Читать книгу: «Ментор», страница 2

Обретя статус ментора, Арвин избрал своей резиденцией именно Гражданку – подальше от чопорного центра, где призраки классиков могли бы косо поглядывать на его нестандартные методы наставничества. Его любимой присказкой стало: «Писатель должен быть немного пьян – от жизни, от любви, от творчества. А виски – это просто способ догнать реальность, когда она становится слишком трезвой».

В сумрачных улицах друзья приближались к цели своего путешествия. Район, застроенный типовыми домами, казался Мике неуютным в вечерней мгле.

– Ты помнишь, где он живёт? – спросила она, вглядываясь в однообразные фасады.

– Да, почти пришли, – уверенно ответил Женя.

Квартира номер 12 встретила их удивительным зрелищем, достойным кисти сюрреалиста. Пространство напоминало поле битвы между творческим хаосом и алкогольным безумием. Пустые бутылки разных форм и размеров выстроились причудливым городком на полу, словно макет футуристического мегаполиса. Массивный стол, утопающий под грудой исписанных листов, грязной посуды и окурков, походил на остров в этом море беспорядка. Венчал композицию лежащий на диване полуодетый Арвин, чья поза намекала на недавнее общение с алкоголем. Недалеко от него, в углу, калачиком свернулись две крысы. К счастью, ещё пока домашние.

– Нда… а Элвин-то уже не тот, – тихо заметил Женя.

– Элвин? Какой Элвин? – немного смущенно переспросила Мика.

– Да не обращай внимания, фильм такой есть.

Вроде они и негромко говорили, но Арвин резко поднял голову, посмотрел на них, какое-то время фокусируя взгляд, и расплылся в улыбке: – Мика!

Далее произошла некоторая попытка быстро встать, но, к сожалению, не слишком удачная. Ко второй попытке Арвин подошёл уже более ответственно и, сконцентрировавшись, сел на край кровати. Посидев пару секунд, он встал, подошёл к Мике и крепко её обнял.

– Тоже рад тебя видеть, – буркнул Женя.

– Ладно тебе, на той неделе виделись… вроде, – не отпуская Мику, ответил Арвин.

– А что тут, собственно, происходит? – освободившись, не без труда от объятий, спросила она.

– И где доктор? – добавил Женя.

Хмыкнув и почесав голову с серьёзно-задумчивым видом, Арвин предложил гостям сесть на стулья, заваленными какими-то странными вещами, после чего стал что-то искать. Не находя в одном месте, начинал искать в другом. Отчаявшись, с подозрением даже покопался рядом со спящими крысами.

– Сдаётся мне, ты не членский билет в библиотеку ищешь, – иронично заметил Женя.

– Сдаётся ему… Ах, вот она! – с облегчением вздохнул Арвин.

Никому даже не известно, что более бережно он держал в руках: свою первую рукопись или эту бутылку с виски. – Разрешите вас угостить?

Само собой, Мика и Женя с удовольствием угостились.

– Так. Ага. Доктор. Женя, видимо, тебе ничего не рассказал, хотя это даже и неплохо. Тот ещё рассказчик…

Арвин неторопливо сел обратно на кровать, и чуть задумавшись, начал свой рассказ.

– Года два назад, после начала (Женя и Мика понимали, о чем речь) я оказался в этом славном городе. К слову сказать, давно хотел здесь побывать, а тут такая удача. Ну да ладно. Ходил, как водится, бродил… Здесь недалеко, через дорогу, на остановке, решил присесть рядом с какой-то фрау преклонных лет, и вдруг «Бац!», фрау становится плохо. Ну, вызвали прохожие карету медицинской помощи. Приехала, значит. Выходит один, с чемоданчиком – помоложе. Второй выходит, с папкой – посолиднее. А я смотрю на второго и сразу понял – мой. Ну вы знаете, как это бывает. Где живёт, соответственно, не знаю. Фрау в машину потащили, ну а я сам зашёл. Пришлось до утра у них на работе проторчать. Та ещё работёнка, к слову сказать. Всю ночь: такие-то – на вызов! Такие-то – на вызов! Хрен поспишь. Им с утра как будто лет по десять к возрасту прибавили. Так вот. Доктора, как оказалось Олегом зовут. Понаблюдал за ним, мужик вроде неплохой. Машина у него, кстати, есть. Хоть «подкинул» меня с работы к себе. Когда домой к нему добрались, начал более детально вникать. Ну понятно, что доктор наш писателем оказался, а то бы я и не взглянул на него даже. Талант безусловно имеется, притом хороший. Одно плохо – пьет.

