Читать книгу: «Град разбитых надежд. Белый Дракон»

Шрифт:

Часть III

Глава 24
Скитания

Сначала он падал, летел бесконечно долго в колодец непрожитых дней. После – как после всего – сквозь мутные воды, из зазеркалья видений донесся чеканящим метрономом голос:

– Рана смертельная. Ты понимаешь? Такой разрыв селезенки у вас пока не умеют лечить.

Под ребрами черным зноем теснилась болезнь, сжигала душу, уводя в плетение снов. Он несся сквозь толщу воды, застенное море давило чужой темнотой. И тихо на дно уходило растерзанное тело. Он не умер, но чувствовал, что умирает. Голоса с другой стороны извивались криками, но он уже не различал имен и лиц. Ничто – единственный закон небытия.

– Понимаю.

Сосредоточенная покорность ответа, примерзшего к неразомкнутым губам. Общение умов не требует звуков. И они говорили, два бестелесных, два отринутых от мира живых, два духа в мире линий. Один предстал в броне древней птицы, другой, некогда звавшийся охотником, парил в окровавленном черном плаще.

– Ну что, Каменный Ворон, это и был конец моего пути? Больше никаких видений? Только тишина?

– Нет. Еще не конец. Далеко не конец.

Он увязал в бессмысленном вращении сквозь немую синеву, иссякали сны, образы и мысли. Он застывал, как горький монолит. Казалось, что уже воздвигли памятник. Но ледяной камень не протыкают иглами, и не бежит чужое тепло по скрученным канатам вен. И камню никогда не больно. А здесь, в колодце, боль служила ориентиром, последним безнадежным маяком. Он слышал вне времени зов из глубин и запретных пространств. И шел на него, и уносился прочь, как дикий зверь, как человек, не прирученный к смыслу начала за концом.

– Я пережил еще не все грани ужаса и отвращения? Чего вы все добиваетесь?

Собственная привычная злость иссякала очевидностью ответов, которые еще не нашли надежных слов. Каменный Ворон скорбно склонил массивную птичью голову:

– Чего добиваюсь я. Не мы. Здесь я один, остальных Барьер Хаоса не пропустил. Впрочем, я и так последний. Последний из тринадцати, лишний из дюжины. Против Змея и его Вестника. А ты помог мне с этой тварью. Но чтобы победить его, ты должен узнать, кто главный в этом улье.

– Значит, не до конца… – Досада жгла, как ядовитый перец, все в разодранной груди. – А ты не знаешь?

– Нет. В мире Змея я почти ничего не знаю. Он установил здесь свои правила. Здесь даже время течет иначе. Оно какое-то… ненадежное и мягкое, можно менять как вздумается.

– И кто же ты?

– Тринадцатый Проклятый, неудавшийся Страж Вселенной. Совсем не тот Спаситель, которого ждал святитель Гарф, но все же выступаю против Змея.

– Почему?

– Потому что однажды асуры захватили мой мир Бенаам. Их жадность, рожденная из пороков людей, велит порабощать все новые и новые миры. Но оба великих асура заперты. Один в мире Бенаам, другой здесь, в Хаосе. Сам себе соткал ловушку. И с тех пор как пал мой мир, мы ищем способ уничтожить их. Пока добрались до Змея.

– И не знаете, как его победить…

– Пока не знаем. Но узнаем, если ты поможешь.

Ответы Стража Вселенной не приносили облегчения. Толща воды давила все сильней. Страшно застыть в бессмысленном нигде. Каленым хрусталем расколотой люстры впивались иглы, резали ножи.

Он видел, как танцует с Джолин в алом платье посреди сожженного бального зала, но лица гостей скрывали бессчетные маски театра но. Приглашенные на пиршество вонзали друг в друга острые клыки.

Он давился словами в попытках дозваться хоть кого-то, хоть одного. Но уносились все, растворялись, и Джолин вместе с ними. Оставалась потухшая люстра, сорвавшаяся с потолка. И ложный свет скользил по псевдолицам, не различая дня и ночи. Запах разложения полз из углов, кропленных не водой, а протухающей кровью вне отражений, света и огня. Жуткий пламень селился в легких в странствии сквозь бред.

В часах его иссяк песок, осталась зола, горчащая во рту. Скорее б завершенье… И лишь бы прекратился этот бег сквозь падение в толщу вод застенного моря.

