Читать книгу: «Да, я девушек люблю, или Банда Селивана Кузьмича», страница 5

Увлечённые пляской люди даже не заметили, как градоначальник и зам сели в машины и уехали.

Пока Николай играл на гармошке, Макар сходил на автовокзал за билетами – и вернулся ни с чем.

– Последний автобус ушёл в Бабулькино сорок минут назад, – “обрадовал” он друзей. – Мне посоветовали седьмым троллейбусом доехать до конечной остановки на улице Капиталистических реформ и поймать попутку в строну Бабулькино. Лаврик, зови Николая – уходим.

Не успели Лаврик и Николай подойти к друзьям, как все лидеры партий и движений бросились к трибуне. Толкаясь и переругиваясь, они подскочили к микрофону, чтобы высказать народу своё самое сокровенное, но у него уже стояли двое – фермер Крупнорогатский и крутолобый генерал.

– Пропустите меня! Я должен выступить ещё раз! – отталкивая плечом генерала, потребовал Содомогоморский. – Я за это заплатил! Отойдите военный! Ну чего вы вцепились в микрофон? Ну- ка…

Цыц! Я – особый генерал в отставке! Фамилия моя – Возомнищев! – сверля Содомогоморского презрительным, пронизывающим взглядом, рыкнул генерал и тоном, не терпящим никаких возражений, произнёс: – Не рыпайтесь вперёд меня! Понятно вам? Час назад я назначил себя кандидатом в губернаторы и решил заявить об этом народу. И сейчас заявлю. Если вы этим недовольны, согласен на любую дуэль: бокс, например. Я чемпион детства по боксу. Ну что, недовольны вы? Что мнётесь? У вас такой несогласный вид. Будете драться?

– Я ещё не решил, – трусливо отходя в сторону, буркнул Содомогоморский.

– Это что ещё за боевой персонаж в нашей жизни конца двадцатого века? – подскочил к микрофону слегка припоздавший Жеребцов- Сокольский и попытался оттолкнуть генерала, но тот, резко ткнув кулаком ему под дых, свирепо рокотнул: – Цыц у меня! Замордую!

Жеребцов- Сокольский, полностью растерявшийся от силового воздействия, тихо присоединился к Содомогоморскому.

– Вы чей генерал? В Омске таких нет! – глотая от возмущения концы слов, выступил на передний план растрёпанный профессор Светлопутькин. – Я вас внимательно… не знаю?.. Но всё же когда- то вас видел. Признавайтесь: когда и где я вас видел? Вы не кум господину Чупрынсу, московскому министру? А Шокойдар не зять вам?

– Если бы я был кумом и зятем этим господам, то не якшался тут с вами, – брезгливо прорычал генерал. – А видели вы меня, скорей всего, по телевизору. Я несколько раз возникал на экране и клеймил всё и вся жесточайшим позором. Всех преступников называл своими именами… В свою очередь, интересуюсь: а кто вы такой? – задал он вопрос профессору.

– Я – Светлопутькин. Меня тут каждый…

– Светлого пути вам желаю в борьбе за власть, – перебил профессора генерал. – Попутного ветра. Только не мешайте мне с народом      поговорить,

– Ладно уж. Хорошо, Общайтесь с народом, – сдался профессор. – Мы подождём.

– Аа- ф- фи! Аа- ф- фи! Ух ты! – тихо и беспомощно зачихал кто- то в сторонке. Все обернулись: к микрофону ковылял, стукая палочкой об пол, белый как лунь старец.

– Здесь, внучики мои, исповедуются народу? – еле слышно простонал он. – Праправнуки мои решили, что мне надо высокооплачиваемым депутатом или губернатором стать, чтобы им было на что питаться и развлекаться. Примите меня на какую- нибудь денежную должность… безответственную, неподсудную… покомандовать. Помогите приобщиться к касте неприкасаемых.

– Какой из тебя начальник, прадед? – язвительно “ усмехаясь, крикнул старцу в ухо генерал. – У тебя даже чихнуть сил нет! Тебе давным- давно с Богом шептаться пора, а не в кресле губернаторском штаны протирать! Ползи домой!

– Полностью с вами согласен, – закивал прадед. – Но вот правнуки пристали: “Выдвини себя на пост тубернатора. А вдруг изберут!”

