Дураки умирают

Он поднялся с кровати, чтобы собрать вещи. Он разбогател и должен лететь в Мерседаш. Внезапно заплакал: печаль и ярость сокрушили все остальные чувства. Увидел в чемодане револьвер – и в голове у него помутилось. Последние шестнадцать часов вихрем пронеслись в памяти: кости с выигрывающими числами, выигранные партии в блэкджек, длинный овальный стол для игры в баккара, бледные лица игроков, битые карты, крупье в смокинге и ослепительно-белой рубашке, поднятая рука, напевный голос: «Карту для Игрока».

Пальцы правой руки Джордана сжались на рукоятке револьвера. Мозг работал четко. Он поднял правую руку, дуло вдавилось в висок, указательный палец нажал на спусковой крючок. И тут же переполнявший его ужас исчез. В последнее мгновение Джордан успел подумать о том, что никогда не побывает в Мерседаше.

Глава 3

Мерлин-Малыш вышел из стеклянных дверей казино. Нравилось ему смотреть на восходящее солнце – еще холодный желтый диск, чувствовать на лице прохладный ветерок, дующий с гор, окружающих город в пустыне. Только в это время дня он покидал кондиционированную атмосферу казино. Они часто планировали устроить пикник в этих горах. Диана как-то принесла корзинку для ленча. Но Калли и Джордан не пожелали уходить из казино.

Он закурил, с наслаждением, медленно и глубоко вдыхал табачный дым. Курил он, надо отметить, редко. Солнце начало краснеть – круглая горелка, подключенная к сети бесконечной галактики. Мерлин повернулся, чтобы войти в казино, и заметил Калли в пиджаке «Чемпион Вегаса», который спешил через секцию для игры в кости – должно быть, разыскивал его. Они встретились у секции баккара. На смуглом лице Калли отражались ненависть, испуг, шок.

– Этот сукин сын Джордан, – выдохнул Калли. – Нагрел каждого из нас на двадцать штук. – Он рассмеялся. – Вышиб себе мозги. Выиграл четыреста двадцать тысяч и вышиб себе мозги.

Мерлин, похоже, не удивился. Разве что сигарета выскользнула у него из пальцев.

– Черт! Он действительно не выглядел счастливчиком.

– Давай подождем здесь и перехватим Диану, когда она вернется из аэропорта. Тогда мы сможем разделить деньги, которые получим за возврат билетов.

Во взгляде Мерлина затеплилось любопытство. Неужели Калли такой бесчувственный? Вроде бы нет, его губы кривила печальная улыбка. В том, что Калли потрясен и расстроен, сомнений быть не могло. Мерлин присел к закрытому столу для баккара. От усталости и недосыпа у него чуть шумело в голове. Как и Калли, его переполняла ярость, но совсем по другой причине. Он внимательно изучал Джордана, следил за каждым его движением. Всякими способами вытягивал из Джордана историю его жизни. Чувствовал, что у него нет ни малейшего желания покидать Вегас. Что он немного не в себе. Но он ни разу не упомянул о револьвере. И всегда реагировал адекватно, когда видел, что Мерлин наблюдает за ним. Однако он их провел. Голова у Мерлина шла кругом именно потому, что он правильно просчитывал поступки Джордана за все три недели их знакомства. Он мог бы сообразить, что к чему, но недостаток воображения не позволил ему составить из отдельных частей точную и ясную картину. Потому что теперь, когда Джордана не стало, Мерлин знал, что по-другому просто и быть не могло. С самого начала Джордан собирался умереть в Лас-Вегасе.

* * *

Только Гронвелт ничему не удивился. Высоко в пентхаусе, ночь за ночью, из года в год, он размышлял о зле, таящемся в сердце человека. Внизу, в кассе казино, лежал миллион долларов, украсть который мечтал весь мир, и Гронвелт стремился разрушить эти планы. И, вроде бы всесторонне изучив зло, иной раз он размышлял о других таинствах и все больше боялся добра, которое в любой человеческой душе соседствовало со злом. Добро это представляло собой куда большую угрозу и для мира Гронвелта, и для него самого.

