысли, что свою вечность ты проведешь здесь.

Мелита подоспела к Бэстифару и помогла ему подняться. Он все еще отплевывался от черной крови, все тело ныло, рубец вдоль туловища тянуло болью.

Ланкарт стремительно похромал прочь из трактира.

– Я не знаю, что на него нашло. Он обычно себя так не ведет. Уже много столетий ничего подобного не было.

Бэстифар откашлялся и отер рот рукой. На ладони остались черные следы.

– Кажется, я вызываю у него… ностальгию, – кривясь от боли, сказал Бэстифар и с трудом поднялся на ноги. Все взгляды деревенских жителей были устремлены на него. – Ты не переживай. У меня… талант быть для кого-то занозой в мягком месте.

Мелита покачала головой.

– Не злись на него. Просто Мальстен Ормонт натворил здесь дел. Убил одного из наших людей. Ланкарт был очень расстроен. Потом из-за Мальстена сюда явились жрецы Красного Культа, и после их прихода у нас тоже погибло несколько человек. У Ланкарта зуб на этого данталли. Он хотел, чтобы Мальстен стал частью нашей семьи, а он…

– Такой нехороший, не позволил себя убить? – усмехнулся Бэстифар, придерживая болезненное место на рубце. – Даже не знаю, кому я тут больше сочувствую. Столько вариантов.

Влас, все это время державшийся в стороне, виновато посмотрел на Мелиту.

– Ты… отведи его в хижину. Я пока приберу тут.

– Да, так будет лучше всего, – согласилась Мелита. – Некоторое время тебе лучше Ланкарту на глаза не попадаться. А я поговорю с ним.

Бэстифар кивнул.

– Прекрасно. Как раз не планировал проводить остаток дня в его обществе. У меня есть масса интересных занятий.

– Идем, – мягко улыбнулась Мелита. – Твоя самоуверенность выйдет тебе боком, если будешь продолжать в том же духе.

– А иначе меня ждет очень скучная вечность, радость моя, – осклабился Бэстифар.

Он был рад вернуться в хижину и подумать над всем, что с ним произошло за это утро. Пищи для размышления было много. Прискорбно, что Ланкарт мог подслушать, о чем он думает, но Бэстифар не отчаивался. Первые несколько часов он собирался напевать самые похабные военные песни, которые выучил при дэ’Вере. Наверняка часа через три некромант взвоет и не подумает больше наведываться в голову к неблагодарному аркалу.

Глава 6

Чена, Анкорда

Двадцатый день Сойнира, год 1490 с.д.п.

Новости, пришедшие с другого берега Большого моря, привели Рериха VII в ужас. Колер бесславно погиб вместе со своей командой, так и не добившись первоначальной цели малагорской операции. А главной договоренностью с ним было то, что Мальстен Ормонт будет доставлен в Чену и прилюдно казнен. Пропажа Ормонта грозила Анкорде безрадостными перспективами.

Да, сейчас Малагория страдала от междоусобных войн, а мародерствующие вояки и каторжники не отказывали себе в том, чтобы поживиться ее богатствами. Пока что королевства материка были больше заняты тем, куда пристроить толпы малагорских беженцев и как не допустить беспорядков на своих территориях. Но Рерих знал, что вскоре внимание правителей вновь привлечет изначальная цель малагорской операции, а это снова бросит тень на Анкорду, ложь которой благодаря Колеру вышла наружу. Со дня Ста Костров Рерих увещевал страны Совета, что нарушитель Вальсбургской Конвенции понес наказание и был казнен вместе с воинами, в чьих душах образовался нестираемый след влияния данталли. Бенедикт Колер же обнародовал правду о том, что печально известный Мальстен Ормонт до сих пор жив и находится под протекцией малагорского царя.

Сначала Сто Костров, потом столько лет обмана. Слишком многие люди связывали эти два события со знамениями из древнего пророчества. Там это именовалось великой казнью и декадой лжи. Репутация Лжемонарха, вестника конца света из древнего пророчества, реяла над Рерихом тревожным флагом.