– Да с каких это пор для тебя это плохо? Ты же других и не находишь! – засмеялся Женя. Мика засмеялась вместе с ним.

– Знаешь что?! – вспыхнул Арвин. – Ты вот вискарик пьёшь и пей дальше, не перебивай! Про Мику, кстати, не забудь! Друг называется… хоть бы сигаретку предложил.

– Ох, извини! – передав бутылку Мике, Женя угостил друга сигаретой.

– Ага, спасибо, – ответил Арвин, прикурив, и продолжил: – А я, между прочим, отвечу на твою колкость. Да, действительно, как-то так получается, что в подопечные мне обычно попадаются люди, так сказать, употребляющие!

Слово «Употребляющие» Армин произнес с аккуратностью. Могло даже показаться, что и с некоторым уважением.

– Но это и хорошо! Мы, так сказать, неплохо «понимаем» друг друга. Вот, собственно, так мы и начали свое, скажем так, сотрудничество, – расплылся в улыбке Арвин.

– С этим понятно, – отхлебнув немного из бутылки и поморщившись, сказала Мика, – А как насчёт сложностей?

– Сложности? Есть, конечно. Постоянные отказы от издательств. Непонимание, хоть и поддержка коллег и друзей. Ну, поддержка такая, знаете, из жалости. Типа – что же тебе просто не работается? Женился бы, детей нарожал, пить бы бросил. Живи, как все! Он, правда, печатается в каких-то… «электронных платформах», что ли. Но, насколько я понял, спросом там не пользуется. Времена сейчас не те, сложную прозу мало читают. Я вот когда гуляю, – вы ведь тоже заметили? – люди в телефонах «живут». Я к нескольким заглянул туда ради интереса, а там ерунда какая-то. Видео, где учат шнурки красиво завязывать. А так, чтобы с книжкой кого встретить – довольно редко. Есть, конечно, но не слишком много, – пожаловался Арвин.

– Так и что с Олегом твоим делать? – спросила Мика.

– Ну… есть одна мыслишка. Как старт, хотя бы. Думаю подвести его к тому, чтобы он про работу свою романчик написал. Только несложно и по-философски, как он привык, а с «чернушкой», так сказать, с юморком. Сейчас я так понял, это неплохо людям заходит. Дай-ка ещё сигаретку, – немного погрустнев и задумавшись, добавил Арвин.

– А успеете? -аккуратно спросил Женя.

– Да кто ж знает… – ответил Арвин.

Посидев немного в тишине, он вдруг опять улыбнулся и, повернувшись к Мике, спросил: – А что я всё про себя, да про себя? Ты-то как, дорогая моя? Как успехи в «прошлом и настоящем»? Про Женю-то я в курсе.

– Да что тебе сказать… «последнее прошлое», как ты успел заметить, не слишком удачным оказалось. А в «настоящем» я совсем недавно. Не успела ещё никого найти. Ладно, дорогой, – напоследок отхлебнув из бутылки, продолжила Мика, – Мы пойдём, и так уже полночи сидим. Но будем заходить, обещаем, – Мика подошла к Арвину и обняв его за шею, поцеловала в щеку. – Тем более нас внизу собака ждёт.

– Какая ещё собака? – немного растерявшись, спросил Арвин.

И Мика с Женей рассказали ему историю про Пса. Арвин внимательно выслушал эту историю, испытав целую гамму чувств, судя по его лицу, и спросил:

– А как же так? Никогда не слышал, что это возможно. Я вот тоже был бы не против с крысами повозиться, пока Олега нет.

