Убийца с пилой

– Не занимайся этим делом. Я твой друг и знаю, что это такое.

– Я знаю, что ты беспокоишься, но не стоит.

– Ты можешь передать это дело Исти. Она неоднократно себя показала, пока на тебя были наложены ограничения. Ты же знаешь, что Исти справится.

– А я не справлюсь?

Стэнфорд откинул голову назад и бросил в потолок:

– Я не об этом.

– А как это будет выглядеть, если я просто передам дело Иствуд? Люди начнут сплетничать, Пол. Обо мне и так ходит много слухов. Меня перестанут уважать.

– Тебя не перестанут… – Стэнфорд запнулся, увидев, как Хенли повернулась к нему спиной и направилась к двери. – Анжелика! – умоляюще произнес он.

– Я знаю, что ты обо мне беспокоишься, но больше никогда не проси меня отказаться от дела.

– Черт побери! – рявкнул Стэнфорд, когда Хенли захлопнула за собой дверь.

Глава 11

– Я все еще не могу в это поверить, – повторял Джейкоб Кеннеди, сидя на диване. На столике стояли три чашки кофе. Хенли не хотела кофе, но видела, что Джейкобу нужно чем-то себя занять. У них была только одна фотография Дэниела – снимок, сделанный в тюрьме полгода назад, но по ней все равно было понятно, насколько братья похожи. У них были одинаковые густые, вьющиеся каштановые волосы и пронзительные глаза орехового цвета. – Эту неделю я работаю удаленно, но вся работа полетела к чертям собачьим. Я ни на чем не могу сосредоточиться.

– Чем вы занимаетесь? – спросил Рамоутер.

– Финансовый консультант. Я даю людям советы по организации нового бизнеса, помогаю найти инвесторов, все в таком роде. Дэн… мой брат работает вместе со мной. Дизайн и строительство. Он… простите… О господи! Он был таким молодцом… Не поймите меня неправильно. Я знаю, что он не был ангелом. У него были трудные несколько лет. Он даже какое-то время сидел в тюрьме, но вы, вероятно, это уже и без меня знаете…

Он замолчал, глядя на каминную полку, где была выставлена целая коллекция фотографий.

– Когда вы с ним последний раз разговаривали или виделись? – спросила Хенли.

– С Дэном? В выходные. В банковский выходной^[23]. У жены был день рождения, мы устраивали барбекю.

– Как он выглядел?

– Нормально. Он злился, что из-за комендантского часа не может посидеть подольше. Но если не считать этого, все было в порядке.

– Вы с ним разговаривали после дня рождения жены?

– По идее, должен был. – Джейкоб сощурился и потер виски. – Как я уже говорил, мы с ним обсуждали его возвращение на работу. О, я виделся с ним и после дня рождения жены! Мы с ним ходили на домашний матч «Вест Хэма» против «Арсенала». Примерно три недели назад.

– Вы были близки? – спросил Рамоутер.

– Он мой младший братишка. Отец умер, когда мы были детьми, а мама не справлялась. Много пила. Употребляла. Так что мы фактически были с ним вдвоем, приглядывали друг за другом.

Джейкоб принялся раскачиваться взад и вперед, а потом его плечи задрожали и он расплакался.

– Простите. Простите.

– Все в порядке, – мягко сказала Хенли и жестом показала Рамоутеру, чтобы передал салфетки, лежавшие на кофейном столике. – Мне на самом деле очень жаль.

Джейкоб благодарно кивнул, забирая салфетки у Рамоутера.

– Ваш брат был выпущен из-под стражи и проживал в хостеле для условно освобожденных после обвинений в нарушении общественного порядка и причинении легкого вреда здоровью? – уточнила Хенли.

– В суде решили, что его квартира находится слишком близко к месту жительства пострадавшего, – с горечью сообщил Джейкоб. – Я хотел, чтобы он жил здесь, с нами. Я смог бы за ним приглядывать, но жена заявила, что это плохо повлияет на детей, хотя это полная чушь. Дети любят своего дядю Дэна. Может… Не знаю… Может, ничего этого не случилось бы… Это моя вина.

– Пожалуйста, успокойтесь. Это не ваша вина. – Искалеченное сердце Хенли чувствовало боль Джейкоба и всю остроту его страданий. Она опустила руку ему на плечо, не зная, насколько успокаивающим получился этот жест. – Что вам известно о предъявленных вашему брату обвинениях?