Когда служба безопасности сообщила о самоубийстве, Гронвелт незамедлительно поставил в известность управление шерифа и разрешил взломать дверь в номер. Разумеется, без лишнего шума и свидетелей. Для проведения инвентаризации. Они нашли два чека казино на триста сорок тысяч долларов. И почти восемьдесят тысяч наличными и фишками, рассованными по карманам нелепого пиджака, в котором ходил Джордан. «Молнии» на всех карманах не позволяли фишкам высыпаться на пол или на кровать.

Гронвелт выглянул из окон пентхауса на краснеющее солнце, поднявшееся над горами. Вздохнул. Джордан не сможет спустить свой выигрыш. Казино не удастся возместить потери. Да, только таким способом заядлый игрок мог уберечь свой выигрыш. Единственным способом.

Но предстояло браться за дело. Газеты не должны сообщить о самоубийстве. Трудно представить себе худшую рекламу для казино: человек пускает себе пулю в лоб, выиграв четыреста двадцать тысяч долларов. И он не хотел, чтобы пошли слухи о том, что Джордана убили, с тем чтобы казино смогло компенсировать свои потери. Для этого требовалось принимать меры. Он позвонил кому следовало. Бывшего сенатора Соединенных Штатов, человека с безупречной репутацией, попросили сообщить печальную весть новоиспеченной вдове. И сказать ей, что ее покойный супруг выиграл целое состояние, которое она может забрать вместе с телом. Все делалось по-тихому, честно, справедливо. С тем чтобы о Джордане осталась только легенда, которую будут рассказывать друг другу проигравшиеся игроки в кафетериях казино, выстроившихся вдоль Стрип. Но для самого Гронвелта эта история интереса не представляла. Он давно уже отказался от попыток понять душу игрока.

* * *

Похороны прошли скромно, на протестантском кладбище, окруженном золотой пустыней. Вдова прилетела в Лас-Вегас и все организовала. Гронвелт и его подчиненные сообщили ей о выигрышах Джордана. Чеки переписали на ее имя, ей выдали всю наличность, найденную на трупе. Информацию о самоубийстве замяли. При содействии властей и газет. Никому не хотелось пятнать репутацию Лас-Вегаса сообщением о том, что человек, выигравший четыреста двадцать тысяч долларов, найден мертвым в своем наглухо закрытом номере. Вдова оставила расписку в получении чеков и наличных. Гронвелт и ее попросил никому ни о чем не говорить, но понимал, что на этот счет он может не волноваться. Если эта миловидная дама хоронит мужа в Лас-Вегасе, а не везет тело домой и не разрешает детям присутствовать на похоронах, значит, ей есть что скрывать.

Гронвелт, экс-сенатор и адвокаты проводили вдову до лимузина (естественно, предоставленного «Ксанаду»). Малыш, который ее ждал, заступил им дорогу.

– Меня зовут Мерлин, – представился он миловидной вдове. – Мы с вашим мужем были друзьями. Мне очень жаль.

Вдова видела, что он пристально смотрит на нее, изучает. Она сразу поняла, что у него нет никаких тайных мотивов, что говорит он от души. Но что-то его очень интересовало. Она видела его на похоронах с молодой женщиной, лицо которой опухло от слез. Почему он не подошел к ней тогда? Может, это была девушка Джордана?

– Я рада, что у него здесь был друг, – ответила она. Ее забавлял откровенный взгляд этого молодого человека. Она знала, что привлекает мужчин. Не столько красотой, сколько умом, проглядывающим сквозь красоту, подсказывающим мужчинам, что такое сочетание встречается крайне редко. Она поменяла многих любовников, прежде чем нашла того единственного мужчину, с которым решилась связать судьбу, уйдя от Джордана. Она задалась вопросом, знает ли этот молодой человек, Мерлин, о ней и Джордане, о том, что произошло в их последнюю ночь? Но ее это особо не волновало, вины она за собой не чувствовала. Она лучше других знала, что решение умереть Джордан принял сам. Этим он пытался показать, что зол на нее.

Ей даже льстил откровенный восхищенный взгляд этого молодого человека. Она не могла знать, что он видит не только белоснежную кожу, идеальные черты, алый чувственный рот. Это он тоже видел, но воспринимал ее лицо как маску ангела смерти.