Когда двадцатый день Сойнира склонился к закату, Рерих Анкордский поднялся в кабинет, находящийся в западной башне замка. Он двигался по коридорам и лестницам, воровато оглядываясь по сторонам, факел в его руках подрагивал. Его не покидало чувство, что за ним постоянно кто-то наблюдает. Несколько раз он даже оборачивался и спрашивал «кто здесь?», заглядывал за повороты, но никого не обнаружил.

Был бы здесь генерал Эллард Томпс, он наверняка быстро развеял бы эти подозрения, но он недавно был убит преступной группой данталли. Рериху очень не хватало друга, которому он так привык доверять. Как ни пытался он найти ему замену, никому из приближенных он не мог открыться так, как Элларду. И зачем он только отправил его на эту проклятую малагорскую операцию?

Ты король Анкорды, тебе некогда горевать по утраченным друзьям, – напомнил он себе. Размышления о неверно принятых решениях были для него сейчас непозволительной роскошью: слишком много дел предстояло решить.

Добравшись до кабинета, Рерих повесил факел, закрепив его в настенном держателе. Взяв из стакана, стоявшего на столе, лучину, он зажег несколько светильников, озаряя загроможденный мебелью кабинет мягким теплым светом. На душе стало чуть спокойнее. Прикрыв за собой дверь, он направился к подоконнику, на котором на подушке устроилась спящая эревальна.

– Шира, – потревожил он ее, потрепав по сложенным перепончатым крыльям. Существо встрепенулось, среагировав на короля.

– Шира, передай сообщение, – подрагивающим от тревоги голосом произнес Рерих. Существо замурлыкало и приготовилось слушать, распознав заданное дрессировщиками слово «сообщение». Слова, которые собирался надиктовать ей Рерих, должны были отправиться прямиком в Сельбрун, к одной из эревальн Карла Бриггера.

– Думаю, ты слышал новости с другого берега Большого моря, Карл. Бенедикт Колер мертв. Операция провалена. Ормонт бесследно исчез. – Рерих отдышался и привел мысли в порядок.

Он мучительно ждал, что ответит Бриггер. Могло потребоваться много времени – в конце концов, старика могло не быть на месте, – однако крылья Ширы затрепетали уже через несколько минут.

– Сообщщщщщееение, – промурлыкала эревальна. – Новосссти печальные, ваше величесссство. Прррррровал оперрррации ударррит по нашшшим рррепутацциям. По моей и вашшшшей.

Рерих сжал кулак.

– Конечно, ударит, старый ты пройдоха, – прошипел он. – Но слава Лжемонарха-то обрушится не на тебя!

Ему показалось, или за дверью что-то зашуршало?

– Кто здесь?! Немедленно назовите себя! Это приказ короля!

Никакого ответа.

Если это шпион, он не станет себя выдавать.

Рерих сорвался с места и быстро достиг двери, резко отворив ее. Пустынный темный серый коридор встретил его молчанием, изредка нарушаемым лишь завываниями ветра.

Наверняка показалось.

Переведя дух, Рерих закрыл дверь поплотнее и вернулся к окну. Эревальна мигнула огромными глазами и промурлыкала нечто невнятное. Затем вдруг снова встрепенулась.

– Сообщщщеннние, – повторила она. – Что вы прррредлагааааете, вашшше величессство?

– Ну, конечно! – нервно усмехнулся Рерих. – Он будет ждать предложений от меня, хитрый старик! Сам ни за что не предложит сделать виноватым своего верного пса…

Рерих замолчал, сжал кулаки и попытался собраться с мыслями. Ему хотелось обрушить на Карла Бриггера поток ругательств, но сообщения эревальне нужно было надиктовывать вдумчиво, говорить только суть.

