Читать книгу: «Дорога, которой нет в расписании», страница 2

По своим устоям и нравам он мало отличался от моей малой родины: молодежь до сих пор говорила на жаргоне, слушала «блатняк», а на рынке в отделе дешевой бижутерии всегда можно было найти перстни, похожие на воровские.

Каждый пацан в этом городе знал значение этих перстней лучше таблицы умножения и непременно хвастался этим в компании.

Наверное, всё это сохранилось до сих пор, потому что город находился далеко от так называемой цивилизации, от большого города. В центре стояли пятиэтажки, но достаточно было отойти на три километра в сторону, и уже можно было встретить дома с печным отоплением, удобствами во дворе и скотом в хлеву.

Весь уклад жизни крутился вокруг училища – молодежь с детского сада знала, куда пойдет после школы: мальчики – в машинисты или слесари, а девочки – в дежурные по станции. Железнодорожные семьи здесь существовали поколениями и это называлось трудовой династией.

Но как правило младшие члены этих династий в школе учились посредственно, зная свою дальнейшую судьбу и потому за знаниями не гнались.

В первый же день в училище, я снова ощутил себя в родном поселке, только местные порядки мне напомнили фильмы из 80-х. Я снова столкнулся с проявлениями беспричинной ненависти, злобы и агрессии.

Тут снова нужно было выживать, и выживали только сильнейшие. Избиение кого-либо в туалете было обычным делом.

Где-то я читал, что для того, чтобы в классе была нормальная психологическая обстановка, в нём должно быть 60% девочек и 40% мальчиков. В нашей же группе было 30 озлобленных парней, от которых воняло перегаром, табаком, несвежей одеждой и потом.

После той закалки, что я прошёл в своём поселке, меня уже трудно было чем-то напугать или удивить. Скорее, я просто не хотел возвращаться в прошлое. Я постоянно вспоминал свой класс: сейчас они наверное пошли в кино, на дискотеку или в поход, громыхая стеклотарой.

Девчонки каждый день меняют наряды, а Иван в моменты загрузки игры на компьютере читал книгу.

Через несколько недель ко мне приехала мама. Все места в общежитии были заняты, поэтому нам пришлось искать комнату. Мы ходили вдоль домов, читая объявления на подъездах. К счастью, искать долго не пришлось – мы нашли комнату в трехкомнатной квартире, где жила пожилая пара с взрослой дочерью. В этой комнате уже жили двое парней: один из моего города, второй из Мурманска, сын военного.

Хозяйка квартиры (я забыл её имя) с первых минут показалась мне какой-то странной, что-то необычное было в ее внешности и в цвете кожи. Позже я узнал, что она страдала от цирроза печени. Одним из симптомов данного заболевания является желтая окраска кожи.

Муж периодически её бил, когда они вместе напивались. Они крали у нас еду, а мы подсыпали им в сахар слабительное. Дочери на всё было плевать. Как итог, хозяйка скончалась буквально через восемь месяцев, после того как ей диагностировали последнюю стадию цирроза.

Мама недолго погостила у меня. Она почти сразу уехала домой и я видел, что она уехала с неспокойным сердцем, переживая за меня.

Старое, обшарпанное трехэтажное здание под названием ПУ-11 было "кладезью" железнодорожной науки – по крайней мере, так считали здешние преподаватели. Нам нужно было отучиться три курса.

Первокурсников звали "зелеными" и были правила, которые необходимо было соблюдать: нельзя проходить через группу третьекурсников, лучше обойти или подождать, пока они пройдут; нельзя курить в туалете, если там третьекурсники; нельзя садиться на скамейку рядом с ними во время перемены.

Для меня это было дико и одновременно я испытывал эффект «дежа вю» – всё это я уже прошел, забыл и не хотел вспоминать.

Мои одногруппники не представляли для меня никакого интереса. Среди них не было человека с сильным характером, на которого хотелось бы равняться и походить. Не было отличников, лидеров, вдохновителей. Всё общение состояло только из фраз "пойдём покурим" или "кому-то опять разбили лицо на дискотеке".

