Читать книгу: «Принцесса в розовом», страница 2

Среда, 30 апреля, французский

Слава богу, что есть Тина Хаким Баба. Хоть она меня понимает. ДА ЕЩЕ и сочувствует. Она говорит, что всю жизнь мечтала пойти на выпускной с любимым – так же, как Молли Рингуолд из «Милашки в розовом» мечтала пойти на выпускной с Эндрю Маккарти.

Увы, мужчина, которого Тина любит – ну или когда-то любила, – бросил ее ради девицы по имени Жасмин с аквамариновыми брекетами. Но Тина говорит, что научится любить снова, – только должен найтись человек, у которого хватит отваги сломить стену эмоционального отчуждения, которую она возвела вокруг себя после предательства Дэйва Фаруха Эль-Абара. Одно время даже казалось, что таким человеком станет Питер Цу, с которым Тина познакомилась на весенних каникулах, однако чрезмерное увлечение Питера группой Korn¹³ отпугнуло Тину, как отпугнуло бы всякую здравомыслящую женщину.

Тина считает, что Майкл пригласит меня завтра, в день моего рождения. В смысле, на бал. Ох, вот бы ее предсказание сбылось! Это будет лучший подарок в жизни! Ну, естественно, после Толстяка Луи – его мама тоже подарила мне на день рождения.

Только хотелось бы, чтобы он не делал этого… ну, при родне. Ведь Майкл идет с нами в ресторан! Завтра вечером мы ужинаем с бабушкой, папой, мамой и мистером Джанини. О, и Ларс, само собой, тоже будет. А в субботу вечером мама устроит крышесносную вечеринку для меня и всех моих друзей в лофте (конечно, если к тому моменту она еще в состоянии будет самостоятельно передвигаться в свете ее проблем сами-знаете-с-чем).

Об этом мамином сами-знаете-чем я Майклу не рассказывала. Хотя я убеждена, что отношения с любимым человеком должны быть максимально честными и открытыми, но, кроме шуток, есть вещи, о которых ему знать необязательно. Например, что твоя беременная мамаша никак не может сладить с собственным мочевым пузырем.

Майкл – единственный, кого я позвала и на ужин, и на вечеринку. Всех остальных, включая Лилли, – только на вечеринку. Иначе романтики просто ноль – ужинать с мамой, отчимом, родным отцом, бабушкой, телохранителем, бойфрендом и его сестрой. Хоть как-то этот круг надо сузить.

Майкл обещался быть и там, и там – и на ужине, и на вечеринке. По-моему, это очень смело с его стороны – и в очередной раз доказывает, что он лучший парень на свете.

С выпускным бы разобраться, и вообще ништяк!

Тина говорит: возьми дело в свои руки и пригласи сама. Майкла, в смысле. Она теперь твердо верит, что прямота в отношениях только на пользу – а то с Дэйвом она играла-играла во всякие игры, и в итоге он сбежал в объятия аквамариновозубой Жасмин. Но я не решаюсь. Это же ВЫПУСКНОЙ. Это вам не жук чихнул. Я до смерти боюсь все испортить. Тем более что с Майклом нам остается видеться от силы пару месяцев – ведь летом папа потащит меня в Дженовию. Это ужасно несправедливо. «Ты ведь подписала контракт, Миа», – твердит он мне. Папа, в смысле.

Да, подписала, но с тех пор прошел чуть ли не год. Хорошо, пусть семь месяцев. Но разве тогда я могла знать, что буду так безумно, так страстно влюблена? Нет, конечно, я и тогда была безумно и страстно влюблена, но, слушайте, это был совершенно другой персонаж. А настоящий объект моих воздыханий не отвечал мне взаимностью. А если и отвечал (уверяет, что отвечал!!!!!!!!!!), я-то об этом ни сном ни духом, так ведь?

А теперь мой собственный отец хочет, чтобы я целых два месяца провела вдали от человека, которому навсегда отдала свое сердце!

Еще не хватало. Нет и еще раз нет.

Одно дело – провести в Дженовии Рождество. Все-таки это было только тридцать два дня. Но чтобы июль, да еще и август? Целых два месяца без него?

