Древние российские стихотворения, собранные Киршею Даниловым

Иван Гаденович

 
    Во стольном во городе во Киеве,
    У ласкова асударь-князя Владимера вечеренка была.
    На пиру у нево сидели честныя вдовы,
    Пригодился тут Иван Годинович,
    И проговорит ему стольной киевской Владимер-князь:
    «Гой еси, Иван ты Годинович!
    А зачем ты, Иванушка, не женишься?».
    Отвечает Иван сын Годинович:
    «Рад бы, асударь, женился, да негде взять:
¹⁰ Где охота брать, за меня не дают,
    А где-та подают, ту я сам не беру».
    А проговорит ласковой Владимер-князь:
    «Гой еси, Иван сын Годинович!
    А садися ты, Иван, на ременчет стул,
    Пиши ерлыки скоропищеты».
    И садился тотчас Иван на ременчет стул,
    Написал ерлык скоропищетой
    А о добром деле – о сватонье
    К славному городу Чернигову,
²⁰ К Дмитрею, гостю богатому.
    Написал он ерлык скоропищетой,
    А Владимер-князь ему руку приложил:
    «А не ты, || Иван, поедешь свататься,
    Сватаюсь я-де, Владимер-князь».
    А скоро-де Иван снарежается,
    А скоря́ тово поездку чинит
    Ко городу Чернигову.
    Два девяноста-то мерных верст
    Переехал Иванушка в два часа.
³⁰ Стал он, Иван, на гостином дворе,
    Скочил он, Иван, со добра коня.
    Привезавши коня к дубову столбу,
    Походил во гридню во светлую,
    Спасову образу молится,
    Он Дмитрею-гостю кланеется,
    Положил ерлык скоропищетой на круглой стол.
    Дмитрей-гость распечатавает и рассматривает,
    Просматривает и прочитавает.
    «Глупой Иван, неразумной Иван!
⁴⁰ Где ты, Иванушка, перво был?
    Ноне Настасья просватана,
    Душа Дмитревна запоручена
    В дальну землю Загорскую
    За царя Афромея Афромеевича.
    За царя отдать – ей царицою слыть,
    Панове все поклонятся,
    Пановя и улановя,
    А немецких языков с(че)ту нет;
    За тебя, Иван, отдать – холопкой слыть,
⁵⁰ Избы мести, заходы скрести».
    Тут Иванушку за беду стало,
    Схватя ерлык Иван да и вон побежал.
    Садился Иван на добра коня,
    Побежал он ко городу Киеву.
    Скоро Иван на двор прибежал,
    И приходит он во светлу гридню
    Ко великому князю Владимеру,
    Спасову образу молится,
    А Владимеру-князю кланеется.
⁶⁰ Вельми он, Иван, закручинился.
    Стал его Владимер-князь спрашивати,
    А стал Иван россказавати:
    «Был я у Митрея во дому,
    Положил ерлык на круглой стол,
    Дмитрей-гость не задерживал меня в том,
    Скоро ерлыки прочитавал
    И говорил таковы слова:
    «Глупой ты-де, Иван, неразумной, Иван!
    Где ты, Иванушка, перво был?
⁷⁰ Ноне Настасья просватана
    В дальну землю Загорскую
    За царя Афромея Афромеевича.
    За царя-де ее отдать – царицою слыть,
    Панове все поклонятся,
    Панове все и улановья,
    А немецких языков счету нет;
    За тебя-де, Иван, отдать – холопкой слыть:
    Избы мести да заходы скрести».
    Тут ему, князю, за беду стало,
⁸⁰ Рвет на главе черны кудри свои,
    Бросает их о кирпичет || пол:
    «Гой еси, Иван Годинович,
    Возьми ты у меня, князя, сто человек
    Русских могучих богатырей,
    У княгини ты бери другое сто,
    У себя, Иван, третье сто,
    Поезжай ты о добром деле – о сватонье,
    Честью не даст, ты и силою бери».