Глава 4

Когда я сказал вдове Джордана, что меня зовут Мерлин, она ответила дружелюбным взглядом, в котором не читалось ни вины, ни горя. Я признал в ней женщину, которая полностью контролирует свою жизнь, руководствуясь при этом не самовлюбленностью, а умом. Я понял, почему Джордан ни разу не сказал о ней плохого слова. Передо мной стояла необычная женщина, из тех, какую готовы полюбить многие мужчины. Но я не хотел иметь с ней никаких дел. Потому что взял сторону Джордана. Хотя я чувствовал его холодность и неприятие нас всех, несмотря на вежливость и дружелюбие.

* * *

Уже при встрече с Джорданом я понял, что с ним что-то не так. Случилось это на второй день моего пребывания в Вегасе, когда мне здорово повезло в блэкджеке и от радости я перепрыгнул за стол для баккара. Баккара – игра, в которой можно надеяться исключительно на удачу. Минимальная ставка в каждом розыгрыше – двадцать долларов. Игрок здесь полностью в руках судьбы, а для меня это хуже пытки. Мне всегда хотелось, чтобы право выбора оставалось за мной.

Сев за длинный стол для баккара, я сразу обратил внимание на Джордана, сидевшего у другого конца. Не мог не обратить: очень интересный мужчина лет сорока, может, даже сорока пяти, с густыми белоснежными, но не поседевшими от возраста волосами. С такими он родился – альбинос. Между нами сидел еще один игрок, плюс трое зазывал создавали видимость активной игры. Одной из зазывал была Диана, она сидела через два стула от Джордана. Ее наряд ясно говорил о том, что она не только играет в баккара, но и оказывает желающим известные услуги. Меня, однако, больше заинтересовал Джордан.

В тот день он показался мне великолепным игроком. Не выказывал радости при выигрыше и разочарования при проигрыше. Сдавал карты легко и непринужденно белыми как снег руками. Наблюдая, как он манипулирует сотенными, я вдруг понял, что в действительности ему все равно, выиграет он или проиграет.

Третьим игроком за столом был так называемый паровоз, плохой игрок, постоянно ставящий на проигравшего. Невысокого росточка, худой, начесывающий черные волосы на лысину. Тело этого недомерка буквально вибрировало от распирающей его энергии. Резкость, порывистость чувствовались в каждом движении. В том, как он бросал деньги на поле Игрока или Банкомета, в том, как забирал выигрыш, в том, как пересчитывал оставшиеся купюры в случае проигрыша. Когда «башмак» попадал к нему в руки, карты он метал крайне небрежно, и зачастую они переворачивались или проскакивали мимо протянутой руки крупье. Но крупье оставался бесстрастным, подчеркнуто вежливым. Карта Игрока поплыла по воздуху, сильно накренилась. Недомерок попытался добавить черную фишку к своей ставке. Крупье остановил его:

– Извините, мистер А., вы не можете этого сделать.

Злой рот мистера А. стал еще злее.

– Какого хрена, я сдал только одну карту. Кто говорит, что не могу?

Крупье посмотрел на инспектора, сидящего на высоком стуле неподалеку от Джордана. Инспектор чуть заметно кивнул.

– Мистер А., делайте ставку, – вежливо ответил недомерку крупье.

Первой картой была четверка, плохая карта для Игрока. Но, когда карты вскрыли, мистер А. все равно проиграл Игроку. «Башмак» перекочевал к Диане.

Мистер А. ставил на Игрока, против Дианы-Банкомета. Я посмотрел на Джордана. Он наклонил голову, не обращая никакого внимания на мистера А. А вот я обратил. Мистер А. поставил пять сотен на Игрока. Диана механически сдавала карты. Мистер А. получил карты Игрока. Мельком взглянул на них, рывком вскрыл. Две фигуры. Ничего. Две карты Дианы в сумме выдали пятерку. «Карту Игроку». Диана сдала мистеру А. еще одну карту. Фигура. Ничего. «Выигрыш Банкомета», – объявил крупье.

Джордан ставил на Банкомета. Я собирался поставить на Игрока, но мистер А. меня бесил, поэтому я поставил на Банкомета. Теперь я увидел, что мистер А. поставил на Игрока тысячу долларов. Джордан и я отдали предпочтение Банкомету.

