Чудовище Карнохельма

Значит, у меня есть еще один враг – зима. Без теплой одежды я далеко не убегу. Да и как вообще отсюда убежать?

Попрыгав, чтобы согреться, я зачерпнула в ящик снега. Набила до верха и бегом вернулась в пещеру. Тепло мягко обняло меня, и я вздохнула. Поставила свой ящик со снегом на угли с краю и присела рядом, надеясь, что растает он быстро. Но пить хотелось так сильно, что не дождалась, сунула белый комок в рот. Зубы сразу заломило. Зато жажда отступила. Жаль, что нельзя так же просто решить вопрос с питанием.

От усталости и пережитого страха тело стало ватным и тяжелым. Да уж, непростой день у меня выдался.

Инстинкт подсказывал, что устроиться на ночлег лучше подальше от монстра, да только снаружи я мигом превращусь в ледышку. Стараясь не шуметь и пыхтя от напряжения, я стащила в дальний угол все железные ящики, выстроила заграждение-баррикаду. Между ней и стеной сложила все найденные тряпки. Вряд ли это можно назвать постелью, но хоть что-то…

Залезла в свое убежище, свернулась клубком. Очки положила рядом. И затихла. Живот ворчал от голода, тело ломило… в узком лазе выл ветер, потрескивали от порывов воздуха угли. Чудовище звуков не издавало.

И мне было страшно.

Глава 6

Уснула, как провалилась.

Сознание все пыталось сохранять контроль, бодрствовать, но усталость взяла свое. Только сон вышел нервным и тяжелым. От каждого звука – непривычного и пугающего – я вздрагивала и просыпалась. Да и лежать на жестком земляном полу оказалось холодно и неудобно.

В очередной раз открыв глаза, я отшатнулась. Рядом со мной сидел на корточках мужчина, одетый лишь в простые полотняные штаны. Лицо и рифленое от литых мышц тело сплошь покрывали рисунки – багровые, подозрительно похожие на запекшуюся кровь. Я присмотрелась. Крылатые силуэты, оскаленные морды, когти и клыки – хёгги. Несмотря на отсутствие нормальной одежды и обуви, от холода ильх не страдал. Напротив. Смуглую кожу покрывали бисеринки пота, и казалось, от сильного тела даже идет пар. Мой ошалевший взгляд прошелся по широкой груди, по плечам, по рельефному прессу…. Дернулась в сторону, чтобы не видеть темную дорожку волос ниже. Сглотнула. И наконец посмотрела незнакомцу в лицо.

Меня разглядывали бесстрастные и холодные глаза. Взгляд – отстраненный и равнодушный – непонятным образом затягивал в свою глубину, словно ледяная воронка. Расширенные зрачки скрывали радужку, но кажется, она была светлой. Я изумленно уставилась на мужское лицо, впитывая его черты. Широкие темные брови вразлет, высокие острые скулы, прямой нос, красиво вылепленные губы и четкая линия подбородка. Незнакомец оказался безбородым, лишь с тенью щетины. Длинные темные волосы были связаны за спиной, как и у многих ильхов, а на шее тускло блестел черный обруч.

Мужчина не двигался. Застыл на корточках, не сводя с меня внимательного взгляда. С отстраненным интересом исследователя он рассматривал мое лицо, растрепанные волосы, грязное платье. Плечо, виднеющееся в дыре. Ладони с обломанными ногтями. Очертания груди и бедер. Колени. Ноги, замотанные тряпками.

Меня бросило в жар, щеки заалели. И почему от этого взгляда хочется либо прикрыться, либо…

Не додумав крамольную и стыдную мысль, я охнула и неловко села, поджав ноги.

Незнакомец не шелохнулся. Лишь зрачки в его глазах на миг сузились – и снова затопили светлую радужку. Словно не живой человек, а статуя! Только от мощного тела пышет жаром, показывая, что это все-таки не камень! Но как он попал в эту пещеру? Неужели и правда есть другой выход? Может, этот ильх мне поможет? Признаков агрессии он не выказывал. Просто смотрел. Вернее, неприлично и бесцеремонно разглядывал, но что взять с варвара? Вряд ли мужчина, покрывший лицо и тело кровавыми узорами, хоть что-нибудь понимает в приличиях!

