Чудовище Карнохельма

Что ж, к этому нам тоже предстоит привыкнуть.

Дэгни поставила на стол кружку черного, как деготь, напитка, глянула с испугом. И выпучила глаза, когда Иветта сделала глоток, а потом блаженно улыбнулась.

– Прекрасно! Просто прекрасно! Не кофе, но весьма, весьма недурно! Попробуете, Энни?

– Чай гораздо полезнее, – покачала я головой. И не стала добавлять, что бабушка всячески не одобряла употребление кофе и меня вырастила с осознанием, что он вреден.

– Да, вы совершенно себя не знаете, милая девочка, – пробормотала Иветта.

Не успели мы насладиться вкуснейшими пирогами с мясом или ягодами, как пожаловали гостьи – родственницы моего жениха. Две сестры – юные девы, похожие как близнецы, а с ними седовласая, прямая как палка, старуха. На каждой красовалось платье ниже колен и тяжелый меховой плащ. Волосы девы фьордов заплетали в несколько кос и связывали за спиной либо укладывали на голове. Признаться, это выглядело красиво. Я понадеялась, что вскоре тоже освою такую прическу взамен своего привычного кудрявого хвоста.

Следом за девами внесли сундуки. Наряды – пояснили нам прибывшие.

Имен я не запомнила, потому что старшая гостья при виде нас всплеснула руками и возмутилась:

– Поглоти меня Хеллехёгг! Живо одеваться! Скоро ведь обряд!

Я благоразумно сбежала в купальню, а когда вернулась в комнаты, застала там изумленную Иветту. Та рассматривала наряд с таким непередаваемым выражением на лице, что я чуть не рассмеялась.

– Варварство, ну какое же варварство, – бормотала пораженная врачевательница.

Я согласно кивнула, не в силах оторвать взгляда от расшитого платья, которое держали гостьи. Совершенное, невероятное, сногсшибательное варварство! И такое красивое, что дрогнула даже деревяшка, что служит Иветте сердцем. Ну а мое и вовсе – стучало и колотилось, норовя выскочить из грудной клетки.

Наряды были из белого шелка, значит, и здесь, на фьордах, этот цвет считался символом невинности и чистоты. По скользкой ткани плелись узоры – вышивка, камни, золотые и красные нити, и все это складываюсь в дивные картины. Вот на многослойном подоле видны вершины заснеженных гор, вот непроходимые леса, а вот скользят в вышине странные и пугающие силуэты, то ли гигантских птиц, то ли… драконов? Я присмотрелась. И точно! На наряде нареченной образ чудовища был вышит многократно. Да и при выходе из Тумана нас встречали статуи с этим изображением. А с пристани я видела распахнутые каменные крылья других изваяний. Похоже, фьорды чтят этих древних монстров? Или считают, что изображение такого чудовища отпугнет реальных врагов? Диких зверей или захватчиков?

Вероятно, так.

– Обрядное платье по нашим обычаям каждая невеста расшивает сама, – проскрежетала старуха. – Но чужачке мы решили помочь. Вряд ли твоя затуманная Конфедерация научила столь тонкому искусству!

В выцветших голубых глазах мелькнуло недовольство, и я тайком вздохнула. Старуха оказалась моей будущей свекровью. И, похоже, она совсем не рада гостье из-за Тумана.

Мечта о тихом домике с мужем и ребятишками подернулась легкой ряской тревоги. Но тут девы ожили, затеребили меня, требуя скорее одеваться. Я выбралась из своего шерстяного платья, слегка смущаясь. Оголяться при посторонних я не люблю – стесняюсь своих пышных форм. Бабушка утверждала, что девушка должна быть хрупкой, как тростинка, отличаться равнодушием к еде, прямыми светлыми волосами, тонкими чертами лица, грацией, вежливой улыбкой в любой ситуации, изяществом манер и мыслей. Именно такой она и была. И дочь ее, моя покойная матушка, была такой, и кузина Розалинда, и все остальные женщины нашей семьи. Легкие, изящные, отмеченные чудесной русалочьей бледностью, томностью взгляда и плавностью движений. Все, кроме меня. Бабушка говорила, что я пошла в отца. В непутевого и случайного мужчину, непонятно как случившегося в правильной жизни матушки. Мужчина исчез так же, как и появился – внезапно. А я вот осталась. И выросла катастрофически непохожей на девушку из семейства Вилсон. На моей голове всегда был беспорядок буйных, каштановых с рыжинкой кудрей, изящество и грация сдались под натиском неуклюжести, на носу рассыпались совершенно простецкие веснушки, а пальцы оказались лишены музыкальной тонкости. У меня не было великолепного слуха и голоса бабушки – знаменитой оперной певицы, мне не передался мамин талант пианистки, не досталось вкуса и стиля тетушек-художниц. А еще у меня был возмутительно хороший аппетит и… очки. И, к сожалению, они не делали мой образ более одухотворенным, напротив – беспощадно упрощали.