Не бывать этому! Папа считает, что и так пошел на уступки – изначально-то он вообще хотел забрать меня в Дженовию на ВСЕ лето. Но поскольку маме в июне рожать, он разрешил мне остаться в Нью-Йорке до появления малыша – как бы в виде большого одолжения. Ну да, ну да. Спасибо, папочка.

Нетушки, придется ему губу закатать. Если папа думает, что теперь, когда у меня наконец-то завелся взаправдашний кавалер, я соглашусь провести целых два летних месяца вдали от этого самого кавалера, то его ожидает большой сюрприз. Да и вообще, ну что в этой Дженовии делать летом? НИЧЕГОШЕНЬКИ. Страна кишит туристами (да, Нью-Йорк тоже, ну и что – нью-йоркские туристы другие, не такие отвратные, как те, которые прутся в Дженовию). И даже парламентских заседаний не проводится. Ну и что мне там целыми днями делать? Здесь хотя бы вся эта возня с младенцем… Может, мама как-то ускорится и уже разродится? Всей душой надеюсь, что это произойдет раньше июня, потому что, богом клянусь, мы все равно что со снежным человеком живем: мама топает по квартире и рычит на нас. Она вечно в дурном настроении из-за всех этих отеков и из-за того, что ребенок давит ей сами-знаете-на-что (да, иногда мама СЛИШКОМ откровенна).

А как же самое волшебное время в жизни женщины? Ожидание чуда, сотворение нового человека, вот это вот все?

Очень похоже, что мама ни о чем таком слыхом не слыхивала.

Тут ведь еще вот какое дело: это последнее лето Майкла перед колледжем. И пусть колледж, в котором он будет учиться, всего в нескольких станциях метро, но какая разница – в школе-то мы видеться все равно перестанем. И он больше не зайдет перед алгеброй угостить меня мармеладными червячками с клубничным вкусом, как, например, сделал сегодня утром, – чем привел в бешенство Лану Уайнбергер, которая просто-напросто завидует, потому что ее парень Джош НИ РАЗУ не угощал ее вот так, с бухты-барахты, мармеладными червячками.

Нетушки. Мы с Майклом проведем это лето вместе: будем устраивать уютные пикники в Центральном парке (правда, я терпеть не могу пикники в общественных местах, потому что вокруг шатаются бездомные и с вожделением пялятся на твой сэндвич с яичным салатом или что ты там ешь, и приходится отдавать еду им, потому что тут же начинаешь чувствовать себя виноватой в том, что у тебя есть так много, тогда как у других нет ничего, – а от бездомных этих даже спасибо не дождешься, только буркнут что-нибудь вроде «Ненавижу яичный салат», хотя, по-моему, это не слишком-то учтиво) и смотреть «Тоску» на Большой лужайке (правда, оперу я тоже терпеть не могу, потому что в конце все всегда трагически погибают, но что поделать). Еще можно потусить на каком-нибудь религиозном фестивале, которые без конца проходят в Маленькой Италии, и, может быть, Майкл выиграет для меня в тире плюшевую игрушку (правда, он, как и я, по этическим соображениям не приемлет оружие, мол, пусть им пользуются только служащие силовых ведомств, солдаты и т. п. – да и плюшевые игрушки, которые раздают на этих ярмарках, сто пудов делают в Гватемале с использованием рабского детского труда).

Все равно – у нас получилось бы очень романтическое лето, если бы не папа, который взял и все испортил.

Лилли говорит, что у него комплекс брошенного ребенка, сформировавшийся в тот период, когда его отец умер и оставил его один на один с бабушкой, – поэтому он так твердо стоит на том, что я должна провести лето в Дженовии.

Только вот дедушка умер, когда папе было уже за двадцать – на ребенка он уже явно не тянул, так что вряд ли дело в этом. Впрочем, Лилли утверждает, что человеческая психика устроена причудливо и загадочно и что мне нужно просто смириться с этим и жить дальше.

Я лично думаю, что если у кого-то и есть комплексы, так это у самой Лилли: прошло уже почти четыре месяца, как опцион на ее телешоу «Лилли скажет все как есть» купили продюсеры, которые сняли про меня фильм, но студии, которая взялась бы записать пилотный эпизод, до сих пор не нашлось. Однако Лилли говорит, что индустрия развлечений устроена причудливо и загадочно (прямо как человеческая психика) и что она уже с этим смирилась и живет дальше – и мне в плане дженовийских каникул надо последовать ее примеру.