Я тронула переносицу, чтобы поправить очки. И замерла. Стекол на носу не было. Ну конечно, я ведь сняла их, когда легла спать! Но тогда как я так хорошо рассмотрела и рельеф мышц незнакомца, и его босые ноги, испачканные в саже, и темные ресницы?

Это что же выходит…

Я вздрогнула и… проснулась.

Рывком нацепила окуляры, осмотрелась. Никакого ильха рядом со мной не было. Конечно, не было, он лишь приснился мне. Может, я видела кого-то похожего в Варисфольде, вот воспаленное сознание и нарисовало образ?

Я нахмурилась. Потому что была уверена, что никогда не встречала этого мужчину. Творческие таланты моей семьи мне не достались, зато память я получила отменную. Нет, незнакомца я раньше не видела, такое лицо точно не забывается. Значит, он лишь плод моего воображения?

Вероятно…

Сон слетел. К тому же, я успела окоченеть.

Кряхтя и растирая озябшие руки, я выбралась из-за баррикады ящиков. Угли почти догорели, отчего в пещере стало темно и холодно.

И только я собралась размяться и попить, как огромная черная куча пришла в движение. Дрогнула верхушка, и обугленные деревяшки посыпались вниз, выпуская огромную драконью голову на длинной шее. И эта чудовищная голова повернулась в мою сторону. Открылась клыкастая жуткая пасть. А потом хёгг тихо зашипел и устремился ко мне!

Завизжав от ужаса, я рванула в сторону выхода. Страх совершенно лишил меня самообладания. Боги! Да хёгг же меня сейчас сожрет! Наверняка проголодалась зверюга, а тут я – сочный и даже упитанный кусок мяса! Перекусит пополам своими зубищами, заглотит и не заметит!

– Подавишься! – заорала я скорее от страха.

Видимость в пещере была почти нулевая, лишь со стороны лаза тянулась полоска серого света. К ней я и неслась, почти не соображая. Огромное тело дракона угрожающе ворочалось позади, норовя схватить! И когда вожделенное спасение уже дышало в лицо свежим воздухом, моя проклятая неуклюжесть все испортила! Под ногу попался острый камушек, даже портянки не спасли! И я, нелепо взмахнув руками, упала. Охнула, ударившись коленками. И тут же вопль замер в глотке. Ко мне склонилась драконья голова. Очертания рогатой змеиной морды. Из жуткой пасти пахнуло кровью. Верно, съел уже кого-то… Может, еще одну глупую переселенку?

Вот тебе и новое будущее, Энни! Для чего я покинула дом? Чтобы стать обедом чудовища?

– Пошел вон! – заорала я от потери сознания. Да-да, оно точно меня покинуло, оставив лишь слабо дергающееся и орущее в истерике тело. – Не трогай меня! Не приближайся! Не смей меня жрать, сволочь! Я – ядовитая!

Блики света сплясали на влажных клыках. Огромных. И я треснула дракона по носу. Ладонью. Понимая краешком ошалевшего сознания полнейшую абсурдность своих действий. Но паника не давала мыслить, инстинкт лишь требовал защищаться. Как угодно!

Всхлипнув, я задом поползла к лазу, надеясь выбраться, пока дракон не двигается. Проход слишком узкий, хёгг не сможет вылезти за мной наружу! Это мой шанс! Пятясь, я достигла скального коридора и тут уже вскочила, не обращая внимания на боль в лодыжке. И понеслась наружу.

Позади взревело чудовище. Глухо, протяжно. Словно от боли. И мое сердце сделало в груди кульбит. Что с этим монстром? Почему от так воет? Разве драконы вообще воют? Хотя что я об этом знаю!

Ударившись плечом о выступающий камень и ободрав кожу, я вывалилась наружу. Упала на снег, тяжело дыша и жадно хватая открытым ртом лед.

И тут сверху раздался ненавистный голос одноглазого ильха.

– Он очнулся! Хёгг очнулся! Помогла чужанская врачевательница! Я знал, что он не умрет! Выкарабкается!

Я неуклюже поднялась, стряхнула снег и с ненавистью глянула на бородатого ильха. Выглядел он так же, как и вчера, лишь на его плече болталась тушка барана. Единственный глаз ильха весело поблескивал, на меня он сегодня смотрел почти радушно.