Девчонки, приехавшие из деревень, резко отличались от тех, с кем я учился в школе. Однажды я даже услышал, как одна из них сказала своему парню: "Ты будешь хорошим муженьком…".

Я понимал, что круг может замкнуться и тогда для меня всё начнётся сначала. И тогда я стал больше общаться с соседями по комнате. Во-первых, один из них был из моего города и уже на третьем курсе, а второй – на втором.

Но самое главное – они не пили. С ними можно было хоть о чём-то поговорить, кроме обсуждения драк, пьянок и выдуманных историй про то как: "оприходовал сразу трёх баб". Почему-то рассказы на эту тему здесь особенно ценились.

С первого дня обучения у меня в душе было ощущение, что группу абсолютно не интересует учеба. Учащиеся не уважали преподавателей, а те, в свою очередь, – учащихся.

Были преподаватели по спецпредметам, занятия которых нужно было обязательно посещать, иначе можно было поучить «неуд» по предмету. И понимая это наши наставники этим пользовались, смеясь над нами.

Как ни странно, денег никто не брал и не вымогал. Или, может, я об этом просто не знал, стараясь добросовестно учиться. Все жили с одной мыслью: всё уже заранее решено за нас, поэтому не стоит и рыпаться.

Меня это напрягало, потому что такая апатия была заразной и передавалась друг от друга.

Столовую в училище убрали за ненадобностью. И действительно, зачем в учебном заведении нужна столовая?

Молодые люди ведь могут обойтись без еды, заменив её небольшой денежной компенсацией. Нам выдавали продуктовые талоны, которые мы отоваривали в специальном магазине.

Обычно я брал тушенку, рыбные консервы, макароны, крупы. Но всё это потом оказывалось на столе у хозяйки квартиры, которая бессовестно крала у нас продукты.

Я понял, что с этим нужно что-то делать, иначе меня ждёт неизбежная деградация. Совершенно случайно я узнал от одногруппника Славика о туристическом кружке, члены которого постоянно ходили в походы, катались на байдарках, поднимались в горы и забирались на скалы.

Хоть и без особого желания, но я всё-же решил туда записаться.

Глава 17 Отбиться от стаи 

Сам кружок представлял собой небольшое помещение: класс для занятий и комнату для хранения снаряжения – всё, что нужно для походов в горы, восхождений на скалы, сплавов на байдарках и других не менее захватывающих приключений.

Как я уже говорил, сначала эта идея казалась мне чем-то несерьёзным. Ну, сходим в поход, разожжём костёр – и что дальше? Но оказалось, что этот кружок круто изменил всю мою жизнь.

Благодаря ему я исколесил полстраны. Прошёл сотни километров по горам, взбирался на скалы, преодолевал речные пороги на Байкале, искал и перезахоранивал останки без вести пропавших бойцов Великой Отечественной.

Я обрёл друзей по всей стране, нашёл единомышленников, познакомился с людьми, для которых идеи и принципы значили больше, чем алкоголь и пьяные бессмысленные драки.

Я понял, что девушки могут быть не только красивыми, но и умными, рассудительными, с чистыми мыслями. Я освоил игру на гитаре и научился выживать в экстремальных условиях.

Но самое главное – я отбился от стаи.

Той самой стаи, где смысл жизни сводился к трём вещам: найти, где можно было напиться, потом подраться и кому-нибудь об этом рассказать.

Вся эта волшебная метаморфоза состоялась благодаря одному человеку. Его звали Александр Юрьевич.

Он был человеком, который учил нас стоять на лыжах и преодолевать по горам сотни километров, зимой жить неделями в палатках. Человеком, который умел вязать двадцать один узел, нужный в скалолазании, и мог добыть финансирование для поездки куда угодно – на соревнования, в экспедицию, на раскопки.

Он учил нас дисциплине, выносливости, справедливости. И доброте, но по-мужски, без излишнего сюсюканья.