Второй розыгрыш она выиграла девяткой против семи очков у мистера А. Тот злобно глянул на Диану, словно хотел вспугнуть ее выигрыши. Лицо девушки оставалось бесстрастным.

И действительно, никакого интереса в игре у нее не было, она лишь выполняла порученное ей дело. Мистер А. снова поставил тысячу долларов на Игрока, а Диана опять выбросила девятку. Мистер А. стукнул кулаком по столу, процедил: «Гребаная сучка!» – и с ненавистью глянул на нее. Крупье, ведущий игру, поднялся, но на его лице не дрогнул ни один мускул. Инспектор чуть наклонился вперед, как Иегова, высунувший голову из облаков. Атмосфера над столом начала накаляться.

Я наблюдал за Дианой. Она чуть помрачнела. Джордан как ни в чем не бывало забрал свой выигрыш. Мистер А. поднялся и отошел к питбоссу. Что-то прошептал. Питбосс кивнул. Сидевшие за столом поднялись, чтобы размять ноги, пока готовился следующий «башмак». Я увидел, как мистер А. прошествовал к коридорам, ведущим к номерам. Я увидел, как питбосс подошел к Диане и что-то сказал ей, после чего она тоже покинула секцию игры в баккара. Сообразить, что к чему, труда не составило. Мистер А. решил перепихнуться с Дианой и тем самым перехватить ее удачу.

Крупье понадобилось чуть больше пяти минут, чтобы собрать новый «башмак». Я использовал это время, чтобы сделать несколько ставок в рулетку. Когда вернулся, игра уже началась. Джордан занимал то же место, за столом сидели двое мужчин-зазывал.

«Башмак» трижды обошел стол, прежде чем вернулась Диана. Выглядела она ужасно, уголки рта опустились, по выражению лица чувствовалось, что она едва сдерживает слезы, хотя она и накрасилась. Она села между мною и одним из крупье, выдающим выигрыши и собирающим проигрыши. От него тоже не укрылось состояние Дианы. Улучив момент, он наклонился к ней и прошептал: «Ты в порядке, Диана?» Так я узнал, как ее зовут.

Она кивнула. Я передал ей «башмак». Ее руки, когда она сдавала карты, дрожали. Она сидела, наклонив голову, чтобы скрыть поблескивающие на глазах слезы. Она словно сгорала от стыда. Уж не знаю, что делал с ней мистер А. в своем номере, но уж точно наказал за то, что она обыграла его. Крупье дал знак питбоссу. Тот подошел и похлопал Диану по руке. Она встала, ее место занял зазывала-мужчина. А Диана села на один из стульев, стоящих у ограждения, рядом с другой девушкой-зазывалой.

«Башмак» попеременно одаривал выигрышами то Игрока, то Банкомета. Я пытался вовремя менять ставки и поймать этот рваный ритм. Мистер А. вернулся к столу, уселся на прежнее место, где оставил деньги, сигареты и зажигалку.

Выглядел он совсем другим человеком. Принял душ, заново причесался. Даже побрился. Злости в его облике заметно поубавилось. Он надел новые рубашку и брюки и, похоже, лишился заметной части яростной энергии, которая совсем недавно распирала его. Нет, полностью он не расслабился, но уже не напоминал ввинчивающийся в небо смерч, каким его рисуют в комиксах.

Усаживаясь, он заметил Диану, которая сидела у ограждения, и его глаза блеснули. Он зловеще усмехнулся. Диана отвернулась.

В номер он сходил не зря: изменилось не только его настроение, но и удача. Он ставил на Игрока и постоянно выигрывал. В то время как хорошие парни, я и Джордан, несли ощутимые потери. Меня это злило, опять же, я жалел Диану, а потому начал сознательно портить кровь мистеру А.

Есть люди, с которыми играть в казино – одно удовольствие, а есть и такие, с которыми противно находиться рядом. За столом для игры в баккара таким вот говнюком может быть как Банкомет, так и Игрок, когда он берет две свои карты и долго-долго, всю положенную минуту, смотрит на них, прежде чем вскрыть, заставляя остальных нетерпеливо ждать своей судьбы.