НО Я НЕ МОГУ СМИРИТЬСЯ С ТЕМ, ЧТО МОЙ ОТЕЦ ТРЕБУЕТ ОТ МЕНЯ ПРОВЕСТИ ЦЕЛЫХ ШЕСТЬДЕСЯТ ДВА ДНЯ ВДАЛИ ОТ ЧЕЛОВЕКА, КОТОРОГО Я ЛЮБЛЮ!!!! НЕ МОГУ, И ВСЕ ТУТ!!!!!!!!!!!!!

Тина предлагает мне найти летнюю стажировку где-нибудь на Манхэттене – тогда я буду связана обязательствами и папа не сможет просто так увезти меня в Дженовию. Только вот не знаю, куда в качестве стажерки возьмут принцессу. Ну правда, что целыми днями делать Ларсу, пока я буду расставлять по алфавиту папки, ксерить бумажки и все такое?

Когда перед уроком я вошла в класс, мадемуазель Кляйн показывала группке десятиклассниц фото облегающего платья, которое собирается заказать из Victoria's Secret для выпускного. Она там будет следить за порядком. А помогать ей будет мистер Уитон, наш учитель физкультуры и ОБЖ. Они идут на бал вместе. Тина говорит, что это самая романтичная история любви, о которой она слышала, если не считать мою маму и мистера Джанини. Я не открывала Тине неприглядную правду – что моя мама сама сделала мистеру Джанини предложение, – потому что не хочу разрушать одну из самых сладостных ее иллюзий. А еще я скрываю от нее, что вряд ли принц Уильям ответит на ее имейл. Потому что электронный адрес, который я ей дала, – фальшивый. Она мне всю плешь проела с этим принцем – что мне оставалось делать? Кому бы ни принадлежал ящик princew@windsorcastle.com, не сомневаюсь, что адресату пришлась по вкусу ее пятистраничная исповедь о том, как сильно она его любит, особенно когда он надевает джодпуры¹⁴ для поло.

Меня немножко мучает совесть за это вранье, но ведь это ради нее же самой. Однажды я непременно раздобуду для Тины настоящий адрес принца Уильяма. Надо только дождаться, пока помрет какая-нибудь важная шишка – тогда я встречу его на государственных похоронах. Ждать, скорее всего, недолго – Элизабет Тейлор, по-моему, сдает на глазах.

 
Il me faut des lunettes de soleil.
Didier demande à essayer la jupe¹⁵.
 

Не знаю, как человек, так страстно влюбленный в мистера Уитона, как вроде бы влюблена мадемуазель Кляйн, может задавать столько домашки. А как же весна, когда мир грязно-пышен и хромоножка, воздушных шаров продавец, легонько свистит вдалеке¹⁶?

Педсоставу этой школы абсолютно чужда романтика. Большинства учеников это тоже касается. Если бы не Тина, я бы тут уже загнулась.

Jeudi, j'ai fait de l'aerobic¹⁷.

ДОМАШНЕЕ ЗАДАНИЕ

Алгебра: стр. 279–300

Английский: «Продавец льда грядет»¹⁸

Биология: дописать эссе по ледяным червям

ОБЖ: стр. 154–160

О. О.: типа того

Французский: Écrivez une histoire personnelle¹⁹

Ист. мир. цив.: стр. 310–330

Среда, 30 апреля, в лимузине по пути домой из «Плазы»

Бабушка с ходу просекла, что со мной что-то неладно. Но решила, что я расстраиваюсь из-за грядущих дженовийских каникул. Как будто у меня нет более насущных забот.

– Летом в Дженовии тебе скучать не придется, Амелия. У нас там археологи вскрыли гробницу, которая, по их предположениям, принадлежит твоей прапрапрапрапрабабушке, принцессе Розагунде. Я так поняла, что дженовийские технологии мумификации в восьмом веке были не менее продвинутыми, чем те, которые применяли египтяне. Только представь себе: взглянуть в лицо женщине, которая основала королевский дом Ренальдо!