    Скоро молодцы те собираются,
⁹⁰ А скоря́ тово пое(зд)ку чинят,
    Поехали к городу Чернигову,
    А и только переехали быстрова Непра,
    Выпала пороха снегу белова,
    По той по порохе, по белу снегу
    И лежат три следа звериныя:
    Первой след гнедова тура,
    А другой след лютова зверя,
    А третей след дикова вепря.
    Стал он, Иван, разъесачавати:
¹⁰⁰ Послал он за гнедым туром сто человек
    И велел поймать ево бережно,
    Без той раны кровавыя;
    И за лютым зверям послал другое сто
    И велел изымать ево бережно,
    Без той раны кровавыя;
    И за диким вепрям послал третье сто,
    А велел изымать ево бережно,
    Без тоя раны кровавыя,
    И привесть их во стольной Киев-град
¹¹⁰ Ко великому князю Владимеру.
    А сам он, Иван, поехал едино́й
    Во Чернигов-град.
    И будет Иван во Чернигове,
    А у Дмитрея, гостя богатова,
    Скачет Иван середи двора,
    Привезал коня к дубову столбу,
    Походил он во гридню светлую
    К Дмитрею, гостю богатому,
    Спасову образу молится,
¹²⁰ Дмитрею-гостю не кланеется,
    Походил за занавесу белую
    Он к душке Настасье Дмитревне.
    А тут у Дмитрея, гостя богатова,
    Сидят мурзы-улановья,
    По нашему, сибирскому, дру́жки словут:
    Привезли оне платьица цветное
    Что на душку Настасью Дмитревну,
    Платья тово на сто тысячей
    От царя Афромея Афромевича.
¹³⁰ А сам царь Афромей Афромеевич
    Он от Чернигова в трех верстах стоит,
    А силы с ним три тысячи.
    Молоды Иванушка Годинович
    Он из-за занавесу белова
    Душку Настасью Дмитревну
    Взял за руку за белую,
    Потащил он Настасью, лишь туфли звенят.
    Что взговорит ему Дмитрей-гость:
    «Гой еси ты, Иванушка Годинович,
¹⁴⁰ Сужаное пересужаваешь, ряженое переряжеваешь,
    Мошно тебе взять не гордос(т)ью —
    Веселым пирком-свадебкой».
    Только Иван слово выговорил:
    «Гой еси ты, славной Дмитрей-гость!
    Добром мы у тебя сваталися,
    А сватался Владимер-князь,
    Не мог ты чес(т)ью мне отдать,
    Ноне беру и не кланеюсь!».
    Вытощил ее середи двора,
¹⁵⁰ Посадил на добра коня
    И сам метался в седелечко черкесское.
    Некому бежать во Чернигов-град
    За молодом Иванушком Годиновичем.
    Переехал он, Иван, девяноста верст,
    Поставил он, Иван, тут свой бел шатер,
    Развернул ковры сорочинския,
    Пос(т)лал потнички бумажныя,
    Изволил он, Иван, с Настасьею опочив держать.
    Данеслась скоро вестка нерадошна
¹⁶⁰ Царю Афромею Афромевичу,
    А приехали мурзы-улановья,
    Телячьим языком россказывают:
    «Из славнова-де города из Киева
    Прибежал удал молодец,
    Увез твою противницу Настасью Дмитревну».
    Царь Афромей Афромеевич
    Скоро он вражбу чинил:
    Обвернется гнедым туром,
    Чистыя поля туром перескакал,
¹⁷⁰ Темныя лесы соболем пробежал,
    Быстрыя реки соколом перлетал,
    Скоро он стал у бела шатра.
    А и тут царь Афромей Афромеевич
    Закричал-заревел зычным голосом:
    «Гой еси, Иванушка Годинович!
    А и ты суженое пересужаваешь, ряженое переряживаешь,
    Почто увез ты Настасью Дмитревну?».
    А скоро Иван выходит из бела шатра,
    Говорил тут Иванушка Годинович:
¹⁸⁰ «Гой еси, царь Афромей Афромеевич!
