Читать книгу: «Кровь Завета», страница 5

Глава 7

Ливергаард, Федерация Кальвиния

Подземный командный центр Северного Альянса. Стены, обитые звукопоглощающими панелями, глушат даже эхо шагов. В центре зала гигантская голографическая проекция, на которой в реальном времени отображаются передвижения войск, дипломатические коммуникации и финансовые потоки. Две горячие точки горят особенно ярко: граница Артанары и Сахирида, и столица Сахирида – Аль-Казир.

Илья Преображенский стоит перед проекцией, неподвижный, как изваяние. Его руки сцеплены за спиной, взгляд холодного аналитика скользит по мерцающим линиям и значкам.

– Они играют в свою игру – тихо произносит он, обращаясь к своему помощнику, полковнику Орлову. – Маратели делает ход миротворца, Аль-Хазим пытается казаться мудрым правителем, а не наследником мясника. Сентиментальность и слабость.

Он приближается к проекции, его палец касается символа, обозначающего артанарский спецназ «Волки».

– Но в этой слабости кроется наша сила. Они оба слишком уверены в своей правоте, чтобы увидеть ловушку. София верит в силу воли, Раид в силу стратегии, и они оба ошибаются. Единственная сила в этом мире – сила управления хаосом.

Орлов молча кивает, внося пометки в свой планшет.

– Усильте информационный фон – отдает приказ Преображенский. – Через подконтрольные каналы в Сахириде пусть звучат призывы к «решительному ответу на артанарскую провокацию». А в Артанаре намеки на то, что Раид лишь заигрывает с ней, чтобы усыпить бдительность. Нужно довести напряжение до точки кипения, но не дать им воевать по-настоящему. Нужно, чтобы они лишь обнажили друг другу горло.

– Сделаем, товарищ генерал.

Спустя несколько часов Илья по потайному коридору покидает командный центр. Его ждет автомобиль с тонированными стеклами. Без сопровождения, он проезжает через спящий город, покидает его и углубляется в промышленную зону, давно заброшенную. Машина останавливается у ничем не примечательного склада.

Внутри царит полумрак и пахнет пылью и остывшим металлом. Преображенский проходит между ржавеющими станками, его шаги гулко отдаются под высокими сводами. В глубине помещения его ждет лифт. Старая, обшарпанная кабина со скрипом опускается на несколько уровней под землю.

Его конечный пункт – небольшая комната без окон, стены, пол и потолок – матовый черный звукопоглощающий материал, поглощающий любой свет и звук. В центре комнаты единственный предмет: черная ширма из непроницаемого материала. За ней лишь смутный силуэт кресла и человеческой фигуры, воздух мертв и неподвижен.

Илья останавливается в паре метров от ширмы, принимая стойку «смирно», при этом он не произносит ни слова, лишь ждет.

Из-за ширмы доносится спокойный мужской голос, лишенный каких-либо эмоций или акцента. Его тембр кажется почти синтетическим, настолько он чист и безлик. Невозможно определить ни возраст, ни происхождение говорящего.

– Отчет принят – говорит Голос. – Ваша оценка ситуации точна. Аль-Хазим и Маратели балансируют на острие. Они ищут путь к диалогу, но этого допустить нельзя.

– Я понимаю – коротко отвечает Преображенский.

– Понимания недостаточно, требуется действие. Ваш текущий план – посеять взаимное недоверие верен, но недостаточен. Он лишь консервирует конфликт. Нам нужен распад, полный и окончательный.

Наступает короткая пауза, будто Голос дает ему время осознать сказанное.

– Артанара должна пасть, но не под сапогами солдат Северного Альянса и не под ударами Сахирида. Она должна быть уничтожена руками самого Сахирида.

Илья не двигается, но его разум работает с бешеной скоростью, просчитывая варианты.

– Создайте иллюзию – продолжает Голос. – Иллюзию того, что Северный Альянс готов отступить, что мы признаем сферу влияния Сахирида в регионе. Передайте Аль-Хазиму, через доверенных лиц, чертежи систем ПВО Артанары. Данные о дислокации их штабов. Предложите… координированные удары.

Преображенский медленно кивает, схватывая суть.

– Он не поверит в бескорыстие.

– Естественно – в голосе впервые появляется оттенок чего-то, похожего на холодное удовольствие. – Он будет искать подвох. Ваша задача – сделать подвох очевидным, но не таким, каким он его ожидает. Пусть думает, что мы используем его, чтобы ослабить Артанару перед своим вторжением. Он нанесет удар, ожидая нашего удара вслед. Но нашего удара… не последует.

