Воображаемый враг: Иноверцы в средневековой иконографии

христос остановился в эммаусе

Мог ли Христос в католической иконографии носить юденхут, который напоминал о его еврействе? Это важный вопрос. Никто не отрицал, что Иисус во плоти был одним из сынов Израиля. Множество текстов и изображений напоминало о том, что его род через Иосифа и/или через Марию восходил к царю Давиду, а от него к Аврааму (см.: Мф.1:1). Однако его как Мессию, отвергнутого и убитого иудеями, им всегда противопоставляли. Если не считать обрезания, в средневековой иконографии Нового Завета не найти сцен, которые указывали бы на еврейство Иисуса. Это касалось не только его, но и апостолов. Хотя они были евреями, жившими среди евреев, их почти никогда не изображали в юденхутах. Ученики Христа воспринимались исключительно как христиане, основатели Церкви. Более удивительно, что в юденхуте не представляли даже Иуду – предателя, который в церковной проповеди и иконографии превратился в олицетворение иудейства. Видимо, дело в том, что, в отличие от фарисеев или первосвященника Каиафы, он как апостол воплощал отступничество от христианства, внутреннюю, а не внешнюю инаковость^[101].

Однако был один сюжет, в котором Христа и двоих апостолов порой одевали в шапки, похожие на еврейские. Речь идет о евангельском эпизоде, известном как встреча в Эммаусе. После того как Христос воскрес, он предстал перед двумя учениками, которые шли в это селение, но они его не узнали. Дело было к вечеру, и ученики позвали его переночевать на том же постоялом дворе, где сами собирались остановиться. «И когда Он возлежал с ними, то, взяв хлеб, благословил, преломил и подал им. Тогда открылись у них глаза, и они узнали Его. Но Он стал невидим для них. И они сказали друг другу: не горело ли в нас сердце наше, когда Он говорил нам на дороге и когда изъяснял нам Писание?» (Лк. 24:30-32).

I.1.20. Христос и двое переглядывающихся учеников в широкополых шляпах. В этой рукописи в точно такой же шляпе изображен Иосиф, ведущий Марию с Иисусом в Египет, чтобы спасти их от царя Ирода. Христа чаще всего представляли с крещатым нимбом. Здесь, поскольку он одет в шапку, роль креста выполняют ее поля и верхняя часть, выступающая из тульи.

Житие Христа. Англия. Ок. 1190–1200 гг.

Los Angeles. The J. Paul Getty Museum. Ms. 101. Fol. 87

На некоторых изображениях этого ужина, созданных в XII – начале XIII в., и воскресший Иисус, и двое апостолов одеты в юденхуты (I.1.20). По словам Дебры Стриклэнд, такой головной убор напоминал верующим о том, что Богочеловек был евреем^[102]. Возможно, и так. Однако чаще всего воскресший Спаситель и его ученики представали с непокрытыми головами либо были облачены в шапки другого покроя – какие носили путники и пилигримы (I.1.21)^[103]. На позднесредневековых изображениях встречи в Эммаусе к шапкам даже нередко пришиты ракушки. Это был атрибут паломников, побывавших в Сантьяго-де-Компостела, и олицетворение паломничества как такового^[104].

Сам по себе юденхут долго оставался нейтральным знаком. В нем могли изображать как ветхозаветных пророков и праотцев, так и новозаветных богоубийц. Однако по мере того, как образ еврея в христианском сознании и искусстве становился все более зловещим и враждебным, он, вероятно, впитал негативные ассоциации. А потому Иисуса и апостолов, встретившихся в Эммаусе, с XIII в. в нем изображать перестали^[105]. У разных персонажей Нового Завета была своя мера допустимого «иудейства». Скажем, на одеждах Христа и его учеников в средневековой иконографии почти не встретить еврейских или псевдоеврейских надписей. Однако они появлялись у праведных персонажей, которых воспринимали скорее не как христиан, а как иудеев, уверовавших во Христа, например у Иосифа Аримафейского, который забрал у римлян и похоронил его тело^[106].