Я была обыкновенной. И совершенно неподходящей династии известной фамилии, что так гордилась талантами своих женщин. Ведь Вилсоны были известны на весь мир. С самого детства меня таскали по всевозможным урокам и учителям, надеясь отыскать в золе по имени «Эннис Вилсон» хоть крупицу одаренности. Но, увы. Мне просто не досталось ни одного таланта. На уроках музыки я зевала, от моего пения учителя бледнели и хватались за сердце, мольберт действовал на меня усыпляюще, а танцы не стоило и начинать – не с моей неуклюжестью. И это свое несоответствие одаренной и одухотворенной семье я ощущала так остро, что как только достигла двадцати лет – возраста, разрешенного для переселения, – подала заявку. Свое решение я скрывала до последнего, справедливо полагая, что бабушка запрет меня в родовом доме и не позволит сбежать за Туман. Ну, или у нее просто случится сердечный приступ.

Возможно, именно так и произошло.

Мысль о бабушке и родственниках снова кольнула сердце иголкой. Во рту стало горько. Но я сжала зубы, заставляя себя не думать о прошлом. Назад пути нет, выбор сделан.

Вот только взамен моих родственников я, кажется, рискую обрести чужих. А ведь об этом я даже не подумала. Мир за Туманом виделся мне лишь в радужных красках!

– Долго ты глазеть будешь, чужанская дева? – окликнула старуха. – Надевай скорее! Не будет Гудрет ждать до весны, замешкаешься – другую невесту найдет! Он ильх видный!

Девы-сестры засмеялись, Иветта нахмурилась. А я лишь молча сняла сорочку и скользнула в шелк. Вокруг меня закружил вихрь чужих рук и лиц, девы поправляли складки, оглаживали подол, завязывали широкий красный пояс и накрывали плечи тончайшим золотым кружевом. Поверх алого пояса лег еще один – из золотых колец, и я ахнула, увидев эту драгоценность. Мои волосы смазали чем-то остро пахнувшим и споро заплели, глаза подвели темной краской, а губы – красной. А голову накрыли расшитым покровом.

Когда девы отступили, я осторожно повернулась к зеркалу. Стекло, кстати, тоже было изумительным – словно и не стекло вовсе, а кусок льда, почему-то не тающего в теплом доме. И отражение в его глубине казалось немного волшебным, словно зазеркалье показывало иную реальность.

И точно не меня. Вот эта дева в шелках и кружевах, с драгоценным поясом на талии, разве она может быть мною – неуклюжей Эннис?

И лишь увидев знакомые круглые очки, я слегка улыбнулась. Я. Все-таки я.

– Это надо снять! – старуха, имени которой я не запомнила, а переспросить постеснялась, ткнула пальцем в мои стеклышки.

– Простите, это невозможно, – смутилась я. – Без них я плохо вижу.

– Плохо видишь? – сестры изумленно переглянулись. – Разве ты воин, что потерял глаза в бою? Да и глаза твои на месте, почему же они незрячи?

Я ошарашено моргнула, не зная, что на это ответить. Почему мои глаза утратили остроту зрения? Странный вопрос. Может, на фьордах люди отличаются отменным здоровьем? Хотя экология, отсутствие телевидения и машин вполне могут этому поспособствовать. И все же – непонятно.

– Хватать болтать! – гаркнула старуха, и я подпрыгнула. – Негоже заставлять ждать жениха! Стоит на ветру, мерзнет, ждет чужанскую нареченную, а она болтает тут почем зря!