– Притащил закуску для зверя! – усмехнулся ильх, увидев мой взгляд. – Покормлю и вернусь, жди здесь, дева. Кажется, хёгг не в духе, слышишь, как рычит? Может, не нравится ему твое лечение? Да ты не пугайся, я же шучу!

И радостно оскалившись, зашел в лаз.

Я привалилась к ледяной стене и обхватила себя руками. Внутри пещеры одно чудовище уговаривало другое отведать вкусного свежего мяса. Снова завыл хёгг. Но как-то глухо, безнадежно.

Изредка доносились какие-то шлепки, треск, голос ильха. Он что-то бормотал, то ли молитвы, то ли ругательства – не разобрать.

А потом и вовсе все стихло.

Одноглазый вернулся, когда я почти вмерзла в гранит.

Глянул радостно и, сдернув с себя меховой плащ, укрыл мои плечи. Укутал накрепко и даже завязал веревку у горла. Потом стащил свои сапоги и, присев, впихнул в огромные обувки мои окоченевшие ступни. Голенище доставало мне до бедер, а внутри сапог оказалась куча свободного места, даже несмотря на портянки. Я не двигалась, понимая, что возражать бесполезно, да и глупо. Мех остро пах мужским телом, но и согревал отменно. Блаженное тепло окутало благословенным пологом, и мои зубы почти перестали стучать.

Ильх потоптался рядом. Его, кажется, вовсе не смущало отсутствие верхней одежды и обуви, варвар лишь расправил плечи да потянулся.

– Ты на меня не злись, врачевательница, – неожиданно выдал одноглазый. – Не хотел я, чтобы так. Но и выбора у меня не было. Рагнвальд много дней не приходил в себя, я устал жечь вокруг него костры да плавить золото. Умирал он. И место силы не помогало! Хёгг его умирал, и брат умирал. А ты что-то сделала, и он очнулся. Первый раз! – Ильх потрогал рукоять огромного топора на своем поясе, и я вздрогнула.

От одного вида этого огромного одноглазого ильха хотелось куда-нибудь спрятаться! Я выросла среди женщин, в обстановке тепличной и одухотворенной, и такая агрессивная мужская сила в непосредственной близости от меня – подавляла и пугала.

Правда, недостаточно, чтобы заставить умолкнуть любопытство.

– Что такое место силы?

– Так вот же оно, пещера эта, – удивленно протянул ильх. – Золото и жар углей. Верное средство для раненого черного хёгга! У вас там, за Туманом, что же, совсем ничего не знают?

Я мотнула головой и хотела спросить, что случилось с тем чудовищем внутри, почему зверь умирает, но прикусила язык. Какое мне до этого дело? Я все равно не смогу его вылечить!

– Так что ты лечи его, врачевательница. Лечи, дева! Я все фьорды облетел в поисках такой, как ты! Твоя Конфедерация, говорят, иная, там есть ученые девы, такие, как наша Оливия-хёгг. Лечи и останешься жива!

– Может, еще и в Варисфольд пообещаешь вернуть? – произнесла я и сама удивилась тому, как хрипло звучит голос. Наоралась. Ну или замерзла.

Одноглазый помрачнел.

– Врать я не приучен, – мрачно протянул он. – В Варисфольд тебе возврата нет, дева. Но вылечишь Рагнвальда, жить станешь в Карнохельме, это я тебе, Бенгт Одноглазый, обещаю. И не сердись. Пусть нет у нас трех десятков сияющих башен, да тоже найдем, чем удивить. Только вылечи, дева. А там… Риар Города-над-Бездной в долгу не останется!

Я хмыкнула. Значит, от угроз перешли к обещаниям? Ну-ну. Только вот что делать с тем, что на фьорды я приехала к жениху, и что я вовсе не врачевательница? И почему чудовище очнулось, я понятие не имею! И вообще, ему не врач нужен, а какой-нибудь звериный знахарь! И то…

Словно услышав мои мысли, Бенгт прищурил свой глаз.

– Ты уж старайся, дева! Хорошо старайся! Награжу, если все сделаешь верно. А если нет… Я уже говорил, врачевательница. Помни мои слова!

Ну вот, снова угрозы. Какое непостоянство!

Я благоразумно прикусила язык.

