Читать книгу: «Синдром идеальной жены»

Глава 1: Картина совершенства

Сентябрьский вечер опустился на землю бархатной, прохладной шалью, но в загородном доме Дмитрия и Изабеллы царило вечное, идеально откалиброванное лето. Свет, льющийся из панорамных окон, заливал безупречный газон, превращая каждую каплю росы в крошечный бриллиант. Изнутри доносился сдержанный гул голосов, звон бокалов и тихая, обволакивающая мелодия струнного квартета, игравшего что-то ненавязчиво-гениальное.

Елена стояла у высокого окна, чуть поодаль от основной группы гостей, и делала вид, что с интересом разглядывает старую яблоню в саду. В руке она держала бокал с шампанским, пузырьки в котором давно иссякли. Она была здесь уже два часа, но чувствовала себя не гостьей, а скорее элементом декора, который забыли согласовать с общим дизайном.

Всё в этом доме было совершенным. Не просто дорогим или стильным, а именно совершенным, словно сошедшим со страниц журнала о жизни, недоступной простым смертным. Оттенки серого и бежевого перетекали друг в друга с математической точностью, редкие предметы искусства были расставлены с музейной выверенностью, а в воздухе витал едва уловимый аромат белых лилий и сандала. Это была не жилая среда, а инсталляция. Инсталляция под названием «Идеальная семья».

Ее брат, Дмитрий, был центром этой вселенной. Вот он, стоит у камина, – крупный, немного неуклюжий, с добрыми глазами и слишком громким, искренним смехом. Он был похож на добродушного медведя, случайно забредшего на выставку фарфоровых статуэток. Елена любила его до боли, со всей защитной нежностью младшей сестры. Она видела, как он с обожанием смотрит на свою жену, и в его взгляде читалась такая безграничная вера, что Елене становилось не по себе.

А рядом с ним была она. Изабелла.

Изабелла не просто ходила по комнате – она струилась, перемещалась в пространстве, как видение. Сегодня на ней было шелковое платье цвета слоновой кости, которое обнимало ее точеную фигуру, не обнаруживая ни единого изъяна. Ее темные волосы были собраны в элегантный, чуть небрежный пучок, из которого выбивалась одна-единственная, безупречно рассчитанная прядь. Она была солнцем, вокруг которого вращались все планеты в этой гостиной.

Она улыбалась седовласому банкиру, легко касалась руки жены известного политика, говорила что-то тихое и смешное молодому IT-гению, и все они расцветали под ее вниманием. Она обладала редким даром – заставить каждого почувствовать себя самым важным человеком в комнате. Елена, работавшая реставратором старинных книг, привыкла замечать детали: едва заметный изгиб губ, мимолетный холод во взгляде, когда собеседник отворачивался, выверенность каждого жеста. Изабелла была самым искусным произведением, которое ей доводилось видеть. И, как у всякой искусной подделки, от нее веяло едва уловимой фальшью.

– Лена, ты чего здесь скучаешь? – Голос брата вырвал ее из размышлений. Он подошел и по-свойски обнял ее за плечи. От него пахло дорогим одеколоном и успехом. – Иди к нам. Господин Вербицкий как раз рассказывал о своей коллекции импрессионистов.

– Я слушаю отсюда, Дима. Не хочу мешать, – мягко улыбнулась она.

– Глупости. Ты не мешаешь. Ты – моя сестра. – Он с гордостью произнес это, словно предъявлял еще один свой трофей. – Белла, дорогая, посмотри, кто у нас прячется по углам!

Изабелла обернулась. Ее улыбка, адресованная банкиру, плавно перетекла на Елену, не потеряв ни ватта своей мощности. Она подошла к ним, ее движения были полны кошачьей грации.

– Леночка, милая, я как раз собиралась тебя искать. Ты пробовала тарталетки с козьим сыром и инжирным джемом? Это что-то божественное.

– Пробовала, спасибо. Очень вкусно, – кивнула Елена.

– Я так рада, что ты пришла, – Изабелла легко коснулась ее руки. Ее пальцы были прохладными. – Для Димы это так важно.

Она всегда так говорила. Не «для нас», а «для Димы». Это была одна из тех мелочей, которые царапали слух. Она выставляла себя лишь хранительницей счастья своего мужа, скромной жрицей в храме его благополучия.