Я хотела возразить, что вообще молчу, как рыба, но не стала. К тому же голову мне покрыли еще одним слоем ткани, закрепили заколками, и теперь я боялась пошевелиться, так и казалось, что скользкий шелк свалится! На ноги мне надели мягкие туфли и замерли напротив, оценивая.

– Ты очень красивая, Эннис. Надеюсь, твой жених полюбит тебя всей душой, – как-то непривычно мягко произнесла Иветта. Глаза ее за стеклами очков подозрительно блестели. Я нервно сжала похолодевшие ладони и кивнула. Во рту пересохло, но я постеснялась попросить воды.

– На обряде наречения присутствуют только ильхи, жаль, что мне нельзя поехать с тобой, – произнесла врачевательница. – Но уверена, мы скоро увидимся, дорогая.

– Конечно, – я осторожно обняла Иветту.

За дверью уже ждала повозка, на этот раз с бархатными подушками и меховым покрывалом. Сквозь кружево покрова я смотрела на величественные дома Варисфольда, на широкие улицы, ярусы с водопадами и бесчисленные статуи чудовищ, что скалились и на моем наряде. А еще – на суровых бородатых ильхов, одетых в меха и кожу, с самым настоящим оружием – топорами, секирами, мечами в ножнах. На нежных дев в длинных платьях и накидках, на статных старух и детей, провожающих украшенную алыми тканями повозку радостными криками.

«Невесту везут, невесту везут!»

Невесту. Меня. Я – нареченная ильха, варвара из-за Тумана! Сколько разговоров в Конфедерации об этих ильхах, то твердят, что они рогаты, то – что косматы, а то и вовсе – что чудовища! Бабушка всерьез верит, что за Туманом живут и не люди вовсе – звери.

А на деле, все, как обычно, вранье.

Я погладила свою расшитую юбку. Не верится, что сегодня я стану нареченной. Еще не женой, но уже названной невестой. И Гудрет введет меня в свой дом. Я увижу, как живет мой жених, познакомлюсь со всеми родственниками, навещу его пекарню и любимые в городе места… Мы будем много-много говорить, а через положенное время я скажу свое «да» и стану супругой.

Удивительно.

Неужели, правда?

«Невесту везут! Нареченную везут!»

Повозка поползла вверх, на скалы. Въехала на широкую площадку и остановилась.

Я повертела головой. С одной стороны высилась скала, увитая вечнозеленым растением – то ли вьюнок, то ли плющ. Там чинно ожидали суровые молчаливые ильхи – главы родов. В центре площадки находился стол, на котором я заметила железный кубок. А возле стола – Гудрет. Плечи жениха укрывала роскошная белая шкура, закрывая расшитую полотняную рубашку. Ниже виднелись простые штаны и высокие сапоги. Я суетливо поднялась, ступила на деревянную подножку, которую поставил возница. Замешкалась. Длинные юбки трепал ветер – здесь, на площадке в скалах, он был особенно рьяным. Остро пахло морем.

При виде повозки ильхи подобрались, и все головы повернулись в мою сторону. Я занервничала сильнее, да еще и юбка зацепилась за край лавки и никак не желала освобождаться. Я похолодела, ощущая на себе десятки взглядов и безуспешно сражаясь со скользкой тканью. Да что же это такое! Ладони взмокли. Кружево сползло с макушки, и я услышала недовольный ропот.

Взмолившись про себя всем богам и даже неизвестным хёггам, я дернула юбку, и в наступившей оглушающей тишине раздался ужасающий треск.

Я порвала свой наряд. Прекрасный наряд, сшитый не мною!

О боги!

Румяный Гудрет покраснел еще сильнее и качнулся в мою сторону, но был остановлен мрачным взглядом старейшего ильха. Верно, невеста должна сама подойти к жениху. Нервно поправив сползающие очки, я придержала на голове покров и снова услышала недовольные шепотки. Юбку трепал ветер, грудь терзало отчаяние. Я ступила на снег, и брызнула из-под подошвы рассыпанная на снегу красная ягода, пачкая шелк. Мне стало дурно. Единый, да Гудрет точно от меня откажется! Кому нужна такая неуклюжая нареченная?

Пытаясь сберечь и без того подпорченное платье, я отступила от ягодной дорожки в снег, и ильхи начали переглядываться. Снова не то! Отчаянно закусив губу, я вернулась и сделала шаг. Щеки Гудрета алели пятнами. Верно, и ему обряд давался непросто.