– Углей я накидал и огонь разжег, для хёгга это сейчас первое снадобье – чтобы жара побольше, – задумавшись, произнес Бенгт. – Вот только от мяса хёгг отказался. Плохой признак! Зверь, который не ест – умирает. А он не ест уже, – ильх растопырил пальцы, нахмурился, мотнул головой.

Он что же, даже считать не умеет?

– Долго! Долго не ест! Как я отправился на поиски лекарства, так и не ест! Так что ты накорми его, врачевательница!

Что? Я должна кормить это чудовище? Это каким, интересно, образом?

– Для тебя я тоже кое-что принес, вы, чужанские девы, говорят, нежные, к сырому мясу и простой жизни неприученные. Наши-то закаленные, а то, что ты иная, я как-то подзабыл… Вот, возьми. Там копчености и сыры, поешь. – Бенгт ткнул пальцем в мешок у скалы. – Шубу оставь себе, обувку я подходящую потом найду, в этой пока походишь. К тому же, ходить тебе и не надо, сиди в пещере да лечи моего брата! Да не трясись так! Я же не зверь!

Ну с последним я бы поспорила, но предпочла промолчать.

Ильх досадливо поморщился, окинул меня еще одним хмурым взглядом. Задержался на растрепанных кудрях и кривых очках. Постоял, раздумывая и поглаживая рукоять своего топора. Кто б сказал варвару, что этот жест совершенно не располагает к душевной беседе с ним!

– И еще. Когда хёгг рычит, лучше прячься, дева. Кольцо Горлохума порой тяжелая ноша. А для того, кто призвал зверя в таком возрасте – вдвойне. Так что ты берегись, дева. Слышишь рык – сиди тихо и молись перворожденным, чтобы Рагнвальд вернулся и сохранил свой разум. Мой брат сильный. Он справится! А ты ему помоги, врачевательница! Помоги, слышишь? Это важно.

Бенгт вдруг качнулся ко мне, словно хотел сжать плечи. Я испуганно шарахнулась назад, и ильх застыл. Почесал свою бороду, поморщился досадливо. Кивнул мрачно, развернулся и, не прощаясь, побежал к краю площадки.

Рухнул вниз. И через миг над пропастью взлетел черный дракон. Глянул в мою сторону и, завалившись в бок, полетел вдоль скал.

Я стояла, пока черная туша не превратилась в точку, а потом и вовсе растворилась в облаках.

Из пещеры не доносилось ни звука.

Вздохнув, я развязала мешок, принесенный Бенгтом. Внутри и правда была еда – несколько полосок копченого мяса, лепешки и кусок пресного сыра. В былые времена на такое нехитрое угощение я бы и не посмотрела, а сейчас запихивала сухие куски в рот, облизывая пальцы и урча от удовольствия.

– Скоро я тут сама озверею, – пробормотала, когда голод немного отступил. Усмехнулась, представив, что сказала бы моя семья, увидев сейчас Эннис Вилсон! Вот такую – лохматую, грязную, в чужой одежде, жадно раздирающую кусок мяса и даже, кажется, порыкивающую, чтобы не отобрали! Тетушка Джун наверняка упала бы в обморок, тетушка Хло – потребовала сердечные капли, а бабушка окинула бы разочарованным взглядом, ясно говорящим, что ничего иного от сорняка Энни она и не ждала.

Но сейчас на этой скале не было моих родственников. Здесь была лишь я и чудовище!

С трудом заставив себя остановиться и не съедать все, что было в мешке, я отложила еду. Протерла лицо снегом, сунула в рот ледышку. И, крадучись, двинулась в сторону пещеры. Мне хотелось бы остаться здесь, в относительной безопасности, но не выйдет. Выжить на ледяной скале я точно не смогу, даже в шубе!

Оставшиеся продукты я пристроила у входа, придавив мешок большим камнем. И осторожно вошла в пещеру. Хёгга видно не было, у дальней стены снова возвышалась гора золы и углей. Похоже, Бенгт постарался, завалив дракона по самую макушку. Красноватые прожилки углей порой разбрасывали искры и давали тусклый свет. Я потопталась у входа. Надо придумать, как отсюда выбраться и вернуться в Варисфольд. Там мне помогут! В конце концов, есть же фонд содействия переселенкам!

Хмыкнула. Ну да. Где был этот фонд, когда меня с собственной помолвки утащил дракон!