Вот это я и начал проделывать с мистером А. Он сидел на стуле номер два, я – на номере пять. То есть мы были на одной половине стола и могли переглядываться. Я превосходил мистера А. и ростом, на целую голову, и шириной плеч. Выглядел на двадцать один год. Никто не мог догадаться, что мне – тридцать, а в Нью-Йорке у меня трое детей и жена, от которой я и сбежал в Вегас. Поэтому внешне в сравнении с мистером А. я казался сосунком. Да, преимущество в силе было на моей стороне, но в Вегасе он пользовался немалым влиянием, и за ним определенно установилась репутация плохиша. Во мне, естественно, видели новичка, жаждущего перейти в категорию заядлых игроков.

Как Джордан, играя в баккара, я практически всегда ставил на Банкомета. Но когда «башмак» перешел к мистеру А., я начал играть против него, ставя на Игрока. Получив две свои карты, я долго смотрел на них, прежде чем выложить на стол. Мистер А. аж подпрыгивал на стуле. Он выиграл, но не смог сдержаться, и на следующей сдаче у него вырвалось: «Давай, сучонок, не тяни резину».

Не беря карты со стола, я спокойно посмотрел на него. Краем глаза взглянул на Джордана. Он ставил на Банкомета, как и мистер А., но улыбался. Я очень медленно поднял карты.

– Мистер Эм., вы задерживаете игру, – подал голос крупье. – Стол не даст прибыли, – и дружелюбно мне улыбнулся: – Сколько бы вы ни держали карты в руках, они от этого не изменятся.

– Конечно, – кивнул я и бросил карты на стол с отвращением на лице, как поступают проигравшие. Мистер А. улыбнулся, предвкушая очередную победу. А потом, когда он увидел мои карты, остолбенел. Девятка.

– Хер моржовый! – прорычал он.

– Я достаточно быстро открыл карты? – вежливо осведомился я.

Он бросил на меня убийственный взгляд и зашуршал лежащими перед ним купюрами. Он еще не понял, чего я добиваюсь. Я взглянул на другой конец стола. Джордан улыбался во весь рот, хотя и проиграл вместе с мистером А. Следующий час я тем же способом донимал мистера А.

Я видел, что в казино мистера А. считают важным клиентом. Инспектор закрывал глаза на его не совсем корректные действия. Крупье обращались к нему предельно вежливо. Он всякий раз ставил по пятьсот или тысяче долларов. Я по большей части двадцатки. Поэтому в случае конфликта из-за стола вышибли бы меня.

Но я все делал правильно. Этот парень обозвал меня сучонком, а я не набросился на него с кулаками. Когда крупье предложил мне быстрее расставаться с картами, я так и поступил. А если мистер А. начал «разводить пары» и допускать все больше ошибок, так я не нес ответственности за его проигрыши. Казино потеряло бы лицо, если б встало на его сторону. Они не могли позволить мистеру А. выйти сухим из воды, если бы он выкинул какой-нибудь фортель, потому что этим он унизил бы не только меня, но и казино. Как мирный, никого не трогающий игрок, я был гостем казино, а следовательно, имел полное право на защиту.

Я увидел, как инспектор, сидевший неподалеку от меня, потянулся к телефону, установленному около его высокого стула, и сделал два звонка. Наблюдая за ним, я пропустил одну раздачу: «башмак» находился у мистера А. На какое-то время я вышел из игры и расслабился. Стулья для баккара это позволяли. Обитые бархатом, очень удобные. Некоторые проводили в них за игрой по двенадцать часов.

Напряжение заметно ослабло, когда я перестал делать ставки, едва «башмак» перешел к мистеру А. Они решили, что я струсил. По-прежнему Игрок и Банкомет выигрывали попеременно. Я заметил двух здоровяков в костюмах и при галстуках, прошедших через воротца секции. Они подошли к питбоссу, который, должно быть, сказал им, что кризис миновал и они могут вздохнуть спокойно. Что они и сделали: я слышал, как они смеялись и шутили.