Еще три шага, и окаянная дорожка почти пройдена. Оказывается, двигаться в таком длинном платье – сущее мучение!

«Держи голову высоко, будь достойной семьи! Да плечи расправь, мне за тебя стыдно, Эннис!» – произнесла в голове бабушка. На испачканный подол я старалась не смотреть.

Еще шаг – и мне отчаянно захотелось поправить очки. А еще растереть ледяные ладони и озябшие на ветру плечи, надвинуть на лоб окаянный полог и сделать хоть глоток воды. Но решилась я лишь на то, чтобы тайком облизать губы.

С места у стола открывался невероятный вид на Варисфольд. Солнце сияло над гаванью, расцвечивая холодные воды золотом. Город лежал внизу – невероятный, волшебный, многоярусный. И этот пейзаж заставил меня выпрямиться. Самое главное уже свершилось. Я здесь. Гудрет улыбается. И все будет хорошо!

Тихо выдохнула и глянула уже спокойнее. Мой жених тоже перевел дыхание, взял со стола тяжелый кубок, сделал глоток. И передал мне. Я радостно припала к краю, все же жажда меня замучила. Напиток оказался пряным и кисло-сладким, вкусным. Чуть улыбнувшись, Гудрет снял с себя шкуру и накрыл мои плечи. А потом резко уколол свой палец ножом и провел полосу на моем лице. Захотелось, как Иветта, произнести: варварство, ну какое же варварство! Но, конечно, я помолчала.

Ильх тем временем взял со стола тонкий обруч с красным камнем в центре. И, отбросив с моего лица полог, положил на ткань венец.

Я вздохнула с облегчением. Теперь я видела нормально, а не щурилась, словно крот из норы, пытаясь хоть что-то рассмотреть сквозь кружева!

– Здесь, на скале предков, перед ликом перворожденных хёггов и старейшин рода, я, Гудрет, беру Эннис под руку свою, принимаю в дом свой, называю своей нареченной и надеваю ей на голову венец, – звонко произнес жених. За спиной раздался гул голосов. – Ты согласна войти в мой дом нареченной, Эннис? – серьезно спросил Гудрет.

Я замерла, всматриваясь в его темные глаза. Ища в них то, что было мне так нужно: понимание, поддержку, и пусть еще не любовь, но уже – симпатию. Хотелось навсегда сохранить этот момент в сердце. Чтобы вспоминать потом…

Открыла рот, собираясь сказать – «Согласна».

За спиной вдруг кто-то вскрикнул, зашумел, что-то стукнуло. Гудрет моргнул и отвернулся, прерывая обмен взглядами. Я хотела спросить, в чем дело, но не успела. Ильхи вздрогнули, слаженно выхватили мечи. При виде оружия стало не по себе.

– Да что происходит?!

Никто не ответил. Гудрет схватил меня за руку.

– Хёгг! Черный хёгг! – прокатилось над скалами.

– На нем кольцо Горлохума!

– В Варисфольде нельзя призывать хёгга!

– Нарушил закон! Отступник! – рыкнул огромный ильх с бородой, заплетенной в косичку.

Что?

Я обернулась. И остолбенела. Мое тело просто застыло, а разум отказывался верить в увиденное. Прямо на меня неслось чудовище. Существо, которого нет и быть не может. Дракон. В распахнутой пасти виднелось багровое нёбо и язык, клыки торчали смертоносными копьями. На гигантской голове дыбом стоял гранитный гребень, длинная шея с матовым кольцом переходила в мощный круп, покрытый пластинами, распахнутые крылья гнали воздушную волну.

– Хёгг! Хёгг!

Хёгг. Дракон.

– Энни!

Огромные лапы со скрежетом ударились в камень площадки. Шипастый хвост снес стол, а ильхи попадали, словно кегли. Воздушная волна сорвала мой покров вместе с венцом, и я очнулась. Да, этого не может быть. Да, в мой утренний чай, наверное, добавили какие-то странные травы. Да, это лишь галлюцинация.

Но если я не сделаю ноги, эта галлюцинация вполне натурально меня сожрет! Потому что злобные черные глаза монстра смотрели именно на меня!

