Читать книгу: «Пусть Деус Конд поддувает!», страница 3

В лазарете Тарас отродясь не бывал. Все над ним смеялись, мол, дураки не болеют, но и правда – везло ему. А тут вот так вот, и сразу на операцию, если он правильно понял полные терминов разговоры медиков. «Ну и попал, вот же засор в отстойнике», – подумал Тарас и провалился в сон.

4

***

– Ну, стало быть, с пробуждением, – услышал он тихий немолодой голос.

– А? Я…

– Всё ещё в лазарете ты. Везучий, однако, как такую дозу радиации перенёс – одному Деусу Конду известно. Впрочем, это мы выясним, анализы все у тебя взяли.

Наконец зрение вернулось к Тарасу. Сначала он увидел, ясное дело, потолок в палате. «Какой он… Не белый… После неба-то…». Потом стены, потом обладателя голоса – невысокого пожилого мужчину с немного квадратным лицом и густыми бровями, который ему приветливо улыбался, по-отечески почти. Поверх безукоризненно чистого и даже, кажется, отглаженного рабочего комбинезона был накинут белый халат, и нашивок Тарас разглядеть не мог, кроме тех, что указывали на профессию медика.

– Ну-с, рассказывай, где ты такое схлопотал, дружочек. Да даже не где – зачем?

– А вы… кто?

– Начальник лекисследовательской группы Парамон, инженер медблока второго разряда.

Тарас, если бы мог, присел бы от удивления, но он и так уже лежал. Получается, ему стало плохо прямо посреди смены, и сотрудники лазарета сочли его случай настолько странным, что позвали такое начальство, что выше почти некуда. Понимая, что всю правду рассказывать не стоит, Тарас рассказал, что детская мечта довела его, так сказать, до ручки, и вот он нашёл способ выйти наружу. Инженер второго разряда не перебивал, а только иногда немного криво улыбался и покручивал шлёвку на рукаве халата. Когда Тарас закончил, мужчина после небольшой паузы сказал:

– А если тебе дать сыворотку, чтоб наружу без большого дутого костюма на улицу выходить, пойдёшь?

– Эм…, – сглотнул Тарас, – а такая разве бывает?

– Бывает. Если расскажешь, кто тебе помогает и что вам надо снаружи, на всех сварим.

Называть имена Тарас, конечно, не стал – мало ли в каких отношениях этот большой начальник с техноклириками. Старался настаивать на версии старой мечты о внешнем мире, но Парамон был упорен, и потихоньку всё-таки добыл самое основное: молодой человек не просто полез наружу, он собирается бежать с планеты. Упёршись квадратными ладонями в колени, инженер второго разряда встал, с видимым усилием разгибая спину.

– Никогда они не научатся делать нормальные стулья, вытяжка по ним плачет, – негромко ругнулся он. – Вот что, инженер Ондуж, – сказал Парамон уже громче, – как я и обещал, сыворотка тебе будет. Имена не называй, если уж так не хочется, но хоть примерное количество доз я должен знать. Чай, даже картошка в твоём пищеблоке за две секунды не варится, а у нас тут супчик посложнее будет.

Тарас сдался и называл примерное число – пятнадцать. Если захотят Нико, Инат, Лука, Эйхнер, Лабрисса и кого-то возьмут с собой, должно хватить. Парамон кивнул, снова широко, ласково, но как-то пластмассово улыбнулся, попрощался и вышел из бокса.

***

В лазарете Тарас пробыл пять дней. От Нико, которая забежала к нему разочек, узнал, что его друзья-вентиляционщики уже сманили в ряды желающих отчалить на Марс человек десять. И те, кажется, рассказали то ли семьям, то ли друзьям, то ли всем сразу. В общем, ситуация выходит из-под контроля, и Начальнику Великого Исхода Тарасу срочно пора что-то делать. Как минимум выписываться и начать затыкать мужикам рты. Ничего не готово, а они уже прогулки по Луне распланировали. Вон и парнишка-филий её поймал за кражей старинной гайки и спрашивал, не на «Ураган» ли она собирается. «Вот тебе и геройские деяния, – охнул про себя инженер пищеблока, – как разгребать-то?!».