Он немо просил и ждал конца всех меркнущих начал. Но Каменный Ворон смотрел угрюмо, с нескрываемой печалью, а потом крылья обернулись руками. Птичий образ сменился человечьим, и несколько черных перьев упали на рваные раны.

– Змей – это Хаос. А его Вестник – смерть. Ты сразился со смертью, как я сражался с Хаосом. Ты помог мне возле Айгрежи. Теперь я помогу тебе. Это мне под силу.

Каменный Ворон коснулся его. Его, охотника по имени Джоэл. Вернул бестелесному духу имя, примотал жесткой бечевкой к истерзанному телу, починил что-то внутри. Разваленные оболочки сцепились новыми клетками, выстроив мосты рубцов. Но боль не иссякла, и раны бугрились свежими швами.

Джоэл видел себя с высоты, из колодца грядущих свершений, что обрушивался с потолка больничной палаты, растекаясь рядами заполненных коек. В ночь нападения Вестника Змея досталось не только ему, но его предсмертное ложе отгородили глухими ширмами. У дверей госпиталя Цитадели толпился народ, слетаясь, как мухи на мед у разоренного улья. Он иссяк, но тяжко ужалил, так тяжко, что дух не желал возвращаться, скитаясь сквозняком коридоров. И все же… где-то слышался плач. Где-то голос знакомый.

– Джо, родной, не умирай! Не умирай! – заклинал, конечно, Ли, глухо, тяжко и исступленно. А плач… Неужели Джолин? Или все только видения? Говорили, что мозг в секунды перед смертью прокручивает разом вместе память и фантазии, и это принимается меркнущим сознанием за потусторонний сладкий мир. Но если так, то с кем он говорил? И с кем сражался среди линий? И как ходил вне тела?

Снова окружали линии, перекрывая светом мерцанье лампочек. От каждого слова дорогих друзей зажигалось по новой серебряной нити, которые тянулись в палату к распростертому телу.

«Надо вернуться. Я должен! – кричал он себе, беззвучно ступая по стенам. – Ждите меня, я иду! Уже иду… Я иду».

Он приближался к своему телу и откатывался назад, как на волнах, как плохой ныряльщик, который не научился плавать. А за ширмой сначала толпились врачи, потом подходили люди. Первым Джоэл узнал сухопарую фигуру высокого старика, реликта Цитадели, который покинул заповедный арсенал.

– Если ты умрешь, мне придется забрать свой меч. Но я уже разбил витрину. Так что не умирай, – говорил старец, хмуря седые брови.

Усталый долговязый дед, легендарный Нейл Даст, ископаемый охотник, обреченный жить так долго, чтобы увидеть смерти всех, с кем сражался плечом к плечу, кого знал, кого любил. Джоэл же хотел вернуться к тем, кто его ждал.

Он кинулся вперед, борясь с волнами воздуха, которые отгоняли его обратно в вечный сквозняк коридоров. Белые линии обещаний и надежд помогали найти ориентиры. И он возвращался, неохотно вплавляясь в искалеченную плоть. Иногда принять боль – единственный способ вернуться к жизни. И с усилием, как для самого мощного удара, Джоэл приоткрыл спекшиеся веки. Но ничего не увидел от застилающих горящие глаза слез и черно-белой рябящей мути. Зато, пока неуверенно моргал, отчетливо услышал ликующий голос:

– Он очнулся! Очнулся!

– Это хороший признак.

– Джо! Джо!

– Он еще не может говорить. Все, господин Ли, время посещения закончено.

– Я здесь всего пять минут! Но как же…

– Закончено…

Эхо чуждого запрета. И снова темнота. Не на час, не на десять часов, а на дни или, может, года, Джоэл уже и не знал. К лицу привязали-прилепили какую-то маску, слышалось шипение кислородных баллонов – новейшее изобретение для тех, кому не хватало воздуха, кто не мог самостоятельно дышать.

Казалось, что удастся вдохнуть полной грудью, только если сорвать проклятущую маску, но руки и ноги почти не двигались, трепыхались, как у рыбы на суше. Сам не верил, что только недавно с легкостью горной кошки носился по крышам, а потом рубил легендарного сомна. Теперь пребывание в сознании хотя бы на пару часов превратилось в чудо из чудес. Но зато канул лес черно-белых линий, он больше не видел его, не слышал голосов со всех концов мира. Странное сожаление ледяным осколком застряло под сердцем.