– Передай прадедушка потомкам своим, что народ, присутствующий здесь, освобождает тебя от этих мук на всю оставшуюся жизнь, – поддерживая собравшегося упасть старика- вековика, ласково шумнул ему в ухо Индюлькин. – Иди отсюда, пока не затоптали.

– И то иду, и то иду, – с явным облегчением пролепетал старец, медленно спускаясь по ступенькам. – Мне б на печку.

– Сейчас говорю я! – решительно рыкнул генерал и, оттеснив жующего жвачку фермера Крупнорогагского, повернулся к микрофону и стал поправлять его.

Но выступить ему не пришлось: мстительный Содомогоморский достал из внутреннего кармана пиджака большую ампулу с какой- то жидкостью; положив её на пол, осторожно раздавил каблуком; быстренько спустился с трибуны и присоединился к своим единомышленникам; ядовито улыбаясь, стал ждать результата.

Через десять секунд. все лидеры партий и движений и, генерал, морщась и кривя носами от распространившегося, едкого, зловония, пустив обильные слезы, разрыдались.

Публика заинтересованно замерла. Такого единогласного плача вожаков она никогда не видала. Особенно достоверно рыдал генерал Возомнищев, Жеребцов- Сокольский, Индюлькин, Истинно- Ложный и фермер- одиночка Крупнорогагский, который, громко шмыгая носом, продолжал энергично чавкать жвачкой.

Толпа отреагировала на “горе” по- разному: те, кто поближе к трибуне, тоже стали всхлипывать, а те, до которых слезоточивая вонь ещё не дошла, принялись хохотать.

Сквозь разноголосый рёв и икание на трибуне проскальзывали отдельные слова и фразы:

– Подлюки!

– Кто нагадил? Уррр, сволочи! Найти м наказать!

– Сволочуги! Стервятники!

– Я бы ещё покруче обозвал их! Ух, тьфу, тьфу!

– Однозначно подонки! Ой- хо- хо- о- о- ой!

– Провокаторы!

И хоть от едкого слезоточивого запаха всем лидерам партий и движений было очень плохо, никто трибуну не покинул – всем хотелось ещё что- то сказать толпе. Так и мучились, рыдали, чихали, смеша публику.

Макар два раза пытался увести приятелей с площади, но они уговаривали его остаться “на минутку” и посмотреть, что будет дальше. Наконец, взглянув на часы, он решительно сказал:

– Всё! Пора в путь! Время не ждёт! И развлечений надо помаленьку. Идёмте… Николай, тебе тоже ехать в Бабулькино. Пошли.

– Может, дождёмся, узнаем, чем это хоровое горе кончится, – с надеждой глядя на Петра и Павло, предложил Лаврик.

– Им спешить некуда. Эти пустобрёхи могут до ночи спокойненько рыдать и материться, развлекая толпу. А у нас времени нет созерцать этот цирк, – возразил Макар и зашагал к автовокзалу.

Приятели и Николай, нехотя, оглядываясь на трибуну последовали за ним.

Неожиданно из боковой улочки прямо на них выскочила небольшая группка ярко размалёванных парней и девиц. Они несли длинный транспарант, на котором были нарисованы неприглядные знаки- раскоряки, точные копии тех знаков, которые мажут неизвестные художники на заборах, на стенах подъездов и в туалетах. Один женоподобный красавец мягким обиженным голоском кричал:

– Даёшь полную свободу разносторонней, всепроникающей и всеобъемлющей любви сексменьшинств! Не запрещать! Не смейте качать нам свои права! Сексуальные меньшинства тоже открыто жить хотят!

– Вступайте в несправедливо гонимый блок- коалицию сексуально озабоченных меньшинств! – поддержала красавца полураздетая девица. – Идите к нам! Увеличивайте наше количество! Идите, мы принимаем всех!

– Хватит отлёживаться в подполье! Подъём! – вскричал ещё один пышнокудрый член блока- коалиции, одетый в цветастый женский халат и обутый в домашние тапочки; подмигнув двум девицам с возмущённо- обиженными лицами, спросил: – Я правильно говорю?

– Абсолютно точно, Эсмеральда! – ответила ему одна девица. – Самую правду, говоришь.

– Слава нашему непоколебимому руководителю господину Жо!.. Слава основателю нашего блока- коалиции уважаемому господину Жо- о- о! – громко прокричал Эсмеральда.

– Слава! Слава! – разноголосо поддержали его шагающие рядом.

