Читать книгу: «От Особой группы до легендарного Смерша. 1941—1946», страница 2

– Садись, как говорится, в ногах правды нет, – пригласил Берия.

Судоплатов опустился на стул, положив перед собой папку с радиограммой Родионова и запиской по ВЧ-связи Галкина, вопросительно посмотрел на наркома.

– Времени у меня мало, так что давай по существу, Павел Анатольевич! – потребовал Берия.

– Товарищ нарком, докладываю, что первый этап операции «Братушки» в целом прошел благополучно. Группа Родионова вышла в заданный район и приступила к действиям, – коротко доложил Судоплатов и положил папку с документами на стол наркома.

Берия открыл ее, поправил пенсне и, прочитав радиограмму Родионова, затем записку Галкина, коротко подвел предварительный итог операции:

– Итак, будем считать, что начало положено.

– Так точно, товарищ нарком! В ближайшее время вслед за группой Родионова в Болгарию будут направлены разведчики Боева и Янкова.

– Хорошо. Действуй! – распорядился Берия и, грозно блеснув стекляшками пенсне, спросил: – Почему так долго молчит группа Винарова? Что с ней?

– Пока нет ясности, товарищ нарком. Пока могу только доложить, что ее вывод из Ирана в Турцию прошел благополучно.

– Говоришь, благополучно? Но тогда почему Винаров молчит? Он опытный разведчик. Значит, что-то пошло не так? Но что? – задавался вопросами Берия.

– К сожалению, по соображениям конспирации без вашей санкции я не стал запрашивать нашу резидентуру в Стамбуле.

– Конспирация – она важна. Но не менее важно выяснить, что же произошло с группой Винарова. Не разобравшись, мы тем самым ставим под удар саму операцию с «Братушками».

– Товарищ нарком, у меня нет сомнений в надежности Винарова и его разведчиков. Если произошел провал, то я уверен, они будут молчать, – заверил Судоплатов.

– Павел Анатольевич, ты не первый год в разведке и должен знать, что гарантии надежности не может дать даже он, – строго заметил Берия и указательным пальцем ткнул в воздух.

– Я понял, товарищ нарком. Буду готовить дополнительный запрос на группу Винарова в стамбульскую резидентуру.

– И не только в нее. В этом вопросе мы можем рассчитывать на помощь военных разведчиков. В Турции у них хорошие позиции. На этот счет я переговорю с Голиковым. Он нам не откажет.

– Ясно, товарищ нарком.

– Раз ясно, Павел Анатольевич, то активизируй работу с «Братушками». В нынешней сложной ситуации на фронте она крайне важна. Если они поднимут восстание в Болгарии, то немцам придется воевать на два фронта.

– Понял, товарищ нарком.

– С «Братушками» разобрались. А как продвигается работа по подготовке морского десанта для высадки в Болгарию?

– Непосредственно данным вопросом занимается начальник разведотдела Черноморского флота полковник Намгаладзе.

– Дима?! – оживился Берия.

– Так точно, товарищ нарком! – подтвердил Судоплатов.

– Отлично! Он свое дело знает. Вот что, Павел Анатольевич, передай от меня лично, что я очень рассчитываю на него.

– Обязательно, товарищ нарком!

– Главная задача Димы подобрать в десант таких орлов, чтобы они задали такого жару, от которого бы в Берлине запахло жареным!

– Понял, товарищ нарком.

– И еще я тебя прошу. Нет, требую! – в голосе Берии появился металл: – Не затягивай с операцией. Сейчас на фронте не то, что день, а каждый час важен.

– Понимаю, товарищ нарком, и сделаю все, что в моих силах.

– Этого недостаточно, Павел Анатольевич! Надо сделать невозможное! Желаю успеха! – закончил встречу Берия.

Возвратившись к себе, Судоплатов тут же по ВЧ-связи связался с разведотделом Черноморского флота. Ответил Намгаладзе. Он передал ему распоряжение наркома. Одно упоминание его имени вызвало прилив энтузиазма у Намгаладзе. Он заверил, что работа по подготовке десанта к высадке в Болгарию будет завершена раньше срока, а в его состав войдут лучшие из лучших. Завершив разговор с ним, Судоплатов занялся запросом в стамбульскую резидентуру в отношении группы Винарова. Через несколько часов он уже был принят шифровальщиком в Стамбуле и лег на стол резидента. Он и его сотрудники включились в поиск пропавших разведчиков, но он так ничего и не дал. И только спустя два месяца агент Разведуправления Генштаба Красной армии в Софии выяснил причину молчания Винарова.