I.1.21. Слева: Дорожные шляпы на головах двух апостолов, которые встретили воскресшего Христа по пути в Эммаус. Справа: Юденхуты на головах иудеев, приносящих кровавую жертву и поклоняющихся золотому тельцу.

Морализованная Библия. Париж. Ок. 1225 г.

Wien. Österreichische Nationalbibliothek. Cod. Vindobonensis 1179. Fol. 186

юдофобский знак в еврейских рукописях?

Интересно, что юденхут как знак иудейства применялся не только в католической, но и в еврейской иконографии^[107]. В течение многих веков евреи, жившие в христианских королевствах, в силу жесткого толкования второй заповеди «Не делай себе кумира» сторонились изображений людских фигур, не создавали их сами и не заказывали у иноверцев. Однако в XIII в. и у евреев-ашкеназов в Германии, и у евреев-сефардов в Испании появились рукописи с иллюстрациями, посвященными библейской истории, праздникам и ритуалам. И в них, как на похожих католических изображениях, Авраам, Моисей или простые евреи, сидящие за пасхальным столом, регулярно предстают в юденхутах (I.1.22).

Хотя в богатых еврейских домах появились рукописи с изображениями ангелов, людей и животных, сомнения и споры по поводу того, не нарушают ли они вторую заповедь, никуда не исчезли. Видимо, поэтому в германских землях во многих манускриптах людей стали представлять с пустыми, недорисованными лицами; с лицами, закрытыми волосами или шапками; со странными, деформированными чертами; с головами зверей и птиц и т. д. Как по фигуре с зооморфной головой понять, кто это: иудей или язычник, иноверец? В дело тоже шел юденхут. Например, в Птицеголовой Агаде (ок. 1300 г.) Моисей с птичьим клювом и в такой шапке вручает израильтянам (тоже с птичьими головами) пять скрижалей, символизирующих книги Пятикнижия, а на других миниатюрах птицеголовые евреи в юденхутах заняты подготовкой к Пасхе (I.1.23)^[108].

I.1.22. Господь вручает Моисею скрижали с заповедями. За ним стоит его брат Аарон – на его голове митра, словно у католического епископа. Моисей одет в остроконечную шапку с широкими зелеными полями. У других израильтян на голове классические юденхуты. Если мужчины изображены с человеческими лицами, женщины на этой миниатюре и на других листах этой рукописи чаще всего предстают со звериными или птичьими головами.

Трехчастный Махзор. Южная Германия. Ок. 1322 г.

London. British Library. Ms. Add. 22413. Fol. 3

Но кто был автором этих изображений? Историки предполагают, что миниатюры, украшающие многие еврейские рукописи, были созданы мастерами-христианами или евреями, которые учились у христиан, были знакомы с церковной иконографией и заимствовали из нее различные приемы и визуальные формулы^[109]. Поэтому американская исследовательница Рут Меллинкофф в свое время предположила, что, работая на еврейских заказчиков, христианские мастера применяли те же «антисемитские знаки ненависти», которые привыкли использовать, исполняя церковные заказы. А заказчики-евреи, не знакомые с этими приемами, были не в состоянии их распознать и не понимали, что их продолжают изобличать^[110]. Эта идея выглядит не слишком правдоподобно.

I.1.23. Приготовление мацы для пасхальной трапезы. Все персонажи изображены с птичьими головами. Взрослые мужчины (их можно узнать по бородам) еще и в юденхутах.

Птицеголовая Агада. Южная Германия. Ок. 1300 г.

Jerusalem. Israel Museum. Ms. 180/57. Fol. 25v – 26

Видимо, сами иудеи в XIII–XIV вв. не видели в ношении юденхута ничего унизительного или настолько к нему привыкли, что перестали его воспринимать как навязанный им знак. На личной печати раввина и знатока галахи Моше бен Менахема из Цюриха, которая сохранилась на одном документе 1329 г., были изображены три юденхута, соединенных «макушками» в треугольник^[111]. Юденхуты помещали и на символику крупных еврейских общин. На знамени еврейской общины Будапешта, которое точно применялось уже в 1475 г., был изображен юденхут с пятиконечной звездой. А на «флаге царя Давида», которым с 1354 г. пользовалась еврейская община Праги, судя по всему, был изображен юденхут, вписанный в звезду с шестью лучами^[112].