Когда «башмак» вновь добрался до мистера А., я поставил двадцать долларов на Игрока. К моему изумлению, крупье передал все карты, полученные от Банкомета, не мне, а на другой конец стола, где сидел Джордан. Так я впервые увидел Калли. Худощавого, смуглолицего, что-то в нем было от индейца, но, похоже, дружелюбного. Получив карты, он улыбнулся мне и мистеру А. Я заметил, что он поставил на Игрока сорок баксов. Его ставка превысила мою, поэтому он и получил право вскрыть карты Игрока, которое Калли и реализовал без малейшего промедления. Карты он вскрыл плохие, мистер А. остался в выигрыше. Мистер А. заметил Калли и широко ему улыбнулся.

– Эй, Калли, что ты делаешь за столом для баккара? Тебе же надо считать карты в блэкджеке.

Калли улыбнулся.

– Решил немного отдохнуть.

– Ставь, как я, недоумок. Этот «башмак» собран для Банкомета.

Калли рассмеялся. Но я заметил, что он поглядывает на меня. Я поставил двадцатку на Игрока. Калли – сорок долларов, чтобы получить карты. Опять он вскрыл их незамедлительно, и опять выигрыш остался за мистером А.

– Так держать, Калли! – воскликнул мистер А. – Ты мой счастливый талисман. Ставь и дальше против меня.

Крупье, ведавший деньгами, заплатил всем, кто ставил на Банкомета, и уважительно сказал:

– Мистер А., вы можете делать предельные ставки.

– Отлично, – ответил тот после короткой паузы.

Я понимал, что должен соблюдать осторожность. Лицо мое превратилось в бесстрастную маску. Крупье, ведущий игру, поднял руку, показывая, что сделаны еще не все ставки и сдавать карты нельзя. Он вопросительно посмотрел на меня. Я не шевельнулся. Крупье перевел взгляд на другой конец стола. Джордан поставил на Банкомета, составив компанию мистеру А. Калли – сотенную на Игрока, не сводя с меня глаз.

Крупье опустил руку, но, прежде чем мистер А. успел достать карту из «башмака», я бросил лежащие передо мной деньги на поле Игрока. За моей спиной смолкли голоса питбосса и двух вышибал. Инспектор, сидевший напротив меня, высунулся из облаков.

– Деньги играют, – сказал я. Это означало, что поставленную мною сумму крупье будет подсчитывать после розыгрыша. А карты, сданные Игроку, должен получить я.

Мистер А. сдал их крупье. Тот, по зеленому сукну, рубашками вверх, переадресовал их мне. Я быстро взглянул на них и отбросил. Лишь мистер А. увидел мою гримасу отвращения, которую могли вызвать только плохие карты. Но открыл я девять очков. Крупье сосчитал мои деньги. Я поставил тысячу двести долларов и выиграл.

Мистер А. откинулся на спинку стула, закурил. Он действительно раскочегарился, как набравший ход паровоз. Я ему улыбнулся. Сказал: «Извините», – как и полагалось молодому парню, случайно ухватившему удачу за хвост. Он бросил на меня злобный взгляд.

На другом конце стола Калли поднялся и направился к нам. Занял один из свободных стульев между мной и мистером А., чтобы стать следующим Банкометом. Шлепнул ладонью правой руки по «башмаку» и воскликнул:

– Эй, Чич, ставь на меня, эта рука настроена на выигрыш!

Значит, мистера А. звали Чич. В имени слышалось что-то зловещее. Но Калли Чичу определенно нравился, а Калли возвел умение нравиться в ранг науки, которую успешно осваивал. Потому что, как только Чич поставил на Банкомета, он повернулся ко мне:

– Давай, Малыш, зададим перца этому гребаному казино. Ставь на меня.

– Ты и впрямь чувствуешь, что тебе повезет? – спросил я, чуть округлив от удивления глаза.

– Скорее всего, я буду сдавать, пока не закончатся карты в «башмаке», – ответил Калли. – Я не могу это гарантировать, но, по-моему, так и будет.