Я ждал конца уроков, чтобы бежать в знакомое мне серо-розовое кирпичное здание – ДЮСШ. На второй этаж, где мы готовились к походам, изучали карты, чинили снаряжение, праздновали дни рождения и просто были вместе.

Александр Юрьевич делал всё, чтобы мы проводили больше времени в кружке и в походах – лишь бы только не пошли по кривой дорожке.

Он был человеком, которого знали даже в столице. Человеком, которому писали письма и которого отмечали наградами.

Я говорю был…

Он умер. Точнее, погиб. От пьянства.

Это было самое странное. Человек, у которого было столько друзей и знакомых по всей стране, человек, который мог убедить кого угодно и в чём угодно, ушёл в полном одиночестве.

Я читал, что Дейл Карнеги, великий оратор, собиравший толпы, умер так же как и наш любимый преподаватель – в одиночестве. Видимо, алкоголь и одиночество связаны крепче, чем кажется. Алкоголизм не зря называют болезнью одиночества. А это именно то, чего я стараюсь избегать.

Время походов и соревнований я вспоминаю с особым трепетом.

Но возвращение в училище было болезненным. После недели на природе, среди своих, я снова попадал в мир, который казался мне не просто чужим, а чуждым.

В классе не менялось ничего.

Всё те же похмельные лица, безразличные, но одновременно агрессивные взгляды. Всё те же порядки, будто списанные с тюремных понятий.

И всё же были уроки, которые мне нравились.

Например, однажды я впервые услышал о Достоевском и его романе «Преступление и наказание». Эта книга сыграла в моей жизни особую роль.

Именно благодаря Достоевскому я научился без мата излагать предложение, в котором больше трёх слов.

Что забавно, это было не на уроке литературы. Это был занятие по МХК.

Решением Министерства Просвещения РСФСР с 1977 года курс международной художественной культуры преподавался как

экспериментальный вариант обязательного предмета в старших классах общеобразовательной школы, а с 1988 года – уже как обязательный учебный предмет в старших классах общеобразовательной школы.

К концу первого курса я впервые по-настоящему заинтересовался железной дорогой. Точнее, локомотивами. Только тогда я начал осознавать, на кого вообще учусь.

А потом умерла хозяйка квартиры. От цирроза печени.

Её муж, бледный, с опухшим лицом, еле ворочая языком, сообщил нам, что мы должны съехать. Мы не слишком расстроились – начинались каникулы.

Я ждал лета в деревне с нетерпением. Хотелось увидеть друзей, которые, как и я, поступили учиться. Мне не терпелось послушать их истории. Поделиться своими.

Но в деревне всё свелось к привычному сценарию: вечером пьянка, по выходным дискотека.

Меня алкоголь уже не так привлекал. Гораздо интереснее было общение с девушками. Мне показалось, что кажется и им, тоже. Мне было что рассказать, а им было интересно послушать.

Но вдруг, впервые мне стало скучно.

Раньше я не мог представить себе летнего отдыха вне деревни. Теперь же мне казалось, что она становится тесной, как старая одежда.

Глава 18. Общий вагон

Вот и наступил второй курс. Общежитие снова было переполнено, но хозяин, у которого мы раньше снимали комнату, согласился снова меня взять. Даже, скорее, был рад этому.

Мои новые соседи по комнате – те самые парни, с которыми я встретился в вагоне в первый день учебы – связались с какими-то цыганами и часто проигрывали им деньги в карты.

Они уже были настолько зависимы и запуганы, что мне пришлось прятать деньги и еду не только от хозяина квартиры, но и от них.

Ещё один сосед дышал бензином, ацетоном, краской и пребывал в постоянном галлюциногенном состоянии. Однажды, он по неосторожности облил себя чем-то горючим и загорелся. Он сжёг себе всю паховую область и долго лечился в больнице.

В училище за истекшее лето мало что изменилось. Когда я учился в школе к новому учебному году одноклассники хорошели и взрослели – мальчики становились мужественнее, девочки привлекательнее.