    Станем мы с тобою боротися а большине́,
    Что кому наша Настасья достанется».
    И схватилися оне тут боротися.
    Что-де ему, царю, делати
    Со молодом Иваном Годиновичем:
    Согнет он царя корчагою,
    Опустил он о сыру землю,
    Царь Афромей Афромеевич
    Лежит на земли, свету не видит.
¹⁹⁰ Молоды Иван Годинович
    Он ушел за кустик || мочитися,
    Царь Афромей едва пропищал:
    «Думай ты, Настасья, не продумайся!
    За царем, за мною, быть – царицею слыть,
    Панове все поклонятся, пановя все улановя,
    А немецких языков счету нет;
    За Иваном быть – холопкой слыть,
    А избы мести, заходы скрести».
    Приходит Иван ко белу шатру,
²⁰⁰ Напустился с ним опять боротися,
    Схватилися оне руками боротися,
    Душка Настасья Дмитревна
    Изымала Ивана Годиновича за́ ноги,
    Тут ево двоя и осилили.
    Царь Афромей на грудях сидит,
    Говорит таково слово:
    «А и нет чингалишша булатнова,
    Нечем пороть груди белыя».
    Только лишь царь слово выговорил:
²¹⁰ «Гой еси ты, Настасья Дмитревна!
    Подай чембур от добра коня».
    И свезали Ивана руки белыя,
    Привезали ево ко сыру дубу.
    Царь Афромей в шатер пошел,
    Стал с Настасьею поигравати,
    А назолу дает ему, молоду Ивану Годиновичу.
    По ево было талану добра молодца,
    А и молода Ивана Годиновича,
    Первая высылка из Киева бежит —
²²⁰ Ровно сто человек;
    Прибежали ко тому белу шатру,
    Будта зайца в кусте изъехали:
    Спиря скочил, тот поспирявает,
    Сёма прибежал, тот посёмавает;
    Которы молодцы оне поглавнея
    Срезали чембуры шелковыя,
    Молода Ивана Годиновича опрастовали.
    Говорил тут Иванушка Годинович:
    «А и гой вы еси, дружина хоробрая!
²³⁰ Их-та, царей, не бьют-не казнят,
    Не бьют-не казнят и не вешают,
    Повезите ево ко городу ко Киеву
    Ко великому князю Владимеру».
    А и тут три высылки все сбиралися,
    Наредили царя в платье цветное,
    Повезли ево до князя Владимера.
    И будут в городе Киеве,
    Россказали тут удалы добры молодцы
    Великому князю Владимеру
²⁴⁰ Про царя Афромея Афромеевича.
    И Владимер-князь со княгинею
    Встречает ево честно-хвально и радошно,
    Посадил ево за столы дубовыя.
    Тут у князя стол пошел
    Для царя Афромея Афромеевича.
    Молоды Иванушка Годинович
    Астался он во белом шатре,
    Стал он, Иван, жену свою учить,
    Он душку Настасью Дмитревну:
    Он перво || ученье-то – руку ей отсек,
    Сам приговаривает:
    «Эта мне рука не надобна —
    Трепала она, рука, Афромея царя!».
    А второе ученье – ноги ей отсек:
    «А и та-де нога мне не надобна —
    Аплеталася со царем Афромеем неверныем!».
    А третье ученье – губы ей обрезал
    И с носом прочь:
    «А и эти губы мне не надобны —
²⁶⁰ Целовали оне царя невернова!».
    Четверто ученье – голову ей отсек
    И с языком прочь:
    «Это голова мне не надобна
    И этот язык мне не надобен —
    Говорил со царем неверныем
    И сдавался на ево слова прелестныя!».
    Втапоры Иван Годинович
    Поехал ко стольному городу Киеву
    Ко ласкову князю Владимеру.
²⁷⁰ И будет в городе Киеве,
    Благодарит князя Владимера
    За велику милость, что женил ево
    На душке Настасье Дмитревне.
    Втапоры ево князь спрашивал:
    «Где же твоя молодая жена?».