– Дэн просто защищался. Мы с ним работали над проектом в Дэлстоне, и Дэн заподозрил, что один из строителей ворует материалы. Дело в том, что у Дэна взрывной характер… был взрывной характер. Я очень сомневаюсь, что он обратился к этому парню вежливо. Очевидно, они стали спорить, ругаться…

– Вы присутствовали при этом? – перебила Хенли.

– Нет. Мне это все рассказал Дэн. Началась драка. Они вышли на улицу, и Дэн врезал ему по голове. Арестовали Дэна и обвинения предъявили тоже Дэну.

Рамоутер пролистал страницы своего блокнота.

– Томас Новак, – произнес он. – Так зовут строителя, с которым Дэн подрался?

Лицо Джейкоба слегка просветлело.

– Да, Новак. Вы думаете, что он имеет отношение к случившемуся с Дэном?

– Мы с ним обязательно поговорим, – заявила Хенли. – Еще что-нибудь можете нам сообщить?

В эту минуту послышался женский голос:

– Джей! Я вернулась.

– Моя жена, – сообщил Джейкоб извиняющимся тоном.

Хенли с Рамоутером встали, когда в дверном проеме появилась хорошо одетая женщина с длинными прямыми каштановыми волосами.

Женщина опустила большие желтые пакеты с покупками на пол.

– Вы кто? – спросила она.

– Я следователь, инспектор Анжелика Хенли, а это – стажер, констебль Салим Рамоутер, – представила их Хенли.

– Вы насчет Дэниела? – спросила женщина, которая явно ему не симпатизировала. – То, во что он вляпался, не имеет никакого отношения к нам.

– Зара! Он ни во что не вляпался! – закричал Джейкоб, вскакивая на ноги.

– Я только хотела сказать…

– Не надо.

– Они не ладили? – спросила Хенли после того, как Зара развернулась и ушла. Было слышно, как ее каблучки стучат по деревянным доскам пола. Джейкоб вздрогнул, когда дверь с грохотом захлопнулась.

– Она просто расстроена, – пояснил он. – Мы все расстроены.

– Еще один момент, – сказала Хенли. – Дэниел сидел в тюрьме за нанесение тяжких телесных повреждений.

Джейкоб вздохнул и вытер лицо тыльной стороной ладони.

– Он пытался защитить Зару. Представляете? Трудно в это поверить. Мы были на вечеринке, а тот идиот начал приставать к ней. Дэн сказал ему, чтобы отвалил, ну и началось. Они подрались, тот мужик ударился об стол и повредил глаз. Перелом глазницы. Дэн говорил, что это была самооборона, но присяжные ему не поверили.

– А вы поверили? – спросила Хенли.

Джейкоб посмотрел на Хенли с негодованием.

– Конечно, – ответил он. – У моего младшего брата был взрывной характер, иногда он вел себя как идиот, но сам он никогда не искал неприятности на свою голову. Я его по-другому воспитывал.

Глава 12

– Ты чувствуешь?

Мужчина посмотрел вниз. Он попытался открыть рот, видя, как чьи-то пальцы обхватывают серебристую рукоятку ножа. Он попробовал пошевелить языком, выдавить какие-то слова, когда пятнадцатисантиметровое лезвие пронзило его плоть. Кровь казалась темной в тусклом свете. Она побежала по его бедру, но боли не было. Пальцы разжались, но нож остался на месте – в его бедре.

– Это был глупый вопрос. Ты не можешь ничего чувствовать. Вероятно, это все кажется тебе сном. Знаешь, бывают такие сны?

Мужчина попытался пошевелить головой. Проследить за источником голоса, который кружил по комнате.

– Ты думаешь, что не спишь, но не можешь шевелиться. Ни одним мускулом не можешь пошевелить. Даже мизинцем. Но тебе страшно, да? Это ты можешь чувствовать. Удушающий, тотальный страх.