Или просто хирурги не вытащили обломки когтей всех чудовищ, что сдирали с него плоть в ту роковую ночь? Он слабо задумывался, все больше страдал, но отныне дух заперла клетка тела, поймала обратно, присвоила, не желая расстаться до срока. И в какие-то дни Джоэл радовался, в какие-то сокрушался. Дни? Недели? Года? Все еще не осознавал до конца.

Постепенно он понимал: эти раны не идут в сравнение с полученными за все предыдущие годы, что означало лишь одно – конец работы, службы и смысла, которым он оправдывал свое существование. Но нет, он радовался, радовался, когда видел Ли, живого и невредимого. Родной друг мелькал где-то возле ширмы. Хотелось позвать его к себе, попросить оставить их вдвоем, но голос вырывался хриплым дыханием. И каждый вдох отвоевывался, как крошечные пяди мостовой под натиском чудовищ. А за окнами, забранными жалюзи, плавилось и набухало лето, проходящее мимо него, мимо его терзаний и бессилия.

Дни катились за днями, пролетали и одновременно тянулись бесконечно долго на грани забытья и мучительного удушья. Джоэл немо просил: «Откройте окно, умоляю, откройте. Воздуха! Воздуха!»

Страж Вселенной исцелил лишь одну – смертельную – рану. Другие не тронул, не позволил встать и сражаться дальше. Давила неизвестность, за пределами ширмы город перестал существовать.

– Джо, ты только очнись, – шептали голоса, много голосов-теней. Друзья? Среди них слабо узнавались лица и образы. Хотелось ответить им, но все еще не получалось. И ускользало время, унося ясность мыслей.

Полосатый свет Желтого Глаза сменялся красным заревом. Но все оставалось по-прежнему: в госпитале всегда висели усиленные Ловцы Снов. Судя по рыку в одну из ночей, кто-то обратился, и вместо лечения его немедленно убили. Раньше Джоэл не замечал, что раненых приковывают к кроватям, теперь почувствовал, что пристегнут кожаным ремнем, обвитым вокруг левой лодыжки. Пусть так. Он отчего-то знал, что не обратится. Он не видел снов, он носился сквозняком коридоров. Возвращали его голоса, отвлекали от мерцания лампочек, от странствия по спиралям накаливания, которые лопались и меркли от прикосновений призрака. Лампочки и голоса, мятежный, наиболее громкий тревожный голос:

– Господин Марквин! Вы колете ему слишком много стимуляторов! Сердце не выдержит!

Родной Ли. Где-то рядом, всегда рядом, каждый день. Иногда доносился его размеренный голос прямо над ухом: он читал стихи. Наверное, садился на табурет возле изголовья, открывал потрепанную книжечку, память о его матери и славных предках, и воспевал древние узоры слов. Или все сон? Воспоминания? Джоэл не знал, но ныне Ли бунтовал, требовал ответов. Все где-то за ширмой.

– Охотник Ли, не мешайте работе врачей, – отвечали холодной бесстрастностью. – Без стимуляторов с такой кровопотерей он не выживет. Вы сделали все, что могли, когда принесли его в Цитадель.

– Пойдем, Ли, нам и правда лучше не мешать. Когда лечили Энн, мне сказали, что это новые специальные стимуляторы.

Батлер! Наверняка тихий голос принадлежал ему. Он всех уговаривал, призывал к умеренности и разумности. Но теперь Джоэл и сам соглашался с Ли. Стимуляторы… Для чего? Они не помогли, когда он сражался с легендарным сомном, иссякли за жалкие доли секунды, вся норма, выданная на ночь дежурства. Или тогда просто время свилось в тугой узел, закруженное подлым Змеем? Ответы терялись, а перемешанное бредом и снадобьями сознание не позволяло выстроить верные догадки.

– Да что ты о них знаешь? – негодовал Ли. – Хоть кто-нибудь знает, что нам колют? Я не позволю…

– Уведите его, Батлер, уведите. Охотник Ли, если вы не прекратите, то мы будем вынуждены…

– Когда он очнется? Когда? – перебивал Ли.