    Втапоры Иван о жене своей сказал,
    Что хотела с Вахрамеем царем в шатре ево убить,
    За что ей поученья дал – голову срубил.
    Втапоры князь весел стал,
²⁸⁰ Что отпускал Вахрамея царя, своего подданника,
    В ево землю Загорскую.
    Только ево увидели,
    Что обвернется гнедым туром,
    Поскакал далече во чисто поле к силе своей.
 

Гардей Блудович

 
    В стольном было городе во Киеве,
    У ласкова асударь-князя Владимера,
    Было пированье-почестной пир,
    Было столование-почестной стол;
    Много было у князя Владимера
    Князей и бояр и княженецких жен.
    Пригодились тут на пиру две честны́я вдовы́:
    Первая вдова – Чесовая жена,
    А другая вдова – то Блудова жена,
¹⁰ Обе жены богатыя,
    Богатыя жены дворянския.
    Промежу собой сидят за прохлад говорят.
    Что взговорит тут Блудова жена:
    «Гой еси ты, Авдотья Чесовая жена!
    Есть у тебе девять сыновей,
    А девять сыновей, как ясных соколов,
    И есть у тебе дочь возлюбленна,
    Молода Авдотья Чесовична,
    Та ведь девица как лебедь белая;
²⁰ А у меня, у вдовы, Блудовы жены,
    Един есть сын Горден как есен сокол,
    Многия пожитки осталися ему
    От своего родимаго батюшка;
    Ноне за прохлад за чужим пирком
    Молвим словечко о добром деле – о сватонье:
    Я хощу у тебя свататься
    За молода Гордена Блудовича
    Дочь твою возлюбленну Авдотью Чесовичну».
    Втапоры Авдотья Чесова жена
³⁰ На то осердилася,
    Била ее по щеке,
    Таскала по полу кирписчету
    И при всем народе, при беседе,
    Вдову опазорела,
    И весь народ тому смеялися.
    Исправилась она, Авдотья Блудова жена,
    Скоро пошла ко двору своему,
    Идет ко двору, шатается,
    Сама больно закручинилася.
⁴⁰ И завидел Горден сын Блудович,
    Скоро он метался с высока терема,
    Встречал за воротами ее,
    Поклонился матушке в праву ногу:
    «Гой еси, матушка!
    Что ты, сударыня, идешь закручинилася?
    Али место тебе было не по вотчине?
    Али чаром зеленом вином обносили тебе?».
    Жалобу приносит матера вдова,
    Авдотья Блудова жена,
⁵⁰ Жалобу приносит своему сыну Гордену Блудовичу:
    «Была я на честно́м пиру
    У великова князя Владимера,
    Сидели мы с Авдотьей Часовой женой,
    За прохлад с нею речи говорили
    О добром деле – о сватонье,
    Сваталась я на ее любимой на дочери Авдотьи Часовичне
    За тебе, сына, Гордена Блудовича.
    Те ей мои речи не взлюбилися,
    Била мене по щеке
⁶⁰ И таскала по полу кирписчетому,
    И при всем народе на пиру обе(сч)естила».
    Молоды Горден сын Блудович
    Уклал спать свою родимую матушку:
    Втапоры она была пьяная.
    И пошел он на двор к Чесовой жене,
    Сжимал песку горсть целую,
    И будет против высокова терема,
    Где сидит молода Авдотья Чесовична,
    Бросил он по высоком терему —
⁷⁰ Полтерема сшиб, виноград подавил.
    Втапоры Авдотья Чесовична
    Бросилась, будто бешеная, из высокова терема,
    Середи двора она бежит,
    Ничего не говорит,
    Пропустя она Гордена сына Блудовича,
    Побежала к своей родимай матушке
    Жаловатися на княженецкой пир.
    Втапоры пошел Горден на княженецкой двор
    Ко великому князю Владимеру
⁸⁰ Рассматривать вдову, Чесову жену.
    Та || вдова, Чесова жена,
    У великова князя сидела на пиру за убраными столы.