Только приятели разминулись с пёстрой компанией приверженцев разносторонней любви, как еле успели отскочить к забору от налетевшей на них толпы в полторы сотни человек. Это мчались на площадь активисты Губернской консервативно- социалистической партии и Вперёд- социалистической партии Губернии. А между ними скакали члены Ярого националистического движения России.

Соперничающие за одно и то же соцпартии обогнали на повороте матёрых националистов и, смяв, разметав жидкую цепочку секс компашки, растерзав их сомнительный транспарант, ворвались на площадь.

– Как это мы умудрились так позорно опоздать, товарищ Гегемонов? Ведь знали же о времени сбора! – задыхающимся голосом вскричала маленькая, худенькая женщина из центра бегущих. – Займите мне очередь у микрофона! Я тоже выступлю!

– Хорошо, товарищ Голодовкина, займу! – ответил ей высокий старик, рысивший впереди всех.

Наконец бегущие достигли цели и остановились, тяжело дыша. Этим воспользовалась высохшая, как мумия, старая фурия из кучки ярых националистов. С криком: “Дайте мне резкое слово сказать! Дайте мне зло сорвать!” – взбежала на трибуну.

– Обошли нас! – простонала Голодовкина и вместе с товарищем Гегемоновым бросилась догонять фурию.

Протиснувшись к микрофону, пропитанная насквозь идеями оголтелого национализма фурия, нюхнув слезоточивой вони, сразу же, громко всхлипнув и запричитав, разрыдалась. Подскочившие Голодовкина и Гегемонов бурно поддержали её.

На площадь стремительно выехал микроавтобус: Сделав крутой поворот, он остановился рядом с трибуной. Из него высыпала шумная группка людей с кинокамерами. Не мешкая, они принялись снимать необычайное зрелище: рёв и сгоны скучившихся у микрофона будущих кандидатов в депутаты и претендентов на посты мэра и губернатора и единодушное веселье толпы, узнавшей о проделке Содомогоморского.

– Вы видите, дорогие телезрители, как будущие народные избранники слезно просят прощения за свои будущие неисполненные обещания, – стал комментировать происходящее вокруг молодой человек с хитролисьим лицом и, указав рукой на трибуну, приказал: – Вася, снимай всех рыдающих крупным планом!

– Да- а! Все промелькнули перед нами, все побывали тут! – с иронией в голосе, покачав головой, произнёс Макар. – Повезло нам! Всего один раз поглазели на политтусовку, познакомились со всеми лидерами партий, движений и блоков! За один- единственный раз! Где ещё такое увидишь?.. А вот и наш троллейбус, садимся!

ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ

Приятное знакомство и встреча с бандитами

Друзья- приятели и гармонист Николай, искренне сожалея, что не досмотрели до конца дармовое представление, сели в троллейбус и уехали. Доехав до окраины города, они сошли на конечной остановке и, прежде чем ловить попутку, решили перекусить. Купив в ближайшем магазине кефир и булочки, они вернулись на остановку, сели на лавочку и принялись питаться.

Рядом с остановкой, по заросшей травой беговой дорожке стадиона, окружённого высоким забором из стальной сетки, неспешно прогуливалась странная парочка: стройная девушка в синей рубашке и чёрной юбочке и крупный, матёрый, лохматый, как лев, с опухшим лицом дядька, который речитативом излагал девушке русские народные частушки, а она весело хихикала после каждого куплета.

Дядька обеими руками поправил гриву, взял девушку под локоть и повёл в сторону густых зарослей молодых деревцев, продолжая развлекать ее очередным куплетом:

Как у повара на кухне

Подгорела колбаса,

Повар мечется по кухне;

Рвёт на.., на… э- э… на… волоса!

– Хи- хи- хи! На чём рвёт- то?

– На этой… э- э- э… Нет, нет, без задних мыслей! На груди рвёт! Вот! Уфф… А вот ещё:

Бабка чистила картошку,

Дед кожурки собирал,

Бабка… бабка…

– Тоже не для ваших ушей куплет! – разведя в стороны руки, огорчённо воскликнул дядька; на несколько секунд задумался и, вспомнив, стал излагать новую частушку:

Мы с милашкою сидели

Возле нашего пруда,

Нас лягушки напугали –

Не пойдём больше туда!

– Хи- хи- хи! И как это вы, господин Манюнькин, столько стихов знаете! – похвалила дядьку девушка. – Молодец вы!