В этот момент к их небольшой группе приблизился тот самый седовласый банкир, Вербицкий, со своей супругой – дамой внушительных размеров, увешанной жемчугом.

– Изабелла, дорогая, вы с Дмитрием создали настоящее чудо, а не дом, – пробасила дама. – В нем столько души. Особенно меня тронула ваша библиотека.

Изабелла благодарно склонила голову.

– О, что вы. Большая часть – заслуга Димы. Но есть несколько вещей, которые дороги мне как память.

Елена напряглась. Она знала, что сейчас последует. Это был коронный номер Изабеллы, который она исполняла для особо важных гостей.

– Например, вот эта книга, – Изабелла подвела их к застекленному шкафу и указала на небольшой, потрепанный томик стихов Блока. Обложка выцвела, уголки были стерты до картона. Книга выглядела чужеродным, но трогательным элементом в этом стерильном великолепии.

– Она выглядит так… по-настоящему, – с придыханием сказала жена банкира.

– Это единственное, что осталось у меня от бабушки, – голос Изабеллы стал тише, в нем появились бархатные, грустные нотки. – Мы жили очень бедно после того, как не стало родителей. Бабушка работала в школьной библиотеке. Она говорила, что книги – это единственное богатство, которое никто не отнимет. Перед смертью она отдала мне этот сборник и сказала: «Пока у тебя есть поэзия, у тебя есть душа». Я храню его как талисман.

Дмитрий смотрел на жену с влажными от умиления глазами. Жена банкира прижала руку к груди, растроганная до глубины души. Даже сам Вербицкий, казалось, смягчился.

А Елена замерла.

Ее мозг, натренированный на поиск мельчайших несоответствий в текстах и переплетах, сработал автоматически. Холодная, ясная вспышка памяти.

…Полгода назад. Они с Изабеллой сидели вдвоем на этой же террасе. Вечер был теплым, Дмитрий уехал на срочную встречу. Изабелла, желая, видимо, наладить контакт, была в «искреннем» настроении. Она сама показала Елене этот томик Блока.

– Знаешь, это подарок от отца, – сказала она тогда, задумчиво вертя книгу в руках. – Он был сложным человеком, почти его не помню. Но этот сборник он подарил мне на семилетие. Сказал, что я пойму эти стихи, когда вырасту. Единственная вещь, которая связывает меня с ним…

Две версии. Две душещипательные истории. Обе идеальны для своей аудитории. История про отца – для тихой, интимной беседы с будущей золовкой. История про бедную бабушку-библиотекаря – для публики, для пожилой и сентиментальной жены банкира.

Перемена была незначительной. Человек мог забыть, перепутать. Кто угодно, но не Изабелла. У нее не бывает случайных деталей.

Елена почувствовала, как к горлу подкатывает легкая тошнота. Она посмотрела на Изабеллу, которая с кротким и печальным лицом принимала сочувственные взгляды. Она не просто лгала. Она конструировала свое прошлое, как дизайнер конструирует интерьер, подбирая наиболее выигрышные элементы. Ее собственная жизнь была для нее лишь набором сырья для создания нужного образа.

– Прошу прощения, мне нужно подышать, – тихо сказала Елена и, не дожидаясь ответа, шагнула на террасу.

Прохладный воздух немного привел ее в чувство. Звуки вечеринки стали глуше, превратились в фон. Она смотрела в темноту сада, на четкие силуэты деревьев на фоне светлеющего неба.

Все восхищались Изабеллой. Ее красотой, ее умом, ее историей преодоления. Дмитрий считал, что выиграл главный приз в лотерее жизни. А Елена сегодня впервые поняла, что смотрит не на живого человека. Она смотрит на идеальный механизм, на безупречно написанную программу в прекрасной человеческой оболочке.

И эта маленькая, ничтожная ложь про старую книгу стихов вдруг показалась ей трещиной в монолитной стене. Крошечной, почти невидимой, но достаточной для того, чтобы заглянуть сквозь нее и увидеть пугающую, абсолютную пустоту.

Идеальная мелодия этого вечера была испорчена одной фальшивой нотой. И Елена, обладавшая абсолютным слухом на ложь, уже не могла ее расслышать.