Мужчина попытался пошевелить рукой. Он хотел вытащить нож, но ничего не получалось. Он мог только неотрывно смотреть на свои голые ноги, вытянутые прямо перед ним. Лодыжки были связаны прозрачными пластиковыми веревками, которые врезались в кожу. Его ноги побелели, на них появились пурпурно-синие пятна. Он не знал, где находится и как сюда попал. Он не мог сказать, вечер сейчас или раннее утро. Ему хотелось потрясти головой, вызвать воспоминания. Он открыл дверь какому-то человеку, которого знал, но образ был туманным. Он хотел, чтобы этот образ приобрел четкие очертания.

– Я не могу давать тебе ложных обещаний и говорить, что все произойдет быстро, потому что так не будет. Будет медленно.

Он ничего не чувствовал, но все слышал. Снаружи дрались и орали кошки. По крыше бил дождь, словно забивал гвозди. И человек, которого он не мог видеть, перемещался по комнате. Мужчина услышал звук расстегиваемой молнии. Металл ударился о металл. Затем из сумки что-то вынули.

Сердце подпрыгнуло у него в груди, но тело не могло пошевелиться, когда что-то тяжелое упало на бетонный пол и отскочило от него. Мужчина почувствовал запах ржавого металла, влажной земли – тот, который обычно ощущается после дождя и пролитой крови. Потом в нос ударил запах прелого пота. И еще смесь вони от сгнивших фруктов и тухлой рыбы. От всего этого к горлу подступила тошнота.

Голос в ухе жужжал, как назойливое насекомое.

– Если тебе от этого будет легче, знай: ты ничего не почувствуешь. Но тебе придется наблюдать за тем, что я собираюсь с тобой сделать… Думаю, это будет настоящий взрыв мозга!

Мужчина моргнул. Это было все, что он мог сделать. Затем жужжание прекратилось. Он ощутил запах свежей крови и после этого уже больше ничего не слышал.

Глава 13

Ее звали Узомамака Дарего, но она любила, чтобы ее называли Зоуи. Ей было двадцать шесть лет. Описание девушки из парка и ее карандашный портрет, сделанный полицейским художником, опубликовали в газетах. Никому не следовало видеть фотографию мертвой девушки без глаз. Ее дядя официально опознал ее, пока Хенли отвозила Эмму в детский сад. Лин хорошо поработала – Зоуи выглядела целой, а ее веки были опущены, словно она спала. Хенли клейкой лентой прикрепила фотографию Зоуи размером А4 к магнитно-маркерной доске рядом с фотографией Дэниела Кеннеди. Это была недавняя фотография Зоуи, сделанная три недели назад на девичнике. Глаза у нее были большими, светло-карими и очень яркими.

– Она работала медсестрой в Льюишемской больнице. Насколько нам известно, задняя стена этой больницы смотрит на Ледиуэлл-Филдс, – Хенли повернулась спиной к доске и обвела глазами кабинет.

Все – Стэнфорд, Иствуд и Рамоутер – сегодня рано пришли в отдел. Было почти девять, но все еще не появлялся Пелачча. Это было для него нетипично.

– Симпатичная девушка, – заметила Иствуд, снимая пластиковую крышку со стаканчика с кофе. – Что мы думаем? Ее убили на территории больницы, а потом выбросили части тела неподалеку?

– Может быть и так. Но вспомните, что ее правую руку нашли накануне в Гринвиче. Между двумя этими точками почти четыре километра. Ее бабушка с дедушкой заявили в полицию вечером в воскресенье – в отделение в Форест-Гейт, но данные были отправлены в отдел, занимающийся поиском пропавших людей, только на следующий день. Информацию о ее исчезновении получили даже не все сотрудники того отделения полиции, куда подали заявление. Она не разошлась по социальным сетям, не была опубликована в газетах. Когда я в последний раз проверяла нашу внутреннюю базу данных, там числилось 10 980 пропавших чернокожих женщин. Рамоутер посмотрел сайт с открытой информацией. Там указаны данные только четырнадцати.

– Четырнадцати? – не поверил Стэнфорд. – Как может быть только четырнадцать?