26 августа 1941 года в Стамбуле двоих разведчиков из его группы – это были Я. Комитов и Т. Николов – задержала полиция. Подвела их не собственная небрежность, а халатность, допущенная сотрудниками подразделения, которые занимались изготовлением документов прикрытия. При проверке паспортов Комитова и Николова полицейские обратили внимание на неточности. Под дулами автоматов разведчики, спасая товарищей, затеяли перепалку с патрулем, она переросла в драку. Чем не замедлили воспользоваться Винаров и два других разведчика. Они сумели скрыться и избежать ареста. В дальнейшем им удалось добраться до Болгарии и там уйти в глубокое подполье. Судьба Комитова и Николова сложилась трагически. 28 сентября 1941 года турецкие власти передали их болгарской стороне, они оказались в застенках, выдержав пытки, никого не выдали и героически погибли.

К сожалению, неудача ждала Судоплатова и с другими группами резидентуры «Братушки». Радость, которую он испытал после первых докладов Галкина и Родионова об успешной высадке в Болгарии и начале работы по подготовке к восстанию длилась недолго. Последующие радиограммы Родионова все меньше оставляли места для нее. Подполье в Сливене, на которое возлагались большие надежды, оказалось полностью разгромлено. Хозяин чудом уцелевшей явочной квартиры при появлении разведчиков шарахнулся от них, как черт от ладана, и наотрез отказался от сотрудничества. Также не увенчались попытки Родионова выйти на контакт с подпольем в Софии. Многие явки оказались проваленными, и связникам только чудом удалось выскользнуть из засады.

Не найдя поддержки среди местного населения, разведчики оказались в полной изоляции. Родионов не узнавал родной Болгарии. Его московские представления о том, что болгарский рабочий класс и крестьянство, возмущенные вероломным нападением фашистов на первое в мире социалистическое государство – СССР, только и ждут сигнала, чтобы восстать, оказались полной иллюзией. Он и его разведчики наблюдали совершенно обратное.

Подошло время сбора урожая, и население с головой ушло в хозяйские заботы. В дубовых бочках пенилось молодое вино, а по улицам мчались тройки со счастливыми молодоженами. В городах в воскресные дни было не пробиться в рестораны, а на летних танцплощадках до глубокой ночи гремели медью военные оркестры. Большей части населения Болгарии, как оказалось, не было никакого дела до того, что в России каждый день сражались и умирали десятки тысяч потомков тех, кто сто лет назад принес болгарам освобождение от многовекового османского ига.

Отчаянные попытки Родионова и его разведчиков наладить контакты с местными жителями и пополнить подходившие к концу запасы продовольствия все чаще терпели неудачу. Нередко они наталкивались на откровенно враждебное отношение, их не пускали даже на порог дома, травили собаками и вызывали полицию.

О тяжелой обстановке Родионов сообщил во время очередного радиообмена с Центром:

«…Нахожусь в горах. Контакт с местными отсутствует».

Несмотря на эту настораживающую информацию, Намгаладзе и Галкин тем же путем направили в Болгарию третью и четвертую группы Боева и Янкова. К сожалению, не усмотрели угрозы разведчикам и самой операции как Судоплатов, так и опытнейший Эйтингон, знающий Болгарию не понаслышке. Они все еще находились в плену иллюзии о братской солидарности советских и болгарских трудящихся. Суровая действительность обнажила беспощадную правду – болгары оказались далеко не братьями.

Время шло. Родионов, так и не дождавшись прихода на базу Димитрова и остальных шестерых разведчиков, вместе с радистом отправился на встречу с десантом. Несколько дней они провели в томительном ожидании. Между разведцентром в Севастополе и Родионовым произошел короткий радиообмен.

17 августа Родионов радировал:

«…Положение группы тяжелое – отсутствует связь с местными группами. Идет слежка. В составе группы оказался троцкист. Вторую группу прошу сократить до минимума».

К сожалению, ни Судоплатов, ни Намгаладзе, ни Галкин уже были не в силах что-либо изменить. Советские подводные лодки с разведчиками групп Боева и Янкова на борту в режиме полного радиомолчания затаилась у болгарских берегов и ждали подходящего случая, чтобы незаметно проскользнуть мимо рыскающих по морю гитлеровских патрульных катеров и высадить десант.

Напряжение на Лубянке, на оперативной базе в Севастополе и в горах далекой Болгарии нарастало.

Наконец 27 августа эфир ожил. Радист группы Родионова передал долгожданную радиограмму:

«…27 Р. и П. ушли встречать группу, еще не вернулись».