еретики как «новые иудеи»

В христианской иконографии не всякий персонаж в юденхуте – иудей, и не все изображения иудеев обличают иудаизм. Это хорошо видно в Морализованных Библиях – роскошных рукописях, которые появились в начале XIII в. Первые из них создавали в Париже для членов королевского семейства. Эти манускрипты представляли ветхо- и новозаветную историю в виде череды иллюстраций – небольших сцен, заключенных в одинаковые круги. Каждая из них сопровождалась краткой подписью: в одних рукописях – на латыни, в других – на старофранцузском.

Отличие этого типа книг от других «Библий в картинках», каких было немало в Средневековье, состояло в том, что каждая сцена в них сопровождалась «морализацией». Это был комментарий, который извлекал из нее урок, значимый для понимания судеб Церкви или спасения души человека. Например, в Синайской пустыне израильтяне возроптали на Моисея за то, что им приходится питаться одной манной (Числ. 11). В «морализации» объяснялось, что ропчущие олицетворяют неправедных ученых, которые стремятся к мирскому, нехристианскому знанию и богатству^[113]. На каждом листе таких рукописей воспроизводилась одна и та же схема: в верхнем круге изображен эпизод из Библии, а рядом – подпись. Ниже – круг со сценой-морализацией и своей подписью. Всего на одном листе помещали по четыре ветхо- или новозаветных эпизода и четыре сцены-морализации.

Интерпретируя Ветхий и Новый Заветы, составители Морализованных Библий откликались на самые острые вопросы, которые тогда волновали Церковь: соотношение мирской и духовной власти, легитимное и нелегитимное богатство, отношение клириков к светским наукам, борьба с ересью, место иноверцев в христианском обществе… В мире, который представляют сцены-морализации, добро постоянно противопоставляется злу: человека осаждают искушения и пороки (гордыня, алчность, сластолюбие и т. д.), праведники противостоят грешникам, благочестивые клирики сражаются с еретиками и иноверцами, прежде всего иудеями, Антихрист восстает против Христа. На значительной части иллюстраций силы зла атакуют Церковь или, напротив, терпят поражение и летят в геенну огненную – истинная вера торжествует.

Кто угрожает христианскому обществу? В кратких подписях к морализациям составители этих рукописей постоянно обличают иудеев (iudei на латыни/gieux по-французски), еретиков (publicani/populicanz), неверных (infidels/miscreanz) или злодеев без конкретных характеристик (pravi или iniqui / malegentа)^[114]. Однако во множестве мест, где текст говорит, скажем, о «неверных и врагах Господа», критикует языческих философов, бичует скупцов или просто напоминает о коварстве дьявола и его клевретов, на иллюстрациях появляются бородатые мужчины в юденхутах, словно за каждым проявлением зла составители Морализованных Библий все равно видели иудеев^[115].

Например, в рукописи, которая была изготовлена для юного короля Людовика IX, а сейчас хранится в сокровищнице собора в Толедо, есть сцена, где Стефатон протягивает Христу губку, пропитанную уксусом^[116]. На голове у последнего мучителя Христа закреплены (или растут?) два крылышка. Эта странная деталь явно восходит к античным изображениям Меркурия или Персея с небольшими крыльями на голове. В XIII–XIV вв. такие крылья нередко встречались во французской, английской, фламандской и немецкой иконографии. Как правило, они указывали на принадлежность их обладателя к миру зла. С такими крылышками порой изображали демонов, но чаще – древних врагов избранного народа (например, филистимлян) и дьявольски жестоких палачей Христа или христианских мучеников^[117].