Увлёкшаяся парочка даже не заметила, что к забору подъехал на велосипеде паренёк и с интересом наблюдает за ней. И как только дядька подвёл девчонку к деревцам, он озорно крикнул ей:

– Что ты, сестрица, слушаешь этого заросшего козла вонючего!

Ты что, не понимаешь, зачем этот дядька Черномор заманил тебя сюда? А?.. А заманил он тебя сюда, чтобы попользоваться наивной доверчивостью твоей! Пообладать тобою в кустах! А потом собутыльникам будет бахвалиться ещё одной победой! С кем ты связалась?

– Сопляк! Да как ты смеешь?! – возмутился “дядька Черномор“. – Да я тебе шею намылю! Нахал бессовестный! Какой бесподобный наглец!

– Козёл! Бабник! Я тебя, развратник, насквозь вижу! – с явной издёвкой крикнул паренёк. – Юной дивичинки ему захотелось! Растлитель! Иди ко мне, деволюб, я тебе рога отвинчу подлецу!

– Деволюб разъярённым львом подскочил к забору, в горле его клокотало; он с трудом выдавил:

– Я же ей стихи!.. Поэтический кружок!.. Индивидуальные занятия!.. Приобщение к чему- то светлому!.. За мою поруганную честь жестоко отомщу! На мелкие части порву!

– Знаем мы твои стихи! А потом: “Расступись ты рожь высокая, тайну свято сохрани!” Ха- ха! “Приобщение к чему- то светлому!” – косноязычно передразнил дядьку паренёк. – Это про повара на кухне? или про бабку, чистившую картошку? Ну, сейчас лохматый, я тебя бить буду! Проучу, чтобы не обольщал молоденьких дурочек! – петухом скакнул к забору парнишка и крикнул совсем растерявшейся девчушке: – Беги отсюда, сестра, пока я этого любителя малолеток бить буду! Беги к мамке!

– Да что же это делается- то! Это же подлый фраер какой- то! – вцепившись толстыми пальцами в ржавую сетку, бодая её, зарычал дядька и смачно матюгнулся; поскрипев зубами, свирепо процедил: – Сейчас я тебя на куски, на кусочки! Я тебя на мелкие детали порву!

– Иди, иди ко мне на два- три удара, лохматый! Я жестоко накажу, чтобы неповадно было! – в лихозадиристом кураже изобразил боксёрскую стойку паренёк и ткнул кулаком по сетке; она больно ударила дядьку по носу.

– Нуу- у! Убью- у! – рявкнул дядька и бросился к выходу.

– Ты тут ещё, сестричка? Уноси быстрее ноги! Здесь сейчас прольется море крови и клочья шерсти летать будут! – пугнул девчонку паренёк, и та, истерично взвизгнув, побежала вслед за лохматым.

– Сейчас я тебя ррразорву! – кровожадно пообещал любитель частушек и, споткнувшись, растянулся на дорожке. Девчонка ловко перепрыгнула через него и понеслась дальше.

Макар, Пётр, Павло, Лаврик и Николай даже есть перестали – так увлеклись “поединком” матёрого дядьки с хрупким юнцом.

– Аа- а! Ты, самец, что? Испугался меня? Куда удираешь? – явно забавляясь, крикнул подымающемуся с земли чумазому покорителю девичьих сердец храбрый паренёк. – Вот он я, бей меня! Что падаешь? Я ведь ещё не трогал тебя! Гарцуй сюда, папаша, накажи меня! У- у, самец- искуситель!

Взъярённый “самец” круто развернулся и в три секунды подлетел к забору, рыча отборным матом, стал взбираться на него. Ржавая сетка металась, выгибалась, словно под могучими порывами ветра, но “самец” упорно, по- обезьяньи, карабкался вверх. Героические его усилия сопровождались едкими издевательствами парнишки.

Лаврик и Павло нетерпеливо потирали руки в предвкушении интересного и бесплатного зрелища – большой драки.

Наконец- то дядька взобрался на забор и закачался на нём, собираясь удачно спрыгнуть и расправиться с сопливым подлецом, обгадившим такую нежную идиллию с юной цыпочкой.

А коварный “подлец", приседая, хохотал, указывая на него рукой, и еле, со стоном, выговорил:

– Ой, ой, как кобель на заборе! Ну как кобель на заборе! Ой, не могу! Ой, не могу! Ха- ха- ха!