– Тот сайт показывает только неопознанных. Но давайте сейчас не будем отвлекаться и обсуждать, какая у нас дерьмовая система. У нас есть имена и фамилии двух жертв. Лин сегодня утром проводит вскрытие Дарего. Вскрытие тела Дэниела Кеннеди уже проведено, но у нас пока так и нет его левой руки. – Хенли открыла свой блокнот. – Стэнфорд, я знаю, что ты должен вернуться на слушание дела сегодня во второй половине дня, но хочу, чтобы до этого вы с Исти съездили в Льюишемскую больницу. Поговорите с коллегами Дарего, а еще проверьте систему безопасности. У них должны быть записи с камер видеонаблюдения – как Зоуи Дарего выходит из больницы. Полицейские уже прошли по всем домам на Уотергейт-стрит, опросили людей. Никто не заметил ничего подозрительного, и на этой улице нет камер. Так что никаких свидетельств у нас нет.

– Хорошо, шеф. – Стэнфорд смял бумажный пакет, в котором лежал его бутерброд с беконом, и бросил его в мусорную корзину.

– А что у нас с Гринвичским пирсом? – это был Пеллача.

Хенли не слышала, как он вошел, и задумалась, сколько он уже за ней наблюдает. Его взгляд говорил не только о профессиональном интересе. Хенли отвернулась.

– Я попросила Джоанну поговорить с людьми из Гринвичского муниципалитета, а потом сходить в управляющую компанию, обслуживающую квартиры в домах у реки, – ответила она.

– Отлично. Джоанна точно нагонит на них страху.

– Нагоню, – подтвердила Джоанна, сидевшая за своим письменным столом в глубине комнаты. – Кстати, я здесь. С такими манерами ты очень многого добьешься.

– Прости, Джо, – Пеллача демонстративно отвесил ей поклон. – Ты можешь найти материалы по делам Кеннеди в Информационной системе? Что там было с нанесением тяжких телесных повреждений и последним делом – причинением легкого вреда здоровью?

– Уже занимаюсь этим. Вчера вечером Рамоутер прислал мне письмо по электронке.

– В таком случае я вас покидаю. Сейчас позвоню начальнику Льюишемского отделения полиции, спрошу, не сможет ли он выделить людей из Отдела по обеспечению общественного порядка, чтобы помочь с просмотром записей с камер.

Хенли благодарно кивнула и встретилась с Пеллачей взглядом на секунду дольше, чем следовало бы.

– А ты сама что собираешься делать? – спросил Пеллача у Хенли.

– Мы с Рамоутером планируем навестить бабушку и дедушку Зоуи Дарего.

– Мы попытались заявить о том, что она пропала, еще вечером в пятницу, но нам сказали, что нужно подождать сорок восемь часов. Почему сорок восемь часов? Я сказала женщине, которая принимала посетителей в отделении полиции, что что-то случилось, но никого не волнует пропавшая чернокожая девушка.

Хенли увидела, как Рамоутер слегка дернулся, но сама никак не отреагировала. Она не в первый раз слышала слова: «Никого не волнует чернокожая девушка». Эти слова сопровождали ее саму на протяжении всей ее жизни – и на работе, и вне ее. Она прекрасно знала, что стереотипы о чернокожих и их негативный образ заставляли СМИ пренебрегать делами об исчезновениях черных женщин. Они всегда предпочитали обсудить пропажу голубоглазой белой блондинки.

Халифа смотрел на Хенли злыми покрасневшими глазами. Смотрел так, будто она была во всем виновата, будто она могла бы сделать больше. Жена Халифы, Ндиди, сидела рядом с ним, взяв его ладонь в свою. Она не произнесла ни слова с того момента, как открыла дверь Хенли и Рамоутеру. После того как они предъявили ей удостоверения сотрудников полиции, она только молчала и безропотно слушала то, что они говорили.

В доме находились не только они. В углу комнаты на стуле с высокой спинкой сидел мужчина, которому на вид было лет пятьдесят пять, и с недоверием посматривал на Хенли. Халифа представил его как их пастора. Она знала, какой вопрос он мысленно задает себе: почему чернокожую женщину взяли работать на «них»? Остальные члены семьи – тетя, дядя, друг семьи, мальчик с девочкой не старше пятнадцати и шестнадцати лет были отправлены в комнату в задней части дома. Несмотря на закрытую дверь, Хенли слышала, как кто-то плачет.

– Всем наплевать, – снова заговорил Халифа. – И они ничего не сделали.