    И тут молоды Горден выходил назад,
    Выходил он на широкой двор,
    Вдовины ребята с ним заздорели;
    А и только не все оне пригодилися,
    Пригодилось их тут только пять человек,
    Взяли Гордена пощипавати,
    Надеючи на свою родимую матушку.
⁹⁰ Молоды Горден им взмолится:
    «Не троните мене, молодцы!
    А меня вам убить, не корысть получить!».
    А оне тому не веруют ему,
    Опять приступили к нему,
    И он отбивался и метался от них,
    И прибил всех тут до единова.
    Втапоры донесли народ киевской
    Честной вдове, Часовой жене,
    Что молоды Горден Блудович
¹⁰⁰ Учинил драку великую,
    Убил твоих детей до́ смерти.
    И посылала она, Часова жена,
    Любимых своих четырех сыновей
    Ко тому Гордену Блудовичу,
    Чтоб он от того не убрался домой,
    Убить бы ево до́ смерти.
    И настигли ево на широкой улице,
    Тут обошли вкруг ево,
    Ничего с ним не говорили,
¹¹⁰ И только один хотел боло ударить по́ уху,
    Да не удалось ему:
    Горден верток был, -
    Тово он ударил о́ землю
    И ушиб ево до́ смерти;
    Другой подвернется – и тово ушиб,
    Третей и четвертой кинулися к нему —
    И тех всех прибил до́ смерти.
    Пошел он, Горден, к Авдотьи Чесовичне,
    Взял ее за белы руки
¹²⁰ И повел ко божьей церкви,
    С вечернями обручается,
    Обручался и обвенчался с ней и домой пошел.
    Поутру Горден стол собрал,
    Стол собрал и гостей позвал,
    Позвал тут князя со княгинею
    И молоду свою тещу, Авдотью Чесовую жену.
    Втапоры боло честна вдова, Чесовая жена, загорденелася,
    Не хотела боло идти в дом к зятю своему,
    Тут Владимер-князь стольной киевской и со княгинею
¹³⁰ Стали ее уговаривати,
    Чтобы она на то больше не кручинилася,
    Не кручинилася и не гневалася.
    И она тут их послушела,
    Пришла к зятю на веселой пир.
    Стали пити, ясти, прохложатися.
 

чурила Пленкович

 
    Во стольном в городе во Киеве,
    У ласкова асударь-князя Владимера,
    Было пирование-почестной пир,
    Было столование-почестной стол
    На многи князи и бояра
    И на русския могучия богатыри.
    Будет день в половина дня,
    А и будет стол во полустоле,
    Князь Владимер распотешился.
¹⁰ А незнаемы люди к нему появилися:
    Есть молодцов за сто человек,
    Есть молодцов за другое сто,
    Есть молодцов за третье сто,
    Все оне избиты-изранены,
    Булавами буйны головы пробиваны,
    Кушаками головы завязаны;
    Бь(ю)т челом, жалобу творят:
    «Свет государь ты, Владимер-князь!
    Ездили мы по полю по чистому,
²⁰ Сверх тое реки Че́реги,
    На твоем государевом займище,
    Ничего мы в поле не наезжавали,
    Не наезжавали зверя прыскучева,
    Не видали птицы перелетныя,
    Только наехали во чистом поле
    Есть молодцов за́ три ста́ и за́ пять со́т,
    Жеребцы под ними латынския,
    Кафтанцы на них камчатныя,
    Однорядочки-то голуб скурлат,
³⁰ А и колпачки – золоты плаши.
    Оне соболи, куницы повыловили
    И печерски лисицы повыгнали,
    Туры, олени выстрелили,
    И нас избили-изранели,
    А тебе, асударь, добычи нет,
    А от вас, асударь, жалованья нет,
    Дети, жены осиро́тили,
    Пошли по миру скитатися».
    А Владимер-князь стольной киевской
⁴⁰ Пьет он, есть, прохложается,
    Их челобитья не слушает.