“Кобель" рывком оттолкнулся от пружинящей сетки и прыгнул с четырёхметровой высоты; очень неудачно приземлился и сильно ушиб копчик и левую ягодицу. Прижав ладони к больным местам, он по- волчьи вытянул шею и громко заохал.

– Трёх идиотов встретил я сегодня. Но этот, четвёртый. – самый идиотистый из них! – кивнув на стоящего на коленях дядьку, обратился к немногочисленным зрителям паренёк и, повысив голос, объявил: – Представление, к всеобщему сожалению, окончено! Вы видите бесславный конец необузданного гнева! Спасибо за терпеливое внимание!

Парнишка картинно раскланялся, сел на велосипед и медленно поехал прочь.

Рыкочущий от боли и обиды дядька вскочил на ноги и, прохромав несколько шагов, остановился. Наконец- то он понял, что его просто, как дурака, провели, разыграли, оставили с “носом". И, матерясь, погрозив ещё виднеющемуся вдалеке ненавистному обидчику, он развернулся и заковылял к подъехавшему троллейбусу.

Лаврик и Павло, едва сдерживая смех, помогли бедняге подняться в салон, а Пётр посоветовал ему поберечь на старости лет драгоценное здоровье, не обольщать девок- малолеток и не падать с больших высот на мягкие места своего тела.

Троллейбус повёз дядьку залечивать раны, а друзья, доев булочки, вышли на обочину шоссе и стали голосовать. Но как они ни махали руками – ни одна машина не остановилась.

– Столпились мы, – догадался Макар. Поэтому шофера не тормозят. Давайте стоять по одному.

Так и сделали: разошлись подальше друг от друга. Эта маленькая хитрость принесла удачу: перед Лавриком остановился бортовой грузовик. Пока он договаривался с шофёром о плате за проезд, подбежали остальные и дружно залезли в кузов. Шофёр недовольно почесал затылок, но спорить не стал и, включив скорость, нажал на газ.

Отъехали от Дедулькино всего на три километра. Дальше проезда не было: на мосту через речку треснула бетонная плита и ремонтники собирались менять её. Шофёр, сходив поинтересоваться, вернулся с неутешительной вестью:

– Сутки уйдут на ремонт. Возвращаемся.

– А проезда больше нигде нет? – угрюмо спросил Макар.

– В Бабулькино – нет, – отрицательно мотнул головой шофёр.

– Что же нам теперь делать?

– Придётся. вам переночевать в Дедулькино, – пожал плечами шофёр. – Что ещё делать? Завтра мост починят – тогда и поедете. Ближе к обеду туда автобус ходит.

Через пять минут водитель высадил друзей на той же остановке, где и посадил в машину.

Сев на знакомую лавочку, наши путешественники стали советоваться. После десятка отклонённых предложений слово взял Николай.

– Живёт здесь, недалеко, мой старый школьный дружок, – задумчиво промолвил он. – Правда, не виделся я с ним лет десять. Нагрянем к нему переночевать. “Обрадуем” неожиданным наскоком… Я полагаю – это наилучший вариант. Как вы думаете?

– Выбора нет, пошли, закидывая на плечо рюкзак, решительно согласился Макар.

– Он в рабочем бараке живёт, – шагая рядом с Макаром, объяснил Николай. – Но барак со всеми удобствами: центральные газ, вода, канализация – всё есть. Тут он живёт, рядом… Свернём вот за этот угол, пересечём проходной двор и спортивную площадку – и мы у цели будем.

Посетив подвернувшийся по пути магазин и закупив кое- каких продуктов, друзья- приятели преодолели проходной двор с площадкой и вышли к длинному одноэтажному зданию со множеством дверей.

– Кажется, этот подъезд, – поправляя на плече ремень гармошки, неуверенно произнёс Николай. – Восемь ступенек – и квартира направо.

Вошли в подъезд, поднялись на плохо освещённую площадку, и Пётр, чуть поколебавшись, нажал на кнопку звонка. Не успел он убрать палец с кнопки, как дверь резко приоткрылась, словно специально ждали, когда позвонят; в узкий проём высунулась рука и отвесила ему звонкую пощёчину.

Дверь захлопнулась, Пётр, ошарашенно потирая щёку, обернулся и уставился на не менее ошарашенных друзей. Дверь снова приоткрылась; Пётр отпрыгнул в сторону, избавив себя от второй пощёчины.