В комментарии к сцене со Стефатоном было сказано, что губка, которую он протянул Христу, олицетворяет лживые и тщеславные сердца иудеев, а уксус – «доктрину закона», т. е. иудаизм. Еврейская вера предстает как дьявольский оппонент и противоположность христианства. Поэтому на иллюстрации к этому толкованию смиренный Христос терпит удары плети, которые ему наносит бородатый иудей в юденхуте, а рядом стоит группа из трех иудеев в юденхутах немного другой формы. Они держат в руках агнца – напоминание о жертвоприношении, которое совершалось на Пасху в Иерусалимском храме; свиток – олицетворение Ветхого Завета в противоположность Новому, который обычно изображали как кодекс – книгу привычной нам формы из сброшюрованных тетрадей; и кошель с монетами – столь же вездесущее напоминание об иудейской алчности и занятиях ростовщичеством. Иначе говоря, комментарий превращает нечестивого Стефатона в олицетворение иудаизма, а юденхуты, в которые одеты враги Господни, прямо соотносятся с демоническими крыльями на его голове^[118].

В истории со Стефатоном антииудейское послание вводится уже на уровне текста-морализации, а изображение лишь его визуализирует и развивает. Однако, как уже было сказано, во многих случаях мужчины с бородами и в юденхутах появлялись на иллюстрациях к комментариям, где ни об иудеях, ни о ветхозаветном законе не говорилось ни слова. Например, в Морализованной Библии, созданной в Англии в 1280–1295 гг., было сказано, что свара (rixa) между пастухами Авраама и пастухами Лота (Быт. 13:7) олицетворяет противостояние между «добрыми и злыми» (bonos et malos) (I.1.24)^[119]. На миниатюре сверху мы видим пастухов, которые бьют друг друга палками. В сцене-морализации, которая расположена ниже, «добрые» изображены как монахи, а «злые» – как группа мирян в юденхутах (правда, на этом листе в таком же головном уборе предстает и праведный Авраам). Первый из них вдобавок держит кошель с деньгами – привычный символ алчности и (еврейского) ростовщичества. Хотя в комментарии ни слова не говорится ни о каких иноверцах, художник, стремясь представить противостояние добра и зла, изображает сцену, напоминающую религиозный диспут между христианскими монахами и иудеями.

I.1.24. Морализованная Библия. Англия. 1280–1295 гг.

London. British Library. Ms. Add. 18719. Fol. 6v

Такие изображения можно интерпретировать двумя способами. Первый подразумевает, что перед нами антиеврейский образ, который представляет сынов Израиля как архетип всех злодейств, эталон моральной слепоты и религиозной инаковости. Потому еретики, даже если они не имели никакого отношения к иудаизму, все равно нередко изображались как бородачи в юденхутах. Фигура иудея вбирает в себя все мыслимые грехи, даже те, что творят христиане. Тут действует простая логика: скажем, христианин, одержимый алчностью, или христианин, который дает деньги под проценты, тем самым уподобляет себя иудеям – «иудействует». Потому Бернард Клервоский использовал глагол judaizare в значении «давать деньги в рост»^[120].

Однако возможна и другая трактовка: не зная, как на столь схематичном рисунке изобразить зло, слишком абстрактную моральную категорию, художник водрузил на головы злодеям «еврейские» шапки, которые олицетворяли враждебную инаковость в целом^[121]. Этот образ не столько изобличал иудеев, сколько использовал их для обличения других «неверных» и любых пороков. На практике эти два объяснения без труда сходятся. Каковы бы ни были мотивы мастера (или скорее клирика, который его консультировал и направлял), изображая абстрактных злодеев как иудеев, он все равно транслировал и поддерживал юдофобские стереотипы и страхи.

Во многих случаях островерхая шапка позволяла показать не только статус персонажей на шкале веры-неверия или добра-зла, но и их религиозное преображение, не только статику, но и динамику. Например, в одной из Морализованных Библий эпизод, где старый слепой Товит радостно поспешил навстречу сыну Товии и его жене (Тов. 11:9), предстает как указание на то, что в конце времен «верные» (fideles) с огромной радостью обратятся в веру Христову. В круге с морализацией сам процесс обращения показан как постепенное избавление от юденхутов, т. е., видимо, от еврейства, или «неверия» в целом. Перед Христом собралась группа мужчин. Те, кто стоит дальше всех от него, одеты в высокие шапки. Один из тех, кто чуть поближе, начинает ее снимать, а следующий уже снял и держит в руке за лямки. У первых двух, которые уже опустились на колени перед Спасителем, головы не покрыты вовсе (I.1.25)^[122].