– Убирайся! – Гудрет ткнул в черную лапу кинжалом, но чудовище этого даже не заметило. Лишь дернуло хвостом, отбрасывая в сторону моего жениха. Гудрет не устоял и покатился прямо к краю площадки, к пропасти.

Не думая, я бросилась за ним, ухватила за руку.

– Держись!

Хёгг зарычал, дыхнул, и по граниту прокатилось пламя. Запахло паленым, закричали ильхи… Из последних сил я дернула Гудрета на себя, вытаскивая из жадной бездны, потянула. Он уцепился за камень, перекинул тяжелое тело на край.

И выдохнул:

– Беги… Беги, Энни! Ты не понимаешь…

Я ничего не понимала. Вокруг царил хаос, крики, рык чудовища, пламя и гибель.

– Ему нужна ты! Беги!

Ужасающий взгляд дракона снова нашел меня, и когтистая лапа сгребла в смертельный захват. Меня сжало, скомкало, вжало лицом в пахнущую пеплом и землей плотную кожу, а потом дернуло вверх. Так резко, что дыхание выбило из груди, я задохнулась и совершенно потерялась в невозможности происходящего. Хлопок крыльев ударил по ушам, словно выстрел, хёгг сорвался в пропасть, а потом взлетел. Я ничего не видела, лишь ощущала рывки гигантского тела. И с каким-то отчаянным, безнадежным весельем я подумала, что теперь знаю великую тайну фьордов.

Драконы. Здесь обитали драконы.

И один из них тащит меня неизвестно куда!

Глава 4

Полет в тисках драконьей лапы остался в памяти ощущением удушья, ужаса, холода, рывков и запаха пепла, забивающегося в ноздри. Держало чудовище крепко, я даже не могла повернуться, меня просто сдавило воняющей лапой так, что я всерьез опасалась за свои ребра. Шея жутко затекла, щека горела огнем от впечатанной в нее дужки очков. Боги! И честно говоря, я опасалась открывать глаза, потому что мои окуляры вполне могли разбиться. Вдруг там торчат осколки? Мамочки…

Я даже призвала на помощь всевозможных богов, молясь о том, чтобы потерять сознание. Но нет! Моя нервная система оказалась на удивление крепкой и, несмотря на явную перегрузку, продолжала исправно работать. И сообщать моему воспаленному разуму подробности нашего увлекательного путешествия! Вот, судя по звукам, мы летим над водой, я слышу плеск волн. Да и ноги обдает ледяными брызгами. Вот мимо проплывают скалы, рычит какой-то зверь. Вот мы взмываем вверх, и от рывка закладывает уши… и снова – вниз, к воде…

Это длилось бесконечно, я уже перестала ощущать затекшее тело. Страх уступил место желанию поскорее куда-нибудь долететь. Ну в самом деле! Если чудовище собралось меня сожрать, то хорошо бы сделало это побыстрее. А еще желательно – и безболезненно. Потому что ожидание точно страшнее смерти!

Кажется, я все-таки отключилась. То ли задремала, то ли и правда – лишилась сознания. Очнулась от очередного рывка, а потом хёгг резко упал вниз и… ударился о землю остальными тремя лапами. «Мою» он поджимал, держа на весу. Когти разжались, и я кубарем вывалилась на снег. Кряхтя и подвывая, перевернулась и встала на четыре точки – колени и ладони. Принять иную, более грациозную или хотя бы приличную позу я была просто не в силах. Освобожденное от тисков тело кололо миллионом жал и иголок, ребра болели. Очки свалились с переносицы, и я даже удивилась, потому что была уверена, что они вросли в мою щеку! Пошарив, я нашла свои стекла и дрожащей рукой вернула на место. И тихо застонала – левое треснуло. А правое испачкалось. Может, поэтому мне кажется, что огромная туша чудовища дрожит и словно расплескивается?

Стянув очки, я, как смогла, протерла их куском грязного платья, нацепила на нос. И обомлела. Дракон-хёгг исчез. Там, где мгновение назад был монстр, теперь стоял человек. Мужик, тоже весьма устрашающей внешности. Ростом не менее двух метров, мощный, с клокастой черной бородой, заплетенной в три косички. Одет, как и многие ильхи – полотняные штаны, сапоги, рубаха, широкий кожаный пояс с металлическими кольцами. Наряд дополняла меховая накидка да рукоять огромного меча на боку. Один глаз закрывала повязкой. В вороте рубашки виднелся какой-то черный обруч.