28 августа Родионов последний раз работал в эфире. Он сообщил:

«…Группа Я. (Георгия Янкова. – Примеч. авт.) высадилась благополучно 28. Эта группа имеет рацию переменного питания. Связь неисправна. Их ловят все время».

После этого короткого радиосеанса всякая связь с Родионовым и остальными группами «Братушек» для Центра окончательно оборвалась.

Неделя за неделей радисты в Севастополе и Москве тщетно вслушивались в эфир, надеясь поймать позывные «Братушек», но ни одна из радиостанций резидентуры не отвечала на сигналы. Первая информация о судьбе разведчиков поступила из Софии в начале октября 1941 года от надежного агента Разведуправления Генштаба Красной армии. Она носила отрывочный характер и ничего утешительного в себе не содержала. Агенту Разведуправления через свои связи среди болгарских военных удалось установить только то, что:

«…В течение августа – сентября болгарской полиций и гестапо при поддержке армейских частей проводились широкомасштабные поисковые операции по поимке советских диверсантов, в результате которых значительная их часть была уничтожена».

Вскоре вслед за этим сообщением пришло подтверждение от самого Родионова. Он вырвался из засады и сообщил, что из всего состава группы только ему вместе с Д. Димитровым и И. Бейдо (Байером. – Примеч. авт.) после многочисленных перестрелок удалось оторваться от преследования карателей, добраться до Софии и там установить контакт с коммунистическим подпольем. Спустя некоторое время Родионов легализовался, возглавил подпольную военную организацию компартии Болгарии и доложил об этом в Центр по радиостанции подпольщиков.

В Судоплатове снова затеплился слабый огонек надежды, что через возможности Родионова все-таки удастся раздуть пожар восстания в Болгарии. Но и она вскоре угасла. Возглавляемая Родионовым военная организация оказалась немногочисленной, и ее постоянно преследовали провалы. Не избежал его и сам Родионов. В мае 1942 года болгарская контрразведка напала на его след, и с того дня позывные радиостанции теперь навсегда пропали из эфира.

Окончательно судьба всех участников резидентуры «Братушки» прояснилась для Павла Анатольевича спустя два года, после освобождения Болгарии, когда в руках советской контрразведки оказались архивы болгарских спецслужб и протоколы судебных заседаний, по которым проходили разведчики «Братушек».

Из следственных материалов вытекало, что появление у болгарских берегов советских подводных лодок не осталось незамеченным береговой охраной. В последующем сообщения информаторов болгарских и немецких спецслужб, внедренных в коммунистическое подполье, об эмиссарах из Москвы немедленно привели в движение мощную и хорошо отлаженную машину сыска.

Дополнительно усугубила ситуацию и осложнила положение «Братушек» несогласованность двух советских спецслужб – Разведуправления Генштаба Красной армии и НКВД. Злой рок словно преследовал разведчиков. За несколько дней до высадки резидентуры «Братушки» в те же самые районы военные разведчики произвели заброску пяти групп парашютистов. Их десантирование прошло крайне неудачно. Сразу же после приземления две из них напоролись на засады и были уничтожены, три другие после тяжелых боев вынуждены были покинуть район базирования и укрыться в горах.

Столь масштабное проникновение советских разведывательно-диверсионных групп на территорию Болгарии подняло на ноги местные, гитлеровские спецслужбы и армейские части. В их руководстве обоснованно полагали, что в Москве рассчитывали поднять местное население на восстание. И чтобы не допустить этого, из Берлина в Софию направили лучших специалистов по борьбе с повстанческой деятельностью, а также карательные команды из войск СС. Их, а также силами болгарской армии и полиции были блокированы районы, где находились разведывательные группы. Одновременно в городах и селах начались массовые облавы и аресты тех немногих подпольщиков, что еще оставались. Кольцо окружения неумолимо сжималось вокруг разведчиков. Одни гибли в бою, другие попадали в хитро расставленные ловушки, третьи, не желая сдаваться в плен, кончали жизнь самоубийством. Последним в мае 1942 года на конспиративной квартире в ожесточенной перестрелке был тяжело ранен и захвачен в плен Родионов.

Для него и 26 оставшихся в живых разведчиков из резидентуры «Братушки» и Разведуправления Генштаба Красной армии потянулись долгие месяцы тюремного заключения. Но и в мрачных казематах софийской тюрьмы они не сдавались и продолжали борьбу. Следователи болгарской полиции скрупулезно и бесстрастно зафиксировали в протоколах силу духа одних и мерзость предательства других. Первых оказалось значительно больше. Опытные подпольщики, профессионалы нелегальной борьбы, они прекрасно понимали, на что шли, и стойко держались до конца.