А когда я увидел своих одногруппников у меня было ощущение, что они уже начали стареть. Перегар, запах табака, плоские матерные шутки и какая-то дурацкая привычка заправлять свитер в джинсы.

Преподаватели не отставали от своих учеников. Например, мастер по устройству локомотивов был одержим инопланетянами и НЛО. Почти каждый урок он уделял десять минут «просветлению», предсказывал будущее по газетным вырезкам и уверял, что однажды нас посетят инопланетяне. Всё это складывалось в одну и ту же картину постылой предрешённости: сигареты, алкоголь, тупая жизнь.

Я же после уроков сразу убегал готовиться к соревнованиям по скалолазанию. Мы тренировались не в зале, а на настоящих скалах, по несколько дней жили в палатках, каждый день прокладывая новые маршруты. Как бы странно это ни прозвучало, но скалолазание для меня стало не только спортом.

Это были вечерние сборы у костра, немного лёгкого алкоголя, разговоры до глубокой ночи. Но можно было обходиться и без всего этого – мне было достаточно играть на гитаре и общаться с новыми интересными людьми.

Меня всё больше тянуло к книгам и музыке. Нравилось приезжать домой, где кипела жизнь большого города, где были развлечения и интересные друзья.

Моим бывшим одноклассникам тоже нравилось общаться со мной – я играл на гитаре, рассказывал интересные истории, которые случались со мной в походах. Если мы и выпивали, то не на улице, а в приличной обстановке, с нормальными девчонками, играя в компьютерные игры или просто слушая музыку.

С каждым разом возвращаться в свою серую обыденную жизнь становилось всё сложнее. Даже поездки с палатками, уже не утоляли тоску. После Нового года мой одногруппник Веня предложил снимать однокомнатную квартиру на двоих – одному ему было дорого, а вдвоём вполне можно потянуть.

Подумав я согласился, тем более, что мутные дела соседей с цыганами напягали меня всё больше.

Новая квартира казалась раем: своя кухня, две кровати, диван, телевизор. И главное – никого лишнего, никакого хозяина. Теперь я мог спокойно играть на гитаре, читать, заниматься.

Но что-то всё равно не давало мне покоя. Позже я понял – каждый раз, приезжая домой, мне всё сложнее было адаптировался к этой жизни, в которой ничего не менялось, и она напоминала мне затхлое болото.

Поездки домой в общем вагоне – это вообще отдельная история. Вагон был всегда набит до отказа, на каждой полке сидело по три человека. Почти каждая поездка сопровождалась поножовщиной или дракой., разбитыми окнами, сорванным стоп-краном.

Запах залитых кипятком бич-пакетов, пота, алкоголя и ещё чего-то такого, что не поддавалось определению. Если захотел спать – лучше сразу занимать верхнюю полку.

На нижней могли сесть прямо на тебя. Обувь лучше брать с собой и класть под голову – её крали самой первой. Потом куртки и сумки. С верхней полки я не раз наблюдал за тем, как люди проигрывали в карты свою зарплату, командировочные, часы, обручальные кольца и выходили из вагона буквально в носках и футболках.

Несмотря на всё это, я держался. Учёба давалась легко, я абстрагировался от всей этой мрачной изнанки жизни. У меня была цель – закончить учёбу и вернуться домой.

Глава 19 Последнее лето в деревне

Когда после второго курса я приехал в деревню, то я уже точно решил – это последнее лето, которое проведу здесь. Те, кого я три-четыре года назад считал образцом для подражания, превратились в пьющих опустившихся мужиков, мечтающих устроиться работать на пилораму.

Девчонки, которые совсем недавно казались мне привлекательными, всё так же носили короткие юбки и колготки, но теперь выглядели уставшими и будто потускневшими.

Деревня пустела – все, кто мог уехать, уезжали. Но оставалось ещё немало тех, кто окончил девятый класс и пошел работать на ту же пилораму.

