Читать книгу: «Семейные пазлы. Сборник рассказов», страница 2

Шрифт:

Вкусный суп для свекрови

– Мама, – нервно произнёс Игнат, входя в квартиру родителей. – Людмила не хочет детей! Что делать? Я не знаю, как мне жить дальше.

– Как не хочет? – испугано ответила Агния Рудольфовна.

– Вот так! Не хочет, и всё. Говорит, что пока я квартиру не куплю, никаких детей у нас не будет.

– Вот же хитрая какая! Это же надо. Квартиру захотела! Ну, а ты что?

– А что я? Я сказал, как ты меня учила. Что квартиру куплю, но оформлю на тебя.

– Правильно. А она что?

– А она долго смеялась в ответ.

– Смеялась?

– В том-то и дело!

– А чего она смеялась-то?

– Я-то откуда знаю.

– Может, она у тебя просто очень смешливая?

– Кто смешливая? Людмила? Да что ты, мама. Людочка даже улыбается редко. А тут вдруг засмеялась. Я даже испугался. А когда закончила смеяться, назвала меня юмористом.

– Юмористом? Тебя?

– Ну, а кого, мама?! Меня, конечно. И хватит переспрашивать. Без того тяжело, а ещё и ты заставляешь повторять неприятные вещи.

– Хорошо, сынок, хорошо. Не буду больше. А что ещё она сказала, ну когда перестала смеяться?

– Сказала, что на этом разговор о детях закончен.

– Закончен?

– Мама, прекрати переспрашивать! – закричал Игнат. – Я не вынесу!

– Прости, сынок, прости. И не грызи ногти. Продолжай.

– Сказала, что вернёмся к этой теме только после того, как я куплю квартиру. На неё!

– На неё?! – снова переспросила Агния Рудольфовна

Игнат укоризненно посмотрел на мать.

– Прости, сынок. Забылась. Продолжай.

– А чего продолжать, мама, если я не знаю, как дальше жить, – ответил Игнат. – Я её люблю и хочу детей! Но она и слушать ничего не хочет. Я и так, и эдак. Ни в какую. Первым делом, говорит, квартира!

– Ну, а дети?

– А дети потом.

– Ну, ты посмотри, что делается. А? Надо было пообещать ей, что когда родит, тогда ты и купишь. Не сообразил?

– Я так и сказал.

– А она?

– Угадай.

– Снова рассмеялась?

– Ага. Даже прослезилась от смеха.

– Ну, ты посмотри на неё. Прослезилась, видите ли. Наглая. А главное – хитрая!

– Да это пусть. А мне-то что теперь делать?

– Я знаю, что делать. Сиди здесь, а я поеду к ней и поговорю. Я знаю, как с такими женщинами разговаривать.

– Думаешь, тебе удастся?

– Всё будет хорошо, сынок. Не сомневайся. Сама такой была когда-то. Слава богу, образумилась. Мама твоего папы помогла. Дай бог ей здоровья. Быстро мне мозги вправила. Так что не волнуйся. Знаю, что делать.

И, оставив сына у себя дома, Агния Рудольфовна поехала к невестке.

– Послушай меня, девочка, – сразу заявила она, как только вошла в квартиру. – Если через год я не стану бабушкой, мой сын от тебя уйдёт.

– Здравствуйте, Агния Рудольфовна.

– И тебе не хворать, – ответила свекровь.

Людмила лениво зевнула.

– Куда? – спокойно поинтересовалась она, закрывая дверь и подходя к зеркалу.

– Что куда? – не поняла свекровь.

– Куда уйдёт Ваш сын? – поправляя причёску, спросила Людмила.

– От тебя уйдёт!

Людмила с недоумением посмотрела на свекровь.

– Понятно, что от меня. От кого ещё-то ему уходить? Непонятно только, куда.

– Ко мне!

Людмила понимающе покачала головой и снова посмотрела в зеркало.

– Как там погода на улице? – спросила она, с интересом разглядывая своё лицо. – Дождя не будет?

– С погодой всё нормально. Ты мне зубы не заговаривай.

– Как быстро время летит, – произнесла Людмила, продолжая смотреть на себя в зеркало. – Казалось бы! Совсем недавно школу закончила. Думала, вся жизнь впереди. А теперь гляжу на себя и… Агния Рудольфовна, а у вас когда первые седые волосы появились?