Возле кучи углей лежали на ящике куски мяса – похоже, Бенгт тут помахал своим топором! Я поморщилась. И что мне делать с этой мясной лавкой? Варварство какое…

Чихнула, подтверждая свои невеселые мысли. И нахмурившись, полезла в ящики с лекарствами. Не знаю насчет хёгга, а вот мне точно не помешает помощь. Закинув горсть знакомых пилюль в рот, я запила все талой водой и уселась на ящик – думать. Правда, толку от моих размышлений пока не было. Как выбраться из этой ловушки, я по-прежнему не знала. Меня не учили выживать на ледяных скалах или лечить драконов! Я не знаю, что делать!

Снова чихнула и потерла нос.

Гора углей оставалась неподвижной. Может, этот ужасный дракон уже умер?

Я вскочила, не зная, стоит ли радоваться. Если чудовище сдохнет, вряд ли Бенгт меня пожалеет! Покосилась на останки несчастного барашка. Мысль, пришедшая в голову, казалась абсурдной, но надо же что-то делать! Если хёгг выживет, меня хотя бы снимут с этой проклятой скалы!

Конечно, я понятия не имею, как лечить дракона. Да что там! Я не умею лечить даже кошек, у меня никогда не было домашнего питомца. Но если отнести этого неведомого хёгга к обычному зверю – из костей, мяса и крови, то на него должны действовать лекарства!

Стараясь не вдаваться в размышления о возможных последствиях своего безумства, я вытащила ампулы с антибиотиком и общеукрепляющим средством. Набрала в шприц и воткнула иглу в мясо.

– Надеюсь, у тебя нет аллергии, ящерица крылатая, – пробормотала я, нашпиговывая барашка.

Справившись, стерла со лба испарину и снова осмотрела кучу. Вспотела я не от жары, хотя в пещере было тепло, а от осознания того, что делаю. Хотя терять все равно нечего. Бенгт сказал, что чудовище умирает, значит, я вряд ли сделаю хуже.

– Эй ты, обед подан! – мой голос прозвучал тихо и жалко. – Слышишь меня? Здесь вкусный сочный барашек, тебе точно понравится! Хочешь кусочек?

Дракон не подавал признаков жизни. Ни движения, ни дыхания…

Я подобрала валяющуюся возле ящиков палку и осторожно подошла ближе.

– Ты меня слышишь? Эй, не смей умирать! Если ты сдохнешь, этот одноглазый Бенгт сбросит меня со скалы! Так что немедленно вытащи из этой кучи свою голову и съешь этого несчастного барана! Рагнвальд, ты еще жив? Кстати, у тебя ужасное имя. Тебя так назвали, чтобы все вокруг сломали язык, пытаясь к тебе обратиться? Не знаю, может, у вас на фьордах и принято ломать языки, а я вот не буду. Потому что я из цивилизованной, просвещенной Конфедерации, где нет никаких хёггов и варваров! Слышишь? И я уже ненавижу ваши дикие фьорды! А ну, вылезай! Давай, покажи свою безобразную морду! Ты самый гадкий хёгг на свете, понял? Вылезай немедленно!

Снова ударила по углям, разворошила. Бабушка всегда говорила, что в минуты волнения во мне просыпается уличная девчонка, способная сквернословить и орать. Все дело в порченой крови, утверждала она, ибо истинная Вилсон никогда не позволит себе подобного беспредела. Благородная девушка предпочтет красиво лишиться сознания, чем начнет топать ногами и орать. В нашей семье никто и никогда не повышал голоса. Всю глубину презрения и недовольства Вилсоны способны выразить изящно заломленной бровью.

Ну а я не истинная, так что снова ткнула палкой и заорала, понося хёгга, на чем свет стоит. Если в этом создании есть хоть капля разума, то хёгг выползет хотя бы для того, чтобы сожрать наглую орущую деву!

Куча дрогнула и начала осыпаться. Я завизжала, скатилась с кучи и вылетела из пещеры. Прижала руку к груди, в которой заполошно стучало сердце, и зажмурилась до разноцветных кругов перед глазами.

Из темного каменного нутра раздался злобный рык, переходящий в вой. Звук был настолько ужасным, что я закрыла уши ладонями. Удар изнутри пещеры заставил меня подпрыгнуть, а камни – содрогнуться. Мамочки! Чудовище, похоже, пытается выбраться! Кажется, мои оскорбления ему все-таки не понравились!