Одна из крыс, кстати, к этому времени исчезла. Вторая же продолжала спать.

– Я не знаю, каким образом, но это работает. Об этом, похоже, не нас надо спрашивать – ответил, встав, Женя. – Ладно, мы пойдём. Как Мика обещала – будем заходить, – и обменялся с Арвином рукопожатием. Мика же просто ещё раз его обняла.

После ухода гостей квартира погрузилась в привычную тишину, нарушаемую только шорохом куда-то пропавшей крысы. Армин задумчиво смотрел на закрытую дверь, через которую ушли его друзья, размышляя о своём подопечном-докторе, чья судьба так напоминала его собственную.

В глубине ночи два силуэта выскользнули из дома. Пёс, верный своему посту у скамейки, встретил их с той особой церемонностью, которая отличает существ, знающих больше, чем показывают. Его движения были исполнены достоинства: медленно встать, отряхнуться от снега, зевнуть, внимательно осмотреть своих спутников.

– Что смотришь, дружище, пойдём, в вагоне погреешься, – сказал Женя.

– Дружище? Ничего себе! – заметила Мика

Этот комментарий заметно смутил Женю. Как-то раньше он не особо позволял себе такие слова в адрес собаки, а тут действительно, «дружище»…

Троица уверенно, но неторопливо, отправилась в сторону «центра». К утру они добрались до вокзала, встретившего друзей гулкой тишиной пустых залов и коридоров, и теперь сидели в вагоне, стоящем где-то на задворках и явно неготовым отправиться в путь. Пес, когда они только зашли на вокзал, куда-то отлучился по «продовольственному» вопросу, но довольно скоро вернулся, с какой-то костью в зубах, явно в более приподнятом настроении. Собака ведь тоже имеет право поужинать в комфорте. Чуть позже, разделавшись с ней, он расположился неподалеку, в соседнем купе.

– Ну что, передохнем и в путь? Нельзя же вечно бродить бесцельно, – спросила Мика.

– Конечно, – ответил Женя, укладываясь на полку. Мика последовала его примеру.

Здесь, в этом застывшем пространстве, менторы могли предаться сну. Особенность менторского сна заключалась в его глубокой связи с прошлым. Это было не просто отдыхом, а своеобразной перезагрузкой души, погружением в воспоминания, которые питали их сущность. Воспоминания приходили к ним по-разному: Женя вновь оказался на палубе «Нептуна», чувствуя солёный ветер и слыша скрип такелажа, а Мика погрузилась в безмолвную пустоту, которая иногда бывает красноречивее любых воспоминаний. Собачьи сны оставались загадкой даже для призраков – возможно, Псу снились бесконечные дороги, а может он видел то, что недоступно пониманию ни живых, ни мёртвых.

Мика проснулась первая, от запаха табачного дыма. Даже не открыв глаз, она недовольно проворчала что-то про то, что надо бы выходить, когда куришь. Пес, почуяв оживление, заглянул к ним в купе, но, к сожалению, ничего интересного для себя там не обнаружил.

– Полчасика и выдвигаемся? – спросил Женя.

– Угу

Через полчаса выйти не удалось, так как Мика попросила немного подождать, увлечённо записывая что-то в блокнот. Но через час они уже стояли посередине главного вестибюля. Проходив там минут двадцать, парочка, после предложения Жени, собралась выдвигаться в сторону Обводного. Собралась. Но не выдвинулась.

В глубине вокзального вестибюля, за неприметным ларьком местного стритфуда, Женя заметил девушку, чьи заплаканные глаза были устремлены в пустоту. Его менторское чутье, отточенное столетиями, мгновенно отреагировало на особую ауру потенциальной подопечной. В ней чувствовалось нечто большее, чем просто житейское. Как опытный художник, Евгений начал мысленно составлять портрет своей будущей ученицы. Её поза, напряженные плечи, нервные движения рук, машинально комкающих салфетку – всё говорило о внутренней борьбе. Он отмел первые очевидные предположения о несчастной любви или семейных проблемах – его опыт подсказывал, что здесь кроется что-то более глубокое. Главным для него сейчас было понять, почему именно она. Каждая деталь – от выбора места для уединения до характера слез – могла стать ключом к пониманию. Когда девушка поднялась и направилась к выходу, её движения напоминали сомнамбулу – словно она двигалась между двумя мирами, не принадлежа полностью ни одному из них.