– Людмила, прекращай. Я эти твои штучки знаю. Ты по делу говори.

– Так я по делу, Агния Рудольфовна, – задумчиво произнесла Людмила. – Я, конечно, не молоденькая, но и Вашему сыночку, извините, уже 41 скоро.

– Отличный возраст для мужчины. Самый, что надо.

– Тяжело Вам с ним будет, Агния Рудольфовна, если он от меня к Вам уйдёт

– Ничего. Справимся.

– Что справитесь, не сомневаюсь. Только тяжело будет.

Людмила решительно отвернулась от зеркала и посмотрела на свекровь.

– А хотите супу, Агния Рудольфовна?

– Какого ещё супу? – не поняла свекровь.

– Вкусного. Специально для Вас готовила.

– Вкусный суп? Для меня? Специально готовила?

– Для Вас. Пойдёмте. Чего в прихожей-то стоять. Вам где удобнее? На кухне или в гостиной?

– На кухне.

Прошло некоторое время.

– Действительно, вкусный, – сказала Агния Рудольфовна, – доедая вторую тарелку. – А сама чего же не ешь?

– Я чуть позже. У меня расписание. Давайте, Агния Рудольфовна, я вам ещё тарелочку супа налью?

– Даже не знаю.

– Ну, а чего тут знать-то?

– Пожалуй, соглашусь.

«Ничего вкуснее в жизни не ела, – подумала она. – Надо было, конечно, отказаться. Да сил нет».

– Приятного аппетита, Агния Рудольфовна. Кушайте на здоровье.

Свекровь ела суп, а Людмила сидела рядом и с нежностью смотрела на гостью.

Съев третью тарелку супа, Агния Рудольфовна некоторое время сидела с закрытыми глазами.

«Блаженство, – думала она, – вот так бы всю жизнь и ела, и ела, и ела. Интересно, как она его готовит? Вот бы рецепт узнать».

– Ещё тарелочку? – тихо спросила Людмила.

Свекровь открыла глаза, посмотрела на Людмилу и повертела головой.

«Возьми себя в руки и откажись! – приказала себе свекровь. – Вспомни, зачем ты сюда пришла!»

– Ну, разве что только одну, – ответила свекровь.

«Тряпка, – думала она про себя. – Размазня. Вот так и продают сыновей за тарелку супа. Но, господи, как же вкусно. И где только она научилась так готовить?! Нет. Я не вынесу. Где взять силы, чтобы противостоять? Нет сил».

Когда была съедена четвёртая тарелка, Людмила предложила свекрови пятую.

В этот раз свекровь нашла в себе силы отказаться.

– Может, чуть позже, – сказала она. – Передохну малость.

«Но меня ей с толку не сбить, – думала при этом Агния Рудольфовна. – И своим вкусным супом она меня не купит! Господи, дай сил».

– Готовить ты, конечно мастерица, – продолжила разговор свекровь. – Этого у тебя не отнять. Но только не думай, что своим супом ты что-то изменишь.

– Да боже упаси, Агния Рудольфовна. Как Вы могли подумать, что я чего-то там думаю изменить? Я уже давно поняла, что в жизни будет всё так, как должно быть, и не иначе.

– В любом случае, я своё слово сказала. А вот что скажешь ты? Будешь становиться мамой за год? Говори!

– Ну, а что здесь сказать-то? – Людмила вздохнула. – За год стать мамой можно. Но трудно.

– Значит, ты согласна?

– Я-то согласна. Но вот Игнат! Сможет ли он?

– А что здесь трудного?

– Э-э, Агния Рудольфовна, не скажите. Ведь для этого Игнату необходимо уже сейчас купить на меня квартиру. И как можно быстрее. Понимаете?

И сразу после этих слов Людмила налила и себе тарелку супа. Почувствовав вкусный запах, свекровь заволновалась.

– То же мне, проблема! – сказала она, вдыхая аромат супа и жадно глядя в тарелку невестки. – Сейчас это делается очень быстро. Если квартира найдена. Главное, чтобы деньги были.

А Людмила ела суп и кивала головой, слушая свекровь.

– С деньгами-то, конечно, – набитым ртом отвечала Людмила. – У кого деньги есть, те могут и быстро себе позволить. Славный суп получился сегодня, Агния Рудольфовна. Славный. Так бы и ела всю жизнь. Жаль, что Вы больше не хотите. Там ещё почти половина кастрюли. Куда столько наварила?