– Я же несколько раз окончательно тебе сказала, что замуж за тебя, негодяя, никогда не пойду! Пропойца! Бабник! – как из пулемёта, выпалила очередь нервного гнева мелькнувшая в узком проёме женщина.

Закрыв дверь, она громко щёлкнула замком.

Первым, падая на колени, захохотал Лаврик – за ним остальные.

“Пропойца” и “бабник”, растерянно моргая глазами, пожимая плечами, обиженно оправдываясь, бормотал:

– Нет, вы видали?! Вы что подумали? – Уверяю вас, что я здесь впервые! И эту женщину не знаю! Это глупое недоразумение! Она, несомненно, спутала в темноте меня с кем- то другим! И, в конце- то концов! – я женат!

– За первого встречного замуж пойду, а за тебя, неверный, из принципа не пойду! Из принципа! – в замочную скважину крикнула “невеста”. – Первый встречный будет мой!

– Ну что, Петруха, – получил от ворот поворот? – подмигивая дружку, шутливо- соболезнующим тоном спросил Макар.

– Бесцеремонное безобразие! Возмутительно! – сердито буркнул Пётр и первым выскочил во двор.

– Кажется, ребятки, мы подъездом ошиблись, – оглядываясь, смущённо произнёс Николай. – Вернее… я ошибся. Десять лет не посещал эти места… Вот, наверняка, этот подъезд! Точно он!

– Звонить будешь ты, Николай, – пропуская всех вперёд, угрюмо промолвил Пётр. – Я своё получил – теперь очередь твоя.

Поднялись на площадку. Николай позвонил. Через несколько секунд дверь открылась и в проём выглянул красивый синеглазый мужчина лет тридцати.

– Тимоша! Школьного детства друг! Узнаёшь меня? – улыбаясь во весь рот, воскликнул Николай.

– Коля! Дружище! – обрадовался хозяин квартиры. – Узнаю соратника по счастливо- озорному детству!

Друзья бесшабашного прошлого крепко обнялись, похлопывая друг друга по спинам. Нахлопавшись, Тимоша потащил Николая в прихожую.

– Не один я, Тимоша, товарищи со мной, – нерешительно затоптался на пороге Николай.

Тимофей оглянулся и увидел четверых приятелей, стоящих в сторонке.

– Твои друзья мои друзья! Заходите! – широким жестом пригласил он всех войти; пропуская гостей в прихожую, пожимая руку, познакомился с ними.

– Раздевайтесь, не стесняйтесь, – закрывая за собой дверь, вежливо предложил Тимофей. – Вещи – вот сюда, к стене сложите… Анфиса! К нам гости! – крикнул он погромче.

Из боковой двери в прихожую вышла умопомрачительной красоты женщина, такая же, как и муж, синеглазая и русоволосая. Гости, поражённые её неземной красотой, замерли, уставившись на неё.

Хозяйка, одарив всех добрейшей улыбкой, слегка поклонилась и певучим родниковым голоском радушно промолвила:

– Милости просим. Старым друзьям и хорошим гостям мы всегда рады. Коля, ты чего забился в угол? Я тебя сразу узнала, мучителя моего! Помнишь, как- в школе дёргал меня за косички и снежки за шиворот пихал?

Анфиса подошла к Николаю, обняла и троекратно поцеловала. Лаврик завистливо сглотнул слюну.

Приятели по очереди представились хозяйке, она ласковым кивком отвечала:

– Рада познакомиться.

Пригласив всех в гостиную и оставив гостей на попечение мужа, Анфиса ушла на кухню.

Какими судьбами в нашем городе? – рассадив всех на стульях и диване, обратился Тимофей к Николаю?

Еду в Бабулькино к тёще на именины, – улыбнулся Николай. – А попутчики мои – ещё дальше. Тоже к родственникам, помочь им в злободневных заботах и бедах… Вы не приютите нас на одну ночь? – помолчав немного, обратился он К Тимофею. – Через речку Струйку вышел из строя мост: чинят его. И вынужденно пришлось нам задержаться здесь, искать ночлега.

– Нет проблем! Вот комната – вся в вашем распоряжении, – крутанув головой, ответил хозяин. – Тут диван, кресло- кровать, и пару раскладушек принесу.

– А как к этому отнесётся Анфиса? Не…

– Муж и жена – одна сатана! – усмехнулся Тимофей и добавил: – У нас никогда разногласий не бывает… Анфиса, – обернулся он к вошедшей жене, – Николай с друзьями переночует у нас.