Клуб, в котором молодёжь собиралась на дискотеки и кинопросмотры, превратился в обветшалое деревянное здание с покосившимися окнами и тесным танцполом. Казалось, что уходит целая эпоха чего-то радостного и беззаботного.

Перед поездкой в деревню я всё больше времени проводил с одноклассниками. Они окончили 11-й класс и готовились поступать в университеты.

Иван, обладатель IQ 147, с самого детства мечтал стать послом где-нибудь в Тибете, поэтому собирался поступать на факультет иностранных языков или филологии. Но в итоге он выбрал религиоведение.

Для меня это был странный выбор. Я понимал, что бюджетные места в вузах чаще всего доставались ребятам из деревень и их потом массово отчисляли за неуспеваемость и пьянство.

Остальным приходилось платить, либо учиться с полной самоотдачей. Иван как раз был из таких людей, но, похоже, его мать не хотела рисковать, опасаясь, что он не сдаст вступительные экзамены.

Практически вся "камчатка", к которой относились все те, кто сидел за последними партами каким-то образом умудрилась поступить в школу милиции.

А так называемая "элита", под давлением родителей, поступила на платные факультеты в университетах. Всё это казалось предрешённым заранее.

Тем не менее, встречаясь, мы не чувствовали разницы между собой и по-прежнему отлично проводили время. Даже когда потопили лодку Сани, все вместе – включая девчонок в красивых платьях – вытаскивали её из воды.

С Янкой мы попробовали снова встречаться, но дальше поцелуев дело не пошло.

И вот он – третий курс. В воздухе витает напряжение: экзамены, а затем армия. Второе воспринималось как нечто само собой разумеющееся, поэтому сами экзамены особо никого не волновали.

"Не служил – не мужик!" – этот сомнительный лозунг претендовал на истину в последней инстанции.

Попробуй только сказать, что хочешь учиться дальше, строить карьеру или семью – моментально запишут в категорию «недомужиков»… Самое забавное, что наши преподаватели придерживались того же мнения. Разборка и сборка автомата, снаряжение рожка патронами ценились куда выше, чем знания об устройстве локомотивов.

Меня спасал кружок по подготовке к горной экспедиции. Мы должны были преодолеть 180 км на лыжах, проходя по 20-30 км в день. Вечером разбивали лагерь, устанавливали большой шатёр, где спали по 12 человек, по очереди дежурили и жгли примус.

В конце маршрута проходили соревнования по выживанию: спуск на лыжах по отвесной скале, строительство стены из глыб снега, разведение костра из подручных средств, поиск "погибшего" под лавиной и транспортировка его на базу.

Летом нас ждали другие испытания. В одном из них нужно было зайти в воду с рюкзаком, в котором были всего одна спичка, спальник и котелок, затем выйти и продержаться 16 часов: разжечь костёр, высушить одежду, выспаться.

Эти тренировки закаляли характер и воспитывали дисциплину, поэтому на раздумья об армии времени не оставалось. Но мысль о неизбежном призыве в армию всё равно не покидала меня.

Да, еще тешила мысль: отец пообещал купить мне мотоцикл «Юпитер-спорт», если я хорошо закончу училище. Я знал, что этого не будет, но мечтой жить интереснее. Поэтому, ожидание исполнения обещаний стало для меня очень важным жизненным аспектом.

После успешной сдачи экзаменов я ехал в общем вагоне, где оказалась почти половина ребят из моей группы. Но это не потому, что они решили навестить мой город – они направлялись на сборный пункт военкомата.

В обиходе его называли просто "обезьянник".

Я же смотрел на них и думал – они добились того, чего хотели. А я не знал, чего хочу. Но зато я точно знал, что не хочу быть одним из них.

Глава 20. Билеты в один конец

"Люди любят вспоминать о прошлом, особенно если в настоящем им нечем гордиться." – писал Джордж Оруэлл.

То, чего я так ждал, наконец-то свершилось. Из вагона мы разошлись в разные стороны: ребята из моей группы на призывной пункт, а я – домой. Мне конечно же было ясно, судьбу не обманешь и рано или поздно я окажусь там же. Но пока я предпочитал не думать об этом.