Как раз на следующий день после того, как он вернулся домой, было Великое Проветривание. Там-то Тарас в полной мере и осознал, что натворил. На службе было не протолкнуться и не продохнуть, кажется, согнали всех, кого только было можно. Сидевшие рядом люди один за другим расстегнули верхние пуговицы комбинезонов. Сначала, как обычно, спели гимн Деусу Конду, а потом совершенно неожиданно место за кафедрой занял Главный радианий и начал изрыгать проклятия в адрес заговорщиков.

– Безвоздушное пространство да накроет тех, кто мутит умы добропорядочных жителей Дома! – гремел его голос из громковещателей. – Известно нам, что мёртвая пустыня окружает нас, и высшее благо – жизнь подземная под спасительным дыханием Деуса Конда!

Тарас вообще не помнил, чтоб Главный когда бы то ни было читал внушения, всё время Подглавный отдувался. Про этого вообще иногда шутили, мол, заика и потому молчит и только зря шарф с нашивками носит, но нет, пожалуйста, говорит без запинки, с выражением даже. Благо-то оно благо, но марсианам Тарас сотоварищи всё ещё верили. Посему даже после внушения от самого Главного они не передумали спасаться от растущего Солнца.

Переварив произошедшее, Тарас начал попытался навести порядок в рядах беглецов. Раз уж их уже записали в заговорщики, пусть это действительно будет заговор. Эйхнер и Инат с Лукой были, как оказалось, знакомы – он учил их в своё время. Оставалось представить их друг другу как участников еретического заговора, что Тарас и сделал. Вентиляционщики с энтузиазмом начали таскать учителю всяческие запчасти, и, кажется, даже без священной гайки работа пошла ходко. Вроде бы одна из современных вполне надёжно держала кислородный шланг. По крайней мере, все, кто пытался его выдрать из гнезда, не смогли это сделать. Жена Ината работала на производстве обивочных тканей и приносила некондиционные куски, из которых варили скафандр.

Слухи об «Урагане» ползли по Дому, но медленно и осторожно. Видать, кого-то внушение главного радиания всё же напугало. Но не всех. Как-то к Тарасу в пищеблоке подошёл дюжий мужчина и, глядя на него сверху вниз, шёпотом сказал, что готов быть подопытным и первым выйти на поверхность в новом снаряжении. Оказался он «внешкой» – тем самым легендарным «внешкой», которым Тарас так хотел стать. «А я бы и не подумал, видок у него как у мусоросжигателя», – мелькнуло у парня в голове. С Иридием (так звали здоровяка) договорились, что выдадут ему скафандр, как будет готово, и он проверит, можно ли в нём находиться снаружи, если да, как долго. Эйхнер как раз заканчивал с последними шлангами, и примерно через неделю Нико оставила коробку с образцом в условленном месте среди мусорных контейнеров. Затея была рисковая – кто-то чужой мог набрести на скафандр и доложить клирикам. Однако Иридий успел первым и, идя домой со смены, прихватил коробку.

Через два дня выяснилось, что прототип не годится – об этом Тарас узнал, когда зашёл к Иридию спросить, как дела, а его жена сообщила, что муж в лазарете со страшными ожогами, и её бы воля – убила бы она того криворукого, кто этот балахон сляпал. «Да чтоб его живьём в бак с дезинфектором закинули!» – в слезах выругалась она. Тарасу, конечно, не хватило смелости признаться, что это он заварил ту кашу, которая так сильно обожгла Иридия.

Эйхнер и вентиляционщики не учли много чего – и индекс ультрафиолетового излучения приняли за 17, когда на деле оказалось 24, и ткань оказалась нестойкой к инфракрасному спектру – загорелась (так, собственно, Иридий в лазарет и угодил). Обругав злую наружу последними словами, создатели скафандра стали думать, что делать дальше. И почти придумали, чем пропитать ткань, когда всё начало сыпаться.