Глава 2: Неправильная реакция

Прошла неделя. Елена почти убедила себя, что ей всё показалось. Что маленькая ложь Изабеллы – не более чем нелепая попытка произвести впечатление, свойственная многим, кто пробился наверх из низов. Она, Елена, была просто уставшей и предвзятой. Она слишком сильно любит брата и инстинктивно ищет подвох в его идеальном счастье. Разум требовал отбросить подозрения, списать всё на собственную мнительность. Но неприятный осадок, липкий и холодный, остался. Он жил где-то на периферии сознания, заставляя ее вздрагивать каждый раз, когда на телефоне высвечивалось имя Изабеллы.

Звонок раздался в субботу днем. Елена разбирала почту в своей маленькой, залитой солнцем мастерской, и от запаха старой бумаги и переплетного клея на душе было спокойно. На экране высветилось «Дима». Она улыбнулась и провела пальцем по экрану.

– Привет, медвежонок. Решил сестрицу проведать?

Вместо привычного жизнерадостного гула она услышала сдавленное, прерывистое дыхание. И потом – звук, который заставил ее сердце сжаться в ледяной комок. Так плачет взрослый, сильный мужчина, когда его мир рушится: глухо, рвано, стыдясь собственной боли.

– Дима? Дима, что случилось?!

– Ректор… – выдохнул он, и в этом единственном слове было столько горя, что Елене показалось, будто из телефона потянуло могильным холодом. – Его больше нет, Лен.

Ректор. Старый, мудрый золотистый ретривер, который появился в их семье, когда Диме было двадцать, а Елене – тринадцать. Он был больше, чем собака. Он был молчаливым свидетелем их взросления, пушистым архивом их общих воспоминаний. Он лизал ее соленые щеки после первой несчастной любви и преданно клал тяжелую голову на колени Диме, когда тот провалил важный экзамен. Ректор был константой. Символом дома и нерушимой преданности.

– Я сейчас приеду, – только и смогла сказать она, сгребая ключи от машины со стола.

Дорога до их загородного дома превратилась в размытое пятно из осенних деревьев и встречных фар. Елена вела машину на автомате, прокручивая в голове возможные сценарии. Старость? Болезнь? Но Дима не говорил, что Ректор болел.

Картина, открывшаяся ей, была хуже любых предположений. На подъездной дорожке виднелись темные пятна, которые садовник пытался смыть водой из шланга. Дмитрий сидел на ступенях террасы, обхватив голову руками. Он был в домашней одежде, испачканной землей и кровью.

Изабелла стояла рядом, положив руку ему на плечо. Она была одета в элегантный кашемировый костюм, ее лицо было бледным и скорбным. Она что-то тихо говорила ему, и со стороны это выглядело как эталонная сцена поддержки и сочувствия.

– Дверь гаража была неисправна, открылась сама, – глухо произнес Дмитрий, когда Елена подошла и села рядом с ним на холодные ступени. – Он выбежал на дорогу… Я не успел. Водитель даже не остановился… Я держал его на руках, Лен, а он… он смотрел на меня и…

Он не смог договорить. Его могучие плечи затряслись в беззвучных рыданиях. Елена обняла его, чувствуя, как его боль проникает в нее саму. Она гладила его по голове, как в детстве, и шептала бессмысленные слова утешения.

– Тише, мой хороший, тише…

Изабелла опустилась на колени перед ними. Ее глаза казались влажными, а голос дрожал ровно настолько, чтобы это выглядело искренне, но не истерично.

– Я уже позвонила в ветеринарную клинику. Они приедут и заберут его… для кремации. Мы можем развеять прах в саду, под его любимой сосной. Если ты хочешь, милый.

Все было правильно. Каждое слово, каждый жест. Она была воплощением скорбящей, но сильной женщины, взявшей на себя тяжелые практические вопросы, чтобы оградить от них убитого горем мужа. Она принесла плед и укрыла плечи Дмитрия. Принесла воды. Она была безупречна.