– Он уже очнулся. Но пока не может с нами говорить, – увещевал Батлер. Все голоса доносились как из-за стены.

Ширма, проклятая ширма, которая все еще отделяла от мира. Хотелось бы вытянуть руку и отдернуть эту занавесь, но пальцы едва шевелились. Сосуд для неукротимого духа пришел в полную негодность, налился ватной неловкостью и свинцовой тяжестью. Время, просто нужно время. Терпение. Джоэл умел терпеть, но тоска бессилия давила крышкой гроба.

Перепахавшие тело швы наливались красным, две или три глубокие раны от зубов монстров загноились, вызывая жжение в правой ноге. Похоже, откромсали от голени несколько пластов мышц. Порванное легкое и вспоротый левый бок отзывались неизменной тупой болью.

Но Джоэл знал, что Страж Вселенной повелел ему выжить. Вот он и выжил, выкарабкался, как упрямый сторожевой пес, который обязан возобновить службу. И однажды утром увидел мир вокруг яснее обычного. Просто проснулся, ощущая непривычную легкость на лице: убрали маску, он дышал обычным воздухом, а не смесью из баллонов. Он просто дышал и оттого как будто парил в невесомости. Джоэл задумчиво лежал, уставившись в потолок, не выворачивая шею в попытках хоть что-то разглядеть.

– Я… есть… я… есть, я здесь, – медленно просипел он. Язык ворочался с трудом, а еще хуже работала гортань. Но он говорил. Пока не двигался, но хоть что-то. Хоть что-то.

И так, в невесомости, прошло еще несколько дней. Он не знал, сколько именно, – разучился считать в сменах сонливости и мелькании смутных образов. Лето давило жарой, где-то вращались лопасти вентиляторов – хорошее изобретение эпохи до Хаоса, которое они еще не утратили.

Доносилась прохлада, воздух снова учился верно циркулировать по легким, измученным рубцами. И голос вернулся, пока тихий и неверный, но все же голос. И возможность самостоятельно дышать. В сражениях со своим смертным телом и такие победы порой воспринимаются как чудо.

– Джолин, заходи, – донесся однажды утром из-за ширмы мирный голос Ли, почти радушный. И чьи-то легкие шаги, стук низких каблуков знакомых сапожек. Сколько раз Джоэл слышал их дробный тихий гул по брусчатке разбитой мостовой? Последний раз этот звук донесся на рассвете, когда он распластался в луже крови.

Джоэл замер, как перед броском, сердце зашлось невероятной надеждой. Ширма отодвинулась, и вот он увидел отчетливо и ясно Ли, а за ним – нерешительно ссутулившуюся Джолин в сером платье, без корзины, лишь с небольшим свертком ненужных гостинцев. Главный подарок – ее визит.

– Джолин… это ты нашла меня, – почти без запинки проговорил Джоэл.

Она кивнула, чуть не плача, бледная, но радостная. На щеках ее пламенел лихорадочный румянец.

– Джоэл, вы могли погибнуть. Вы… Ты… Джо! – вырвалось у нее, как будто она тоже разучилась говорить.

Похоже, Ли предупредил ее сдерживать внезапные порывы неведомых чувств. Неужели ее и правда так трогала его судьба? Джоэл привык, что он переживает за друзей и любимых сильнее, чем они за него. Выходит, ошибался. И ощущал вину за то, что заставляет кого-то так терзаться. Но иного выбора в ту ночь не оставалось. Победить бы тварь до конца… Все верили, что гроза миновала; все, кроме Стража Вселенной. А если он вернул к жизни, значит, еще ждут новые потрясения, значит, сокрытое туманом будущее разверзнется новыми битвами. Пока же душу наполняла радость.

Они остались втроем во всем мире: он, Ли и Джолин. В их маленьком мире за ширмой. Хотелось обнять дорогих ему людей, но лишь удалось коснуться выбившегося из-под чепца светлого локона, когда Джолин склонилась над ним, упала на колени, словно перед алтарем. Нашла еще «святыню»! Она прижала его ладонь к своей щеке и покрыла поцелуями, но больше не посмела прикоснуться: явно запретили доктора. Эти всезнающие светила уцелевшей науки.