– Чего это я не хочу! – взволнованно воскликнула свекровь. – Тарелочку съем. Чтобы тебя не обидеть. Зря ты, что ли, старалась?

И, не дожидаясь, когда ей нальют, Агния Рудольфовна сама себя обслужила.

Женщины ели молча, иногда поглядывая друг на друга. Когда суп был съеден, Людмила предложила пройти в гостиную.

– Пойдёмте, Агния Рудольфовна, передохнём чуть-чуть.

– Пойдём, – согласилась свекровь.

– Вы на диван ложитесь, – сказала Людмила, – а я в кресле буду.

Минут десять обе молчали.

– Зачем Вам это нужно, Агния Рудольфовна, – начала разговор Людмила.

– Что нужно? – очнувшись от своих каких-то мыслей, тихо и медленно спросила свекровь.

– Ну… Это, – Людмила говорила тихо, не спеша подбирая каждое слово. – Чтобы Игнат от меня уходил. Зачем? Сами подумайте, Агния Рудольфовна. 40 лет ведь! Ещё лет пять и кому он будет нужен?

Прежде чем ответить, свекровь широко зевнула.

– Ты права, – лениво ответила она. – Не нужен.

И дальше разговор продолжался в ещё более замедленном темпе.

– Тогда в чём дело? – спросила Людмила. – Зачем Игнату покупать квартиру и на Вас оформлять? Пусть на меня оформляет.

– А вдруг ты его бросишь?

– Не брошу.

– А вдруг?

– Нет, Агния Рудольфовна. И не уговаривайте. Я уже не в том возрасте. Лет 10 назад ещё может быть. А сегодня? Нет.

Свекровь с трудом сдерживалась, чтобы не заснуть.

– А что сегодня? – равнодушно поинтересовалась она.

– Лень, – ответила Людмила. – Агния Рудольфовна, вот верите? Банальная лень! В 30 лет! Как представлю! Развод, раздел имущества, и прочее, и прочее. А ту ещё и дети если! Нет. Не хочу. Так что… Никуда я от Вашего сына не денусь. В том случае, конечно, если на меня будет куплена квартира. Ну, Вы понимаете?

– Понимаю.

– Как же Игнату повезло с Вами, Агния Рудольфовна.

– Чего это?

– Вы всех понимаете. И сына своего, и меня. А вот моя мама меня не понимает.

– А чего это она?

– Да ну её. Даже говорить не хочу. У неё на уме одни только часики.

– Какие часики?

– А которые тикают.

– А-а. Эти.

– А ещё она меня постоянно настраивает против Вашего сына.

– Не бери в голову, – свекровь широко зевнула. – Моя мама такая же.

– Да я ничего. Привыкла.

– Ну и ладно, – произнесла свекровь, глаза которой уже слипались.

– Ну и ладно, – согласилась Людмила, – которая тоже с трудом сдерживалась, чтобы не уснуть.

А через час они проснулись.

– Пора домой, – сказала Агния Рудольфовна.

– Уже? Может, ещё посидите?

– Нет. Пора.

– Я суп сварю.

Агния Рудольфовна немного подумала.

– Нет, – решительно сказала она, – не могу. Надо ехать. Игнат, поди, заждался. Представляю, как он обрадуется, узнав, что через год станет папой. А суп давай завтра?

– Договорились, – ответила Людмила.

– Может, скажешь рецепт?

– Нет, Агния Рудольфовна, – ответила Людмила. – Не скажу. И не уговаривайте. Это ведь единственное, что есть у меня для поддержания с Вами хороших отношений.

– Где квартиру-то хочешь?

Людмила назвала адрес.

Агния Рудольфовна вернулась домой.

– Как всё прошло? – спросил Игнат. – Тебе удалось её уговорить?

– И уговаривать не пришлось, – ответила Агния Рудольфовна. – Она и сама хочет побыстрее. Завтра утром поедешь, купишь на её имя квартиру. Адрес я тебе дам.

– Как же это? Мама! Ты ведь сама меня отговаривала. Боялась, что Людмила бросит меня.

– Не бросит.

– Ты теперь ей веришь?

– Хотела бы обмануть, не стала бы угощать меня вкусным супом, – ответила Агния Рудольфовна.