Отбежала к самому краю площадки, сжалась у камней. Хёгг бесновался и выл, внутри пещеры что-то гремело и падало! Я с головой укрылась шубой, от страха начало тошнить. Или это от сухого мяса, к которому я совсем не привыкла?

К счастью, грохот и рычание продолжались недолго. Но даже когда все стихло, я предпочла еще некоторое время ходить по площадке то приседая, то размахивая руками, чтобы согреться. А окончательно устав, рискнула вернуться.

Хёгг вытянулся возле лаза, почти перекрыв вход. В тусклых бликах света, пробивающихся в пещеру, я видела его змеиную голову и глаза, затянутые мутной пленкой. Дышал дракон тяжело, надрывно. И на мои движения не реагировал.

Бояться я устала, поэтому бочком протиснулась мимо монстра, замирая на каждом шагу и вслушиваясь в дыхание зверя.

Пещера выглядела так, словно в ней хорошенько порезвился… дракон! Все ящики оказались разбросанными, часть ампул и склянок – разбиты. От тряпок, что служили мне постелью, остались лишь лоскуты! От разворошенной кучи угля в воздухе нечем было дышать! Барашка я не видела, но порадоваться удачному исполнению задуманного не успела – наступила в останки несчастного животного! Мясо и требуха живописно устилали земляной пол.

Я закусила изнутри щеку, сдерживая злость. Вот же сволочь хвостатая!

Привалилась к стене, поморгала, и через одно уцелевшее стекло очков всмотрелась в груду, обтянутую чешуей. Даже так – при скудном освещении и с моим отвратительным зрением, было понятно, что дело плохо. Левый шип на голове дракона оказался сломан, слой золы покрывал длинное тело, но не мог скрыть неестественную худобу зверя. Его крылья лежали линялыми пыльными тряпками, а впалые бока так тяжело поднимались при попытке вздохнуть, что становилось ясно: чудовище сражается за каждый свой вдох. Может, с теми самыми перворожденными. Хищник выпустил наполовину когти на передних лапах, да так и застыл, словно не мог втянуть их обратно. Он глотал воздух – трудно, шумно, замирал на бесконечный миг, а потом со свистом выдыхал. Его пасть приоткрылась, и на пол текла густая слюна, образуя липкую лужу. Пленка на глазах пожелтела, уплотнилась и уже не открывалась.

Хёгг действительно умирал. И у него уже не было сил даже на то, чтобы сожрать одну наглую переселенку.

Внутри шевельнулась жалость. Все же этот зверь был… красив. Даже вот такой – на своем последнем вздохе. Он был олицетворением фьордов, такой же дикий, непонятный и загадочный. Дома я видела разных зверей – в специальных питомниках, но ни один не мог сравниться с хёггом. И видеть гибель живого существа было жутко. Да еще и такую…

Я нахмурилась, до боли сжав кулаки. Что же мне делать? Барашка хёгг лишь отбросил, но есть не стал. Значит, и лекарств никаких не получил. А что если… попытаться влить ему их с водой? Хуже точно не будет!

Схватив железный ящик, я выскочила наружу и принялась торопливо сваливать в емкость снег. Нагребла побольше и потащила обратно. С трудом втянув эту странную посудину, я с сожалением посмотрела на разворошенные угли. Топить снег слишком долго, промежутки между вдохами хёгга становились все длиннее. А я не хочу оказаться сброшенной со скалы!

Склянки хрустели под ногами, в полутьме я уже не понимала, где какое средство. И потому, закусив губу и стараясь не думать о том, что делаю, просто вывалила в снег все, что нашла.

От ужаса у меня подгибались колени, но даже когда я приблизилась к жуткой пасти почти вплотную, хёгг не пошевелился. Дыхание зверя оказалось сухим и уже почти не различимым. Порадовавшись, что пасть приоткрыта, я выгребла слегка подтаявший снежный ком и сунула на серый язык дракона. Как раз между двумя клыками, способными перекусить меня пополам.

И тут же отпрыгнула в сторону. Вжалась в стену, ощущая, как течет вдоль спины холодный пот.

Хёгг не пошевелился.