– Джолин, как ты там оказалась? – прошептал едва слышно Джоэл. И куда только делся его низкий баритон… Наверное, уже навсегда. У Стража Вселенной голос тоже хрипел сиплым карканьем. Похоже, после заточения в темнице асуров, где бы она ни находилась, в мире Бенаам или в Хаосе.

– Вышла раньше обычного, чтобы разносить хлеб, – ответила Джолин, и снова между ними выросла колючими зарослями стена недоверия. Слишком уклончивый ответ, слишком странный. В квартале Ткачей в ту ночь царила смерть, а ей зачем-то понадобилось выносить никому не нужный хлеб. Или она не слышала, что творилось под взглядом Алого Глаза? Хотелось верить, что не слышала. А еще Джоэл надеялся, что Ли докопается до правды, пока не стало слишком поздно. Он не ведал, сколько прошло времени, но заметил, как приятно по-дружески обращался к Джолин напарник.

– Ты могла погибнуть. Джолин… – выдохнул Джоэл. – Ты видела того гигантского сомна?

– К счастью, нет. Мне ничего не угрожало, – заверила его Джолин. – Уже горел Желтый Глаз. Я вышла из пекарни… как обычно. И там – все улицы в трупах, некоторые дома разрушены… Соседи тоже ничего не понимали. А потом… потом… я нашла вас… Прямо на Королевской улице… Всего в крови. Это было ужасно. – Джолин отвернулась, тщетно пряча слезы, губы ее дрожали. – Джоэл, пожалуйста, не надо так рисковать собой. Ты нужен не только Вермело, но и нам, всем, кто тебя знает. И Ли… и мне.

Она снова прильнула к его руке, и Джоэл с исступленной лаской изголодавшегося по нежности мертвеца гладил ее мягкие теплые щеки, едва касаясь пальцами, медленно и неуверенно. Ли не мешал, стоя немного в стороне, хотя и его хотелось обнять. Но у напарников еще было немало времени: охотников пускали свободно, а Джолин попросили уйти всего через несколько минут. Короткий разговор, мгновения неразборчивой близости, более неистовой, чем единение в порыве жаркой страсти, – и прощание, ее лицо у края серой ширмы и обещание как-нибудь вернуться.

– Я вернусь к тебе, когда выйду отсюда, – пообещал Джоэл, как каторжник, прикованный цепями к стене в глубоком забое.

– Возвращайся скорее. И больше не рискуй собой. Пожалуйста, – тихо умоляла Джолин, но ее уносил вихрь мира за ширмой. Зато оставался Ли.

– Как ты… как ты устроил нашу встречу? – поразился Джоэл.

– Как-то. Умею уговаривать. Марквин, один из твоих докторов, разрешил, – нарочито беззаботно улыбнулся Ли. – Вообще-то она – ценный свидетель. Снова. Вот ее и пустили в Цитадель.

Теперь Джоэл заметил, как друг встревожен и непривычно бледен. Но он держался, окутанный неестественной радостью.

– Ее не будут преследовать? – невпопад спросил Джоэл. Привычки охотника въелись в речь, как чесоточные клещи под кожу немытого бродяги. Он совсем не о том хотел говорить, совсем не то спрашивать.

Жаждал рассказать, как качался на пламени электрических лампочек и гасил их мановением белых линий. Но это все бред. Главное – Ли и Джолин пережили ту ночь, даже без ран. И Батлер выжил, и Цитадель устояла. Только теперь Джоэл в полной мере осознавал, как фатально Вермело приблизился к страшному краху. И он предотвратил падение в хаос посреди Хаоса. Неужели и правда он? Чтобы не гордиться, Джоэл убеждал себя, будто бо́льшую часть монстров уничтожили друзья.

– Успокойся, Джо. Твое расследование временно передали мне. Я все устрою. Если кто и будет допрашивать, то снова мы. Вообще пока не думай об этом, ладно? Не волнуйся, – затараторил суетливой белкой Ли.

– Джолин… – без цели вырвалось у Джоэла. Все существо мечтало, чтобы она вернулась, осталась в их мире внутри ширмы, согрела живым теплом.

– Она молодец. Нашла тебя, наложила жгуты, скрутила из своей юбки, умело так… Потом как-то отыскала и меня. Мы успели донести тебя, – продолжал торопливо рассказывать Ли. – Ох, вспоминать-то страшно…

– Вдвоем? – поразился Джоэл.