Илья замирает, осознавая гениальную и чудовищную простоту плана.

– Он уничтожит их военную инфраструктуру. Возможно, сотрёт с лица земли Кавелу и останется один на один с миром, который увидит в нем агрессора, уничтожившего суверенное государство. Его репутация будет разрушена, а его союзники отвернутся. Экономика Сахирида, и без того хрупкая, не выдержит санкций и изоляции, и когда он будет максимально слаб…

– …мы придем и заберем то, что осталось – заканчивает мысль Преображенский.

– Совершенно верно. Два камня одним выстрелом. Старая, но эффективная тактика.

Голос снова становится абсолютно бесстрастным.

– Вы инструмент, Преображенский, острый и точный, не разочаруйте. Контакт будет инициирован с нашей стороны, ждите сигнала.

Ширма не шелохнулась, не послышалось ни звука шагов, но Илья понимает, что разговор окончен. Он так и не увидел, кто отдает ему приказы. Он не знает имени, титула, лица, он знает лишь Голос – безликую, всемогущую силу, стоящую над Альянсом, над державами, над всем миром. Силу, которая играет империями, как шахматными фигурами.

Повернувшись, он выходит из комнаты. Лифт, коридоры, заброшенный склад. Садясь в машину, Илья Преображенский чувствует не страх, а холодную, ясную уверенность. Он лишь часть великого замысла, и этот замысел начинает воплощаться в жизнь.

***

Тем временем, в своей резиденции в Кавеле, София Маратели, просматривая отчёты о спокойной, на удивление, ночи на границе, не знает, что только что был вынесен смертный приговор не просто врагом, а самой безжалостной машиной реальности. А в Аль-Казире Раид аль-Хазим, размышляя над гуманитарной инициативой Софии, даже не подозревает, что его готовят на роль палача, который должен разрубить гордиев узел, чтобы затем самому оказаться в петле.

Глава 8

Кавела просыпается под звуки церковных колоколов, но утро кажется обманчивым. В кабинете Софии пахнет свежемолотым кофе и тревогой. Илона Сонидзе, бледнее обычного, протянула президенту свежий мониторинг СМИ.

– В сахиридских новостях появились странные публикации – голос её был ровным, но пальцы слегка подрагивали. – Аналитики, близкие к военному командованию, вдруг заговорили о «древних правах Сахирида на артанарские долины». Непроверенные данные о наших укрепрайонах. И всё это под соусом возмущения вашим «вероломным предложением» о гуманитарной помощи.

София медленно листает распечатки, её лицо каменное. – Это работа Преображенского, он раскачивает лодку, пытаясь спровоцировать Раида на глупость.

– И, кажется, это работает – добавил Георгий Мурия, мрачно глядя в окно. – Наши источники в Аль-Казире сообщают о росте влияния «ястребов» в совете султана. Генерал Ясир аль-Барди открыто требует «пресечь артанарское коварство».

София отложила листы и подошла к карте, висевшей на стене, и провела пальцем по тонкой красной линии границы.

– Они хотят, чтобы мы нервничали, чтобы сделали резкое движение. Этого нельзя допустить, Леван держит границу, а мы продолжаем свою линию. Гуманитарный конвой должен выйти к ущелью Тави по плану. Это наш ход, спокойный и выверенный.

***

В Аль-Казире Раид аль-Хазим слушает доклады с тем же ледяным спокойствием, за которым скрывается буря. Генерал Ясир, размахивая распечатками из артанарских оппозиционных блогов, кричит о «подготовке масштабного наступления» и «тайных договорённостях Маратели с Северным Альянсом».

– Они плюют тебе в лицо, Раид, а ты говоришь о гуманитарных коридорах! – гремел генерал, его лицо побагровело. – Они показывают свою слабость, а мы должны этим воспользоваться!

Раид молчит, его взгляд устремлен в пустоту. Он видит пазл, но картина не складывается. Слишком резко, слишком топорно. Это не стратегия Софии – тонкая и многослойная, это работа кувалды.

– Довольно, Ясир – наконец произнёс он, и его тихий голос прозвучал громче любого крика. – Эти «улики» пахнут дешёвой провокацией. Тот, кто их подбросил, считает нас идиотами.

– Но, Ваше Высочество!..

– Я сказал, довольно. Усилить наблюдение за границей и разобраться, откуда растут ноги у этих «аналитиков». Мне нужны имена, не их клоунские псевдонимы, а настоящие имена.

Когда совет разошёлся, Раид остался один. Он подошёл к массивному сейфу, встроенному в стену, и, введя код, достал старый, потрёпанный блокнот в кожаном переплёте – дневник его отца. Он открыл его на случайной странице, кривой, агрессивный почерк выводил:

«Силу уважают, слабость уничтожают. Не оставляй им выбора. Либо покорность, либо пепел».