– Шира, передай сообщение. Совет спросит с нас обоих. Все будет зависеть от того, как мы из этого выйдем. Нам необходимо объявить малагорскую операцию личным провалом Бенедикта Колера. Он и его команда ответственны за это. Пусть все думают, что это Колер солгал на Ста Кострах. Именно он распустил ложь об Ормонте. Не ты и не я. Ты понимаешь меня?

Эревальна затихла. Речь короля постепенно перетекала в голову собрата Ширы в Сельбруне.

Несколько минут ответа не было, и Рерих извелся, едва не начав расшвыривать мебель кабинета от нетерпения. Затем крылатое существо вновь замурлыкало.

– Сообщщщщение. Мерррртвым не навредишшшшь, вашше величчччество. Что делать с Орррррмонтом?

На этом эревальна снова замолчала.

Бриггер разделил его позицию. Конечно, старику не хотелось ставить под удар репутацию Культа, однако Бенедикт Колер много лет воспринимался как совершенно отдельная от него фигура. Он давно обрел свой собственный культ, если можно так выразиться. Был слишком своеволен, это его и сгубило. Теперь попрана будет только его память, но это не пугало ни Рериха, ни Бриггера. Мертвым нет дела до мирских забот, а живым нужно продолжать жить.

– Шира, передай сообщение, – надтреснутым голосом попросил Рерих, чувствуя облегчение. – Рад, что мы пришли к согласию. Ответственна команда Колера. Вся команда, Карл. Что до Ормонта… его самого и его шайку я беру на себя. Мои люди разыщут его, где бы он ни был, даже если придется натравить на него целую армию. Я доведу операцию до конца.

В коридоре за дверью снова послышался какой-то шум, и Рерих быстро выглянул из кабинета.

Снова никого.

– Кто здесь? – пробасил он.

Ответа не последовало.

Рерих вдруг почувствовал обрушившуюся на него усталость. Ему страшно надоело чувствовать себя вором в собственном замке и прислушиваться к каждому шороху.

Здесь нет чужих. Некому за тобой следить. В старых замках всегда что-то шумит, – сказал он сам себе и снова скрылся в недрах кабинета.

***

Принц Альберт стоял за углом коридора в полной темноте с бешено колотящимся сердцем. Он едва успел ускользнуть за поворот винтовой лестницы, когда его отец выглянул из-за двери в поисках нежелательных слушателей. В последнее время король стал еще мнительнее, чем прежде, поэтому Альберт сильно рисковал, следуя за ним. Обнаружив его, Рерих запросто мог прикончить собственного сына без суда, обвинив его в государственной измене.

По правде говоря, Альберт боялся отца. Однако он не мог отступиться от своей затеи. Для него это значило бросить Анкорду и весь мир на милость Суду Богов. И, если уж на то пошло, наплевать на собственную судьбу.

Из подслушанного разговора стало ясно: Рерих думает о пророчестве и понимает, что он может быть тем самым Лжемонархом. Уже два знамения исполнились, но он хочет убедить всех, что «декада лжи» – вина Бенедикта Колера. Альберт знал Колера как человека жестокого и страшного, однако ложь о Мальстене Ормонте он распускал не один. Рерих тоже в этом участвовал. Детские воспоминания были путаными и не служили Альберту прежде надежным ориентиром, но теперь он не сомневался ни на минуту: его отец все знал и о том, что принимает в ряды своей армии данталли, и о том, что на одном из Ста Костров был вовсе не Ормонт.

Нужно рассказать все Юджину, – подумал принц.

Юджин Фалетт был его единственным союзником в намерении вывести Рериха на чистую воду. Правда ни у него, ни у Альберта не было четкого плана, как это сделать.

Глава 7

Сельбрун, Крон

Двадцатый день Сойнира, год 1490 с.д.п.