Жуть!

И пока я, открыв рот, рассматривала ильха, одноглазый шагнул ко мне и, не церемонясь, подхватил. Поставил на ноги, и я икнула. Шатнулась, но устояла. Так же, не церемонясь, мужик потащил меня в сторону. Я лишь успела увидеть, что приземлились мы на скальную площадку – видно, любят хёгги такие места!

Одноглазый втащил меня в какой-то проход, протянул по узкому лазу-коридору и выпихнул в огромную пещеру. Я моргала и, кажется, поскуливала – от страха и полного непонимания происходящего. Хотелось заорать, что я переселенка, что у меня есть права и какой-то там фонд их защищает, но интуиция подсказывала, что этому одноглазому чудовищу плевать и на права, и на фонд. Да и на меня тоже.

Внутри пещеры висел плотный, густой, жарко пахнущий пеплом полумрак. У дальней стены громоздилась какая-то куча, под ногами валялись ящики, коробки, сундуки, кубки, монеты…

– Слушай сюда, чужанская врачевательница! – Ильх остановился и рывком развернул меня к себе. Единственный его глаз – темный, как самая гиблая ночь, угрожающе блеснул. – Вот там, – короткий взмах в сторону кучи, – лежит тот, кого ты должна вылечить. Здесь есть твои чужанские лекарства, найдешь, что надо. Он должен очнуться, поняла? Если он умрет, я сброшу тебя со скалы. Если попытаешься бежать, я сброшу тебя со скалы. Если что-то сделаешь не так, я сброшу тебя со скалы!

Одноглазый мрачно прищурил свой глаз.

– И забудь про всякие глупости, поняла, дева? Ради того, чтобы притащить тебя в Карнохельм, я призвал хёгга над Варисфольдом. Нарушил закон. Стал отступником. И мне на это наплевать. Я пойду даже в пасть Хеллехёгга, если понадобится вытащить Рагнвальда! Осознай это своей ученой головой, дева! – ильх постучал грязным пальцем по моему лбу, и я отшатнулась. Босая нога – туфли остались где-то в волнах фьордов – попала на острый камушек, и я ойкнула. Одноглазый с пугающей заботой меня придержал и даже прислонил к стене.

– Он умирает. Лечение фьордов не помогает, – припечатал ильх. В темном глазу мелькнуло отчаяние. – Черный хёгг умирает. Умрет Рагнвальд, умрешь ты. Я сказал, дева! Вылечи его!

– Но я… – я отмерла наконец.

Ильх склонился и щелкнул зубами прямо перед моим носом.

– Некогда мне с тобой болтать, врачевательница! Слишком много времени я провел вдали от Карнохельма! – он хмуро осмотрел мою дрожащую и сжавшуюся от ужаса фигуру. Поморщился недовольно.

– Не выходи из пещеры. Я приду завтра. Лечи, дева!

И скрылся за поворотом лаза.

Слова «но я вовсе не врачевательница» так и остались при мне.

Некоторое время я так и стояла – привалившись к стене. Мне надо было как-то осознать случившееся и привести в порядок свое пошатнувшееся и вставшее с ног на голову мировоззрение. Итак, на данный момент своего прискорбного положения я могу сделать несколько выводов. Во-первых, фьорды населены драконами. Второе. Драконы-хёгги, похоже, способны оборачиваться людьми. Да, это невозможно, но я устала повторять эту фразу! Третье: меня похитили и почему-то считают врачевательницей. Почему – понятия не имею. Машинально поправила свои очки. Очки! Может, этот сумасшедший верзила принял меня за Иветту? Госпожа врач тоже носила окуляры… Очевидно, одноглазый узнал, что в Варисфольд прибыла переселенка-врачевательница, но не знал, что из-за Тумана приехало две невесты? Не только ученая Иветта, но и неуклюжая, ни на что не годная Эннис…

И напоследок – я должна кого-то вылечить, иначе…

Во рту стало кисло, кажется, я прикусила щеку.

Сдернула очки, поправила кривую дужку, безнадежно протерла стекла, вернула на место.