– Да. Команду не дождались бы: там было… столько раненых, такая неразбериха. А я как чувствовал, что ты на Королевской улице окажешься.

– Бифомет Ленц шел за ней, я уверен, – хрипя ответил Джоэл. Он и не знал, что в то утро упал прямо на Королевской улице. Значит, и Вестник Змея двигался в сторону пекарни. Вот только зачем? Поглотить кошмары ее обитателей? Жутких химер и разрубленных младенцев? Или же за чем-то еще. За кем-то.

– Давай потом об этом, ладно? – попросил Ли, и лицо его исказилось на миг, всего на миг, а потом снова расцвело натянутой улыбкой мима. – Вообще, скажу я тебе, Джолин крепкая девочка.

«Еще бы: таскать такую корзину каждый день», – подумал Джоэл.

– Потом нас все-таки встретил отряд, поднятый по тревоге. Помогли. Спасибо им огромное.

– Много же я проблем доставил.

– Проблем… Джо! Ты уничтожил Вестника Змея! Ты герой! – воскликнул Ли, и тогда уже он склонился над кроватью, нервно гладя друга по волосам, согревая руки. Он лучше знал, что вернет к жизни. Джоэл ощущал прикосновения и впервые за долгое время вспомнил, что это тело создано не только для причинения боли изломанной душе. Душа… С каких-то пор поверил в ее существование. И она неизменно терзалась сомнениями.

«Уничтожил? Разве?» – все думал Джоэл, хотя усталость раненого просила поверить всеобщему ликованию. Может, и уничтожил. Маска раскололась, тени расползлись, рассыпались. Чтобы добраться до этой маски, он пожертвовал собой, открывшись удару пятерни когтей. Но последний вопль Вестника Змея напоминал злорадный смех, подсказывая: он не повержен, еще не все закончено. Они нанесли друг другу тяжелейшие травмы, но не убили до конца.

– Знаешь, Джо, я раньше паршиво думал про Умана… Но он, похоже, остался твоим другом. На самом деле. В общем, у вас одна группа крови. Ну, вот он первый свою отдал, хотя все ему говорили, что верховный охотник не обязан, – сбивчиво продолжал Ли, стремясь рассказать все, что пропустил раненый напарник, но забывая назвать хотя бы дату и сезон. – Он прибежал сразу, взвинченный такой, растрепанный. Бакенбарды топорщатся, глаза безумные. Сказал: «Плевать мне, что обязан верховный!» И еще где-то сутки все спрашивал о тебе, приходил раз двадцать. Энн мы тогда не сказали. С Батлером сидели вдвоем все там же… Ждали-ждали… Это… это было невыносимо, Джо! Не делай так больше, пожалуйста!

Ли вздрогнул всем телом, отшатнулся и заплакал, согнувшись пополам. Тревога выплеснулась из глаз: он провел невесть сколько дней в немом ожидании чуда или катастрофы. Джоэл хорошо помнил, как сам ждал выздоровления друга несколько лет назад, когда они помирились после ссоры, как каждая минута тянулась годами. И даже когда Ли пришел в себя, Джоэл боялся, что состояние напарника может резко ухудшиться. Наука, конечно, помогала спасать жизни, но некоторые порой внезапно умирали, хотя все обещали им скорое восстановление. Но ему повелел выжить сам Страж Вселенной.

– Тихо, Ли, все в порядке, – ласково сказал Джоэл, едва уловимым жестом призывая Ли подойти. Осунувшееся лицо друга разлиновали дорожки слез, глаза покраснели. Он виновато опустил плечи, шмыгая носом.

– Прости, я идиот. Обещал себе держаться. Это я должен успокаивать тебя и поддерживать. Просто… когда ты был без сознания и никто не говорил, очнешься ли ты, мы так… так боялись! Я боялся, что больше… больше никогда… Джо, я просто хочу, чтобы мы поскорее вернулись домой. Вдвоем.

– Домой? – улыбнулся Джоэл. Поддерживать… Что же поделать, если ему на всю жизнь отвели такую роль. Он поддерживал Ли, как Энн своего друга детства, Батлера.