Звуки с улиц города смолкали, стоило войти в огромный зал Храма Тринадцати. В его стенах на Киллиана накатывала удивительная рассеянность, он двигался от секции к секции будто в полусне. Глаза щипало от бессонной ночи, но в теле укоренилась болезненная бодрость – примерно такая же, какую он испытывал, войдя сюда несколько месяцев назад. Все словно повторялось для него, только на этот раз он обходил круглый зал в одиночестве. Казалось, что подле него вот-вот покажется Бенедикт и начнет рассуждать о том, насколько его ученику не подходит амплуа истинно верующего. Киллиан даже обернулся: присутствие Бенедикта показалось ему почти осязаемым. Однако в храме больше никого не было. Киллиану почему-то везло попадать сюда в самые безлюдные часы. В детстве мать рассказывала ему, что в Храме Тринадцати в Сельбруне всегда много людей.

Видимо, люди стали меньше верить в богов, – подумал Киллиан, и эта мысль наполнила его печалью. В груди что-то защемило, и он приложил к ней руку, чтобы унять внезапно нахлынувшую тупую боль.

Ноги продолжали нести Киллиана по залу. Отчего-то ему не хватало смелости пересечь его и направиться прямиком в ту секцию, в которую он собирался. Нечто незримое будто заставляло его обходить всю окружность, отдавая дань уважения каждому богу пантеона Арреды.

Длинноволосый бородатый рыцарь Гам… старец Венсель… приветливая Влора… мечущий молнии Саллас… старая Ниласа со своей каменной совой… юная крылатая Тарт… дородная добрая Эри… великий Мала в длинной мантии… ремесленник Харет… босоногий Крипп… страстная Толиада…

У статуи Заретта, сидящего на спине огромного медведя, Киллиан замедлил шаг. Впереди его ждала та самая секция, ради которой он пришел сюда.

Если я в какое божество и верю по-настоящему, то только в это, – вспомнились ему слова Бенедикта, произнесенные здесь несколько месяцев назад. Темная секция притаилась перед Киллианом, не призывая, но и не отталкивая. Он знал: у тринадцатой богини бывает много посетителей, хотя сейчас ему казалось, что к ней уже давно никто не заходил.

Не знаю, ждет меня перерождение после Суда Богов или забвение, но я верю, что Смерть существует, – все еще звучал в его голове призрачный голос Бенедикта.

– Знали ли вы, как все обернется, когда говорили это? – прошептал Киллиан вслух. Тяжело вздохнув, он шагнул в темноту секции. Здесь горела всего одна алтарная свеча. Тьма в этой секции будто была гуще и не давала пламени осветить пространство. Звуки с улицы растворялись в молчании, какое и подобало для святилища Рорх.

Статуя богини представляла собой высокую фигуру в длинном одеянии с капюшоном, из-под которого наружу выглядывал длинный птичий клюв. Руки Рорх были опущены, одна костяная ладонь накрывала другую. У ног статуи располагался алтарь, а сбоку от нее темнел одинокий грот, закрытый решеткой. Статуя Жнеца Душ отсюда была почти неразличима: свет ее свечи давно померк.

Киллиан подошел к алтарю и заглянул в глубокую вазу, покоящуюся справа от свечи. Дно устилали высушенные лепестки роз.

Сердце Киллиана сжалось. Он будто только что понял, что именно собирается сделать. Его пугало вовсе не то, что молитвы, обращенные к Рорх, по легенде, отбирали у человека частичку души. Если б это помогло, он отдал бы ее без остатка… да и много ли в нем осталось от человеческой души после экспериментов Ланкарта? Нет, его терзала сама мысль о том, что он пришел сюда почтить память Бенедикта Колера – человека, впервые за долгие годы заставившего его поверить, что он кому-то нужен.

Это было невыносимо.

Еще ужаснее эту процедуру делало то, что Киллиан был здесь совсем один. Он не видел в храме других молодых жрецов, многие из которых смотрели Бенедикту в рот, когда он с ними разговаривал. Быть может, Бриггер еще просто никому не сообщил? Такой шанс был, но это не мешало Киллиану злиться на эгоистичных желторотых юнцов, которые с жадностью стервятников наблюдали за его горем на тренировочной площадке.