Класс. Вот нечего мне больше летом делать, кроме как заглядывать в носовую полость какой-то древней мумии. Мечта всей жизни. Обломись, Миа. Не судьба тебе погулять с любимым по Кони-Айленду²⁰. Не судьба поволонтерить в свое удовольствие, разбирая с детишками азбуку. Не судьба покайфовать на летней подработке в Kim's Video²¹, перематывая раз за разом «Принцессу Мононоке» и «Кулак полярной звезды». Вот свести знакомство с тысячелетним трупом – это тебе в самый раз. Гип-гип-ура!

Наверное, я переживаю из-за Майкла больше, чем мне самой кажется, потому что посреди бабушкиной лекции про чаевые (маникюршам – $3, педикюршам – $5, таксистам – $2 за поездку дешевле $10, $5 за поездку в аэропорт; в ресторанах – удвоенный размер НДС, кроме штатов, где НДС ниже 8 процентов; и т. д. и т. п.) она вдруг гаркнула:

– АМЕЛИЯ! ДА ЧТО С ТОБОЙ СЕГОДНЯ ТАКОЕ?

Я подскочила, наверное, футов на десять²² в воздух. Ведь была я вся в мыслях о Майкле. О том, как потрясно он будет выглядеть в смокинге. И как я куплю ему бутоньерку с красной розой, самую простую, без гипсофилы, ведь парням гипсофилы не нравятся. А сама надену черное платье, такое с оголенным плечом, вроде как у Кирстен Данст на всяких кинопремьерах, с разлетающимся подолом и c разрезом сбоку, а к нему туфли на шпильках, которые зашнуровываются на щиколотках.

Только вот бабушка говорит, что черное на девушках младше восемнадцати – это извращение, что платья с оголенным плечом и разлетающиеся подолы выглядят так, будто портной напортачил, и что все эти туфли со шнуровкой разительно напоминают обувку, которую Рассел Кроу носил в «Гладиаторе», – и на большинстве женщин смотрятся несуразно.

Ну и ладно. Зато блеск для тела мне точно никто не запретит. Бабушка ЗНАТЬ НЕ ЗНАЕТ, что он вообще существует.

– Амелия! – сказала бабушка. Громко кричать она не могла, потому что лицо у нее до сих пор саднило после химического пилинга. Я поняла это по поведению Роммеля, ее полулысого той-пуделя, у которого такой вид, будто он сам пережил процедуру-другую химического пилинга: песик то и дело запрыгивал ей на колени и пытался полизать ее лицо, словно это кусок сырого мяса или еще что-нибудь в этом роде. Не хочу никого шокировать, но примерно так оно и выглядело. Или как будто бабушка по случайности угодила в душ, посредством которого в фильме «Силквуд» с Шер смывали радиацию.

– Ты хоть одно слово из того, что я говорила, усвоила? – Вид у бабушки был сердитый. Еще бы – когда все лицо болит! – Однажды это может тебе очень пригодиться. Вдруг под рукой не будет ни калькулятора, ни лимузина…

– Извини, бабушка, – пробормотала я. Мне правда было совестно. В чаевых я не сильна, ведь без математики здесь никуда, и соображать приходится быстро, на ходу. Когда я заказываю еду из «Лапшичной Сона № 1», то всегда заранее уточняю по телефону итоговую сумму, чтобы успеть высчитать на калькуляторе, сколько чаевых дать курьеру, пока он не нарисовался на пороге. Иначе ему придется топтаться под дверью минут, не знаю, десять, в то время как я буду мучительно вычислять, сколько должна ему за заказ на сумму семнадцать долларов пятьдесят центов. Одно слово – стыдобища.

– Не знаю, Амелия, где ты в последнее время витаешь, – проговорила бабушка весьма раздраженно. Будешь тут раздраженной, когда отвалила кучу денег за то, чтобы с твоего лица всякой химией сняли два-три верхних слоя кожи. – Надеюсь, ты сама не своя не из-за матери и этих дурацких домашних родов, которые она задумала. Я уже говорила: твоя мать просто-напросто забыла, что такое роды. Когда у нее начнутся схватки, она умолять будет, чтобы ее поскорее забрали в роддом и вкололи ударную дозу эпидуралки.