– Надо взять себя в руки, – пробормотала я, с ужасом всматриваясь в полумрак. Успокоиться не удалось, меня колотило от страха и непонимания. А я ведь не верила в дикость фьордов! Как и многие, думала, что здесь всего лишь немного другой уклад жизни! Вот какой уклад – спереть нареченную со свадьбы, притащить в какую-то пещеру и улететь, порыкивая!

Ужас-то какой!

Всхлипнув, я рванула к лазу-коридору. Промчавшись насквозь, выскочила наружу. В грудь ударил холодный морской ветер. С двух сторон площадку подпирали отвесные скользкие скалы, с третьей, открытой, была пропасть. Ежась от холода, дрожа и с трудом вытаскивая ноги из снега, я осторожно приблизилась к краю, глянула вниз. И отшатнулась. Внизу билось об острые гранитные пики море.

Вода пенилась и бушевала, норовя добраться до меня, слизнуть с ненадежной площадки и утащить на дно. И до самого горизонта была лишь свинцовая вода. Ни клочка суши, ни корабля, ни помощи.

Выругавшись так, что моя бабушка наверняка упала бы в обморок, я двинулась обратно в пещеру.

Внутри было относительно тепло, и это пока оказалась единственная хорошая новость. Меня колотило от страха и холода, тело закоченело. Так что какое-то время я просто растирала руки и ноги, надеясь, что те не отвалятся от обморожения. А когда немного согрелась, начала оглядываться. Своды каменной ловушки терялись во мраке. Как и противоположные стены. Освещала это странное помещение огромная куча… углей! Сделав шаг ближе, я удивленно всмотрелась в целую гору слабо тлеющей золы. От нее исходил густой жар и слабый красноватый свет. В этих тусклых отсветах я смогла рассмотреть кучу хлама, наваленного здесь же. Похоже, в пещеру просто тащили и сваливали все подряд – от золотых тарелок до железных ящиков, на которых я с удивлением рассмотрела медицинский знак Конфедерации. Поглазев на это добро, я обошла кучу по кругу. Одноглазый сказал, что здесь лежит умирающий. Но где же он?

Не то, чтобы я и правда надеялась кого-то спасти, но осознание, что в этом жутком месте прячется еще один ильх, сильно нервировало. Если он окажется таким же жутким и агрессивным, как одноглазый, боюсь, что лучшее – это самостоятельно прыгнуть в море. Крадучись и замирая на каждом на шагу, я обошла черную кучу. Рассмотрела ящики и наваленное там барахло. Но человека не нашла. Может, одноглазый варвар просто местный сумасшедший, и здесь никого нет? Или тот человек, Рагнвальд, выздоровел без помощи неумехи-чужачки да ушел? Как-нибудь…

Может, здесь вообще есть другой выход?

Воодушевившись и приободрившись, я снова обошла пещеру, тщательно исследуя стены в надежде увидеть дверь. Или лаз. Или хотя бы дыру! Но через пару часов устала, выдохлась, вконец проголодалась, а кроме влажных камней так ничего и не обнаружила.

– Ничего не понимаю, – пробормотала я. Собственный голос прозвучал жалобно и испуганно. – Бред какой-то! Зачем этот двухметровый псих меня похитил, если здесь пусто? Нет здесь никакого Рагнвальда! Ну и имечко, кстати… Язык можно сломать!

Громадная черная куча углей мелко дрогнула, осыпаясь. И в провале показалась узкая голова с закрытыми глазами. Змеиная. Ну, если не считать жутких загнутых шипов-рогов и гигантских размеров.

Я шарахнулась назад, наступила на свой подол и, взмахнув руками, рухнула на утоптанный земляной пол. Взвыв от боли, перевернулась и поползла к стене, боясь оглянуться. Спряталась за железный ящик, затихла. Ужас сдавил сердце тисками, не давая дышать. Ужас и понимание.

Загадочный Рагнвальд здесь все-таки был. И это был дракон.

Глава 5

Через полчаса настороженного дрожания за ящиком я рискнула выползти наружу. Гора углей по-прежнему тихо тлела, чудовищная голова снова скрылась в золе. В пещере висела тишина, нарушаемая лишь моим сиплым дыханием.

Хёгг не подавал никаких признаков жизни.

Может, он уже умер?