***

Почему-то в горячечном бреду полумёртвого от ожогов «внешника» всплыло только одно имя – Эйхнера. Техноклирики, наверно, ликовали – ничего не расследовали, никого не допрашивали, а зачинщика нашли. Тут же к жилищу пожилого учителя были направлены трое порядочников в штатском.

Нико увидела, как Эйхнера выводят под локти из дома, когда пришла сопроводить его на сеанс связи с Марсом. Пришлось бежать сломя голову в коммуникаторную и рассказывать Тарасу, что, кажется, всё пропало.

– Да не, Эйхнер кремень, что ты, – стараясь не сильно дёргаться, ответил тот. – Не сдаст.

– Это ты наивно, наверняка эти в медблоке не только от Солнца уколы делают, но и от молчания, – хмыкнула Лабрисса. – Надо срочно с марсианами договариваться и мотать, пока всех не накрыли.

И она оказалась права. Кремень там или не кремень, но и алмаз можно расколоть. Через три дня в розыск объявили Ината, Луку и Тараса. Каким-то чудом им удавалось скрываться ещё пару дней. Накануне следующего Великого Проветривания по громкой связи сообщили, что Эйхнера после богослужения показательно казнят как изменника и смутьяна. «Да неповадно будет всем колеблющимся! Да овеет Деус Конд благоверных!»

–

Бедняга, как же его выручить, – расстроилась Нико.

– Боюсь, мы тут бессильны, – развела руками Лабрисса. – Бежать нам некуда, снаряжения нет, а сыворотка – это бабушка надвое сказала. Скрываться бесконечно тоже вряд ли получится.

– Думаете, угробили мы учителя? – поникшим голосом спросила девушка.

– Не знаю, Нико, не знаю. Но я попробую что-то придумать, – пообещала четвероразрядница.

На Великое Проветривание Лабрисса не пошла, хотя была обязана – Тарас точно знал, что у неё выходной, и удивился, не увидев женщину на привычном месте. Сам он не прийти не мог, хотя вообще не представлял, чем может помочь учителю. Но вдруг случится чудо, и он в последний момент как выскочит, как вытворит, как совершит что-то героическое… С этими мыслями Ондуж забился в самый тёмный угол на галёрке.

На Проветривании снова вещал главный радианий, но того эффекта, как в первый раз, добиться он уже не мог. Публику больше интересовала казнь. Виданое ли дело – умерщвление инженера! Пусть даже это и не самый важный специалист, каждый важен. На том стоял дом и… Будет стоять? Народ шептался, переглядывался, многие, кажется, не верили, что и в самом деле клирики способны на такую дикость.

Наконец Главный радианий закончил с проклятиями и увещеваниями и объявил о том, что сейчас на глазах у всех будет уничтожен корень зла и смуты. Ровно когда Эйхнера подвели к помосту со странной машиной, из громковещателей раздалось:

– Марс вызывает Подземный город 7212, Марс вызывает Подземный город 7212, как слышно?

– Отлично слышно! – заорал во всю глотку в наступившей мёртвой тишине Тарас. – Рассказывай, Йем!

И всё в той же гудящей тишине голос инженера связи Йем доложил, что Солнце – вот оно, почти сожгло Меркурий, и на Земле лучше не оставаться. Обычно голос с Марса был немного тусклым, но в эти минуты он показался Тарасу очень живым. «Эх, астрофотографии бы на проектор сейчас», – вздохнул Тарас, почти не сопротивляясь скручивавшим его порядочникам.

***

Паника получилась знатная. Эйхнера вентиляционщики умудрились отбить, впрочем, он всё равно попал обратно в изолятор. Да и они тоже. Вообще после богослужения заведение было переполнено – при постройке Дома никто и не думал, что надо будет запереть сразу 237 человек. Большинство из них к делам Тараса отношения не имели, просто, как оказалось, каких только слухов не бродило, но только его марсианская история была подтверждена документально. А досталось всем.