– Да, твоя мансарда стала для меня домом. Плевать на ту мою квартирку. Я это понял перед тем проклятым дежурством. Хотел сказать тебе. У меня есть дом. Там, где живешь ты, – это и есть мой дом. И… я все думал: неужели не скажу, не успею…

– Видишь, успел.

Ли успокоился, крупные капли еще висели на ресницах, но он привычно улыбался, уже по-настоящему.

– Да, успел. Но теперь надо скорее поднять тебя на ноги.

Джоэл едва заметно кивнул в ответ; в этот день он с удивлением понял, что у него есть настоящие друзья. Есть те, кто готов помочь ему, а не только принять помощь и взвалить свои проблемы. И он не чувствовал себя обязанным этим людям. Он дорожил ими, ими всеми, и надеялся, что скоро сможет снова защищать их.

Но время продолжало тянуться, обретение голоса не делало пребывание в госпитале интереснее. Чем больше прояснялось сознание, чем меньше давали обезболивающих, туманящих разум, тем дольше длились дни бездействия и неизвестности.

Ли утверждал, что в городе все в порядке, вернее, настал порядок: после внезапной эпидемии превращений в кварталах Ткачей и Шахтеров бунтовщики притихли, на заводах больше не устраивалось стачек. Простой люд понял, что никто, кроме охотников, не оградит их от того зла, с которым они все столкнулись под светом Красного Глаза. Многие узрели воочию Вестника Змея, поняли, что никто не держит его в Цитадели, потому что тварь и впрямь собиралась из множества сомнов, пойманных в черный клубок щупалец.

– Вот такие дела и творятся, – рассказывал Ли.

Потом приходил Батлер, и где-то в середине лета удалось повидаться с Энн. Она пришла уже сама, бледная, исхудавшая, но упрямая. Отсутствующую руку скрывала новая шинель наставника академии. Она, как и поклялась Стелле, вернулась к своей прежней работе. Похоже, достаточно успешно, потому что держалась прямо и уверенно.

– Ну что, Джо, обоим нам не повезло? Как будто злой рок какой-то над всеми нами, – грубовато начала она, криво улыбаясь. – Но ты не унывай, я же… не унываю. У тебя вроде руки-ноги на месте. Если что, в академии встретимся. Главное, что жив.

Джоэл заметил, что ее лицо исполосовали новые шрамы. В то утро, когда ее искалечил сомн, они и не увидели, слишком потрясенные, чтобы засекать детали. Теперь в монотонной смене дня и ночи Джоэл сделался невероятно внимательным к любым мелочам. Он не привык к безделью, прояснившийся разум цеплялся за движение пылинок и случайные пятнышки на серой гофрированной ткани ширмы. И заставлял нервно вздрагивать, когда неподвижность доводила до предела.

Хотя его переворачивали, заботливо протирали влажной губкой – иногда врачи, иногда друзья, – заставляли немного шевелиться, берегли от пролежней. Он не сопротивлялся, стремился к движению. Но оставалось просто ждать, коротая зыбкое время, плавясь от нежеланного жара лета.

Джолин больше не приходила, зато Ли появлялся почти каждый день, бледный, с серыми кругами под глазами – совсем не высыпался. Но утверждал, что его больше не терзают кошмары. Значит, сам себя терзал переживаниями. Приходил, кормил, помогал переодеться, подвигать руками и ногами, сесть в кровати и тому подобное. Даже раздражало, что напарник сделался на время нянькой. Но выбора не оставалось. К тому же их не отгораживало друг от друга никакое смущение.

Иногда Ли читал стихи, красиво, медленно, как настоящий артист. Но их театром оставался кровоточащий град, исходящий солнечным зноем. Лето проходило мимо Джоэла, он застрял в невыносимой весне, в том времени, когда впервые увидел Джолин и Вестника Змея. Не верилось, что город снова спокоен, что все миновало и можно умиротворенно вслушиваться в колыхание интонаций Ли, читающего рифмованные строчки.

– Ли, ты не обязан проводить со мной все свободное время, – оправдывался Джоэл. Голос окреп, напитался привычными низкими нотками. Собственный голос уже хотя бы узнавался, пусть все еще негромкий и скрипящий.

– А с кем еще, Джо? И чем мне занимать свободное время, по-твоему? – пожал плечами Ли. – Мне разрешают приходить не в часы приема, я этим пользуюсь. Ты теперь особенный, ты герой, победитель Вестника Змея. Ты заслужил, чтобы кто-то был рядом с тобой, не оставлял в одиночестве.