Спустя много лет поражает мужество и непоколебимая вера разведчиков в идеалы свободы и их готовность к самопожертвованию. В скупых донесениях болгарской полиции и протоколах следователей зафиксированы эти вершины человеческого духа.

14 сентября 1941 года тяжело раненный Ангел Ников Георгиев (Павлов) попал в окружение и, не желая сдаваться врагу, застрелился. Перед смертью он оставил записку, ее с полным правом можно назвать обращением к потомкам. Угловатые буквы наползают друг на друга, пятна крови заливают отдельные слова. Текст занимает всего четыре листка из блокнота чуть больше спичечного коробка. Они, педантично пронумерованные, вложены в бумажный пакет и аккуратно подшиты в дело следователем болгарской полиции. Но эти пять простых и бесхитростных строчек отважного разведчика, наверно, и в наши дни значат куда больше, чем целая книга.

«Товарищи! Я ухожу от Вас, от пули фашизма, но я знаю, что для пользы прогрессивного человечества я разлучаюсь с Вами. Товарищи! Вы поднимите великое знамя МАРКСА – ЭНГЕЛЬСА – ЛЕНИНА – СТАЛИНА! Великая Отечественная победа будет за великим делом труда, прощайте, мои товарищи. Г. Павлов».

Возможно сегодня, когда многие живут меркантильными потребительскими интересами, этот поступок Павлова и его слова кому-то покажутся актом отчаяния фанатика-одиночки. Но это далеко не так. Через два месяца, 8 ноября 1941 года его подвиг повторил другой разведчик из группы Родионова – Сыби Димитров.

В тот день ранним утром плотные полицейские цепи окружили родной дом Димитровых и потребовали, чтобы он сдался. В их руках находился захваченный в плен брат, а внизу, в комнате, под дулами пистолетов застыла жена. Ему обещали сохранить жизнь и дом, если он сложит оружие и выдаст товарищей, но Сыби выбрал достойную смерть. В ответ полицейские услышали:

«Палачи, вы будете господами моего тела, но не моего духа, он вечно будет жить среди рабочего класса. Советская Россия победит. Вы – убийцы, предатели и приспешники германского фашизма. Сталин победит. Да здравствует Сталин! Да здравствует СССР! Он победит!»

Затем последовал звук выстрела. Еще один разведчик, еще один идеалист предпочел смерть позору плена.

Так же мужественно встретили свой последний час Родионов и семнадцать его товарищей. Расправа над ними была скорой и суровой.

26 июня 1942 года в здании артиллерийского училища софийский военно-полевой суд приговорил всех к расстрелу. Никто из них не просил о пощаде или снисхождении. 11 июля 1942 года агент Разведуправления Генштаба Красной армии в Софии, ссылаясь на начальника караула, приводившего в исполнение смертный приговор, сообщил:

«…Полковник заявлял, что на него произвело большое впечатление мужество, с каким осужденные шли на расстрел. Гордо подняв головы, они умирали с криками: «Да здравствует свободная Болгария! Да здравствует Советский Союз и победа над фашизмом!»

Так и не начавшись, первая операция Особой группы при наркоме НКВД СССР закончилась полным провалом. Это был горький и закономерный итог. Трагедия «Братушек» состояла в том, что им предстояло развернуть работу на неподготовленных базах и в условиях отсутствия устойчивой связи с Центром. В немалой степени к провалу привело и слабое владение реальной обстановкой на местах, а также те иллюзии, в плену которых пребывали как руководители Особой группы, так и лидеры Коминтерна. Они наивно полагали, что справедливая война советского народа против вероломного врага должна всколыхнуть трудящихся Болгарии и других стран на борьбу с ним и обеспечить безусловную поддержку населением действий разведчиков. К сожалению, этого не произошло.

26 июня 1942 года они – командиры и рядовые бойцы, объединенные одним, столь близким и понятным для русского и болгарского сердца словом «Братушки», – ушли в бессмертие. И не их вина, что они не смогли выполнить те задачи и оправдать те надежды, которые возлагались на них в Москве. На то время враг был невероятно силен и намного опытнее, а «меч Лубянки» – РДР оказался слишком короток и не закален, чтобы наносить смертельные удары в его логове.

К такому горькому выводу пришел Судоплатов, о чем ему говорили сухие факты. Минули все установленные сроки связи как на основных, так и на резервных частотах, но ни одна из радиостанций: Родионова, Винарова, Янкова и Боева так и не вышла в эфир. И если какое-то время Павел Анатольевич допускал мысль, что по той или иной причине могла выйти из строя одна радиостанция, ну вторая, но когда в эфир не вышла третья, то отпали все сомнения в провале «Братушек». Вместе с их провалом исчезла и надежда на то, что удастся поднять восстание в Болгарии и нанести удар по глубоким тылам Германии. В условиях, когда ситуация на фронтах для Красной армии становилась все более угрожающей, он с тяжелым сердцем отправился на доклад к наркому.