Повестка не приходила, а значит у меня появился шанс, чтобы устроиться на работу по приобретённой специальности.

В те годы профессия машиниста считалась весьма уважаемой и почётной. Она была хорошо оплачиваемой и я поспешил устроиться на работу. Однако, уже в отделе кадров я столкнулся с первыми реалиями.

Меня встретил недовольный взгляд начальницы отдела кадров.

– Раньше хоть брали толковых ребят, а теперь всех подряд, – пробурчала она, не глядя на меня и выдала мне направление на медкомиссию.

Позже я узнал, что она закончила педагогический вуз и по диплому была учительницей литературы. К железной дороге она не имела никакого отношения. Зато её сын был поселковым депутатом, и этого оказалось достаточно, чтобы делить людей на "толковых" и "кого попало".

Справедливости ради хочу сказать, что не все кадровики бывают плохими, но тогда я этого ещё не знал.

Медкомиссия напоминала скорее отбор в космонавты. Два дня я проходил врачей, но особенно запомнился психиатр.

Мне показалось, что этот человек живёт в своём мире. Он любил критиковать тех, кто получил «белый» билет или отсрочку, словно это делало их людьми второго сорта, недостойных не только железной дороги, но и жизни.

– Всё ли у тебя в порядке с головой? – спросил он, узнав, что я ещё не служил в армии. – Раньше нормальные парни сначала проходили службу, а потом уже шли работать.

На мой ответ, что я просто хочу немного подзаработать перед армией, он презрительно подписал обходной лист и бросил его мне со словами:

– Свободен.

Когда я наконец получил выписку о годности, то сразу поспешил в депо, предвкушая освоение профессии и первую серьёзную зарплату. До этого я работал только на заводе, окоривая бревна и перекладывая доски, где начальником был мой дед. Теперь же начиналась настоящая взрослая жизнь.

Но очередной сюрприз ждал меня в кабинете, где проходили вступительные испытания.

Мест помощников машиниста оказалось больше, чем самих машинистов. Начальнице отдела кадров не хотелось держать меня "на балансе", но отказать она не могла. Поэтому мне устроили экзамен, который больше походил на допрос.

Пятеро инструкторов начали засыпать меня сложными вопросами о техническом состоянии локомотивов, устройстве железных дорог, системах торможения, энергоснабжении и тысяче других вещей, о которых я знал только в теории. Вопросы были явно уровня инженеров.

Я пытался что-то вспомнить из курса училища, но чувствовал, что плыву.

– Раньше хоть немного знающие приходили, – многозначительно охал один из экзаменаторов.

В кабинет зашёл замначальника. Увидев моё красное лицо, спросил:

– Ну что, как он?

Один из инструкторов с довольной улыбкой опустил большой палец вниз.

– Иди, учи, через две недели придёшь, – бросил зам.

Я вышел из кабинета, ошарашенный. Что именно мне учить? Какие книги брать? Я даже не запомнил половины терминов, которые услышал на этом экзамене.

В технической библиотеке я удивил пожилую библиотекаршу списком запрошенной литературы.

– Зачем тебе эти книги? Ты ведь только пришёл.

Но я был настойчив, получил на руки несколько толстых томов и поехал домой.

Проходя мимо комнаты, где собирались машинисты и помощники, я услышал их разговоры и пришёл к выводу, что многие из них обладали таким же уровнем интеллекта, как и мои одногруппники.

Как они сдали этот экзамен? Тогда у меня мелькнула первая мысль, что у этой системы наверное есть свои правила, о которых я пока ещё ничего не знаю.

Но больше всего меня угнетало не это.

Дома меня ждала мама, которая уже видела во мне машиниста. Хоть она и не совсем понимала, что это за работа, ей казалось, что это невероятно круто.

В её мире машинисты существовали только в окне локомотива. А теперь я, её сын, должен был стать одним из них.

Но я уже не был уверен, что тоже хочу этого.