Он выдернул мозолистую руку из руки жены, а она сжала в ладони золотое распятие, которое висело у нее на шее. Им обоим, вероятно, было лет по семьдесят с небольшим. Комната, в которую пригласили Хенли и Рамоутера, явно считалась «гостевой», самой лучшей комнатой в доме. Пол был застелен ковром цвета овсянки, и на нем остались следы от пылесоса. Подушки на диване были упругими, на них еще мало сидели. В комнате пахло полиролью для мебели с ароматом сосны и сандаловым освежителем воздуха. У дальней стены стоял сервант – имитация под красное дерево – с фотографиями в рамках. Их внучка на фотографии была в мантии выпускника, в квадратной академической шапочке и в руках держала свиток. Шапочка опасно балансировала на длинных косичках. Она широко и радостно улыбалась. Хенли увидела смесь восторга и ожидания в ее глазах.

– Узомамака… – мягко начала Хенли.

– Зоуи, – в первый раз заговорила Ндиди. Ее голос был наполнен болью, в нем все еще оставался нигерийский акцент, который уже успел смешаться с британским. Хенли не могла не жалеть ее.

– Узомамака, – упрямо повторил Халифа. – Наша внучка. Она всегда возвращалась домой. Всегда. Она была хорошей девочкой. Не носилась по улицам. Она училась на акушерку. Она могла бы стать врачом, но сказала: нет.

Его жена кивнула, подтверждая его слова.

– Когда вы в последний раз видели Зоуи? – спросила Хенли.

Ндиди протянула руку к черной кожаной сумке и достала из нее тонкий красный ежедневник.

– Я всегда записывала, в какую смену работает Зоуи. В пятницу она работала с шести утра до шести вечера, но иногда она задерживалась. У них не хватает людей.

– Сколько времени она работала в Льюишемской больнице?

– Почти два года. Она начинала в «Парк Ройял», но до той больницы очень далеко ехать. Она домой добиралась по два с половиной часа. А до Льюишемской больницы около часа. Машины у нее не было. Если смена заканчивалась поздно, то Халифа иногда ее забирал.

– И она не пришла домой?

Халифа покачал головой.

– Иногда она задерживалась из-за пробок. Я ей позвонил, но сразу же включилась голосовая почта. Мой сын отправил ей эсэмэс, но она не ответила. В одиннадцать мы поехали в больницу, но ее никто не видел. Я пошел в отделение полиции. Они отказались принять заявление. Они сказали, что она, возможно, гуляет со своим парнем.

– Парнем? А вы знаете его имя, фамилию?

– Дэниел. Фамилию не помню.

– Может, Дэниел Кеннеди? – спросил Рамоутер.

– Не знаю, – Ндиди выглядела смущенной. – Может быть. Я не уверена.

– Он плохо на нее влиял! – закричал Халифа. – Узомамака была хорошей девочкой. Она работала, ходила в церковь. Она была хорошей… – Его плечи опустились, а из горла вырвалось глухое рыдание.

Пастор, который до этого сидел молча, встал и аккуратно помог Халифе подняться, поддерживая его под руку.

– Может, для него будет лучше выйти на воздух, – сказал он.

Хенли кивнула в знак согласия.

– Она любила его, она его очень сильно любила, – сказала Ндиди, как только дверь закрылась. – Я сама бы этого Дэниела никогда не выбрала, но… Что в таком случае можно сделать?

– Как бы вы описали их отношения? – спросила Хенли.

– Они выглядели счастливыми.

– Счастливыми? – казалось, что Рамоутер удивлен. Хенли неодобрительно посмотрела на него, и он опустил голову.

– Да. Счастливыми. Но она не болтала о нем без умолку. Зоуи была не такой. Она была рассудительной и сдержанной.

– Вы не знали ни про какие ее проблемы? – уточнила Хенли.

– Нет. Я не знаю, как у них там все складывалось вначале. Она не сразу сказала нам, что встречается с Дэниелом.

– А когда она вам о нем рассказала?

– Примерно через год.

– Сколько времени… они были вместе?

– Точно не могу сказать. Наверное, пару лет.

– Они не жили вместе? – продолжала задавать вопросы Хенли.

– Нет. – Глаза Ндиди увлажнились, но слезы из них так и не полились. – Они планировали это. Они нашли квартиру недалеко от работы Зоуи, но усилия оказались напрасными. Они не смогли туда переехать, потому что хотя его и выпустили из-под стражи, но на конкретных условиях. Им пришлось ждать. А вы с ним уже разговаривали?