В кабинете Берия находился один, коротко поздоровался, кивнул на стул за приставным столом, задержал взгляд на Судоплатове и устало спросил:

– Что за похоронный вид, Павел Анатольевич?

– Радоваться нечему, товарищ нарком, – убитым тоном произнес Судоплатов.

– М-да, с таким, как у тебя, настроением много не навоюешь. А результат нам нужен сегодня и сейчас.

– С ним, если речь идет об операции с «Братушками», рассчитывать не приходится.

– Думаешь, полный провал?

– Да. За последнее время на связь как по основным, так и по резервным каналам ни одна из групп не вышла.

– То есть рассчитывать на «Братушек» и восстание в Болгарии нам не приходится, – заключил Берия и задался вопросами: – В чем причина? Где была совершена ошибка?

Судоплатов тяжело вздохнул и вынужден был признать:

– В главном.

– В чем конкретно?

– Мной были допущены серьезные ошибки в оценке оперативной обстановки в Болгарии и в настроениях трудящихся. «Братушки» не получили поддержки у населения.

– Из чего это следует?

– Еще в августе, сразу после высадки в Болгарии, Родионов сообщал, что контакт с местными отсутствует. Я должным образом не среагировал и фактически послал на смерть группы Янкова и Боева.

– Отсутствовал контакт с местным населением, – повторил Берия, блеснул стекляшками пенсне, встал из-за стола и прошелся по кабинету.

Судоплатов подхватился со стула, сопровождал его взглядом и готов был принять любое решение. Неудача с операцией, которой в наркомате придавалось особое значение и которая находилась на контроле у самого Сталина, грозила Судоплатову самыми непредсказуемыми последствиями. Он пытался прочесть ответ на лице наркома, оно оставалось непроницаемым. Берия остановился напротив, посмотрел ему в глаза и вслух каким-то своим мыслям сказал:

– Выходит, наших «Братушек» встретили не по-братски.

– Виноват, товарищ нарком, это моя ошибка, – признал Судоплатов.

– Павел Анатольевич, не ошибается только тот, кто не работает. В любой, а тем более в нашей, работе они неизбежны, – заметил Берия.

В его голосе не было ни ожесточенности, ни гнева. Судоплатов перевел дыхание. Грозовые тучи, сгустившиеся над головой, рассеялись. Берия задержал на нем взгляд и продолжил:

– В нынешней сложной обстановке важно сделать своевременные и правильные выводы из провала операции. А вывод напрашивается следующий: болгары нам не братушки.

– Я тоже пришел к такому заключению, товарищ нарком. Считаю, что дальнейшую заброску наших резидентур в Болгарию надо прекратить.

– Да. Такова сегодняшняя реальность. Поэтому основное внимание группы необходимо сосредоточить на проведении разведывательно-диверсионной деятельности в ближайших тылах гитлеровцев.

– Есть! – принял к исполнению Судоплатов.

– Сейчас именно в боевых порядках решается судьба войны. Поэтому резидентуры должны сосредоточиться на проведении диверсий на транспортных коммуникациях и получении разведывательной информации о том, где и какими силами немцы будут атаковать. Сегодня нет другой и более важной задачи, чем сбить темп их наступления.

– Есть! – принял к исполнению Судоплатов.

Берия прошел к карте, задержал на ней взгляд: коричневые стрелы – направления наступления вермахта – хищно нацелились на Ленинград, Смоленск, Одессу, и продолжил:

– Но придет время, когда наши РДР будут действовать в глубоком тылу противника. В этом не должно быть и тени сомнения! Они найдут поддержку у местного населения там, где она сегодня невозможна. Даже в Германии рано или поздно рабочий класс проснется и встанет на борьбу с фашизмом, – закончил на этом встречу Берия.

Нарком как в воду смотрел. Спустя два года, когда советские войска освобождали Белоруссию и Украину, первые РДР «Техники» и «Арнольд», сформированные из числа немцев-антифашистов, смогли не только закрепиться в самом нацистском логове – Берлине, а и опираясь на поддержку единомышленников, развернули активную разведывательно-диверсионную борьбу с нацистами. Они вели ее успешно и не потерпели провала до воссоединения с частями Красной армии. Все это было еще впереди, а пока над столицей – Москвой нависла угроза ее захвата фашистами.