I.1.25. Морализованная Библия. Париж. Ок. 1225 г.

Wien. Österreichische Nationalbibliothek. Cod. Vindobonensis 1179. Fol. 181v

Существуют свидетельства о том, что в позднее Средневековье еврейские шапки порой использовались как знак позора для неевреев не только в мире воображаемого, но и в реальности. Так, в Цюрихе и Констанце в них одевали христианских женщин, вступивших в связь с иудеями, в Зелигенштадте, недалеко от Гессена (1391 г.), – христиан-ростовщиков, а в венгерском городе Офен (1421 г.) – колдунов. Всех их проводили по церкви или по городу, надев на головы юденхуты – привычный маркер бесчестья^[123].

язычники в юденхутах: от франков к монголам

Как мы видим, юденхут в католической иконографии не был зарезервирован за иудеями. В таких же головных уборах порой можно увидеть язычников, причем даже врагов избранного народа Израилева или Нового Израиля – Церкви^[124]. Например, на иллюстрации в одной из рукописей «Зерцала человеческого спасения» Самсон побивает ослиной челюстью филистимлян (Суд. 15:15). Как ни странно, у одного из них на плече закреплен желтый щиток с изображением юденхута, который мы скорее ожидали бы увидеть у самого еврейского силача (I.1.26).

В ветхозаветной Книге Исход (7:8-13) рассказывается о том, как Моисей и его брат Аарон пытались убедить египетского фараона отпустить евреев из рабства. Для этого Господь повелел им испугать его чудом. «И бросил Аарон жезл свой пред фараоном и пред рабами его, и он сделался змеем. И призвал фараон мудрецов и чародеев; и эти волхвы Египетские сделали то же своими чарами: каждый из них бросил свой жезл, и они сделались змеями, но жезл Ааронов поглотил их жезлы. Сердце фараоново ожесточилось, и он не послушал их, как и говорил Господь».

I.1.26. Зерцало человеческого спасения. Пфальц. XIV в.

München. Bayerische Staatsbibliothek. Ms. Clm 3003. Fol. 16v

Историк Сара Липтон обратила внимание на то, как эта история представлена в одной из Морализованных Библий (I.1.27)^[125]. Как и в других рукописях этого типа, она разделена на два круга. Сверху Моисей и Аарон с непокрытыми головами стоят перед жрецами фараона. Они одеты в низкие шапки, похожие на один из вариантов юденхута. Снизу визуализируется комментарий. Он гласит, что Моисей и Аарон означают добрых прелатов. Разъясняя смысл Писания, они «пожирают» ложные словеса иудеев – как посох Аарона пожрал их посохи. Верхнее и нижнее изображения соотносятся друг с другом по диагонали: вместо Моисея и Аарона внизу изображена группа монахов с книгами, а вместо фараона и его магов – двое иудеев в высоких юденхутах. Выронив свиток (символ ветхозаветного закона), жертвенного агнца и нож, они отшатываются от Евангелия. Иначе говоря, для средневекового христианского комментатора язычники-египтяне символизируют современных евреев, а древние евреи – современных христиан.

I.1.27. Морализованная Библия. Париж. Вторая четверть XIII в.

Oxford. Bodleian Library. Ms. Bodley 270b. Fol. 43v

Откроем «Большие французские хроники» – официальный исторический свод, прославлявший королей Франции, их славные троянские корни и непрерывную преемственность трех династий: Меровингов, Каролингов и Капетингов. Подлинной точкой отсчета в истории христианнейшего королевства, конечно, считали крещение франкского вождя Хлодвига (481/482–511) в Реймсе. В одной из иллюминированных рукописей, которая была создана в Париже в первой четверти XIV в., на голову Хильдеберта I (511–558), сына Хлодвига, вместе возлагают корону стоящие с двух сторон прелаты в митрах и магнаты с непокрытыми головами. Однако на предыдущих миниатюрах, где изображены коронации франкских вождей, еще не принявших крещение, мизансцена выглядит иначе. Короли-язычники Фарамон, Хлодион, Меровей, Хильдерик и сам Хлодвиг (он вступил на престол еще до крещения) окружены придворными, одетыми в конические шапки с широкими полями, которые похожи на юденхуты. После того как франки приняли крещение, в таких головных уборах их больше не изображали^[126].