– Ну чего ты встал? Идём или… – не успела договорить Мика, повернувшись к Жене. – Нет, судя по всему. – Она прекрасно знала этот взгляд и все поняла.

– Ты ведь дорогу запомнила к вагону? – не поворачивая головы, спросил Женя.

– Конечно.

– Я позже буду.

– Договорились, – весело ответила Мика, поцеловав его в щеку. Вечером её ждала история!

– Слушай, попробуй Пса с собой прихватить, если пойдёт. Объясни, что ли, ему как-то. Только обратно верни! – не забыв про друга, напомнил ей Женя.

– Прекрасно. Есть повод собачий подучить. Всегда мечтала.

Мика вышла на улицу, как раз туда, где они оставили собаку. Пёс ждал их там же, как они и договаривались. Вернее, он думал, что их. Но, после непонятных ему звуков, какой-то странной имитации лая, и не менее странной жестикуляции, Пес попробовал предположить, что ему надо идти с ней, а позже, привычный ему спутник, ну тот, небритый который, к ним присоединится. Ну что ж, хорошо. В любом случае, если что-то пойдёт не так, дорогу к вагону он помнит.

Откровенно говоря, Мика была немало удивлена, когда собака встала, подошла к ней и при попытке Мики пойти, пошла за ней.

– Ну за 120 лет хоть что-то новое…

– Что ж, пойдём, – сам себе сказал Женя, прикуривая на ходу.

Работа ментора, конечно, предполагает к тесному сотрудничеству с подопечными. Но, в отличие от Арвина, он не любил постоянный контакт. Жить предпочитал всегда в другом месте, но неподалеку. Всё-таки бытовуха мешает сконцентрироваться. Да и прогуляться лишний раз, поразмышлять, всегда приятно. Тем более, когда в дождь не мокро, а в снег не холодно. Правда, Женя себя поймал на мысли, что вот бы у них был друг или хотя бы знакомый, у которого есть кофе. С таким удовольствием прохожие его пьют, что аж тошно. Конечно, можно было спокойно его где-нибудь, как бы это сказать поприличнее… одолжить, но использовать его по прямому назначению не смог бы. Можно только то, что существует именно в их мире.

Оказалось, что до первого пункта в её пути идти пришлось не так и далеко. Остановилась она у двери здания, рядом с Обводным каналом, на котором висела табличка «Диспансерное отделение (ПНД) при городской психиатрической больнице N 6».

– Неплохое начало… растерянно произнес Женя. – Скучно, похоже, не будет…

Судя по документам, полученным в регистратуре, девушку звали Виктория, и это имя казалось слишком торжественным для этого места. Женя, следуя за ней по коридорам диспансера, ощущал непривычное для ментора смятение: за всю свою долгую практику он впервые столкнулся с подопечной, чей талант был неразрывно связан с психическим заболеванием. В коридорах витал особый эмоциональный фон – смесь отчаяния, надежды и смирения. Некоторые пациенты тихо переговаривались между собой, другие сидели, погружённые в свой внутренний мир. Медицинский персонал двигался с профессиональной отстранённостью, давно уже привыкший к специфике места. Их глаза, казалось, видели сквозь пациентов, фокусируясь на чём-то за пределами реальности. Белые халаты создавали иллюзию защитной униформы, отделяющей их от той боли и страданий, с которыми они сталкивались ежедневно. Кабинеты были обставлены просто: старые письменные столы, потертые стулья, кушетки с потрескавшейся обивкой. На стенах – обязательные медицинские плакаты и схемы, пожелтевшие от времени. Каждый кабинет имел свой характерный запах: где-то сильнее пахло лекарствами, где-то – канцелярией.