Я вздохнула. Хотя тот факт, что мама предпочитает домашние роды больничным, приятным, чистым и безопасным – там тебе и кислородные баллоны, и автоматы с конфетками, и красавчики врачи вроде доктора Ковача из «Скорой помощи»²³, – не может не огорчать, я стараюсь не слишком об этом переживать… тем более что бабушка, сильно подозреваю, права. Мама вопит как младенец, стоит ей приложиться обо что-нибудь мизинцем на ноге. Как она рассчитывает выдержать долгие часы болезненных схваток? Ведь сейчас она гораздо старше, чем была, когда рожала меня. Ее тридцатишестилетнее тело не готово к тяготам деторождения. Она даже в зал не ходит!

Бабушка смерила меня злющим взглядом.

– На улице все теплее, и это, вероятно, не идет тебе на пользу, – проговорила она. – Молодые люди по весне часто теряют голову. К тому же завтра у тебя день рождения.

Пусть бабушка думает, что все дело в этом. День рождения и весенняя лихорадка, как у зайца Топотуна из мультика про Бэмби.

– Тебе очень сложно выбрать подарок, Амелия, – продолжала бабушка, вооружаясь «Сайдкаром»²⁴ и сигаретами. Сигареты бабушке присылают из Дженовии, поэтому ей не приходится платить астрономический налог, который дерут с людей здесь, в Нью-Йорке, с тем расчетом, что они бросят курить, если курение будет вставать слишком дорого. Только вот это не работает, так как все курильщики Манхэттена просто садятся на поезд PATH²⁵ и едут за сигаретами в Нью-Джерси. – Украшения ты толком не носишь, – проговорила бабушка, закуривая и выпуская изо рта дым. – Высокой модой, похоже, не интересуешься. И хобби у тебя как будто никаких нет.

Я возразила, что хобби у меня как раз таки есть. И не хобби даже, а призвание: я пишу.

Бабушка только рукой махнула:

– Но это же не настоящее хобби! То ли дело гольф или живопись…

Меня малость задело, что бабушка не считает мои литературные труды настоящим хобби. Вот она удивится, когда я вырасту и стану писательницей! Тогда это будет уже не хобби, а профессия. Может быть, первую книгу я как раз о ней и напишу. Назову ее «Кларисса: капризы в короне», мемуары принцессы Мии Дженовийской. И бабушка даже не сможет меня засудить, как Дэрил Ханна не смогла никого засудить, когда сняли фильм о ней и Джоне Ф. Кеннеди – младшем, – потому что все это правда от первого до последнего слова. ХА!

– Что ты САМА хочешь на день рождения, Амелия? – спросила бабушка.

Хм, надо подумать. Увы, то, чего я хочу БОЛЬШЕ ВСЕГО НА СВЕТЕ, бабушка мне дать не может. Но попытка не пытка. И я набросала вот такой список.

ЧТО Я ХОЧУ ПОЛУЧИТЬ НА ПЯТНАДЦАТИЛЕТИЕ СОСТАВЛЕНО МИЕЙ ТЕРМОПОЛИС В ВОЗРАСТЕ 14 ЛЕТ 364 ДНЕЙ

1. Чтобы в мире прекратился голод.

2. Новый комбинезон, размер 11.

3. Новую щетку для Толстяка Луи (у предыдущей он погрыз ручку).

4. Страховочные тросы в дворцовую бальную залу (чтобы исполнять воздушный балет, как Лара Крофт в «Расхитительнице гробниц»).

5. Маленького братика или сестричку, чтобы мама благополучно разродилась.

6. Чтобы косаток причислили к исчезающим видам и выделили заливу Пьюджет²⁶ госфинансирование для очистки территорий, где они размножаются и ищут пропитание.

7. Голову Ланы Уайнбергер на серебряном блюде (шучу, шучу – хотя в каждой шутке…).

8. Свой собственный мобильный телефон.

9. Чтобы бабушка бросила курить.

10. Чтобы Майкл Московиц пригласил меня на выпускной бал.

Составляя этот список, я с грустью осознавала, что единственный подарок, который у меня все-таки есть шанс получить на день рождения, – это пункт два. Нет, братик или сестричка у меня, конечно, появится, но еще только через месяц – самое раннее. Что бабушка бросит курить или купит страховочные тросы – тут без шансов. Что касается голода и косаток, никто из окружающих меня людей, увы, не может на это повлиять. Мобильный телефон, говорит папа, я либо потеряю, либо сломаю, как подаренный им ноутбук (хотя моей вины тут никакой нет; я просто вынула его из рюкзака и, пока искала гигиеническую помаду, на секундочку пристроила на раковину. Я не виновата, что Лана Уайнбергер в меня врезалась, а все стоки у нас в школе забиты. Компьютер пробыл под водой всего-то несколько секунд; по-хорошему, ничто не мешало ему просохнуть и работать дальше. Но увы, даже Майкл, который в технике так же гениален, как в музыке, не смог его воскресить).