Высшие чины порядочников три дня думали, что делать с такой толпой потенциальных революционеров. В итоге замкомпор, инженер первого разряда, хмыкнул и сказал:

– А сколько мы должны их кормить ещё за казённый счёт? Пока они в изоляторе, это ж 237 дармоедов. Обществу такое не надо. Хотят снаружи позагорать – да милости просим! Дать им минимальную амуницию, чтоб не ныли, и дело с концом. Если кто присоединится – на здоровье. Меньше народу – больше кислороду. Заодно и старьё скинем, которое уже не переработать.

И все с облегчением с ним согласились. Кто-то должен был осмелиться и сказать эти слова.

***

Лекисследовательская группа, наверное, прокляла эту толпу изгнанников. К некоторым попавшим в изолятор действительно присоединились их близкие. Наверняка медики не рассчитывали, что придётся быстро синтезировать 342 дозы антисолнечного вещества. Тем не менее, на выходе гостей изолятора и всех примкнувших к ним ждали костюмы, шлемы с чёрными визорами и рюкзаки с минимальным набором необходимого. У выходной двери стояла группа людей в зелёных комбинезонах с разовыми шприцами в руках.

– Чудом успели, – пробурчал тот самый инженер второго разряда, когда Тарас с ним поравнялся, и ввёл экспериментальное вещество парню в шею. Вид у него был усталый. «Удивительно, – подумал Тарас, – обычно такие большие начальники руками не работают, а этот, видать, вместе со всеми пахал…».

– У вас там рации лежат, будешь докладывать, минимум раз в день, но без надобности аккумы не тратьте. Одна сядет – доставайте следующую.

– С…пасибо, – Тарас заикнулся от неожиданности.

От укола многих мутило, кого пять минут, кого двадцать, но живы остались все. Через семь часов Парамон был удовлетворён состоянием своих подопытных и разрешил выпустить их наружу.

5

***

Тарас в принципе не слишком часто обращал внимание на чужие эмоции. Но тут пришлось – они были всюду. Естественно, внешний мир всех поразил и испугал. Даже Нико, которую он знал с детства, вдруг выдала совершенно нехарактерное для себя поведение – схватилась за рукав ближайшего человека из толпы и зарыдала. большинство, выйдя за дверь, присели или пригнулись, увидев небо, и долго ещё потом не могли распрямиться, как будто их придавило. Кого-то стошнило от яркого света, кто-то кричал, что ослеп, кто-то – что горит… Последнее, впрочем, было недалеко от истины – сыворотка сывороткой, костюмы костюмами, но жарень была страшенная. В этот раз Тарас был куда спокойнее и потому в полной мере смог оценить, в какое пекло тогда вылез без всякой подготовки.

Крики криками, но пора было идти. «Как бы всех собрать-поднять…», – задумался инженер пищеблока.

– А ну-ка, «Гайку заржавевшую» за-пе-вай! – раздался неожиданно голос Лабриссы. Кажется, она единственная, кто смог сохранить здравый рассудок (или делала вид, что сохранила его). Те, кому было получше, начали потихоньку строиться и запели, потом подтянулись и остальные. Стало как-то спокойнее. «Удивительная тётка, – подумал Тарас, – я б ни в жизнь не догадался».

В обжигающей тишине звучал нестройный хор, и вскоре толпа наконец двинулась туда, где должен был находиться спасительный космический корабль.

Лабрисса, добровольно отправившаяся в этот поход, взяла на себя роль начальника. Тарас с этим даже не спорил – где ему руководить такой толпой! Спасибо, что вообще не пришибли за то, что именно по его вине вышвырнули за пределы Дома и виноватых, и безвинных.

Четвероразрядница за те пару дней, что прошли после оглашения приговора, времени даром не теряла. Например, она настроила часы так, чтобы знать настоящее время, по солнцу. Ас-тро-но-ми-чес-ко-е. В Доме, как оказалось, жизнь была сдвинута на восемь с половиной часов вперёд, и когда снаружи солнце вставало, под землёй день уже близился к концу.

– Не повезло, утром вышли, – вздохнула она. – Но делать нечего. Ночи ждать – от радиации помрём. Да и сильно прохладнее вряд ли будет.