В туалетах стойкий запах хлорки смешивался с затхлостью, а треснувшие зеркала отражали искаженные лица посетителей. Вода из кранов текла с металлическим привкусом, а двери в кабинки скрипели так, будто рассказывали истории всех, кто когда-либо здесь бывал.

Само здание, казалось, впитало в себя все эмоции и переживания, прошедших через него людей, став молчаливым свидетелем тысяч личных трагедий и редких побед над болезнью.

Поднявшись на второй этаж, Вика села возле какого-то кабинета в ожидании. Буквально через минуту её пригласили. Женя ждать приглашения, конечно, не стал.

– Здравствуйте, Виктория, – весьма доброжелательно начал разговор врач, – Присаживайтесь.

– Здравствуйте, Яков Михайлович.

Яков Михайлович представлял собой колоритную фигуру советской медицинской школы. Высокий, около 180 см, с легкой сутулостью, выработанной годами работы за письменным столом. Его седые волосы, аккуратно зачесанные назад, контрастировали со все еще темными, густыми бровями. Лицо испещрено морщинами – глубокими у глаз и рта, говорящими о человеке, привыкшем много улыбаться несмотря на специфику работы.

Носил он классический белый халат, всегда идеально выглаженный, под которым виднелась неизменная клетчатая рубашка и темные брюки. На шее – старомодный стетоскоп, хотя использовал он его редко. У Якова Михайловича был примечательный шрам на правой щеке – тонкая белая линия длиной около пяти сантиметров. Эту отметину он получил в начале своей карьеры от пациента во время острого психотического эпизода. Интересно, что шрам не вызывал у доктора никаких негативных эмоций – напротив, он считал его своеобразным «боевым крещением» в профессии и частенько использовал эту историю для обучения молодых специалистов правилам безопасности при работе с острыми пациентами. Со временем этот шрам стал настолько характерной чертой его внешности, что многие пациенты использовали его как ориентир для определения настроения доктора: когда Яков Михайлович улыбался, шрам образовывал особенную складку, которую больные научились «читать» как признак хорошего расположения духа врача.

– Как ваши дела, что нового произошло после нашей последней встречи?

– Да особо ничего интересного, препараты действуют, всё нормально.

– Дозировку соблюдаете, не пропускаете?

– Да, стараюсь.

– Молодец. Какие-то перепады не наблюдались?

– Нет, всё хорошо, – ответила Вика, но что-то подсказывало Жене, что это не совсем так.

– Отлично, – продолжил Яков Михайлович.

Дальше пошли какие-то тесты, одновременно и смешные, как показалось Жене, и странные. Но, врачам виднее, подумал он. В конце приема Вика даже немного, но натянуто, улыбнулась.

– Если будут какие-то изменения, сразу ко мне, – напоследок напомнил врач, но Вика не ответила, молча кивнув и выйдя в коридор.

– В таких местах надо быть аккуратным, – подумал Женя. – Скажешь: «я абсолютно спокоен» – так спросят, «А чего так? Может депрессия, апатия?». Скажешь – «Нервничаю, конечно – время такое» – ну тут ты прям по адресу пришёл. Вобщем – что ни ответь – проигрыш.

После визита в ПНД Женя и Вика направились, как позже оказалось, к ней домой. Для Жени, как нового ментора Вики, это было логичным продолжением. По пути он глубоко погрузился в размышления о предстоящей работе с девушкой, страдающей шизофренией. Несмотря на некоторые базовые знания об этом заболевании, он понимал, что каждый случай индивидуален и требует особого подхода.

Вика шла рядом, слушая Dream Theatre.

– Ну, вполне неплохо, – заметил Женя. Он словно вновь оказался на том незабываемом концерте в Лиссабоне в 2002 году. Тогда, гуляя по улицам Мадрида, он случайно подслушал разговор двух парней о предстоящем выступлении группы. Недолго думая, он отправился в соседнюю страну. Концерт проходил на огромной площадке под открытым небом, где собралось около 20 тысяч человек. Женя помнил, как стоял в первых рядах, представляя вибрации бас-гитары. Особенно его впечатлило виртуозное соло Джона Петруччи в Stream of Consciousness и мощный вокал Джеймса ЛаБри. Атмосфера единения с толпой, невероятное световое шоу и качество живого звука оставили неизгладимое впечатление.