Снова приблизившись, я скатала еще комок, засунула в пасть зверя. И еще. И снова. Пока ящик не опустел. Чудовище не двигалось. И, кажется, уже не дышало.

– Не умирай, – отчаявшись, протянула я. – Дыши, ну же! Ты можешь! Ты точно можешь сделать еще один вдох, слышишь? Ты обязан его сделать! Ну пожалуйста! Слышишь меня? Попытайся! Не смей умирать, понял?!

Бесконечно долгое мгновение ничего не происходило. А потом хёгг слабо сглотнул. Часть снега вывалилась наружу, но часть он все-таки проглотил. Крылья вяло трепыхнулись. Я же подпрыгнула и, выскочив наружу, нагребла еще один ящик снега. Пыхтя, как груженый паровоз, втащила его в пещеру, насыпала и налила лекарств. На такую тушу, как это чудовище Карнохельма, надо целый вагон снадобий!

Надеюсь, хёгг не захлопнул пасть!

Но нет. Драконий язык – бледный, в сером налете, по-прежнему безжизненно лежал меж клыков. Дальше я катала комья, засовывала в пугающую глотку, снова катала и снова засовывала!

– Давай же, глотай, – бормотала я. – Ты сможешь, слышишь? Еще разочек! Ну ладно, два разочка… Глотай, ну же! Не знаю, что я делаю, мне очень страшно, но у нас с тобой нет выбора, понимаешь? И ты не такой уж безобразный… глотай, прошу тебя!

Я несла всякую чушь, подбадривая себя болтовней и с трудом удерживая торжествующий вопль, когда хёгг все-таки сглатывал! Ему это давалось с трудом, мучительная судорога пробегала по длинному телу и дугой распирала грудную клетку. Но он все же глотал!

Еще несколько ящиков, полных белых ледяных комков, исчезли в утробе чудища. Я окончательно взмокла и так устала, что ноги начали дрожать. А когда ящик вывалился из рук, поняла, что пора сделать передышку. Сколько снега я сумела затолкать в нутро хёгга?

Зверь так и не двинулся с места, даже глаза не открыл, но я слышала его вдохи – тяжелые и редкие. Но они были!

Мое тело тряслось от нервного потрясения и усталости. Разворошенные угли почти погасли, и в пещере стало ощутимо холоднее. Из последних сил я нагребла кучу, свалила сверху остатки тряпок. И, завернувшись в шубу, легла на золу. Лучше я стану похожей на ведьму из моих детских сказок, чем замерзну во сне.

Проваливаясь в тяжелый, нервный сон, успела подумать, что надо было поесть… Но сил на то, чтобы встать, уже не осталось.

Глава 7

…Свет лился откуда-то сверху – голубовато-желтый, теплый, какой-то летний. И его лучи мягко обрисовывали фигуру сидящего рядом со мной мужчины. Высвечивали контур широких плеч, рельеф груди и ребер, ткань штанов и босые ноги. Обводили золотом голову и пряди темных волос, подчеркивали ровный нос, упрямый подбородок, чувственные губы и родимое пятнышко на щеке.

А вот глаза прятались за светом. И взгляд незнакомца – тоже.

Но я точно знала, что он меня рассматривает. Впрочем, на кого еще можно смотреть в моем собственном сне? А в том, что это сон, я совершенно не сомневалась. Ощущение было странным, я понимала, что происходящее нереально. И в то же время… это отличалось от обычных мутных сновидений. А незнакомец рядом казался до пугающего… живым!

Я так явно ощущала его тепло, его запах – легкий, свежий, пряно-мужской, его дыхание. И его пристальное внимание. Взгляд, скользящий по моему лицу, изучающий его пристально и остро, опускающийся ниже – на вырез грязного платья, на обнаженное плечо, на складки шубы до места, где меховые полы открывали колени. Тоже грязные, кстати. И сбитые. В ссадинах и синяках.

И всю эту красоту незнакомец с интересом рассматривал.

Не выдержав, я потянула ткань плаща, закрываясь. Столь пристальное внимание пробуждало внутри непонятное, тянущее чувство. Маетное и немного пугающее…

Мужчина тихо выдохнул. Воздух коснулся моего виска. Словно незнакомец действительно был совсем рядом. Словно он действительно был. И стоит лишь протянуть руку…

Руку протянул он. Очень медленно. В странном призрачном свете я четко рассмотрела крепкую ладонь с длинными пальцами и коротко обрезанными ногтями. У запястья темнели какие-то знаки, образуя рисунок-браслет. Кончики пальцев невесомо коснулись края моей шубы на груди. Словно хотели ее отодвинуть.