Хенли бросила быстрый взгляд на Рамоутера.

– Боюсь, что Дэниел Кеннеди мертв, – произнесла она.

Ндиди всплеснула руками, потом закрыла рот ладонью. Глаза у нее округлились от ужаса.

– Я не понимаю…

– Его тело было обнаружено утром в понедельник в Дептфорде.

Ндиди расплакалась.

– Кто мог это сделать? – Она опустила руку в карман кардигана и достала бумажный платок. – Почему они это сделали?.. Почему?

– Хотелось бы мне вам что-то ответить, но я, честное слово, не знаю, – сказала Хенли. – Именно поэтому мы и проводим расследование. Зоуи вам что-нибудь говорила? Хоть что-то, что могло бы вас заставить о ней беспокоиться?

Ндиди снова расплакалась, Хенли ее не торопила.

– Если бы хоть что-то было, я бы вам сказала, – произнесла Ндиди примерно через минуту. – Она была хорошей девочкой, но кто знает? Она очень долго скрывала Дэниела. Кто знает, что еще она скрывала от нас?

– А как обстояли дела у нее на работе? Там были проблемы?

Ндиди покачала головой.

– Она любила свою работу. Она любила помогать людям. Она хотела помогать детям появляться на свет, чтобы в этот мир приходила новая жизнь. Как кто-то мог убить ее за это?

У Хенли сдавило горло.

– Мы найдем того, кто забрал у вас Зоуи, – только и смогла произнести она.

Ндиди встала и подошла к каминной полке. Она сняла с нее фотографию улыбающегося младенца.

– Когда мы сможем забрать ее домой? – спросила она, нежно гладя стекло.

Хенли не любила этот вопрос больше всего. Удовлетворяющего родственников ответа не было. И она просто не знала, когда отдадут тело.

– Полиции было плевать, когда мы заявили о ее исчезновении, – сказала Ндиди. – Обещайте мне, что вы не дадите забыть о Зоуи.

В голове у Хенли звучали слова ее бывшего начальника. Раймс постоянно повторял: «Никогда не давай родственникам обещаний, которые ты не сможешь выполнить. И дело тут не в тебе».

– Я обещаю, – сказала Хенли.

Глава 14

Хенли опустила трубку с тяжелым сердцем.

– Что случилось? – спросил Стэнфорд, ставя чашку чая на стол Хенли.

Пеллача поднял голову со своего места у окна, где заново просматривал фотографии с места преступления в Ледиуэлл-Филдс. Он был одним из немногих полицейских, которые после долгих лет службы в полиции все еще испытывают дискомфорт, видя смерть.

– Звонила Лин, – сообщила Хенли. – Она закончила вскрытие Зоуи. Она была беременна. Шесть недель.

– Проклятье. Бедная девочка.

– Ты был в больнице и разговаривал с ее подругами. Мог отцом быть не Дэниел Кеннеди?

– Я чувствую себя так, будто оказался на ток-шоу у Джереми Кайла^[24]. Дай мне секундочку, мне надо выдохнуть, – сказал Стэнфорд.

– Я бы на это посмотрела, – вставила Иствуд, бросая пустой пакет из-под крекеров в мусорную корзину и протягивая руку за шоколадным батончиком KitKat у себя на столе. Иствуд любила все вредное.

Тишина, воцарившаяся в кабинете, пока все ждали ответа Стэнфорда, была нарушена появлением Рамоутера.

– Простите за опоздание, – сказал он.

– Если отвечать кратко, то нет, – заговорил Стэнфорд. – По словам ее лучшей подруги Рейчел Бишоп – она работает в том же отделении, что и Зоуи, уже восемь месяцев, – Зоуи была безумно влюблена в Кеннеди. Рейчел сказала, что Кеннеди чересчур опекал Зоуи, но была абсолютно уверена, что он никогда не причинил бы ей боль.

– Но тогда зачем скрывать отношения, если Дэниел был таким хорошим парнем? – спросил Рамоутер.