Возвращаясь в настоящее, Женя размышлял о необычности текущего перерождения. Встреча со старыми друзьями радовала, но остальные события выбивались из привычного сценария. Загадочная история с собакой, которая не имела прецедентов, и теперь эта необычная девушка с вокзала.

– Как с ней работать вообще? Чего ждать? – пробормотал он вслух, удивляясь новой привычке озвучивать мысли. Прикуривая сигарету, Женя подытожил свои размышления: – Это точно не будет просто.

Спустя час они оказались в коммунальной квартире на Поварском переулке, где Вике принадлежала просторная комната площадью около 20 квадратных метров. Помещение представляло собой типичное жилище девушки: разбросанная одежда, недопитый кофе на столе, пыльный синтезатор в углу. Особое внимание привлекал массивный книжный стеллаж, заполненный удивительно эклектичной коллекцией: серьезные труды по архитектуре соседствовали с легкомысленными любовными романами, а профессиональные издания по зоологии стояли рядом с самоучителем по мыловарению. На смятой постели лежали учебник психиатрии и японская манга, создавая странный контраст.

Пока Женя исследовал комнату, Вика успела разогреть остатки утреннего кофе, пережить короткий эмоциональный всплеск со слезами и погрузиться в сон под плюшевым леопардовым покрывалом, которое казалось неуместным в общей картине комнаты.

Наибольший интерес у ментора вызвали многочисленные рисунки, развешанные по стенам и разложенные на столе. Устроившись на потёртом стуле у окна, выходящего в типичный петербургский «колодец», Женя погрузился в анализ творчества своей подопечной. Работы четко делились на две категории: первая – относительно простые изображения животных и персонажей в стиле манга; вторая – сложные абстрактные и сюрреалистические композиции, выполненные карандашом и фломастерами. Несмотря на технические ограничения, вторая группа рисунков демонстрировала удивительное чувство цвета и композиционную гармонию.

Женя пришел к выводу, что эта дихотомия в творчестве отражает раздвоение личности Вики: спокойные периоды порождали простые, понятные образы, а во время обострений рождались сложные, многослойные композиции. Осознав, что получил больше информации, чем мог переварить за один день, он покинул квартиру, оставив Вику спать под кричащим «леопардом».

По пути к вокзалу он долго не мог сфокусироваться на происходящем. Мысли о красоте города, к которому он уже понемногу привыкал, мешались с мыслями о девушке. Мысли о собаке с мыслями о будущем. Всё как-то сложно в этот раз. Тревожно как-то… И только подойдя к своему вагону, голова мгновенно очистилась от всей этой мешанины, оставив только одно – понимание, в какую ловушку он попал.

Зайдя в вагон, Женя услышал голос Мики, довольно импульсивно рассказывающей про свою встречу с какой-то знаменитостью в Париже. С немалым удивлением, подойдя ближе, он обнаружил, что слушателем был Пёс. Он же и выдал присутствие Жени, выйдя из купе и уставившись на него. Мика притихла и аккуратно выглянув, недовольно, но не без облегчения сообщила:

– Слушай, давай ты в следующий раз будешь с порога торжественно объявлять о своем приходе. Нечего нас тут пугать.

– Извините великодушно, – ответил саркастическим тоном Женя, проходя и садясь. – Как день прошел?

– Нормально прошёл. Не уводи тему, рассказывай. Мы слушаем. Даже покурить можешь.

– Это так приятно, когда тебе в твоем же доме разрешают покурить!

– Давай-ка про дом свой рассказывать не будешь, он РЖД принадлежит.

– А быстро ты адаптируешься, молодец!

Мика начала «сверлить» его взглядом. Ну, знаете, как девушки это умеют делать.

– Я всё понял, – тут же с притворным страхом отреагировал Женя, и всё детально рассказал. Даже описал самую лучшую, по его мнению, Викину картину.