Рука Киллиана потянулась к вазе с розовыми лепестками, и он вытащил один – тот был совсем тонким и готов был раскрошиться от малейшего дуновения ветерка. Киллиан хотел произнести имя Бенедикта, но ему перехватило горло.

Нет. Начать следует не с этого.

– Я не знаю, состоялся ли уже Суд над Иммаром Алистером, – тихим приглушенным голосом заговорил он. Пальцы начали растирать сухой лепесток над алтарной свечой. Пламя задрожало, и в этой игре света Киллиану показалось, что руки Рорх зашевелились. – Если еще не поздно, молю тебя, встань на его защиту на Суде Богов и позволь ему переродиться.

Лепесток раскрошился, почти не оставив на пальцах следов.

Ответом Киллиану была тишина.

А на что он рассчитывал? Что статуя Рорх заговорит с ним? Он и сам не знал, чего ждал, поэтому взял второй лепесток и вспомнил тихий шелестящий голос Ренарда Цирона. Взгляд невольно скользнул в грот Жнеца Душ. Чем-то Ренард действительно его напоминал, и Киллиан даже подумал, что стоит вознести молитву не Рорх, а ее верному стражу, однако передумал.

– Я… – Его голос дрогнул. Потребовалось несколько мгновений, чтобы собраться с мыслями. – Я не знаю, состоялся ли уже Суд Богов… – Он вновь прервался, чувствуя, что его слова звучат глупо. Он будто зачитывал отчет на собрании жрецов. Пальцы все перемалывали лепесток над играющим пламенем. – Просто позволь ему переродиться. Позволь ему видеть мир, позволь быть его частью. Он был хорошим человеком, что бы кто о нем ни думал.

В горле встал неприятный комок.

Осталась последняя часть ритуала.

Бенедикт.

Ты ему дорог, – вспомнились Киллиану слова Ренарда. – Не припомню, чтобы он кого-то так рьяно защищал. И не припомню, чтобы за кого-то так сильно боялся.

Давящее ощущение комка в горле стало сильнее, глаза защипало.

– Бенедикт… – прошептал Киллиан, почувствовав дрожь в собственном голосе. Не помня себя, он взял лепесток и принялся крошить его над пламенем свечи, надеясь, что нужные слова сами попросятся на язык, но этого не произошло. Лепесток рассеялся над горящей алтарной свечой в полной тишине.

Киллиан повторил попытку, но слова вновь застряли у него в горле.

– Зараза, если кто и заслужил треклятого перерождения, то именно он! – вдруг сорвалось с его губ. Выкрик эхом разнесся по пустому храму.

Внутри Киллиана нарастала злость, которую он не мог контролировать. Та его часть, что стала хаффрубом, слишком плохо ладила с собственным гневом. Не помня себя, Киллиан выхватил из вазы горсть лепестков и швырнул ее в статую.

– Зачем?! – яростно крикнул он. – Зачем ты забрала его?! Зачем ты забираешь у меня всех, кто мне дорог? Что бы я ни делал, я всегда остаюсь один! Это нечестно, ты слышишь?! Нечестно!

Он несколько раз толкнул каменную статую, но ничего не произошло.

Киллиан снова осознал, что плачет, и сейчас ему было все равно, что он разбушевался в святом месте. Его злость была направлена на богов, и они должны были услышать ее.

– Ты не имела права! Ты не могла позволить этому случиться! Почему со мной? Проклятье, почему ты не забрала меня?! Верни его! Ненавижу тебя! Верни его!

Киллиан зарыдал в голос, поэтому не расслышал спешных шагов, следующих в секцию Рорх.

Слезы вмиг прекратились, когда шаги зазвучали совсем близко.

– Бенедикт? – всхлипнул он.

В арке углубления Рорх показался человек в длинной рясе, и поначалу Киллиан действительно принял его за Бенедикта, однако незнакомец подошел ближе и оказался совершенно на него не похож. Это был служитель храма.

– Молодой человек, это святое место, – свистящим шепотом произнес мужчина. – Что вы здесь устроили?