И Елена почти поверила ей. Ей отчаянно хотелось поверить. Хотелось увидеть в ней родственную душу, которая разделяет их общую потерю. Но что-то мешало. Та самая холодная нотка, которую она услышала на вечеринке, теперь звучала набатом в ее голове. Она наблюдала за Изабеллой поверх головы брата и видела не горе, а идеально исполняемую роль.

Вечер прошел в тяжелом, вязком тумане. Приехали сотрудники клиники и в черном пластиковом мешке унесли то, что еще утром было преданным старым другом. Дмитрий выпил коньяку и принял успокоительное, которое настоятельно предложила ему Изабелла. Он уснул тяжелым сном в их спальне наверху. Изабелла сказала, что останется с ним.

Елена не могла уехать, оставив брата в таком состоянии. Она решила переночевать в гостевой комнате. Дом, обычно наполненный светом и музыкой, теперь казался огромным, гулким и холодным. Тишина давила на уши.

Около двух часов ночи, измученная бессонницей, она спустилась на кухню, чтобы выпить воды. Она не стала включать свет, луна достаточно ярко освещала пространство через панорамные окна. Елена налила стакан воды и замерла у окна, глядя на темный силуэт той самой сосны в саду.

И в этот момент она услышала тихие шаги.

Она инстинктивно отступила в глубокую тень у стеллажа с винными бутылками. В гостиную вошла Изабелла. Она была в шелковом халате, ее движения были бесшумными и точными. Она, очевидно, считала, что в доме все спят. Что она одна.

Изабелла не стала зажигать свет. Она села в глубокое кресло, стоявшее спинкой к Елене, и на ее коленях вспыхнул холодный голубоватый прямоугольник экрана планшета.

Елена затаила дыхание. Ей следовало уйти, кашлянуть, обнаружить свое присутствие. Но она не могла. Непреодолимая, ужасная сила заставляла ее стоять и смотреть.

Изабелла не выглядела как женщина, потерявшая любимца семьи и утешавшая весь вечер мужа. Она сидела с идеально прямой спиной, ее лицо, освещенное экраном, было сосредоточенным и абсолютно бесстрастным. Словно она работала над квартальным отчетом. Пальцы быстро и уверенно скользили по стеклу.

Из своего укрытия Елена не могла разобрать мелкий текст, но она видела картинки. На экране сменяли друг друга фотографии собак. Но это был не золотистый ретривер. Это были гладкие, мускулистые, хищные силуэты доберманов. Изящные, аристократичные веймаранеры. Породы, которые ассоциировались не с уютом семейного очага, а со статусом, силой и опасной красотой.

Сердце Елены заколотилось так громко, что ей показалось, будто его стук слышен по всей гостиной.

Изабелла переключилась на другое окно. Это было приложение для заметок. Она чуть повернула планшет, и лунный свет, упавший под нужным углом, позволил Елене прочесть заголовок, набранный крупным шрифтом:

«Проект: Замена. Статус и имидж».

А под ним шли пункты, которые она видела лишь урывками:

* Порода: доберман (агрессия, охрана, элегантность) / веймаранер (аристократизм, фотогеничность).

* Плюсы: Усиление имиджа безопасности. Эффектно на фото для глянца. Дисциплина.

* Минусы: Высокие требования к дрессировке. Возможная реакция Д. (проработать легенду «памяти»).

* Бюджет: до 15 000 евро.

* Сроки: 4-6 недель (период траура).

Елена прижала руку ко рту, чтобы не закричать.

Это было чудовищно. Это было за гранью понимания. Ее брат наверху спал, убитый горем, а его жена, его идеальная, любящая жена, в это время с холодным расчетом планировала апгрейд. Она рассматривала смерть живого существа, члена их семьи, не как трагедию, а как возможность для ребрендинга. Ректор не был для нее другом. Он был устаревшим активом, который теперь можно было выгодно заменить на новый.

Изабелла отложила планшет, и ее лицо снова погрузилось в тень. Она посидела так с минуту в полной тишине, а затем встала и так же бесшумно пошла наверх.

А Елена осталась стоять в темноте, сотрясаясь от беззвучного озноба. Теперь она знала. Это было не подозрение, не догадка. Это было знание, страшное и неопровержимое.

Совершенный дом казался ей теперь мавзолеем. А ее брат спал в одной постели с монстром, который носил лицо ангела.