Внимательно выслушав своего друга, Мика не найдя слов, смогла произнести только «Нда…».

– Понимаешь, ситуация получается нехорошая. Выходит, полностью раскрыть её талант можно только через «обострения». А всё лечение направлено как раз на то, чтобы они были как можно реже. – резюмировал Женя и добавил: – Здесь с Яковом Михайловичем по-хорошему бы посоветоваться…

– А это кто?

– Да врач её.

– А что, без «раскрывания таланта» никак не обойтись? В конце концов, цель – чтобы она просто не бросала, а развивалась в живописи.

– Я не знаю, Мика

– Что значит «не знаю»? Ты чего, вообще с ума сошёл, что ли? – начала закипать Мика. – Ты собрался бедную девочку бросить на алтарь… А на алтарь вообще чего, позволь узнать? Ей в психушке не понадобятся ни мольберт, ни краски с кистями! Если это случится, твой цикл закончится, и тогда, я надеюсь, ты возродишься где-нибудь в диком племени, на каком-нибудь диком острове и будешь вдохновлять аборигена рисовать дерьмом на скале! Стукнуть бы тебя!

Краем глаза Женя увидел, что Пёс на всякий случай пятится назад в своё купе, и немного ему даже позавидовал. Мика в гневе была действительно страшна!

– Вот я тебя и спрашиваю, как быть, – аккуратно спросил Женя.

Мика, какое-то время помолчав и понемногу успокаиваясь, ответила:

– Не знаю… Посмотрим… Сложно всё это. Когда к ней пойдёшь?

– Ну… завтра, видимо. Надо ведь узнать о ней побольше. Сколько лет хотя бы, где работает.

– С тобой пойду

– Как пойдёшь? – растерялся Женя

– Пешком пойду, как обычно, – «растянулась» в улыбке Мика.

– Да я так, на всякий случай. Вдруг на собаке поедем, пора бы ей уже пользу хоть какую-то приносить.

– Кстати, по поводу Пса. Прекраснейшая собака. Тебе надо больше с ним общаться. Он очень внимательный собеседник.

– Ага, обязательно учту, – буркнул недовольно Женя, укладываясь на полку. – Извини, я немного отдохну, слишком насыщенный день.

– Спи, мы пойдём немного прогуляемся

После бурного обсуждения всей этой истории Мика действительно отправилась на прогулку в компании Пса. Их путь лежал в направлении Смольного собора, чьи белоснежные купола отражали последние лучи заходящего солнца. Вечерний город встретил их прохладой и влажным воздухом с Невы.

Следующее утро началось непривычно рано. Было ещё темно, когда друзья начали собираться к Вике. Их план был прост – для начала выяснить подробности о её работе. Дорога предстояла с использованием общественного транспорта, что автоматически исключало участие Пса в этой экспедиции – у него попросту не было денег на проезд. Впрочем, четвероногий компаньон не выразил особого недовольства этим обстоятельством – ранний час явно не располагал к активности, и он просто перевернулся на другой бок, продолжая наслаждаться утренним сном в уютном купе.

ГЛАВА 2

Вику они встретили на пути к её дому, когда та уже вышла. Сегодняшний день выдался довольно морозным, поэтому одета она была…

– Как мешок, – отметил Женя, – мешок с Викой

– Это она? – спросила Мика, указывая на миниатюрную девушку.

– Она самая. Ещё полминуты и разминулись бы.

Виктория представляла собой хрупкую девушку небольшого, около 160 см, роста. Её светло-русые волосы были острижены в классическое каре чуть ниже подбородка, без особой укладки. Черты лица мягкие, правильные, но неприметные – тот тип внешности, который сложно запомнить с первого взгляда. Практически полное отсутствие макияжа только подчеркивало её естественную бледность и легкие тени под глазами. В этот морозный день она была одета в объемную куртку, делавшую её фигуру бесформенной, но яркий шарф ручной вязки добавлял образу некоторую индивидуальность. Под верхней одеждой угадывалась худощавая фигура. Движения её были плавными, но немного суетливыми, словно она постоянно пыталась стать меньше и незаметнее.