И одноглазый, вернувшись, сбросит меня со скалы прямо на черные пики!

– Хватит трусить, Энни! – шепотом ободрила я себя.

Нет, все-таки как меня угораздило так влипнуть? Я ведь почти обрела счастье! Перед глазами воочию встала фигура Гудрета, его улыбка. Ну почему, почему, мне так не везет? И как можно перепутать меня с Иветтой, в конце концов, я на пятнадцать лет младше!

Сокрушаясь и ворча, чтобы не было так страшно, я снова обошла пещеру. Может, сказать одноглазому, что он ошибся? И я не та, кто ему нужен? Он проникнется и вернет меня обратно, в Варисфольд, к жениху!

Я фыркнула от этих мыслей. Ну да, как же! Стащив меня, это чудовище нарушило какой-то закон. И узнав об ошибке, скорее, просто избавится от помехи. Да-да. Скинув со скалы!

Да и не поверит мне одноглазый. Решит, что вру и просто не хочу лечить этого Рагнвальда! Чтоб ему икалось! А если поверит, будет еще хуже – вдруг сумасшедший надумает и меня со скалы сбросить, и за Иветтой слетать? Ой, мамочки…

Мрачно покосившись на неподвижную кучу углей, я покачала головой.

Нет, правду говорить нельзя. Значит, мне остается лишь притворяться врачевательницей. И искать пути спасения! Помогите мне эти самые… перворожденные хёгги! Будь они все неладны!

Попинав с досады кучу какого-то тряпья, я решила, что для начала надо найти хоть что-то, похожее на обувь. Внутри пещеры хоть и тепло, но из лаза тянет холодом, да и земляной пол усыпан острыми угольками. Порывшись, я вытянула какие-то грязные тряпки и скривилась.

– Сгодится на портянки, – пробормотала я, решив, что не время привередничать. Приладить тряпку к ногам оказалось непросто, пришлось оторвать от своего наряда ленты и крепко обвязать импровизированный носок. О том, во что превратилось мое прекрасное платье, я старалась не думать, хотя его до слез было жаль. И за эту загубленную красоту особенно хотелось убить одноглазого.

Урод фьордовский! Сволочь!

Передернула плечами и поднялась. Через час поисков я поняла, что основное содержимое ящиков и сундуков – медикаменты. Все подряд. Ампулы, склянки, пилюли, шприцы и таблетки… Некоторые с давно истекшим сроком годности. Откуда это добро на фьордах и как оказалось в этой пещере, я не имела понятия. Еще удалось найти кучу грязных тряпок и рваное лоскутное одеяло. Но на этом полезные находки закончились. Ни еды, ни воды, ни нормальной теплой одежды в пещере не было.

Я перебрала ветхие грязные лоскуты и отбросила с досадой. Сплести из этого прочную веревку, чтобы спуститься со скалы – тоже не выйдет. Дыра на дыре и дырой погоняет! Такая веревка не выдержит и кошку, не то что довольно упитанную переселенку.

Одноглазое чудовище не оставило ни единого шанса на побег!

А мне жизненно необходимо выбраться! Только бы покинуть эту скалу, найти людей, мне помогут! Точно помогут! Я вернусь в Варисфольд к Гудрету! Я не сдамся!

Проклятый одноглазый.

– Сволочь двухметровая, – прошипела я. – Ненавижу!

Почесала затылок, размышляя. В волосах обнаружился мусор, красиво уложенная коса растрепалась. Выглядела я наверняка как чучело! Да еще и стекло в очках треснуло! И есть хотелось…

Желание расплакаться достигло апогея, но я себе не позволила. Потом пореву. Где-нибудь в тепле и безопасности. А здесь лучше вообще никаких звуков не издавать, мне совсем не хочется снова увидеть голову хёгга! Не говоря уже об остальных частях его тела!

Подумав, я высыпала из небольшой железной коробки ампулы и снова вылезла наружу. На скалы опустилась ночь. Тяжелая, звездная, бархатная. Тьма лежала таким густым плотным пологом, что казалось – ее можно потрогать рукой. Синие звезды россыпью камней окружили тонкий серп месяца. Ночь принесла с собой мороз, и в своем рваном платье и грязном одеяле поверх него я мигом продрогла. Ноги в импровизированных носках-портянках окоченели.