– А я постараюсь, чтобы гости легли спать сытыми, – с приветливой улыбкой ответила хозяйка.

– Не беспокойтесь за нас! Продуктами мы запаслись! – дуэтом вскричали Макар и Пётр.

– Одно другому не помешает: к нашему прибавим ваше – и наоборот. Хорошо поужинаем, – снова одарила гостей чарующей улыбкой Анфиса и ушла.

В приоткрытую дверь, за которой она скрылась, высунулись четыре, пшеничного цвета, детские головки; из другой двери выглянули ещё два ребёнка: все синеглазые, все, как две капли воды, похожие на мать.

– Ну, как ты поживаешь, Тимофей, чем все эти годы занимался? – полюбопытствовал Николай.

– Да так вот, живу- выживаю, тружусь не покладая рук, – скромно потупив глаза, ответил Тимофей.

– Сколько у тебя детей- то? – спросил Николай, заметив малышей, которые с интересом наблюдали за гостями.

– Тринадцать.

– Сколько, сколько?! – хором вскричали приятели.

– Тринадцать, – ласково посмотрев на детвору, повторил ответ

Тимофей.

– А лет вам сколько? Извините за нескромность, – пристально посмотрев на хозяина, не удержался и задал вопрос Макар. – Уж очень молодо вы выглядите.

– Мне тридцать два года, а жене тридцать,

– И уже тринадцать детей! – растягивая слова, восхищённо промолвил Николай, разглядывая усталое лицо друга безмятежного детства, и с иронией добавил: – Да- а, потрудился ты на славу! Ишь, какие отличные детки получились!

– Сколько у вас комнат? Не тесно? – полюбопытствовал Пётр.

– Комнат у нас много, – оживился Тимофей. – Соседняя квартира тоже принадлежит нам. Мы на кухне в стене проход пробили. Получилась двойная квартира: шесть комнат, две кухни, ванных комнат тоже две, два коридора и две входные двери. Кроме нас есть ещё две кошки, собачка, попугайчики в клетках… а в сарае на заднем дворе живут куры с петухом и корова с молоком. В поле имеем участок в двадцать соток под картофель. Государство слегка помогает. Правда, все наши доходы только на прокорм и уходят. Из- за этого я в текущем году ни разу водочкой не побаловался.

– Есть у нас и водочка и пиво, – вставая сказал Макар. – Сейчас

принесу.

Позвав с собой Лаврика, он вышел в прихожую. Там вовсю хозяйничали кошка с котёнком. Они деловито обнюхивали рюкзаки и скребли их когтями. Макар и Лаврик достали съестные припасы, принесли их в гостиную и сложили на стол. Сходив ещё раз в прихожую, они принесли две бутылки водки, бутылку сухого вина и дюжину банок с пивом.

Павло тоже наведался к рюкзакам и вернулся с кульком шоколадных конфет, которые роздал детишкам.

– Как вас зовут, дети? – спросил он.

– Меня – Астра, – тоненьким голосочком пискнула девочка лет пяти.

– А я – Фиалка, подняла руку другая, точнейшее зеркальное отражение Астры.

– Розочка.

– Василёк.

– Георгин.

– Валериан.

– Анютка, – едва слышно прошептала самая маленькая девочка, широко раскрыв небесной голубизны глазки.

– Э- э… стойте, стойте детки! – изумлённо воскликнул Павло. – Цветник!.. Вы слыхали? – обернулся он к друзьям.

Так как дети – цветы нашей жизни, то мы всех их нарекли именами цветов, – объяснила вошедшая в гостиную Анфиса.

– Чудеса! – восхищённо развёл руками Макар. – Их невозможно отличить друг от дружки!

' – Двё тройни, три двойни и Анютка, – самая младшенькая, – с гордостью посмотрела на малышей Анфиса и добавила: – Самым старшим одиннадцать лет, а самой меньшенькой, Анютке, – три.

Отправив гостей умываться, хозяйка с помощью детишек накрыла на стол и принесла недостающие стулья.

За ужином долго смеялись над приключением, случившимся с приятелями в соседнем подъезде.

– Это Валька Стыдобищева. Ей уже двадцать семь лет, а она всё о принце мечтает, – объяснила Анфиса, – Домечтается! Останется в старых девах.