Залившись краской от стыда, Киллиан подскочил, оттолкнул служителя в сторону и опрометью бросился прочь из Храма Тринадцати.

Глава 8

Сельбрун, Крон

Двадцать первый день Сойнира, год 1490 с.д.п.

Выход из храма все отдалялся и отдалялся. Сколько бы Киллиан ни гнался за ним, как бы быстро ни бежал, он не мог выбраться отсюда. Он слышал тяжелую поступь оскорбленной богини за своей спиной. Обернувшись, он увидел огромную фигуру Рорх, тянущуюся к нему своими костяными руками.

Харт!

Она звала его. Пришло время платить по счетам.

– Нет! – в ужасе выкрикнул Киллиан, припустив еще быстрее. Он мчался по круглому залу Храма Тринадцати под осуждающими взорами каменных богов, и Рорх вот-вот должна была настичь его.

Какая-то часть Киллиана даже мысленно приближала и без того скорую кончину. Все, кто был ему дорог, погибли. Никого не осталось. Ради кого ему жить? Ради чего продолжать убегать? Острые иглы горя и боли терзали его, омывая волнами бесконечного одиночества. Однако другая часть его души при мысли о расправе, которую собиралась учинить над ним Рорх, приходила в ужас.

Харт!

Он ощутил ее костлявую руку прямо на своем плече и закричал…

Ему вторил другой вскрик.

Киллиан вскочил… и сел на кровати.

– Боги, Харт! – запыхавшись от испуга, выдохнул Карл Бриггер. Его лицо казалось побледневшим даже в рыжеватом свете оставленной на столе масляной лампы. – Тебе приснился кошмар?

Киллиан попытался отдышаться.

– Я… да… кажется. – Он поморщился и потряс головой, сбрасывая с себя остатки морока Заретта. Правое плечо, поврежденное когда-то огнем, противно ныло, как будто его и впрямь коснулась рука богини смерти. Киллиан перевел дух и с отвращением отер потный лоб, после чего испытующе уставился на старшего жреца. – Что вы здесь делаете?

Карл Бриггер нахмурился от его невежливого тона, однако замечаний делать не стал. Он нервозным движением оправил рясу, хотя этого и не требовалось: одежда на нем не сбилась и не пошла лишними складками. Прошло около минуты, прежде чем он заговорил о цели своего ночного визита.

– Гм… Харт, ты должен кое-что знать, – неохотно начал он. Взгляд сиротливо блуждал по комнате в поисках чего-то, за что можно было бы зацепиться. Указав на стул, Бриггер вопрошающе кивнул. – Не возражаешь, если я присяду?

– К чему бы мне возражать? – пожал плечами Киллиан. Он думал, что Бриггеру, должно быть, сообщили об инциденте в Храме, и теперь старик пришел научить юного скандалиста уму-разуму. От одной мысли о подобной отповеди Киллиана передергивало: ему совершенно не хотелось обсуждать то, что произошло в секции Рорх.

Бриггер тем временем оставался хмурым, ему будто не нравилось, как начался этот разговор. Он с явным недовольством развернул стул к кровати и сел, тут же прислонив кулак к губам, чтобы откашляться. Киллиан свесил ноги с кровати и откинул одеяло, представ перед старшим жрецом в ночной сорочке и простых льняных штанах для сна.

– И все же чем обязан в столь поздний час? Ваше дело настолько безотлагательное, что не могло подождать до утра?

Бриггер недовольно посмотрел на Киллиана.

– Ты так и не выучился должной манере разговора со старшими, Харт, – едко бросил он. – Если я пришел, значит, на то были свои причины.

– И какие же они? – тяжело вздохнул Киллиан, начиная раздражаться.

Если б дело было в нравоучениях, вряд ли Бриггер бы так медлил. Отчего он продолжает ходить вокруг да около? Если он хочет сообщить какие-то неприятные вести… Что ж, хуже того, что и так произошло, ничего быть не может. Карлу Бриггеру нечем было его пугать.