В Национальном музее в Варшаве хранятся створки алтарного образа, посвященного св. Ядвиге (ум. 1243 г.) – благочестивой графине Силезии, которая после смерти мужа ушла жить при монастыре. Это изображение было создано около 1430–1440 гг., видимо для одной из церквей Вроцлава – бывшей силезской столицы^[127]. Ядвига была женой графа Генриха I Бородатого и матерью графа Генриха II Благочестивого. Последний в 1241 г. погиб в битве с монголами на Легницком поле.

После курултая 1235 г. армии степняков под командованием Батыя двинулись в Великий поход на Запад. В следующем году они покорили волжских булгар, в 1237–1240 гг. – большую часть русских княжеств, а в 1241 г. вторглись на католический Запад: в Польшу, Моравию, Венгрию. Коалиция силезских, польских и тевтонских рыцарей, которая встретила их под Легницей, была разгромлена. В 1242 г. кочевники подступили на опасно близкое расстояние к Вене. Однако в том же году внезапно остановили дальнейшее наступление и повернули назад – в степные глубины Азии.

На алтарном образе св. Ядвиги три из шестнадцати сцен посвящены их вторжению. В двух из них изображена сама битва, закончившаяся катастрофическим поражением коалиции, собранной против завоевателей, а на третьей «татары» осаждают Легницу (I.1.28). Души погибших христиан ангелы возносят в небеса, а души погибших монголов-«нехристей» низвергаются в пасть преисподней.

На этом изображении монголы по своему облику не отличаются от западных рыцарей. Неизвестный мастер, живший в XV в., не пытался придать степнякам, вторгшимся в пределы Европы за двести лет до того, ориентальных черт. Единственное, что противопоставляет христиан и «татар», – это различия в форме мечей и символика на щитах и флагах.

Западные рыцари идут в бой под знаменем силезской династии Пястов с черным орлом на золотом фоне. Над монгольским войском реет красное знамя, на котором, как ни странно, нарисован золотой юденхут^[128]. В многочисленных сценах Страстей – в том числе тех, что создавались в польских, чешских и германских землях в XV в., – похожие флаги часто несут еврейские стражники, которые ведут Христа на Голгофу или присутствуют при его Распятии.

Взглянем, например, на сцену голгофской казни, написанную в 1460–1470 гг. художником из Баварии, известным как Кемптенский мастер (I.1.29)^[129]. По правую руку от Христа (т. е. для нас слева) стоит сотник Лонгин, который пронзает копьем бок распятого. Поскольку он (полу) слеп, его удар направляет закованный в доспех всадник. За его спиной высится трость или копье – на него надета губка, которую Стефатон пропитал уксусом и желчью. Дальше изображен бородатый человек в высокой митре – один из еврейских старейшин. На его свитке написана фраза, которая соединяет реплики, приписанные в Евангелии от Марка (15:35–36) кому-то из толпы и воину, который дал распятому губку: «Вот, Илию зовет. Посмотрим, придет ли Илия снять Его».

По левую руку Христа (т. е. для нас справа) на белом коне восседает безымянный сотник, который, после того как Христос умер, а земля затряслась, возгласил: «Воистину Он был Сын Божий» (Мф. 27:54). За ним – двое еврейских первосвященников или старейшин, которые, искушая распятого, призывают его сотворить чудо: «Других спасал, а Себя Самого не может спасти; если Он Царь Израилев, пусть теперь сойдет с креста, и уверуем в Него» (Мф. 27:42). Один из них держит копье с сине-зеленым знаменем, на котором изображен красный юденхут. Если сотник в христианской традиции воплощал язычника, уверовавшего в Христа, эти персонажи олицетворяли неверие и слепоту иудеев, отказавшихся признать в распятом Мессию, обещанного их пророками.