Понурая процессия, моргая и роняя слёзы от яркости солнечного света, двигалась на северо-запад, где, если марсиане не врали, и стоял «Ураган».

Огромное светило почти не катилось по небосклону, и найти тень было очень сложно. Тарас всерьёз опасался, что подошвы их обуви сгорят или не выдержат шершавого грунта, но, как ни странно, ботинки держались неплохо. Местность хоть и сильно изменилась со времени постройки Дома, тем не менее в рельефе угадывалась старая дорога, идти по которой было не так уж тяжело, но из-за жары и с непривычки всё-таки совсем не легко. Километров через шесть удалось обнаружить пещеру, где путники наконец сделали привал.

– Т… Инженер Ондуж на связи, – хрипло сказал Тарас, зажав жёлтую кнопку передачи на рации.

– Парамон слушает, приём, – прошипел динамик. Он там, под землёй, явно ждал. – Как там?

– Слово «пекло» знаете?

– А то ж.

– Ну вот, тут даже хуже. Но, наверное, ваш препарат действует, мы прошли километров пять или шесть, точно не знаю, и пока все живы.

–Это хорошо, а странностей никаких не заметил? – поинтересовался Парамон. Судя по звукам, он сидел за компьютером и вносил в него данные, щёлкая клавишами.

– Вы спросите лучше, что не странно! Чуть ли не все открытого пространства испугались, кое-как в себя пришли только когда Лабрисса предложила песню хором спеть. Вы представьте себе, что над головой не потолок, а светящаяся белая бесконечность, тишина, только своё сопение и слышишь, и никакой техники, ничего не гудит, не стучит, не фыркает. И из окружения одни камни. С ума б не сойти, а вы – ой, не странно ли там у вас, – фыркнул Тарас. Из динамика снова раздалось щёлканье клавиш.

– Вода? Вам выдано на каждого пять кубиков, я слышал. В Доме это на четыре дня, тут как расход?

– Потихоньку пьём, но, ясное дело, надо экономить. Я вот, кажется, уже почти целый кубик усосал. Нам бы влагоуловители тканевые, как в Доме… Хотя чёрт его знает, какая вообще осталась вода в этой атмосфере…

– А сейчас вы где?

– Привал в пещере устроили. Какая-никакая, но тень тут есть.

– Понял. Ну что ж, отдыхайте и топайте дальше, пусть Деус Конд поддувает. До связи.

– Ох, не помешало бы. И вам, – сказал Тарас и отпустил жёлтую кнопку.

Привал продолжался часа три или четыре. Лабрисса совещалась с Эйхнером и какими-то незнакомыми Тарасу людьми, кажется, медиками. Когда они закончили, четвероразрядница громко крикнула:

– Подъём, уважаемые, дальше сидеть мы не можем! И воду сильно не хлебайте, конденсата тут не будет.

Путники потихоньку начали подниматься. И раздалось несколько испуганных голосов. Кто-то не встал. Уснули на тёплых камнях и не проснулись. «И это я… Их… Сюда…», – прошептал Тарас, с трудом разлепляя засохшие губы.

К его удивлению, паники как таковой особо и не было. Медики велели разобрать ту воду, что осталась у умерших в канистрах, и забрать из их рюкзаков нужные вещи. Кто-то из мужиков покрепче вызвался соорудить могилы.

– Тарас, ты чего? – спросила Нико, подойдя к другу.

– А? А чего я? – удивился тот, потом посмотрел на свои руки и обнаружил, что они сами собой начали расстёгивать комбинезон. – Твоего ж патрубка, и правда, чего я…

– Застёгивайся скорей! – Нико стукнула его по спине. – И пошли к Лабриссе, а то бросили на неё всю ношу, она там, поди, не справляется.

Тарас хотел возразить, но, возможно, Нико была права, и свою реплику про «кто это тут ещё не справляется» оставил при себе. Воспитание инженера говорило: хотя бы какой-то прок от него уж должен быть. Подойдя к Лабриссе и Эйхнеру, он услышал, как тот сказал: – Но как же хотя бы без минимальной церемонии, что вы…

– Некогда, – пробурчала Лабрисса.