Он швырнул блокнот обратно в сейф и захлопнул дверцу. Громкий щелчок замка прозвучал как выстрел в тишине кабинета.

“Отец, ты был великим завоевателем, но ужасным стратегом. Ты не понимал, что мир изменился. Теперь побеждает тот, кто контролирует не пушки, а повестку. А повестку… кто-то пытается навязать и мне, и ей.”

***

В это время в кабинете Ильи Преображенского в Ливергаарде царило почти монастырское спокойствие. Полковник Орлов докладывал:

– Первая фаза завершена. Информационный фон в Сахириде накалён до предела. Ответная волна в Артанаре тоже нарастает. Однако… Аль-Хазим не поддаётся на провокации, а Маратели демонстрирует подозрительное хладнокровие.

Илья внимательно слушает, перебирая чётки из тёмного дерева. – Они умнее, чем я предполагал. Что ж… переходим к фазе два. Подготовьте «подарок» для султана.

– Чертежи систем ПВО Артанары? – уточнил Орлов.

– Нет, нечто более… личное. Подготовьте досье на командира Левана Маратели. Всё. Его роль в подавлении мятежа в Долине Аштара пять лет назад. Его методы работы. Его слабые места. И главное – его абсолютную, слепую преданность сестре. Мы передадим это Аль-Хазиму через нейтральных посредников. Пусть он узнает, с кем имеет дело на границе. И пусть сам решит, как использовать эту информацию. Иногда самый острый клинок – это не сабля, а знание.

Орлов кивнул и вышел. Илья остался один, он подошёл к окну. Над городом нависали тяжёлые, свинцовые тучи. Он чувствует себя не генералом, а режиссёром, который готовится к кульминации великой и ужасной пьесы. Артанара и Сахирид являются всего лишь декорациями, София и Раид – актёрами, а он дергает за невидимые нити, зная, что где-то в тени стоит Тот, Кто держит нити от него самого.

Игра входит в решающую стадию, и ставки были выше, чем просто территория или власть. Решается судьба целого региона, а может, и не только его.

Глава 9

Кабинет Раида в дворце Аль-Фахир был погружен в ночную тишину, нарушаемую лишь потрескиванием дров в камине. На его столе, рядом с картами и дипломатическими нотами, лежала тонкая папка. Её доставили через нейтрального курьера без каких-либо опознавательных знаков. Источник был анонимен, но Раид знал – это работа Преображенского.

Он открыл папку. Внутри не чертежи и не схемы наступления, а сухие, выверенные строчки биографической справки. «Семья Маратели». Он начал читать, и по мере погружения в историю двух артанарских сирот, его собственное, намертво закованное в броню спокойствие, начало давать трещины.

Георгий Маратели – погиб в долине Аштара, предан одноклассником.

Раид вспомнил холодные, полные ненависти глаза своего отца, когда тот говорил о «неверных собаках». Но здесь была иная история – не героическая смерть в бою с врагом, а гнусное убийство от руки предателя. Унизительная, горькая чаша, которую довелось испить его семье.

Анна Маратели – умерла от остановки сердца вскоре после смерти мужа.

Он представил себе двух детей, теряющих за месяц обоих родителей. Его собственное детство было суровым, но он всегда был сыном султана, наследником. Его окружали стены дворца, а не холод церковной сторожки.

Священнослужитель отец Мириан – продал последнее Евангелие для их образования.

Раид, воспитанный в строгой исламской традиции, с уважением смотрел на такую жертву. Это была не слабость, а сила иного рода – сила духа, которую не сломить никаким оружием.

И, наконец, он дошел до сути: София и Леван. Две судьбы, сплетенные в одну. Старшая сестра, ставшая матерью и защитницей для младшего брата. Брат, выбравший путь солдата, чтобы создать для сестры тыл, который у них отняли. Их жизнь – это история взаимной защиты. Он видел это не в словах, а между строк. В том, как Леван, ещё мальчишкой, шел за Софией по враждебным улицам. В том, как София, став президентом, первым делом сделала его главой своей безопасности – не по непотизму, а потому что доверяла ему больше, чем кому-либо в мире.

«Абсолютная, слепая преданность сестре» – гласила последняя строчка в досье, присланном Преображенским.

Раид откинулся на спинку кресла, закрыв глаза. Он видел их не как политических оппонентов, а как людей. София была не наивной идеалисткой, а женщиной, с детства познавшей предательство и потерю и решившей бороться с системой, которая их порождает. Леван был не просто «клинком», а живым щитом, готовым умереть за единственного оставшегося у него человека.