«Это хорошо, что мама и Людмила нашли общий язык, – подумал Игнат, – но о каком вкусном супе говорит мама? Я не понимаю. И разве Людмила умеет готовить? Но тогда почему я об этом до сих пор ничего не знал? Надо будет поговорить об этом с Людмилой. По-моему, она от меня что-то скрывает».

***

– А что это за вкусный суп такой, Людмила, которым ты накормила маму. И благодаря которому она прониклась к тебе таким доверием? – спросил Игнат, когда вернулся домой. – Просто не узнаю её! И я не знал, что ты умеешь готовить? Не хочешь и меня удивить своим кулинарным талантом?

«Вот ещё! – возмущённо подумала Людмила. – Удивлять его. Чтобы ты превратил меня в повариху? Нет уж. И если путь к твоему сердцу лежит через желудок, то ты мне с таким сердцем не нужен. Поэтому мы будем, как и раньше, заказывать еду в кафе, столовых и ресторанах. А яичницу с ветчиной и помидорами ты и сам прекрасно умеешь делать. Так что, нечего тут. Супа вкусного он захотел. Хм. Видали?!»

– Тебе этот суп не понравится, любимый, – ласково ответила Людмила. – Это женский суп. И предназначен исключительно для свекровей. Секрет супа передаётся по женской линии из поколения в поколение. Когда у нас родится дочь, я научу её готовить этот суп.

Через неделю Игнат купил четырёхкомнатную квартиру и оформил её на жену.

А через год у Людмилы родился мальчик. А ещё через два года родилась девочка.

Агния Рудольфовна часто приезжает к Людмиле в гости, чтобы посидеть с внуками и поесть вкусного супа.

Михаил Лекс / 24.09.2023

Единственная наследница – племянница

– Я, Аглая, человек решительный, – произнёс Гаврила, – прямой и откровенный. Ты ведь знаешь?

– Знаю, – ответила Аглая.

– Не хитрю, не лукавлю. Смело говорю всё так, как оно есть. Чёрное называю чёрным, белое – белым. И людям я прямо в глаза сообщаю всё, что о них думаю.

– Я знаю, Гаврила.

– Это я сейчас к тому, что мне нужно с тобой обсудить одно важное дело. Ты готова на мои смелые вопросы давать честные ответы?

– Готова.

– Твой дядя, Аглая, он кто?

– Афанасий Иванович – очень хороший человек. Не такой, конечно, смелый, прямой и открытый, как ты, Гаврила, но… Хороший. Честный человек.

– А ты, Аглая? – весело поинтересовался Гаврила.

– Я?

– Ты – честная?

– Честная, конечно. А как же. Для меня в человеке это самое главное.

– Это хорошо, что ты тоже честная, Аглая. Но, вернёмся к твоему дяде.

– Вернёмся, – согласилась Аглая.

– Твой дядя, он ведь не только хороший и честный? Да? Он ведь ещё и богатый человек? Я правильно понимаю?

– Очень богатый. Я бы даже сказала, слишком богатый. Чересчур!

– Чересчур, чересчур, чересчур, – задумчиво повторил Гаврила, – это хорошо, что чересчур.

– Наверное, – согласилась Аглая. – А к чему ты это?

– К чему? – переспросил Гаврила. – Да я вот думаю, когда его не станет, кому достанется всё его сказочное богатство?

Аглая пожала плечами.

– Мне, наверное, – ответила она.

– Почему тебе? – серьёзно спросил Гаврила. – Почему не кому-то другому?

– Потому что я – его единственная родственница. Других наследников нет. И он меня очень любит.

– Всё правильно! – решительно заявил Гаврила. – Всё верно. Так и должно быть.

– Что правильно? – не поняла Аглая.

Гаврила ласково посмотрел на неё.

– Да всё, – радостно ответил он. – Ты – единственная. Других нет. Тебя любит богатый дядя. Слушай, Аглая, выходи за меня замуж.

– Ты делаешь мне предложение?

– Делаю. Если, конечно, ты меня любишь, Аглая? Потому что я тебя очень люблю.

– И я тебя люблю. И согласна стать твоей женой.

– И тебя не смущает, что я, прежде чем сделать тебе предложение, завёл разговор о наследстве твоего дяди?

– Не смущает. Наоборот. Мне нравится твоя прямота. За это я тебя ещё больше люблю.

Прошло полгода после свадьбы.

– Надо что-то делать, Аглая, – сказал Гаврила.