– Минимальная – это же несколько минут, – вклинился Тарас. – Ничего с нами не случится. А то получается, что они просто мясо и прошли этот кусок пути зря.

– Ой, ладно, – махнула руками женщина. – Быстро только.

– Надо же, Ондуж, не думал, что ты вдруг религиозным станешь, – удивился учитель.

– А я и не стал. Просто человеком-то надо оставаться. Хотя бы как-нибудь, – пробурчал Тарас и пошёл помогать с церемонией.

Всех покойников в Доме погребали в соты. Так прозвали ячейки в грунте, в которые вертикально ставили картонные гробы. Сверху ячейка закрывалась крышкой, на которой значилось имя. Тарас это место не любил, а Нико, бывало, приходила туда просто чтобы, как она выражалась, побыть в тишине. Потом рассказывала, что самым старым табличкам лет семьдесят. Куда подевались прочие – непонятно. Возможно, соты были многоэтажными, и покойников ставили друг дружке на голову. Возможно, со временем убирали и отправляли в сельхозблок (эта мысль пришла Тарасу впервые здесь, снаружи, и, к его удивлению, не вызвала никакой реакции). А здесь… Как они будут… Здесь?

– Да как, скорее всего, высохнут быстрее, чем кто бы то ни было успеет их съесть, – сказал стоявший рядом Инат. Видимо, Тарас последние слова произнёс вслух. – Многих мы, наверно, потеряем. Зато остальные из этой жаровни сбегут, так что ты, Тараска, давай-ка не кисни, чай, не органический осадок на фильтре.

Хлопнув парня по плечу, вентиляционщик направился к своим вещам.

Те пятеро, что не пережили первый привал, похоронены были по обычаю Дома – стоя. Каждого окружили камнями, как смогли. Затем вперёд вышел Эйхнер и прочитал полагающуюся молитву. Наверно, он что-то в ней упустил, но смысл был не в точности текста. В полном молчании люди разошлись, чтобы надеть свои рюкзаки и отправиться дальше.

После первых потерь никакая «Гайка заржавевшая» не помогла бы, это Лабрисса понимала. Тем не менее, нужно было откуда-то взять душевные силы для дальнейшего похода. Потому перед выходом она поделила путников на отряды по тридцать человек и над каждым поставила командовать кого-нибудь рангом повыше остальных. Повезло, что среди изгоев оказалось достаточно инженеров пятого ранга. «И надо бы, чтобы в каждом отряде был хотя бы один медик, но тут уже сложнее», – оглядывая разношёрстную толпу, думала Лабрисса. Тем не менее, план её почти полностью удался. Только тот отряд, меньшей численности, чем прочие, в который вошла она сама, остался без инженера медблока. Привычный порядок придал людям немного энергии. Это было почти как поход на смену – ты часть бригады, только бригада намного больше обычного, и смена опасная, вон, целого медика приставили. А так – вон она, главная начальница, уверенно топает крепкими короткими ногами в неведомое, в бригаде начальник – пятый разряд, красота. Всё как дома, только дома больше нет.

***

Второй марш-бросок вышел гораздо короче первого – буквально из ниоткуда возник на местности рельеф. На карте он вроде как был, однако было непонятно, то ли небольшие холмики это, то ли что-то посерьёзнее. Оказалось, что путешественников ждал каменный лабиринт с небольшим, но ощутимым перепадом высот. Даже один камнепад случился, и пару человек ушибло летящими булыжниками, но не насмерть.

Лабрисса страшно жалела, что нельзя посмотреть на окружающий мир без чёрного визора. Ей всё казалось, что он искажает цвета, и камни вокруг не серо-зелёные, а бурые и жёлтые. И небо наверняка не такое уж белое, каким кажется, а хотя бы немного голубое. Иногда на песке попадались чьи-то следы. Стало быть, кто-то приспособился к творящемуся безобразию, не всех выжгла беспощадная звезда. Следы были не особенно крупные, от пары сантиметров до ладони в длину. «Беспокоиться, пожалуй, не о чем, с мелким зверьём мы уж как-нибудь сладим в случае чего», – подумала четвероразрядница. Она попыталась представить, какими могли быть обладатели этих следов, но её отвлекли два медика.