И мы оба застыли – я и незнакомец. Каждый с изумлением ждал действия другого. Нереальность происходящего смешивалось с запредельной живостью ощущений. И томление внутри усилилось, переходя в жар. Я увидела, как дернулось горло мужчины над краем черного обруча. И мельком подумала, что уже видела такое странное украшение. На одноглазом Бенгте… Зачем они носят такие кольца?

Какой удивительный сон…

***

Темная Дева снова явилась внезапно. Мгновение назад пещера пустовала. Он стоял спиной, когда ощутил легкое движение воздуха и новый запах, нитью скользнувший в устоявшемся мареве нижнего мира.

Повернулся рывком, но совершенно бесшумно, уже зная, что увидит. Вернее – кого.

И точно.

Темная Дева свернулась на мехах.

Подошел ближе, присел, рассматривая с удивлением. Каждый знает легенду о том, что воинов в нижнем мире ждет Темная Дева. Блудница и нечестная жена, охочая до наслаждений распутница, которую наказали перворожденные хёгги. Темная Дева не может покинуть промежуточный мир, так и остается в нем вечность, ублажая честных воинов. Каждого обязана обласкать и одарить своим телом.

Только вот ему Дева досталась какая-то странная.

Ну то, что темная – понятно. Грязь бесчинств и разврата въелась в ее кожу черной сажей. Одета блудница в рваное платье нареченной – вечное напоминание о ее позоре и предательстве. По подолу вьются узоры хёггов, чтобы вечность помнила о тех, кто ее наказал. Вот только дева не ждала воина в соблазнительной позе, а спала! Свернулась на меховом плаще и посапывала!

Он присел рядом, с холодным интересом рассматривая лицо, скрытое за завесой спутанных темных волос. На носу блудницы блестели странные круглые стеклышки, но что это такое, Рагнвальд не знал. Так что лица толком видно и не было.

Словно почувствовав чужой взгляд, блудница тихо засопела и проснулась. Моргнула, уставилась на него. И снова странность. Взгляд ее не сочился патокой, не завлекал. Скорее, он был удивленным, немного испуганным, а еще – любопытным. Так смотрят мелкие беззащитные зверьки, когда им протягиваешь кусок мяса.

Он тоже протянул – ладонь. Тронул край шубы, подвинул. Не то, чтобы сильно желал рассмотреть Темную Деву, да и о плотских утехах совсем не думал, но все знают, что от подарков перворожденных нельзя отказываться. У блудницы свое искупление, у него – свое. Откажется – и обоим будет плохо.

К тому же Дева оказалась юной. Можно сказать – повезло. Воины после кувшина вина иной раз смеялись, что тем, кто нагрешит в этом мире, за чертой хёгги пошлют беззубую старуху и придется принять такой дар!

А Рагнвальду вот повезло. Ему послали блудницу молодую, пусть и странную. На лицо он больше не смотрел, сосредоточившись на теле. Отвел края шубы, провел пальцем от шеи до высокого навершия женской груди. Погладил медленно. Остановился. Собственное тело потяжелело против воли. Желание хлыстом огладило спину и жгутом свернулось в паху. Грудь у Темной Девы была налитая, высокая. Такая, что хотелось сжать ладонью, разодрать грязное платье, увидеть. Какого цвета ее навершие?

От мыслей и ощущений перехватило горло.

Блудница не двигалась, лишь вздрогнула, когда он опустил руку ниже. Коснулся ее бедер, скрытых складками скользкого шелка, потянул наверх.

Губы пересохли. От вожделения – неожиданного, яркого и острого – закружилась голова. А поначалу ведь разозлился такому дару перворожденных… Хотел отказаться, мимо пройти… А сейчас…

Снова провел рукой – от плеча Девы до сжатых бедер – и, заведя ладонь за ее спину, дернул на себя. Блудница тихо охнула, словно от испуга. Словно и правда – он самый первый. Ее нежное, сочное тело дрожало, как будто Дева боялась.