    А и та толпа со двора не сошла,
    А иная толпа появилася:
    Есть молодцов за́ три ста́,
    Есть молодцов за́ пять со́т.
    Пришли охотники-рыбало́выя,
    Все избиты || – изранены,
    Булавами буйны головы пробиваны,
    Кушаками головы завязаны,
⁵⁰ Бьют челом, жалобу творят:
    «Свет государь ты, Владимер-князь!
    Ездили мы по рекам, по озерам,
    На твои щаски княженецкия
    Ничего не пои́мавали, -
    Нашли мы людей:
    Есть молодцов за́ три ста и за́ пять сот,
    Все оне белую рыбицу повыловили,
    Щуки, караси повыловили ж
    И мелкаю рыбицу повыдавили,
⁶⁰ Нам в том, государь, добычи нет,
    Тебе, государю, приносу нет,
    От вас, государь, жалованья нет,
    Дети, жены осиро́тили,
    Пошли по миру скитатися,
    И нас избили-изранели».
    Владимер-князь стольной киевской
    Пьет-ест, прохложается,
    Их челобитья не слушает.
    А и те толпы со двора не сошли,
⁷⁰ Две толпы вдруг пришли:
    Первая толпа – молодцы сокольники,
    Другия – молодцы кречатники,
    И все они избиты-изранены,
    Булавами буйны головы пробиваны,
    Кушаками головы завязаны,
    Бьют челом, жалобу творят:
    «Свет государь, Владимер-князь!
    Ездили мы по полю чистому,
    Сверх тое Че́реги,
⁸⁰ По твоем государевом займищу,
    На тех на потешных островах,
    На твои щаски княженецкия
    Ничево не пои́мавали,
    Не видали сокола и кречета перелетнова,
    Только наехали мы молодцов за тысячу человек,
    Всех оне ясных соколов повыхватали
    И белых кречетов повыловили,
    А нас избили-изранели, -
    Называются дружиною Чуриловою».
⁹⁰ Тут Владимер-князь за то слово спохватится:
    «Кто это Чурила есть таков?».
    Выступался тута старой Бермята Васильевич:
    «Я-де, асударь, про Чурила давно ведаю,
    Чурила живет не в Киеве,
    А живет он пониже малова Киевца.
    Двор у нево на семи верстах,
    Около двора железной тын,
    На всякой || тынинки по маковке,
    А и есть по земчуженке,
¹⁰⁰ Середи двора светлицы стоят,
    Гридни белодубовыя,
    Покрыты седых бобров,
    Потолок черных соболей,
    Матица-та валженая,
    Пол-середа одново серебра,
    Крюки да пробои по булату злачены,
    Первыя у нево ворота вольящетыя,
    Другия ворота хрустальныя,
    Третьи ворота оловянныя».
¹¹⁰ Втапоры Владимер-князь и со княгинею
    Скоро он снарежается,
    Скоря́ тово пое(зд)ку чинят;
    Взял с собою князей и бояр
    И магучих богатырей:
    Добрыню Никитича
    И старова Бермята Васильевича, -
    Тут их собралось пять сот человек
    И поехали к Чурилу Пленковичу.
    И будут у двора ево,
¹²⁰ Встречает их старой Плен,
    Для князя и княгини отворяет ворота вольящетыя,
    А князем и боярам – хрустальныя,
    Простым людям – ворота оловянныя,
    И наехала их полон двор.
    Старой Пленка Сароженин
    Приступил ко князю Владимеру
    И ко княгине Апраксевне,
    Повел их во светлы гридни,
    Сажал за убраныя столы,
¹³⁰ В место почестное,
    Принимал, сажал князей и бояр
    И могучих русских богатырей.
    Втапоры были повары догадливыя —
    Носили ества сахарныя и питья медяныя,
    А питья все заморския,
    Чем бы князя развеселить.
    Веселыя беседа – на радости день:
    Князь со княгинею весел сидит.