– Что? – спросила Аглая.

– Не знаю, что. Что угодно. Лишь бы твой дядя написал завещание.

– Он не хочет. Говорит, что это глупость.

– О, как! Для него, значит, это глупость. Для всех людей – не глупость, а для твоего дяди – глупость. А мне как жить? Ты подумала? Я каждый день засыпаю и просыпаюсь с одной и той же мыслью, что вот его не станет, а завещание не составлено. А вокруг нас толпы претендентов, взявшихся неизвестно откуда. Ты понимаешь, что я жить спокойно не могу в такой атмосфере?! Это ты понимаешь?

– Понимаю.

– У меня перед глазами всё время стоит одна и та же картина, что нам сообщают, что дяди не стало, а мы беспомощно разводим руками и растерянно хлопаем глазами. Потому что мы не знаем, как нам жить дальше. Его не стало, а распоряжения насчёт огромного наследства нет. Ты понимаешь, что мы не готовы к его уходу?

– Понимаю.

– Тогда почему, если ты всё понимаешь, завещания до сих пор нет? Как ты это объяснишь? Ты помнишь, сколько ему лет?

– Помню.

– В этом возрасте каждый час на счету. Каждая минута. Вот прямо сейчас нам могут позвонить и сообщить!

– Я не знаю, как с ним ещё разговаривать. А давай вместе. Я ему позвоню и договорюсь о встрече.

– Ничего без меня не можешь. Ладно. Звони своему дяде. Скажи, что завтра утром будем. Сам с ним поговорю.

Утром Гаврила и Аглая приехали в гости к Афанасию Ивановичу.

– У вас, Афанасий Иванович, из родственников осталась только одна Аглая, дочь Вашей любимой младшей сестры Лизаветы, – произнёс Гаврила.

– И что? – равнодушно спросил Афанасий Иванович.

– И то! – строго ответил Гаврила. – Я не буду ходить вокруг да около и наводить тень на плетень. Я, вы знаете, человек прямой и… Скажу, как есть. Пишите завещание, Афанасий Иванович, что всё оставляете своей любимой племяннице. Чтобы после вашего ухода не объявились ещё какие-нибудь претенденты и не испортили нам жизнь.

– Не могу, – ответил Афанасий Иванович.

– То есть? Как это, не можете?

– Вот так и не могу. Уж извини за прямоту. Говорю, как есть. Рука не поднимается.

– Почему не поднимается?

– Потому что я не люблю Аглаю. И с какой стати я должен чего-то там оставлять своей нелюбимой племяннице.

– То есть? Я не понял сейчас. Вы не любите Аглаю?

– Не люблю.

– Она ведь ваша племянница. Единственная родственница. Дочь сестры вашей любимой, Лизаветы Ивановны. Которая так внезапно покинула нас несколько лет назад.

– И что?

– И при всём при этом вы её не любите?

– Не люблю.

– Сестру любили, а племянницу нет?

– Сестру я и сейчас люблю. Несмотря на то, что её нет. А Аглаю…

Афанасий брезгливо посмотрел на племянницу.

– Нет, – уверенно заявил он. – Не люблю.

– Но почему? – воскликнул Гаврила.

Афанасий снова посмотрел на племянницу.

– А за что её любить-то? Пустая девчонка. Разве что только замужем. А так, – он махнул рукой. – Удивляюсь, как ты-то на неё польстился.

– В смысле, польстился? – недоумевал Гаврила. – А раньше?

– Что раньше?

– Любили племянницу?

– Да никогда я её не любил. Вот ещё.

– Но Аглая мне говорила, что…

– Да мало ли что она тебе говорила. Она может и не такое сказать. Всему верить, что ли?

Гаврила посмотрел на жену.

– Как это понимать, Аглая? Получается, ты меня обманула?

– Нет! – воскликнула Аглая. – Я всегда была и буду честна с тобой.

– В таком случае, как это всё понимать, Аглая?

– Я была уверена, что дядя любит меня.

– Надеюсь теперь, когда всё выяснилось, вы отстанете от меня со своим завещанием? – спросил Афанасий Иванович. – Придёт время, и всё решится само собой. Других родственников у меня всё равно нет. Она – единственная.

– Это сейчас нет, – ответил Гаврила, – а что будет, когда вас не станет, никто не знает.

– Когда меня не станет, мне вообще всё равно, что будет.