I.1.28. Створки алтаря св. Ядвиги Силезской. Силезия. Ок. 1430–1440 гг.

Warsawa. Museum Narodowe. № Śr.28/1–2 MNW

I.1.29. Мастер Кемптенского распятия. Распятие. Ок. 1460–1470 гг.

München. Germanisches Nationalmuseum. № Gm 879

Важно, что форма юденхута, изображенного на флаге, явно перекликается с формой губки, расположенной с противоположной стороны от креста – на такой же высоте и почти на таком же расстоянии от крестного древа. Если Лонгин, по апокрифическим преданиям, благодаря крови, полившейся из бока Христа, прозрел и уверовал, Стефатон, как считалось, был обречен на погибель. Нередко его одевали в юденхут и тем самым «превращали» в иудея.

Вернемся к битве под Легницей. Шапка, изображенная на флаге монголов, вдобавок похожа на островерхие шлемы с широкими полями, в какие одеты монголы, а в соседних сценах – некоторые из христиан (ср. I.1.30). Единственное различие состоит в том, что на знамени у этого головного убора острие вертикально, а на шлемах – чуть загнуто вперед. Такие шлемы, похожие на металлические колпаки с полями, действительно существовали и были очень популярны в Европе в XV в. Их называли каппелины или шапели^[130].

I.1.30. Армия Иисуса Навина ночью атакует пять царей Аморрейских (Ис. Нав. 10:1-10). Израильтяне одеты в шлемы-юденхуты (и три таких шлема изображены на их красном знамени), а проигравшие ханаанеи, т. е. враги избранного народа, – в остроконечные (у многих – изогнутые назад) шлемы (а на их флаге в центре изображен идол с маленьким флажком в руке).

Рудольф фон Эмс. Всемирная хроника. Регенсбург. Ок. 1400–1410 гг.

Los Angeles. The J. Paul Getty Museum. Ms. 33. Fol. 118v

Скорее всего, мастер, создавший алтарный образ св. Ядвиги, намеренно поместил на флаг безбожных «татар» головной убор, похожий одновременно и на их шлемы, и на юденхуты. В католической иконографии того времени островерхие шапки и колпаки разных покроев служили универсальным знаком этнической и религиозной инаковости. В этом искусство отчасти ориентировалось на этнографические реалии. У степняков, которые периодически вторгались в пределы западнохристианского мира или жили недалеко от его окраин, были распространены высокие островерхие шапки или колпаки. Например, куманы (половцы), осевшие на территории Венгерского королевства, какое-то время продолжали носить свой традиционный костюм: штаны, кафтан и высокую шапку^[131]. Похожие головные уборы европейцы могли видеть и на головах турок. Видимо, поэтому и степняков из далекого прошлого тоже нередко представляли в таких головных уборах. Это хорошо видно на фреске со сценами из Жития св. Урсулы, которую в 1410–1420 гг. написали в церкви св. Валентина в Термено (Южный Тироль). Урсула, принцесса-христианка из Британии, по легенде, вместе с 11 000 дев в 383 г. была убита гуннами в Кёльне. На этой фреске гунны одеты в изогнутые колпаки, возвышающиеся из тюрбанов, а на их флаге изображена шапка с широкими полями и заостренным верхом, которая тоже напоминает юденхут^[132].

I.1.31. Совет во дворце троянского царя Приама. Его сыновья Деифоб и Элен, а также придворные одеты в высокие шапки разных цветов.

Гвидо де Колумна. История разрушения Трои. Венеция. Ок. 1370 г.