Особенно интересным был её взгляд – внимательный, но избегающий прямого контакта, словно постоянно скользящий мимо собеседника. В моменты погружения в себя её карие глаза становились удивительно глубокими и выразительными, контрастируя с общей незаметностью образа.

– Хм. Ну, давай проводим девушку. А шарф прикольный, она мне уже нравится.

– Да как вообще можно судить о человеке по шарфу? – возмущенно спросил Женя.

– Вообще-то, мне и твой нравится, – с обезоруживающей улыбкой ответила Мика.

– А, ну если… хм… – большего Женя сказать не смог, понимая, что такой козырь ему крыть попросту нечем.

Через десять минут они уже были в метро и спускались на эскалаторе. Дополнительной информации о ней друзья по дороге также не узнали. Разве что, её плейлист в телефоне.

– Да она даже не переписывается ни с кем! Как думаешь, сколько ей? – спросила Мика, когда они заходили в электричку.

– Да я и так знаю. Двадцать четыре

Приехали они на станцию «Василеостровская», чему Женя был очень рад, и минут через пятнадцать торжественно зашли к ней на работу. Правда, торжественно вошли только Женя с Микой. Виктория же, и так небольшого роста, немедленно превратилась в ещё более мелкую «мышку» и прошмыгнула на свое рабочее место.

Рабочие будни Виктории проходили за ресепшеном, где она, как оказалось, занимала должность помощника администратора. Ее рабочий день был наполнен монотонными задачами: разбор корреспонденции, согласование документов, бесконечный стук клавиатуры, прерываемый периодами задумчивого созерцания, во время которых её рука машинально выводила причудливые узоры на случайных листах бумаги. Особенно друзей впечатлила механистичность действий Вики, словно она существовала в каком-то параллельном измерении, лишь физически присутствуя на рабочем месте. В поведении Вики отчетливо просматривалась определенная система защитных механизмов: минимум общения с коллегами, погружение в работу как способ отгородиться от внешнего мира, использование рисования как метода эмоциональной разрядки. Ее рабочее место было организовано так, чтобы максимально ограничить случайные социальные контакты: – монитор развернут к стене, стол расположен в углу, создавая своеобразный барьер между ней и остальными.

Женя отметил несколько важных деталей: периодическое постукивание пальцами по столу в определенном ритме, привычку теребить прядь волос при разговоре с клиентами, едва заметное напряжение в плечах при необходимости отвечать на телефонные звонки. Все эти признаки говорили о её постоянном внутреннем напряжении и попытках его контролировать.

Мика, наблюдая за подопечной Жени, обратила внимание на контраст между механистичностью рабочих действий и теми редкими моментами, когда Вика погружалась в рисование – тогда её движения становились более плавными, естественными, словно она на короткое время возвращалась к себе «настоящей».

К концу наблюдений стало очевидно, что офисная работа служит для Вики своеобразным якорем в реальности, но одновременно является источником постоянного стресса, который очень на неё влиял.

В обеденный перерыв она уединилась в столовой, где привычно расположилась за дальним столиком в одиночестве. Женя и Мика, устроившись на свободных стульях в углу столовой, наблюдали за тем, как Вика пила кофе, обхватив кружку обеими ладонями, как будто пытаясь согреться, и подводили итоги своих наблюдений.

– Мне интересно, а другие вообще знают, как её, например, зовут? – спросила Мика

– Зовут? Мне показалось, что даже о её существовании мало кто знает. Если она не выйдет на работу, никто даже и не заметит.

– Так же как и я не заметила, чтоб с ней, например, кто-то говорил. Не слишком информативная поездка.

Унылое однообразие офисной рутины и предсказуемость рабочего процесса привели их к единодушному решению отказаться от дальнейшего наблюдения за второй половиной рабочего дня, которая, очевидно, была зеркальным отражением первой.

Пёс, несмотря на свой, судя по всему, довольно почтенный возраст, вылетел из вагона «пулей», когда Женя открыл дверь.