Старик снова прочистил горло.

– У меня недавно состоялся разговор с Рерихом Анкордским, – нехотя начал он.

Киллиан выжидающе уставился на Бриггера. Он никогда не имел дела лично с правителем Анкорды, но отчего-то был уверен, что ничего хорошего от контакта с ним ждать не следует.

– Ты должен понимать, Харт, что замысел Бенедикта с малагорской операцией изначально был безумной авантюрой, на которую ни я, ни Рерих VII подписываться не хотели, – продолжил старик.

Настал черед Киллиана хмуриться. В прошлый раз разговор начался с этого же вступления и обернулся катастрофой. Зачем же старик повторяется?

– Однако же вы подписались, – напомнил Киллиан.

– Да. С рядом условий, – многозначительно произнес Бриггер. – Я озвучивал эти условия Бенедикту при тебе, когда вы оба пришли в мой кабинет.

Киллиан постарался припомнить, что говорил тогда старик, но не сумел. Что-то об ответственности за малагорскую операцию там действительно было, но память предпочла не концентрироваться на том, что именно.

– Я не помню все разговоры дословно. Что вы пытаетесь мне сообщить? – Киллиан почувствовал, как внутри него поднимается злость. – О чем вы говорили с Рерихом Анкордским?

– Об ответственности за провал малагорской операции, Харт. И не надо так смотреть! – Бриггер предупреждающе приподнял руку, заметив написанное на лице Киллиана возмущение. – Цель операции не выполнена, и Совет Восемнадцати рано или поздно посмотрит в сторону тех, кто ответственен за учиненные беспорядки. Уж поверь, недовольные взгляды падут в первую очередь на тех, кто эту операцию развязал.

– То есть, – прищурился Киллиан, понимая, куда клонит старик. В прошлый раз он не дал себе труда внимательно его послушать, однако теперь вспомнил, что и это Бриггер ему уже говорил, – вы хотите сказать, что собираетесь повесить всю ответственность на Бенедикта? Несмотря на то, что беспорядки на материке и беженцы – дело рук военных?

– Открой глаза, Харт! – вскинулся Бриггер. – Воины пошли за Бенедиктом после его призыва. Если б не он, никакой новой войны не началось бы. Такое происходит не в первый раз: Бенедикт неистовствовал в Хоттмаре, и нам повезло, что Кардения была слишком занята войной, чтобы приструнить весь Культ за скандал с герцогской семьей. Затем разгорелось Сто Костров, и эта казнь вошла в историю как самая кровавая. Только окончание войны помогло Бенедикту выйти сухим из воды. Ему часто везло! Но боги не могут благоволить кому-то вечно. Сейчас именно Бенедикт заварил эту кашу с малагорской операцией, втянув в это весь материк. И в какой-то момент придется напомнить, что малагорская операция была исключительно его инициативой. – Бриггер сделал небольшую паузу и добавил: – Его и его команды.

Киллиан мотнул головой.

– Боги, он же погиб там! Неужели вам этого недостаточно?!

– Да, Харт, он погиб, – холодно перебил старик. – И ему уже все равно, что будет твориться тут, в мире живых. – Он вздохнул и устало потер переносицу. – Послушай, твоя юношеская горячность мне хорошо понятна, но ты умный малый и не должен смотреть на Бенедикта, как на богоподобную фигуру.

– Я смотрю на него, как на человека, чью память вы и Рерих Анкордский собираетесь очернить в глазах мира! – воскликнул Киллиан.

Бриггер посмотрел на него чуть ли не с жалостью.

– Очернить память? Харт, он вовсе не был непогрешимым, на его счету достаточно авантюр, многие из которых были рискованными. Последняя не увенчалась успехом. Он знал, что ответственность ляжет на него.

Киллиан отвел взгляд и поморщился.

– Зачем вы говорите об этом мне, если для себя уже все решили? Если вам плевать на то, что я об этом думаю?