Бабушка, само собой, тут же прицепилась к десятому пункту. Приплела я его в минуту слабости и, конечно, совершенно зря – учитывая тот факт, что через двадцать четыре часа бабушка и Майкл окажутся за одним столиком в Le Hautes Manger, где мы будем отмечать мой день рождения.

– Как это – выпускной бал? – поинтересовалась бабушка. – Ты же школу не в этом году заканчиваешь!

Я ушам своим не поверила. С другой стороны, бабушка и телевизор-то почти не смотрит, даже когда там в сотый раз крутят «Она написала убийство» или «Золотых девочек» – любимые сериалы ее ровесниц. Так что маловероятно, что она видела «Милашку в розовом» по TBS или что-нибудь в этом роде.

– Это просто танцы, бабушка, – ответила я, пытаясь отобрать у нее список. – Так, ерунда!

– И этот самый Московиц до сих пор тебя не пригласил? – осведомилась бабушка. – А когда они, эти танцы?

– В следующую субботу, – ответила я. – Можно мне список?

– Так почему бы тебе не пойти без него? – поинтересовалась бабушка. И даже гоготнула, но только разок – наверное, ей больно было так растягивать щеки. – Точно так же, как и в прошлый раз. Покажи ему! Пусть знает!

– Не могу, – ответила я. – Это только для выпускников. Ну то есть выпускники могут приглашать учеников младших классов, но самих по себе учеников младших классов туда не пускают. Лилли говорит: надо просто спросить у Майкла, идет он вообще или как, но…

– ТЫ ЧТО! – Бабушка вытаращила глаза. Я даже подумала сперва, что она подавилась кубиком льда, но оказывается, это я ее настолько шокировала. Бабушка на обоих веках нататуировала себе подводку, как у Майкла Джексона, чтобы не возиться с макияжем по утрам. Так что, когда она таращит глаза – зрелище, мягко говоря, не для слабонервных. – Ты не можешь САМА его пригласить, – отрезала она. – Сколько раз тебе повторять, Амелия? Мужчины – они как маленькие лесные зверьки. Их надо приманивать хлебными крошками и ласковыми словами. А не хватать камень и бабах по башке.

Полностью согласна. Никаких бабахов по башке, Майкл мне дорог. Но хлебные крошки? Ой, не знаю…

– Ну допустим, – сказала я, – но делать-то мне что? До выпускного меньше двух недель, бабушка. Пора бы уже определиться, иду я или нет.

– Намекни ему, – сказала бабушка. – Тонко.

Я и сама об этом думала.

– Значит, сказать что-нибудь вроде: «Я тут в каталоге Victoria's Secret потрясное платье для выпускного видела»?

– Именно, – одобрила бабушка. – Только принцессам негоже покупать готовое платье, Амелия, и УЖ ТЕМ БОЛЕЕ по каталогу.

– Само собой, – согласилась я. – Но бабушка, тебе не кажется, что это слишком в лоб?

Бабушка фыркнула и, кажется, тут же об этом пожалела, потому что приложила к лицу бокал, чтобы успокоить зудящую кожу.

– Мы ведем речь о мальчике семнадцати лет, Амелия, – сказала она. – Не о шпионе-виртуозе. Если ты будешь действовать деликатно, он не заподозрит подвоха.

Вот уж не уверена. Ну честно, деликатность не мой конек. На днях я попыталась деликатно намекнуть маме, что Ронни – нашей соседке, которую мама изловила на лестничной площадке по дороге к мусоропроводу, – может быть, не так уж интересно слушать, сколько раз за ночь мама встает пописать, потому что ребенок давит ей на мочевой пузырь. Мама просто смерила меня взглядом и такая:

– Тебе жить надоело, Миа?

Мы с мистером Джанини уже ждем не дождемся, когда этот ребенок появится на свет и наступит избавление.

Не сомневаюсь, Ронни тоже.