Глава 21 Снобизм по инструкции

Чтение полученных в библиотеке книг для меня оказалось непосильным занятием. Все технические страницы казались мне китайскими иероглифами. На память приходили воспоминания о последнем экзамене.

В училище экзамены воспринимались как само собой разумеющееся: нас к ним готовили, нам объясняли, что в работе будет тяжело, но, мол, вы новички и вам всё покажут, останется лишь подтянуть матчасть. К тому же обязательно будет стажировка, в ходе которой наставники помогут получить новый ценный опыт и закрепить уже приобретенные навыки.

Все эти две недели, которые мне дали для подготовки к новому экзамену, я пытался хоть как-то изучить сложную конструкцию локомотива. Попутно я вспоминал вопросы, которые мне задавали экзаменаторы. Мама иногда спрашивала:

– Когда ты выйдешь на работу?

Я отвечал, что перед практикой нужно немного подучить теорию, чтобы потом спокойно работать. Мама одобрительно кивала головой и закрывала дверь в комнату. А я думал, что скажу, если меня вообще уволят, так и не приняв.

Тем не менее из учебников я кое-что для себя почерпнул. Например, как приводится в движение дизельный локомотив, как весь состав запитывается воздухом и как с помощью электричества начинают крутиться колесные пары.

Несмотря на внутренние переживания, я находил время для общения с Иваном. Появился и Саня – тот самый, с кем мы чуть не потопили лодку. Мы часто катались на ней: то на рыбалку, то просто покупаться на косе с девчонками.

Мы любили играть на гитаре. Саню интересовала музыка и я показал ему несколько аккордов. Теперь мы играли вдвоем: он подыгрывал мне на губной гармошке.

Алкоголь абсолютно перестал занимать какое-то значимое место в моей жизни. Я стал больше читать – отчасти потому, что при знакомстве с девчонками они больше внимания уделяли Ивану, который очень интересно рассказывал всевозможные истории, цитировал умные мысли и делился занимательными фактами.

При этом он был худощавым, одевался невзрачно и немного заикался. Иван часто дарил мне книги, иногда без всякого повода.

Его вдруг неожиданно заинтересовала железная дорога. Будучи стопроцентным гуманитарием, он с неподдельным интересом расспрашивал меня о технических аспектах локомотива и железнодорожной системы.

И вот настал тот самый день пересдачи экзамена. Я должен был явиться к заму в девять утра, но уже в пять был на ногах, судорожно перелистывал книги, пытаясь предугадать будущие вопросы.

Я постучал в дверь кабинета и вошел.

– Ты по какому вопросу? – удивленно спросил зам.

– На пересдачу экзамена. В прошлый раз не сдал, но теперь готов отвечать.

Зам недолго смотрел на меня, затем спросил:

– Учил?

– Да, учил.

– Хорошо, иди устраивайся и вставай в наряд. Тебе покажут инструктора и он тебе всё расскажет.

Какое-то время я просто стоял с приоткрытым ртом, а потом развернулся и вышел. В голове крутились разные мысли, но радостными их назвать было нельзя. Я пытался понять, зачем вообще нужна была вся эта нервотрепка? Зачем взрослые люди трепали мне, мальчишке, нервы?

Снобизм – это когда человек ведёт себя надменно и демонстрирует своё превосходство. Именно такой мне и показалась вся эта ситуация. И, как оказалось впоследствии, снобизм и презрение к тем, кто младше, уже давно расцвёл в депо махровым цветом. Возможно, что и сейчас там ничего не изменилось.

Я направился в отдел кадров и снова встретил ту самую недовольную начальницу. Казалось, ей не нравилось, что люди приходят к ней устраиваться на работу, хотя это была непосредственная часть её обязанностей. Она меня даже не вспомнила.

Просто взглянула на обходной лист, увидела подпись зама, пробормотала:

– Еще один…

Выдала мне личный формуляр и отправила в инструкторскую. К тем самым инструкторам, которые две недели назад на экзамене требовали от меня знаний, минимум как от инженера.