– Семья – адвентисты седьмого дня, очень набожные, и они категорически против отношений с представителями других вероисповеданий, – пояснил Стэнфорд. – Кеннеди был католиком, а значит, совершенно не подходил для Зоуи. Рейчел сказала, что бабушка не возражала, но дед и дядя были совсем не в восторге. Они пригрозили лишить ее наследства и фактически выгнали из дома, но потом все-таки одумались.

– Ее бабушка об этом не рассказывала, – заметил Рамоутер.

– Они говорили, что она хорошая девочка. Они никак не хотели пятнать ее светлый образ. А где родители Зоуи? – спросила Хенли и мысленно отругала себя за то, что ей не пришло в голову спросить о них Ндиди, пока они были в доме. Она позволила горю Ндиди отвлечь ее.

– Никто не знает, кто ее отец и где он, – сообщил Стэнфорд, листая страницы своего блокнота. – Рейчел сказала, что мать родила Зоуи в восемнадцать лет, отдала бабушке с дедушкой, а сама отправилась в Канаду.

– Родственные души, – заметила Хенли. – Отец Кеннеди умер, когда он был совсем маленьким. Мать им не занималась. Так что давайте возвращаться к вечеру пятницы.

– Ее смена закончилась в шесть вечера, но фактически она работала до 22:08. Имеется соответствующая запись в журнале. Как известно, нашей Государственной службе здравоохранения не хватает людей. Камеры видеонаблюдения записали, как она вышла из отделения интенсивной терапии в 22:17, а из здания больницы в 22:32.

– Дедушка сказал, что приехал за ней в больницу в одиннадцать, – добавил Рамоутер. – Почему он так долго ждал, если знал, что ее смена заканчивается в шесть?

– Наш вундеркинд высказал разумную мысль. – Стэнфорд закрыл блокнот и бросил его на письменный стол. – Ты хочешь, чтобы я поговорил с дедушкой?

– И с дядей, – улыбнулась Хенли. – Можешь привезти их к нам сюда, если потребуется. Но это должно быть добровольно. Попытайся точно выяснить, чем они занимались после шести вечера.

– Попытаюсь. Но это еще не все. Рейчел сказала, что за две недели до исчезновения Зоуи пришла на работу очень расстроенной. Плакала, дрожала – в общем, полный комплект.

– И что тогда случилось? – спросил Рамоутер.

– По словам Рейчел, Зоуи рассказала ей, что ее за руку схватил какой-то мужчина и назвал сукой. Он заявил ей, что она сломала ему жизнь. Через пару дней того же самого мужчину снова видели у больницы.

– А Зоуи сообщила об этом в полицию? – спросила Хенли.

– Рейчел не уверена, звонила ли Зоуи в полицию, но в службу безопасности больницы она точно обращалась.

Хенли почувствовала себя увереннее. Они продвигались вперед. Она не нарушит обещание семье Зоуи.

– А что там с символами на ее теле? Мы не забываем, что тут может быть некая связь с Оливером? – спросила Иствуд.

– Если бы мы имели дело только с разрезанными на куски телами, я сказала бы, что связи нет, но метки… – Хенли замолчала.

– Мне не нравится, куда повернул этот разговор, – подал голос Пеллача.

– Мы обязаны рассмотреть возможность связи наших жертв с Оливером или с кем-то из его семи жертв.

– Какая может быть связь? Оливер уже отомстил, когда их всех убил, одного за другим, – заметила Иствуд.

– А за что он мстил? – поинтересовался Рамоутер.

– Оливер пошел служить в армию в девятнадцать лет, – начала Иствуд. – Он был сложным подростком. – Иствуд начала загибать пальцы. – Родители с ним не справлялись. Из школы его выгнали. Переезжал из одной приемной семьи в другую. Его поместили в интернат и в восемнадцать лет выставили на улицу с чеком на две тысячи фунтов стерлингов. Он понятия не имел, как жить дальше. И пошел в армию. Через полгода Оливера изнасиловали. Армейский врач сказал, что это был один из худших случаев изнасилования, которые он видел за свою жизнь.

Хенли склонилась над своим письменным столом. Она была благодарна Иствуд за то, что взяла на себя рассказ о жизни Оливера.

– Что он имел в виду под «худшим случаем»? – уточнил Рамоутер.

– Групповое изнасилование. И еще использовали древко от метлы и разбитую бутылку – в дополнение к своим мужским органам. Оливер шесть недель пролежал в больнице.