После ужина Макар, Пётр и Лаврик, оставив Павло, Николая и Тимофея спорить о проблемах сельского хозяйства, вышли на лестничную площадку покурить.

Макар с Петром принялись обсуждать планы на завтрашний день, а Лаврик, потомившись пару минут, тихонько прокрался к входной двери подъезда и почти исчез за ней, но Макар, краешком уха уловив едва слышный скрип двери, оглянулся и заметил мелькнувшего в узком проёме дружка. Он сразу угадал его помыслы и, подтолкнув Петра локтем, кивнув в сторону двери, шепнул:

– Могу поспорить, что петушок наш свататься побег… к этой, “принцессе”, которая тебя… Я в этом процентов на со уверен. Пойдём засвидетельствуем его историческую помолвку с Валькой Стыдобищевой.

Подскочив к двери и приоткрыв её, Макар и Пётр увидели, как Лаврик юркнул в соседний подъезд. Десять лёгких прыжков – и друзья в узкую дверную щель стали наблюдать за “душещипательным актом жениховской драмы”.

Лаврик, заламывая от, волнения руки, пометался по площадке, побормотал что- то под нос и, решившись, нажал пальцем на кнопку звонка “принцессиной” квартиры. Через несколько секунд щёлкнул замок, дверь приоткрылась и сварливый женский голос вскричал:

– Я же тебе, гражданин Альфонсов, указала от ворот поворот, решительно заявив, что замуж за тебя не пойду!.. – И уже тише, с явным удивлением Валька спросила: – Тебе чего надо, мальчик?

– Первый встречный… Быть может… некоторым образом, я оправдаю ваши надежды, предложив себя в качестве… – послышался дрожащий голосок Лаврика. – Вы нуждаетесь в любимом друге… Я достойно смогу… Мы получим глубокое удовлетворение от… Ой, не надо! Бољно! Больно!

– Больно?! Ах ты, сопляк! В любовники захотел! Сперва школу на пятёрки… Ах ты женишок с…й! – загремела на весь подъезд “невеста”. – Молодой – да ранний! Я сейчас милицию вызову! Она тебя сосватает! Она тебя женит! Случки ему захотелось, кобельку недозрелому!

Макар и Пётр прекрасно видели, как Валька, одной рукой за ухо другой – за чубчик, оттаскала недостойного женишка и звучным Пинком спустила с лестницы.

Десятью прыжками Макар и Пётр вернулись на исходную позицию и, давясь смехом, наблюдали за Лавриком, который угрюмо возвращался назад с позорно неудачного жениховства.

– Ну что, женился? – с едкой ухмылкой осведомился Пётр.

– Сосватался? – с притворной серьёзностью поинтересовался Макар. – Состоялось счастье- то?

– Погулял немного на свежем воздухе. На сумерки полюбовался, – талантливо сделав вид, что не расслышал вопросов, ответил Лаврик, прикрывая ладонью красное, распухшее ухо.

На площадку вышел Павло, Лаврик, чтобы избавиться от насмешек друзей, проскользнул в квартиру.

– Пойду разомнусь, воздухом подышу перед сном, – лениво зевая, тихо буркнул Павло и вышел на улицу. Макар заговорщицки подмигнул Петру и предложил:

– Давай проверим, как он там дышит кислородом. Выскочили они на улицу вовремя: Павло уже входил в соседний подъезд.

– И этого бес попутал! И ему, имея законную жену и пару детей, поразвлечься на стороне пожелалось! – весело воскликнул Макар. – Засвидетельствуем попытку!

Десять прыжков – и приятели снова заняли наблюдательную позицию у приоткрытой двери, проследив, как Павло, перекрестившись, смело позвонил к чужой невесте.

Дверь истерично распахнулась, раздался глухой стук, – затем громко загремела упавшая на площадку увесистая кастрюля. Резко хмыкнув, Павло отпрянул в сторону, поддай кастрюлю ногой и вместе с ней поскакал вниз по лестнице.

Макар и Пётр, тихо хохоча, в две секунды подлетели к своему подъезду.

– Ну как свежий воздух? – с ехидцей в голосе поинтересовался Пётр, подождав, когда Павло подойдёт поближе.

– Лепота! Вот только комары лютуют, искусали всё лицо подлые, – изобразив полнейшее благодушие, ответил Павло, с трудом подавив желание почесать набухшую шишку на затылке.