– Давай попробуем. – Я поставил двадцатку на Банкомета. Мы все оказались в одной лодке. Я, Калли, мистер А. и Джордан с другого конца стола. Одному из зазывал пришлось поставить на Игрока и открыть шестерку. Калли открыл две фигуры, получил еще одну карту, тоже фигуру. Ноль – худший результат для баккара. Чич проиграл тысячу долларов. Джордан – пятьсот. Я – жалкую двадцатку. Но упрекнул Калли только я. Печально покачал головой: «Ну вот, плакали мои двадцать долларов». Калли усмехнулся и передал мне «башмак». Искоса глянув мимо него, я увидел, что лицо Чича почернело от ярости. Говнюк проиграл какие-то двадцать долларов и еще плачется. Я читал его мысли как открытую книгу.

Я поставил двадцатку на Банкомета, ожидая команды сдавать карты. Игру вел молодой симпатичный крупье, который спрашивал Диану, все ли у нее в порядке. На его поднятой вверх руке поблескивал бриллиантовый перстень. Джордан поставил на Банкомета. Калли поставил на Банкомета. Повернулся к Чичу:

– Составь нам компанию. Этот Малыш, похоже, из породы везунчиков.

– А мне кажется, что он все еще гоняет шкурку, – ответил Чич. Я видел, что все крупье наблюдают за мной. Инспекторы застыли на высоких стульях. Выглядел я большим и сильным. Вроде бы они немного разочаровались во мне.

Чич поставил три сотни на Игрока. Я сдал карты и выиграл. И продолжал выигрывать, а Чич постоянно ставил против меня. Ему пришлось одалживать деньги у питбосса. Карт в «башмаке» оставалось немного, и я вел себя как идеальный игрок: быстро вскрывал свои карты, не издавал радостных воплей при очередном выигрыше. Крупье собрали карты для нового «башмака». Все заплатили комиссию. Джордан поднялся, чтобы размять ноги. Его примеру последовали и Чич, и Калли. Я рассовывал выигрыш по карманам. Питбосс принес Чичу маркер, чтобы тот расписался за взятые в долг деньги. В секции царила умиротворенность. Лучшего момента я выбрать не мог.

– Эй, Чич, так я, по-твоему, могу только гонять шкурку?

Я рассмеялся. И, огибая стол, двинулся к выходу из секции. Мимо Чича. Естественно, он не мог не замахнуться на меня. И я тут же уложил его на пол. Вернее, подумал, что уложил. Но Калли и двое вышибал мгновенно оказались между нами. Один поймал своей огромной лапищей кулак Чича. А Калли толкнул меня в плечо, так что мой кулак лишь рассек воздух.

– Сукин сын! – кричал Чич на вышибалу. – Ты знаешь, кто я? Ты знаешь, кто я?

К моему изумлению, вышибала отпустил руку Чича и отступил на шаг. От него требовалось лишь предотвратить драку, а не наказывать зачинщика. Про меня забыли. Все прогнулись под напором неистовой ярости Чича, все, кроме молодого крупье с бриллиантовым перстнем. Тихим голосом он сказал:

– Мистер А., вы ведете себя недостойно.

Чич озверел и со всей силы двинул молодому крупье в нос. Крупье с трудом устоял на ногах. Кровь хлынула на белоснежную рубашку и растворилась в сине-черном смокинге. Я проскочил мимо Калли и двоих вышибал и врезал Чичу в висок. Он свалился на пол, но тут же вскочил, изумив меня. Похоже, дело принимало серьезный оборот. Энергии в этом парне было как у атомного реактора.

И тут инспектор спустился с высокого стула, и под яркими лампами, освещавшими стол для баккара, я ясно разглядел его лицо. Пергаментно-белое, словно за годы работы в кондиционированной атмосфере казино все красные тельца в его крови обесцветились. Он поднял прозрачную руку и произнес только одно слово: «Хватит».

Все застыли. Инспектор наставил костлявый палец на грудь Чича.

– Чич, не двигайся. Тебе не избежать серьезных неприятностей. Поверь мне. – В его глуховатом голосе не слышалось никаких эмоций.

Калли уже подталкивал меня к воротцам в ограждении. Я не сопротивлялся. Но реакция некоторых действующих лиц меня озадачила. Молодому крупье разбили нос. Да, хлынула кровь, но он вполне мог дать сдачи. Я же видел, что он не испугался, да и травма была не такой уж тяжелой. Однако он даже не поднял руку на Чича. И другие крупье не пришли к нему на помощь. Они лишь в ужасе смотрели на Чича, причем в этих взглядах читался не страх, а жалость.