– Ужас.

– Он написал заявление. Назвал всех шестерых насильников: Адриан Флинн, Тоби Кендрик, Джереми Хикс, Гэри Форд, Ричард Льюис и Алистер Нэш. Все из его взвода. Был трибунал, дело слушалось двенадцать дней. Всех шестерых оправдали. Проходит восемнадцать лет, и сержанта Адриана Флинна обвиняют в изнасиловании гражданского лица. И его снова оправдывают. А через три месяца Оливер разрезает его на куски и разбрасывает их вдоль трассы А2, между пабом «Солнце в песках» – знаешь, на перекрестке? – и поворотом на Киндбрук. Еще через две недели находят Тоби Кендрика, тоже разрезанного на куски, его бросили под железнодорожным мостом в Льюишеме…

– Мне тошно все это слушать, – перебил Стэнфорд. – Для паба еще слишком рано?

– Я вполне могу к тебе присоединиться, – сказал Пеллача.

Было тепло, но воздух стал тяжелым. В кабинете повисла тишина, словно они оказались в «оке бури»^[25].

– Оливер убил всех тех, кто над ним издевался, – продолжила рассказ Иствуд. – И он бы убил и прокурора, и судью, который председательствовал на трибунале, если бы его не остановила Хенли.

– Вы сказали, что он убил всех, кто над ним издевался, но жертв оказалось семь, – заметил Рамоутер. – Кто седьмой?

– Понятия не имеем. Оливер отказался сообщить.

Хенли моргнула, пытаясь отогнать воспоминания, и снова сосредоточилась на том, что происходило в кабинете.

– Оставленная на теле метка означает, что это не просто совпадение. Но также она означает, что мы имеем дело не с обычным серийным убийцей. С подражателем.

– Я не понимаю, – признался Рамоутер, склоняясь над письменным столом. – А почему подражатель начал действовать именно сейчас? Оливер сидит в тюрьме уже два с половиной года.

– Он не первый, – сказала Хенли, глядя прямо на Рамоутера. – Но человек, с которым мы имеем дело сейчас, все четко рассчитал, он явно хочет держать нас в постоянном напряжении, не давая расслабиться. Иначе зачем разбрасывать части тел там, где они оказались, да еще и с разницей в один день. И есть еще кое-что.

Хенли посмотрела на людей, которых знала, – Пеллачу, Иствуд и Стэнфорда. Они все смотрели куда угодно, только не на нее. Пытались скрыться от чувства, что старые призраки вернулись, чтобы снова их преследовать.

– Об этой метке никто не знал, – сказала Хенли, открывая фотографию с символами, вырезанными на коже у Зоуи. – Эти символы были частью modus operandi^[26] Оливера. Его личным знаком. Его почерком.

– Я об этом не знал, – сказал Рамоутер. – О символах. Не читал о них.

– Вот в этом-то все и дело, юноша, – посмотрела на него Иствуд. – Об этом нигде не сообщалось.

– Мы скрывали эту информацию от прессы в период расследования и слушания дела в суде, – продолжила объяснения Хенли. – До начала слушания в суде произошло еще два убийства – действовал подражатель, поэтому судья запретил распространять информацию о деле. Газетчики даже обращались в Высокий суд с апелляцией, требовали отмены этого решения. Но судьи, которые рассматривали апелляцию, согласились, что публикация символов может нанести ущерб и…

– Сколько человек знали про эту метку? – перебил Рамоутер.

– Все, кто входил тогда в нашу группу. Еще Лин, Тереза и криминалисты из группы Энтони.

– Последний раз, когда я проверял, – сказал Пеллача, – Оливер содержался в блоке строгого режима в тюрьме Белмарш. Он проводит в камере по девятнадцать часов в день. Он практически ни с кем не общается, только с надзирателями и невезучими адвокатами, которых ему удается убедить попытаться подать апелляцию на вынесенный ему приговор.

– Найденные тела говорят о другом, – заявила Хенли. – Тут одно из трех. Или у нас подражатель-телепат, или это человек, который каким-то образом участвовал в изначальном расследовании и судебном процессе, или Оливер с кем-то беседовал.

– А мы точно не можем пойти в паб? – снова спросил Стэнфорд.

– Ты серьезно? – рявкнула Хенли.