Но Гаврила не хотел сдаваться.

– А как вы относитесь ко мне, Афанасий Иванович? Только честно.

– Честно?

– Да!

– С уважением. Ты напоминаешь мне лучших людей страны нашей.

– Что вы имеете в виду?

– А такой же смелый, прямой, открытый. Думаешь только о своей выгоде. Даже не скрываешь, что на Аглае женился не только потому, что любишь её, но и потому, что у неё богатый дядюшка имеется.

– Значит, я вам нравлюсь?

– Очень нравишься. Да и как ты можешь не нравиться? Такие, как ты, – гордость страны нашей.

– Если всё так, как говорите, почему бы вам всё своё имущество не завещать мне?

Афанасий Иванович немного подумал.

– А и в самом деле, – ответил он, – почему и нет. Оставлю всё тебе.

– Едем к юристам?

– А поехали.

– Вы серьёзно?

– Более чем. Но, откровенность за откровенность. Ты был со мною честен, хочу ответить тебе тем же. Я напишу завещание и ты станешь моим единственным наследником, а за это я хочу, чтобы и ты написал завещание.

– Я?

– Ты! В котором укажешь своим единственным наследником меня.

– Вас?

– Меня!

– Вы думаете, что я…

– Я ничего не думаю. Но в одном я уверен точно. Мне ещё жить долго и счастливо, а вот насчёт тебя я не знаю, что и думать.

– Мне всего 30 лет, Афанасий Иванович!

– Лермонтов не дожил до этого возраста. А если судить по Грибоедову, то… Сколько тебе осталось?

– Пять лет?

– Четыре, – уточнил Афанасий Иванович, – если быть точным. Вот и подумай. Из них разве что Пушкина можно назвать долгожителем.

– Афанасий Иванович, но Вы ведь, смею заметить, тоже не…

– Не вечен?

– Мягко говоря.

– Согласен. Но в моём случае, в качестве примеров, на ум приходят совсем другие личности. Надеюсь, ты понимаешь, о ком я говорю?

– О ком?

– Бернард Шоу дожил до 94. Рэй Брэдбери до 91.

– Простите, Афанасий Иванович, но, по-моему, вы несправедливы ко мне.

– Почему?

– Потому что. С какой стати вы поместили меня в один ряд с Лермонтовым и Грибоедовым, а себя сравниваете с Бернардом Шоу? Может, я тоже хочу, как Брэдбери.

– Хочешь прожить больше 90?

– Хочу!

– Не получится.

– Почему это?

– Склад характера. Образ жизни. Много всего. Ты по натуре – Пушкин, Лермонтов, Грибоедов. Слишком прямой и открытый. Такие долго не живут.

– Я? Пушкин?

– А кто? Конечно, Пушкин. Вот помяни моё слово, пройдёт семь лет и ты встретишь своего Дантеса.

– Где это я его встречу?

– Да уж не знаю, где. Найдёшь где-нибудь. Дурное дело не хитрое. С твоим-то характером. А не встретишь Дантеса, так покинешь нас при других каких-нибудь обстоятельствах. В любом случае, как не крути, а тебе осталось-то самое большее лет семь. А ты?

– Что я?

– О моём завещании беспокоишься.

– Я не беспокоюсь, но…

– О своей душе подумай, Гаврила. Твоё завещание в мою пользу оно куда как более актуально, чем моё по отношению к тебе. Можно сказать, что тебя уже скоро с нами не будет. Тогда как мне, как минимум, двадцать лет ещё жить и жить. Почти в три раза больше, чем тебе. Соображаешь? А насчёт Аглаи не беспокойся. Я её хоть и не люблю, но не обижу.

– В каком смысле?

– Ну, когда тебя не станет, я о ней позабочусь. За неё не волнуйся.

Гаврила молчал, думая о чём-то своём, глядя куда-то вдаль.

– Ну, что приумолк, прямой, открытый человек? – спросил Афанасий Иванович. – Едем составлять завещания?

– Не едем.

– Чего так?

– Настроение пропало.

– Ну, пропало, так пропало.

Гаврила и Аглая ещё немного побыли у Афанасия Ивановича и уехали домой.

***

Вечером Аглая позвонила Афанасию Ивановичу.

– Спасибо вам, дядя, – сказала она, – кажется, у нас получилось. А то он меня уже утомил этим завещанием.