– Затем, что меня не настолько не волнует его память, насколько ты думаешь, – с грустью вздохнул Бриггер. – Я не зря напомнил, что ответственным является не только он, но и его команда. Единственный выживший из его команды – это ты.

Киллиан недоверчиво уставился на Бриггера.

– Вы хотите, чтобы за малагорскую операцию перед Советом Восемнадцати отвечал я? С учетом, что меня там даже не было?!

– Нет, – покачал головой Бриггер. – Не хочу. Именно за этим я и здесь, Харт. Пока мало кто знает о том, что ты состоял в команде Бенедикта, однако об этом известно Рериху, и я… не уверен, что эта информация надолго останется тайной. В какой-то момент перед Советом нужно будет кого-то представить как ответственного. Я не удивлюсь, если выбор Рериха Анкордского падет на тебя. Это вполне в его стиле. – Старик устало вздохнул, а Киллиан несколько раз недоверчиво моргнул, не понимая, чего теперь ждать. – Я этого не хочу, Харт. В память о Бенедикте я не хочу, чтобы тебе испортили жизнь и заставили держать ответ за то, к чему ты причастен лишь косвенно.

– Вы… встаете на мою сторону?

– С моральной точки зрения я всегда и был на твоей стороне, но силы неравны. И именно по этой причине оставаться в отделении тебе никак нельзя. – Бриггер поднял на Киллиана тяжелый взгляд. – Я вряд ли смогу тебя защитить, если Рерих обрушит на тебя гнев Совета Восемнадцати. Я могу лишь предупредить о том, что тебя может ждать, и настаивать на твоем немедленном, – он помедлил, подбирая слово, – побеге.

Киллиан громко втянул воздух, которого стало резко не хватать.

– То есть, я теперь… беглый преступник? – спросил он.

– Пока нет, – с печальной улыбкой ответил Бриггер. – Но, боюсь, в скором времени можешь им стать. Я не могу предсказать действия Рериха, в последнее время он стал мнительным и безрассудным. Он готов на все, чтобы спасти собственную репутацию. Точнее, то, что от нее осталось. После Ста Костров Анкорды переложить вину на одного незнакомого юнца из команды Бенедикта за ним не заржавеет. Я этому ничего не противопоставлю.

Не сможете или не захотите? – едко подумал Киллиан, однако бросать провокационный вопрос старику не стал. Бриггер уже сказал, что не станет защищать Киллиана. Какая, в сущности, разница, по какой причине?

– В головном отделении о тебе знают, – продолжал Бриггер. – Молодые жрецы и преподаватели понимают, кто ты и с кем пришел. Когда весть о провале малагорской операции станет широко обсуждаемой, тебе будет уже поздно скрываться. Бежать нужно прямо сейчас. У тебя нет времени на раздумья. И тебе лучше забыть дорогу в Крон, и особенно дорогу в головное отделение Культа. – Старик покачал головой. – Боюсь, что, если тебя начнут разыскивать, и ты попадешься жрецам, братской снисходительности тебе лучше не ждать.

Киллиан сжал в кулак руку, начавшую подрагивать. Только недавно он думал, что хуже быть не может. Похоже, боги Арреды решили продемонстрировать ему свое чувство юмора.

– Я полагаю, – сдавленно произнес Киллиан, – что мне не следует ждать даже до утра?

– Чем скорее ты скроешься, Харт, тем лучше. Не говори, куда направишься. И будь осторожен. Боюсь, это все, что я могу для тебя сделать. Прости.

Бриггер поднялся со стула, давая понять, что разговор окончен. Уже в дверях он замер и стал в пол-оборота. Смотреть на Киллиана он избегал.

– Да, вот еще. Тебе, разумеется, не стоит путешествовать в форме Культа. В наших гардеробных есть вещи, в которых жрецы иногда уходят на тайные задания. – Он немного помедлил, прежде чем добавить: – Удачи, Харт. Прощай.

После этого Бриггер вышел из комнаты, оставив Киллиана одного.