Калли тянул меня за собой сквозь толпу, заполнявшую игорный зал. Сотни игроков роились вокруг рулеточного колеса и столов для блэкджека. Наконец мы оказались в относительной тишине большого кафетерия.

Мне нравился здешний кафетерий, с зелеными и желтыми столами и стульями. Нравились и молоденькие симпатичные официантки в золотистой униформе с короткими юбочками. Сквозь стеклянную стену открывался прекрасный вид на зеленый газон, бассейн с голубой водой и высокие пальмы. Калли усадил меня в одну из специальных больших кабинок на шестерых, оборудованную телефонами. Похоже, он имел на это право.

Мы уже пили кофе, когда мимо прошел Джордан. Калли мгновенно вскочил и схватил его за руку:

– Эй, приятель, выпей кофе со своими коллегами по баккара.

Джордан покачал головой, потом увидел, что я сижу в кабинке, как-то странно мне улыбнулся и передумал. Сел рядом.

Вот так мы и встретились: Джордан, Калли и я. В тот день, когда я впервые увидел Джордана, выглядел он очень даже неплохо, несмотря на белые волосы. Его словно ограждала стена отстраненности, пугавшая меня, но Калли ее не замечал. Калли принадлежал к тем людям, которые могли схватить за рукав папу римского, чтобы пригласить его на чашечку кофе.

Я все играл наивного простака.

– А чего Чич так завелся? – спросил я. – Господи, я думал, что мы все отлично проводим время.

Джордан вскинул голову, впервые он обратил внимание на происходящее вокруг. И улыбнулся, как бы соглашаясь со мной. А вот Калли, похоже, придерживался другого мнения.

– Послушай, Малыш, инспектор оказался рядом с тобой через две секунды. Для чего, по-твоему, он сидит так высоко? Чтобы ковырять в носу? Или таращиться на фланирующих телок?

– Да, согласен, – кивнул я. – Но никто не может сказать, что вина моя. Чич вел себя некорректно. Я – как джентльмен. Ты тоже должен это признать. Ни у отеля, ни у казино нет повода пожаловаться на меня.

Вот тут Калли заулыбался.

– Да, ты все сделал как надо. Видать, парень ты умный. Чич ничего не понял и угодил в ловушку. Но одного ты не учел: Чич – опасный человек. Поэтому я хочу, чтобы ты собрал вещи и улетел из Вегаса первым же рейсом. И что это у тебя за имя, Мерлин?

Я ему не ответил. Задрал подол рубашки спортивного покроя, чтобы показать голые грудь и живот. Их пересекал длинный, отвратительного вида лиловый шрам. Я улыбнулся Калли, прежде чем спросить:

– Ты знаешь, что это такое?

Он весь подобрался, насупился. Я ему все объяснил:

– Я был на войне. Меня прошило автоматной очередью, и то, что осталось, собирали по частям. Неужели ты думаешь, что я испугаюсь какого-то Чича?

Ни мои слова, ни шрам не произвели на Калли должного впечатления. Джордан по-прежнему улыбался. Я говорил правду, пусть и не всю. Я был на войне, участвовал в боевых действиях, но меня ни разу не зацепило. А шрам остался после операции по удалению желчного пузыря. Врачи пробовали на мне новый разрез, который и оставил столь внушительный шрам.

Калли вздохнул.

– Малыш, ты, возможно, крутой парень, хотя по тебе этого не видно, но все равно недостаточно крут, чтобы иметь дело с Чичем.

Я вспомнил, с какой быстротой вскочил Чич после моего удара, и встревожился. У меня даже возникло желание последовать совету Калли и улететь первым же рейсом. Но я покачал головой.

– Послушай, я только стараюсь помочь, – гнул свое Калли. – После того что произошло, Чич будет искать тебя, а ты не в его лиге, можешь мне поверить.

– Это почему? – спросил Джордан.

Калли бросил на него короткий взгляд.

– Потому что Малыш – человек, а Чич – нет.

Дружба у мужчин завязывается по-всякому. В тот момент мы еще не знали, что станем близкими вегасскими друзьями. Более того, где-то мы даже злились друг на друга.