– Тебе надо отдыхать, а не возиться со мной.

– Я отдыхаю. Да и не вожусь особо, в самом деле, Джо! – обиженно воскликнул Ли, всплеснув руками и едва не уронив старый табурет, на котором сидел.

– Я доверил тебе расследование. Им надо заниматься, – слишком сухо оборвал Джоэл.

За время вынужденного заточения он обнаружил в себе небывалую сварливость. Особенно когда пришлось практически заново учиться ходить, хватаясь за брусья, как младенцу: подранная укусами голень не позволяла снова бегать. Да какой там бегать… Упражнения длились меньше получаса, а чувствовал себя после них как после самых тяжелых дежурств. Сломался он, пожертвовал собой. И не знал, восстановит ли когда-нибудь прежнюю форму. Может, Грэм и Бим тоже пытались уничтожить тварь. Жаль, если он, как и искалеченные друзья, зря рискнул всем.

– Расследование идет. Пока новых улик нет. Но… – официально отчеканил Ли и негромко добавил: – Я кое-что нашел насчет Джолин.

– Рассказывай! – жадно схватился за крупицы свежей информации Джоэл. Он бы ни на миг не позавидовал удачливости и проницательности Ли, если бы напарник сумел докопаться до правды. Если бы спас Джолин от тирании Зерефа Мара.

– Пока ничего особенного. Я составил карту адресов, куда она носит пирожки. Это, конечно, юрисдикция бастиона. Но мне кажется, это приведет к разгадке, что с Джолин и пекарней не так. Пока проверяю, кто ее постоянные клиенты. Вот и толкусь в Цитадели вблизи от архива. Ну и к тебе захожу…

Друг, естественно, лукавил. Вовсе не ради архивных дел он находился в Цитадели, отказывая себе в радостях и проказах, без которых раньше жить не мог. Джоэл почувствовал себя виноватым. Чем плотнее едва не выхваченный на волю дух прибивался к искалеченной плоти, тем больше не нравилось ощущать себя кому-то обязанным. Выздоровление затягивалось, не помогали даже стимуляторы. Лето перевалило за половину, а он только-только смог вставать с постели без посторонней помощи. И то через раз.

Когда ему впервые позволили принять душ, наконец-то по-настоящему отмыть пот и грязь под горячими струями воды, Ли увязался за ним.

– Не надо, я могу и сам! – воспротивился Джоэл, но Ли настоял. И оказался прав: едва узкое помещение наполнилось паром, перед глазами мир закружился. Джоэл больше ничего не запомнил, очнулся безвольно висящим на крепко держащем его Ли.

– Вот, ну я же говорил. Подожди, Джо. Набегаешься еще по крышам, – пообещал друг. Но Джоэл уже не верил. По его мнению, времени прошло более чем достаточно. Дух бродячего пса рвался на волю.

– Да когда же?!

– Джо, ну что ты… Ты уже почти сам ходишь.

– «Почти»! Все «почти»…

Больше всего Джоэл боялся, что Ли придется на всю жизнь остаться рядом с калекой. Да еще что Джоэл не сможет спасти Джолин. Она не заслужила прозябания в роли рабыни-служанки.

«Ли, если я останусь калекой, женись на Джолин! Пожалуйста! Оставь меня, оставь службу, но спаси ее! Она же тебе тоже нравится, я вижу», – немо просил Джоэл, устало вычеркивая себя из уравнения.

Хотя если бы его самого списали, отправили в запас, он бы смог жениться на Джолин, не спрашивая разрешения начальства и уж тем более Зерефа Мара. И общество не осудило бы.

Странная светлая мысль поддерживала и давала силы существовать дальше, карабкаться через духоту бесконечных дней. Он ведь мечтал сбежать в горы стригалем. Жениться на Джолин и уйти от службы под предлогом тяжелого ранения. Чем не шанс? Джоэл обнаружил в себе невероятную способность принимать удары судьбы. Если бы и правда все закончилось. Если бы Вестник Змея был сражен… Хватило бы с него всей этой войны асуров. Но Страж Вселенной вернул к жизни для новых битв. Каких? Какие битвы для хромого охотника? Но, может, еще не все завершилось.