Стократ

– Мир всегда кончается со смертью одного человека, – сказал Стократ. – Понимай, как хочешь, мудрец.

– Послушай, – начал он снова, – наш Мир мерцает, как гаснущая звезда. Сто вероятностей путаются и перетекают одна в другую. Что должно было случиться – не случилось, а то, что не могло произойти, стало реальностью.

– Так не бывает, – сказал он вслух.

   За годы странствий он успел выяснить, что бывает – все. Бывает, время поворачивает вспять. Бывает, встречаешь в толпе себя-прежнего и соображаешь обернуться, когда что-то менять уже поздно. Все бывает. Мир зыбок.

Люди охотно верят в плохое.

Некоторые тайны нельзя не раскрыть. Некоторые – лучше не трогать.

– Создатель либо смеется над нами, либо сам не знает, что творит…

– Значит, они тоскуют о свете? – тихо спросил Стократ.

– Как можно тосковать о том, для чего даже слова нет?

...

Дети лесовиков в конце концов прозреют. Перестанут зашивать себе глаза, посмотрят на свет; однажды попробуют сказать друг другу слово или нарисовать картинку на гладкой стене. И тогда Язык умрет; умрет высокое искусство, способное заставить человека рыдать и смеяться, и чувствовать себя ближе к небу… Язык, возникший по недоразумению. Язык, который скоро сделается ненужным никому.

– Храни его, Шмель, – сказал Стократ негромко.

Стократ не верил в беспричинную человеческую злость – только в корысть и своеволие. Да еще в трусость.

...этот парень постигает языкознание, будто жених невесту в первую брачную ночь.

Матери не было дела ни до мертвых разбойников, ни до лесовика: младший сын вернулся домой, в этом был единственный смысл и ценность дня.