– Давайте искать привал, Лабрисса, – сказал тот, что помоложе. – У меня в группе народ уже еле ноги несёт, да и в остальных, кажется, тоже скоро идти не сможет.

– Я согласна, мои делают вид, что всё в порядке, но нашли они, кому врать, – пробасила вторая медичка.

– Хорошо, я поищу убежище как можно ближе, – и Лабрисса открыла карту.

Если карта не врала, где-то через час неспешного хода процессия имела шанс найти какой-то тенёк. Об этом Лабрисса сообщила начальникам групп. Многоголосый шепоток облегчения раздался в скалах, и как будто даже шибче стали идти. Карта не обманула. Их ждала большая естественная пещера, в которую попадало относительно немного света. Лабрисса пробормотала «сквознячок сохрани», осенила себя трёхлопастным знамением и сняла шлем. Камни действительно были не зелёные. Они оказались синеватыми. А воздух – не воздухом, наждачной бумагой, поэтому пришлось по-быстрому надеть шлем обратно. Что ж, по крайней мере, она теперь точно знает цвет этой горной породы.

– Что ж, место неплохое, полагаю, мы можем тут заночевать. Пещера вроде бы безопасна, но предлагаю всё-таки выставить часовых, мало ли что, – сказала Лабрисса начальникам групп. Те кивнули и отправились исполнять.

Первая вахта прошла тихо и спокойно, а когда на пост заступила вторая, начали слышаться какие-то шорохи. Лабрисса подумала было, что это галлюцинации, но, оглядевшись, поняла, что не одна она слышала это «шпшфшшшфшш». Чего ждать, было совершенно непонятно, те, кто ещё не уснул, в страхе жались друг к другу, те, кто уснул, начали просыпаться от движения соседей.

Сбившиеся в кучки люди оглядывались, пытаясь понять, что шипит и откуда. Потом кто-то крикнул: «Сверху!», и все подняли головы. По потолку ползало несколько десятков существ размером с две головы взрослого человека на длиннющих тонких ногах.

– Слышь, Тарас, ноги как у тебя, – сдавленно гоготнул Лука.

– Ну спасибо, – фыркнул инженер пищеблока. Ему тоже было не по себе.

Существа были в чешуе и этим походили на древних броненосцев. Выглядели они вроде бы не угрожающе, но что если они просто присматривались к людям, может, размышляли, съесть эту толпу разом или утащить по одному, пока спят?

Напряжённую тишину нарушил Инат. Он был, к сожалению, мужик немножко безголовый. Лука иногда шутил, мол, непонятно, как до своих лет вообще дожил. Тарас думал, это шутка, но оказалось, что не такая уж и шутка…

– Ай, чтоб вас всех, паучилы, в вытяжку отсифонило! – крикнул он, и швырнул в сторону существ камнем.

– Губдь-губдь-губдь, – раздалось с потолка пещеры, и звери начали исчезать в щелях, из которых повылазили.

– Вот и сидите там, и бойтесь, будете знать, кто тут царь зверей! – гаркнул Инат им вслед.

Первый испуг у паукообразных броненосцев прошёл часа через четыре. Потом они снова вылезли из своей тьмы и прошуршали немного ближе к людям.

– Вот зря ты, дурнина, их шуганул, теперь, поди, сожрут нас всех, как пить дать, сожрут, – пробурчала Нико.

– Да не трепыхайся, полно камней вокруг, зашибём, – попытался подбодрить её Инат. Впрочем, он и сам уже понимал, что зря тогда кинул булыжник.

– Погодите, может, и обойдётся, – сказала сидевшая рядом инженер хозблока. – Может, их наоборот, гонять и не надо.