Cologny. Fondation Martin Bodmer. Cod. Bodmer 78. Fol. 18

Средневековый Запад был увлечен преданиями о древней Трое. Римляне возводили свою предысторию к троянцу Энею, предку Ромула и Рема, который после гибели родного города спасся в Италии. Вслед за ними многие династии и королевства средневековой Европы тоже претендовали на то, что их основателями были троянцы. Тем не менее Троя – как держава, с которой сражались греки, – на Западе могла ассоциироваться с Востоком. Например, на миниатюрах в одной из рукописей «Троянской истории» Гвидо де Колумны, которая была создана в Венеции около 1370 г., греки чаще всего одеты на псевдоантичный, западноевропейский или византийский манер (скажем, в широкополые палеологовские шляпы), а противостоящие им троянцы – по-восточному: в кафтаны и высокие, изогнутые колпаки (I.1.31). Этот экзотический наряд, который мог быть знаком венецианцам, торговавшим в Восточном Средиземноморье и на берегах Черного моря, указывал на то, что действие происходит в далеких землях и в далекие времена^[133]. Правда, визуальная дистанция между троянцами и греками почти исчезала в многочисленных сценах битв, где обе стороны были экипированы в одинаковые западноевропейские доспехи и шлемы. В этом случае их можно было отличить друг от друга только по символике на щитах. Скажем, в некоторых сценах у греков там нарисована буква «G», а у троянцев – «T».

Многие знаки инаковости, которые применялись в позднесредневековой иконографии, легко и безо всякой заботы о том, что мы сегодня назвали бы этнографической достоверностью, мигрировали от одних «врагов» к другим. В 1451 г. та же битва под Легницей была изображена на миниатюрах в Хорниговском кодексе. Только там вместо юденхута на знамена монголов помещен другой универсальный знак иноверия – голова мавра (I.1.32)^[134]. Этот символ, как, впрочем, и юденхут, не имел никакого отношения к реальным монголам. Однако на Западе он ассоциировался с исламом и религиозной инаковостью в целом. Такие же флаги нередко появлялись и в сценах Страстей – на знаменах и флагах, которые держат богоубийцы: римляне или иудеи (см. ниже)^[135].

Представляя монголов с флагом, на котором был изображен юденхут, мастер, создавший алтарный образ св. Ядвиги, вероятнее всего, не соотносил их с иудеями, а напоминал о том, что они иноверцы, «нехристи». Тем не менее возможно и другое объяснение. Дело в том, что в средневековом воображении между монголами и иудеями все же существовала связка. Откроем, к примеру, «Большую хронику» Мэтью Пэриса (ок. 1200–1259 гг.). До его монастыря Сент-Олбанс доходили известия о зверствах «татар» в Центральной Европе^[136].

Пытаясь объяснить, кто такие монголы и откуда они обрушились на христианский мир, Мэтью сделал уверенное предположение, что они потомки десяти потерянных колен Израилевых. «Считается, что эти ненавистной памяти тартары происходят от десяти племен, которые ушли, отвергнув законы Моисея, вслед за двумя золотыми тельцами. Их также Александр Македонский первым пытался заключить в отвесные Каспийские горы при помощи глыб, скрепленных смолой. И когда он увидел, что такое творение выходило за пределы человеческих способностей, он призвал на помощь Бога Израиля. И сошлись вместе верхи гор, и стало то место недоступным и непроходимым. По этому поводу говорит Иосиф: "Что не сделает для правоверных Бог, кто сделал так много для неверного?" Отсюда становится ясным, что Бог не хотел, чтобы они вышли наружу. Однако, как писалось в "Cхоластической истории", они выйдут в преддверии конца мира, чтобы учинить великое избиение людей. Возникает, однако, сомнение: правда ли, что они – это вышедшие теперь тартары, которые не говорят на еврейском языке, не ведают закона Моисея и у кого правовые институты не используются и не имеют никакого влияния? В ответ на это можно ответить, что тем не менее является правдоподобным то, что они и есть те заключенные народы, о которых коротко упоминалось выше. И как в правление Моисея их мятежные сердца так предались превратному уму, что они пошли за чужими богами и неведомыми ритуалами, так и теперь, еще более чудесным образом, дабы стали они неизвестными любому другому народу, сердца и язык их приведены в смятение и жизнь их обратилась, божественным наказанием, в звериную жестокость и дикое невежество. Однако зовут их тартарами по имени реки Тартар, проистекающей через горы, которые они уже прошли насквозь, подобно тому как река Дамаска зовется Фарфаром»^[137].