    Посмотрил в окошечко косящетое
¹⁴⁰ И увидел в поле толпу людей,
    Говорил таково слово:
    «По грехам надо мною, князем, учинилося:
    Князя меня в доме не случилася,
    Едет ко мне король из орды
    Или какой грозен посол».
    Старой Пленка Сороженин
    Лишь только усмехается,
    Сам подчивает:
    «Изволь ты, асударь, Владимер-князь со княгинею
¹⁵⁰ И со всеми своими князи и бояры, кушати!
    Что-де едет не король из орды
    И не грозен посол,
    Едет-де дружина хоробрая сына моего,
    Молода Чурила сына Пленковича,
    А как он, асударь, будет, -
    Пред тобою ж будет!».
    Будет пир во полупире,
    Будет стол во полустоле,
    Пьют оне, едят, потешаются,
¹⁶⁰ Все уже оне без памяти сидят.
    А и на дворе день вечеряется,
    Красное солнушка закотается,
    Толпа в поле сбирается:
    Есть молодцов их за́ пять сот,
    Есть и до тысячи:
    Едет Чурила ко двору своему,
    Перед ним несут подсолнучник,
    Чтоб не запекла солнца бела́ ево лица.
    И приехал Чурила ко двору своему,
¹⁷⁰ Перво ево скороход прибежал,
    Заглянул скороход на широкой двор:
    А и некуды Чуриле на двор ехати
    И стоят(ь) со своим промыслом.
    Поехали оне на свой окольной двор,
    Там оне становилися и со всем убиралися.
    Втапоры Чурила догадлив был:
    Берет золоты ключи,
    Пошел во подвалы глубокия,
    Взял золоту казну,
¹⁸⁰ Сорок сороков черных соболей,
    Другую сорок печерских лисиц,
    И брал же камку белохрущету,
    А цена камке сто тысячей,
    Принес он ко князю Владимеру,
    Клал перед ним на убранной стол.
    Втапоры Владимер-князь стольной киевской
    Больно со княгинею возрадовалися,
    Говорил ему таково слово:
    «Гой еси ты, Чурила Пленкович!
¹⁹⁰ Не подобает тебе в деревне жить,
    Подобает тебе, Чуриле, в Киеве жить, князю служить!».
    Втапоры Чурила князя Владимера не ослушался
    Приказал тотчас коня оседлать,
    И поехали оне все в тот стольной Киев-град
    Ко ласкову князю Владимеру.
    В добром здоровье их бог перенес.
    А и будет на дворе княженецкием,
    Скочили оне со добрых коней,
    Пошли во светлицы-гридни,
²⁰⁰ Садилися за убраныя столы,
    Посылает Владимер стольной киевской
    Молода Чурила Пленковича
    Князей и бояр звать в гости к себе,
    А зватова приказал брать со всякова по десяти рублев,
    Обходил он, Чурила, князей и бояр
    И собрал ко князю || на почестной пир.
    А и зайдет он, Чурила Пленкович,
    В дом ко старому Бермяте Васильевичу,
    Ко ево молодой жене,
²¹⁰ К той Катерине прекрасной,
    И тут он позамешкался.
    Ажидает ево Владимер-князь,
    Что долго замешкался.
    И мало время поизойдучи,
    Пришел Чурила Пленкович.
    Втапоры Владимер-князь не во что положил,
    Чурила пришел, и стол пошел,
    Стали пити-ясти, прохложатися.
    Все князи и бояры допьяна́ напивалися
²²⁰ Для новаго стольника Чурила Пленко́вича,
    Все оне напивалися и домой разъезжалися.
    Поутру рано-ранешонько,
    Рано зазвонили ко заутрени,
    Князи и бояра пошли к заутрени,
    В тот день выпадала пороха снегу белова,
    И нашли оне свежей след.
    Сами оне дивуются:
    Либо зайка скакал, либо бел горносталь,
    А иныя тут усмехаются, сами говорят:
²³⁰ «Знать это не зайко скокал, не бел горносталь —
    Это шел Чурила Пленкович к старому Бермяке Васильевичу,
    К ево молодой жене Катерине прекрасныя».