Тут раздался чей-то визг. Оказалось, что одна из зверюг подобралась близко к молодой девушке и стала как будто её обнюхивать. По крайней мере, выглядело это именно так: из кучки чешуек высунулось что-то похожее на змеиный язык и потянулось к человеку. Девушка со страху обмочилась, и паук-броненосец, учуяв, видимо, незнакомый запах, застыл на месте, только «ноздри» – отверстия между чешуйками – шевелились и фыкали на выдохе. Понюхав немного, существо отправилось по стене наверх. «Губдь-губдь» стало громким – не иначе совещались. Эйхнеру даже показалось в какой-то момент, что он различает голоса непонятных существ. Вот этот, пониже, наверное, пожилой самец, может, даже вожак. Хотя стоп, а кто сказал, что у них вообще есть половой диморфизм?

– Собираемся и уходим, пока они не решили нас слопать, – скомандовала Лабрисса. – Возможно, вскорости мы сможем отдохнуть в другой пещере, кажется, тут рядом есть ещё одна. Главное чтоб там эта скотина не водилась.

На цыпочках и почти не дыша путники покинули обиталище странных «пауков». Первые несколько сотен метров они оглядывались, ожидая шуршащих шагов и «губдь-губдь» за спиной, но никто людей не преследовал. Шумно выдохнув, Инат запел: – Гайка, гайка, ржавая ты гайка,

Друг ты мой сердечный,

Гаечка моя!

Расскажи мне, где же ты валялась,

Как случилось мастеру

Потерять тебя?!

Звучала песня уже не так радостно, как в первый раз, но всё-таки какой-то оптимизм в ней сохранился. Отчистил мастер гайку, прикрутил куда следует. «И мы поди доковыляем», – подумал Тарас, допевая вместе с остальными последний куплет.

***

Несмотря на то, что день, если верить часам Лабриссы, клонился к вечеру, жара не спадала. Становилось только по чуть-чуть темнее. Полностью солнце, кажется, заходить не собиралось вообще. Шли они через холмы – судя по всему, бывшие горные пики, сглаженные растаявшими ледниками и жаркими ветрами. Нико смутно помнила из уроков истории, что убежища старались строить под горами, чтоб, значит, не так сильно углубляться в земную кору. Оказались бы иначе между двух огней в прямом смысле – и земное ядро охлаждаться не собиралось, и солнце жгло немилосердно.

Больше всего раздражали камешки. Внизу, в Доме, ходили по гладкому полу. Мусор, конечно, был и там, но служба уборщиков работала денно и нощно, чтобы можно было вертеть головой во все стороны, идя куда-то. А не как сейчас – хочешь рассмотреть скалу, а приходится пялиться под ноги. Камни, камешки, булыжники, трещины в земле выводили из себя. Выпив очередные несколько глотков воды, Нико успокоилась. «Зато на «Урагане» наверняка будет хороший гладкий пол. И на Марсе уж точно», – утешала она себя. Беда была в том, что даже до «Урагана» ещё топать и топать.

– Давай, Нендуж, поднажми, Лабрисса сказала, недалеко должна быть пещера, – попытался подбодрить ученицу Эйхнер. Сам он, конечно, тоже еле ковылял – пожилой всё-таки человек, да и ноги у него всегда были больные. – Смотри, даже вот эта старая больная обезьяна идёт быстрее тебя, – он сделал ей ручкой и усмехнулся.

– Были б мы обезьяны, было бы проще, – вздохнула девушка. – Вымерли бы себе лет двести назад – и всё.

Пещера всё никак не показывалась. Вдруг сзади раздались быстрые шаги – это бежал медик одной из групп. Он пронёсся в голову колонны, и, размахивая руками, что-то сказал Лабриссе. Та подняла руку, чтобы все остановились, и крикнула, чтобы другие медики помогли этому.

– В чём дело? – спросил Эйхнер, подойдя ближе.

– Помните, девушку в пещере понюхали? Упала, не дышит. Вот и поди пойми, это от нервов или животина эта ядом плюнула незаметно, – озабоченно ответила четвероразрядница.

– Да, этого учесть никто не мог, – присаживаясь на краешек валуна, покачал головой преподаватель.

Через несколько минут пришлось проводить очередные похороны. Когда снова отправились в путь, петь уже никому не хотелось.