Глава 22 Не в их планах

Инструкторская – или кабинет машинистов-инструкторов. Помещение пять на пять метров, в котором за разными столами сидели те самые люди, которые две недели назад экзаменовали меня.

Еще до того, как я дошел до двери, я слышал их громкие голоса и смех.

Я все думал, что, как только зайду, мне начнут припоминать мой проваленный экзамен и спрашивать, для чего я вообще здесь.

Именно с этого момента я стал контролировать себя, перестал додумывать за других, что они обо мне думают.

Но, когда я вошел в кабинет, на меня никто даже не обратил внимания. Я так и застыл на месте, не зная, что сказать. В тот момент до меня дошло – они меня даже не помнили. И тот экзамен тоже.

Мне нужно было назвать фамилию Елсаков, но я не знал, как обратиться к ним и начать разговор. Наконец, один из них, наконец, взглянул на меня:

– Чего тебе?

Я назвал фамилию инструктора и добавил, что я в его колонне. Мне указали на упитанного мужчину с недовольным лицом. Это был мой будущий наставника.

Он с явной досадой посмотрел на меня, взял формуляр в руки, пробежал глазами и тут же скривился.

– Почему именно ко мне?! У меня и так народу полно! – начал он возмущаться.

А когда узнал, откуда я, то вообще впал в истерику:

– Как за ним будет ездить вызывная машина, если ему ночью на работу?!

Вызывная машина по ночам забирала членов бригады из домов и везла их в депо, так как общественный транспорт уже не ходил. Но водители отказывались забирать меня – слишком далеко, хотя это была их прямая обязанность.

Нарядчики поддерживали их, потому что водители сливали бензин, а километраж у них был рассчитан уже заранее. Я в их планы явно не вписывался.

Но настоящий гнев инструктора вызвало не это.

– Ты не служил?! – взревел он. – Ты зачем вообще приперся? Отслужи сначала! Вот раньше были пацаны нормальные, а теперь что…

Он не замолкая, сыпал эпитетами, перебирал всё, что мог. Минут пять я просто стоял и слушал.

Выдав очередную тираду, он буркнул:

– Оформлю тебя, а ты в армию уйдешь… А мне потом документы оформлять, что ты уволился?

Наконец выговорившись он замолчал и безнадежно махнул рукой.

– Я не знаю, что с тобой делать. Ладно, иди к нарядчику.

Глава 23 Депо разбитых надежд

Как и следовало ожидать, нарядчица была тоже не в восторге от моего появления. Посовещавшись с водителем, она только охала, не зная, что со мной делать.

Вообще, мне было странно наблюдать, как в такой огромной организации, точнее, в отдельных её подразделениях, решения принимались на уровне обычных водителей и никто совершенно не заботился о своих бригадах.

В итоге меня определили на снабжение локомотивов водой и песком. Это была единственная работа, на которую я мог самостоятельно приезжать и уезжать на автобусе утром и вечером.

Все мои ожидания – что я начну практиковаться на локомотиве, изучать динамику, применять знания в реальном времени – уткнулись в обычную рутину.

Каждый день я видел лишь кран для подачи воды в локомотив и люк, куда засыпали песок. Воду использовали для охлаждения дизеля, а песок – для улучшения сцепления колёсных пар во время пробуксовки.

Об этом я узнал от слесарей и перегонщиков, которые доставляли локомотивы в депо, а затем наблюдали, как их ремонтируют.

На учёбе нам постоянно твердили, что профессия машиниста значима, что железная дорога – наша кормилица. Нас убеждали, что мы будем ходить с полными карманами денег и ни в чём не не будем нуждаться.

Но уже с первых дней я увидел перед собой совершенно другую картину: вечно уставшие слесари, еле сводящие концы с концами, мечтающие лишь о конце смены, чтобы выпить где-нибудь за депо, и машинистов, которые постоянно жаловались на низкие зарплаты, несправедливость начальства и свою несчастную судьбу.