В нём, наследнике династии, где брат шел на брата, а сын на отца ради власти, эта история нашла неожиданный отклик. В их преданности было нечто… благородное. Нечто, чего так не хватало в его собственном окружении.

На следующее утро, во время традиционного совета дивана, эта мысль укрепилась в нём с новой силой. Раид, проверяя реакцию, вскользь упомянул о «сложной судьбе артанарских лидеров, выкованной предательством».

В зале на мгновение воцарилась тишина, а затем её нарушил старый эмир Рустам, когда-то верный соратник его отца. Он фыркнул, и его седая борода колыхнулась от презрительной усмешки.

– Сироты, воспитанные попом? – прозвучал его хриплый голос. – Что может быть слабее? Их отец оказался настолько слеп, что не разглядел предателя в собственном друге. Жена умерла, не имея сил жить дальше. Дети росли в нищете. Это не биография лидеров, Ваше Высочество. Это история неудачников.

– Верно – подхватил другой советник, помоложе. – Сильный правитель должен происходить из сильного рода. Их же род сломлен, ими легко манипулировать, играя на их детских травмах, особенно женщиной.

В углу зала раздался сдержанный смех. Раид сидел неподвижно, его лицо было маской спокойствия, но внутри всё закипало. Эти люди, разжиревшие на нефти и интригах, осмеливались смеяться над теми, кто прошёл через ад и не сломался. Они видели в истории Софии и Левана слабость, а он видел в ней невероятную силу.

– Довольно – тихо произнес Раид, и смешки мгновенно смолкли. – Вы судите по меркам своего двора, но горы воспитывают иной характер. Человек, который ничего не боится потерять, ибо уже потерял всё, кроме чести и семьи – самый опасный противник и самый… предсказуемый в своих действиях, не забывайте об этом.

Он встал, давая понять, что совет окончен. Придворные, пробормотав прощальные формулы, поспешно ретировались.

Раид снова остался один. Он подошёл к окну, глядя на безмятежные сады дворца. Преображенский хотел, чтобы он использовал это досье как оружие. Узнав их боль, он мог бы ударить точно по ней. Разжечь в Леване ярость, посеять в Софии сомнения.

Но вместо этого он чувствовал странное, почти братское уважение к этим двум одиноким волкам из артанарских гор. Они были ему ближе по духу, чем свои же придворные. Они были из того же теста, что и он – закалённые в горниле потерь и воспитанные в огне долга.

Он не будет использовать их боль против них. Во всяком случае, не так, как хочет того Преображенский. Но он запомнит это, потому что теперь он понимает: чтобы победить таких врагов, их нельзя уничтожить физически, их можно только переиграть или… попытаться понять.

***

Пока в дворцах плелись интриги, на границе царила суровая, выверенная реальность. Рассвет в предгорьях заставал позиции артанарских войск уже полностью боеготовыми. Никакой суеты, никаких громких команд. Тишину нарушал лишь хруст подошв по замёрзшей земле да редкие, приглушённые переговоры по рации.

Командный пункт Левана Маратели располагался не в уютном бунгало в тылу, а в укреплённом контейнере, вкопанном в склон холма с идеальным обзором на долину Аштара. Внутри пахло металлом, свежей пластмассой от электроники и крепким кофе. Леван, в потрёпанном камуфляже без знаков различия, стоял перед панелью с мониторами, отображающими данные с дронов, спутниковые снимки и карту расположения всех подразделений.

Ему двадцать восемь – молодость по мерках высшего командного состава. Но когда он отдавал приказ, седовласые полковники, прошедшие две войны, слушали его, затаив дыхание. Его авторитет выкован не в кабинетах, а здесь, на границе. Он не назначался – он заслужил.

– Подразделение «Волк-4», сместиться на две сотни метров к югу. Займите обратный скат высоты, противник мог засечь вашу прежнюю позицию – его голос в наушниках связи был ровным и спокойным, без тени сомнения.

С экрана монитора, показывающего запись с камеры беспилотника, доносился голос командира роты, мужчины лет пятидесяти: «Понял. Выполняем, командир». Никаких вопросов, никаких уточнений, лишь чёткое, безоговорочное исполнение.

Леван перевёл взгляд на другую карту – тепловую. Он видел не только своих солдат, но и сахиридские посты. Он знал расписание их патрулей, места дислокации снайперов, частоты их радиопереговоров. Его разведка работала как швейцарские часы.

– Капитан Жордания – обратился он к офицеру связи. – Передать на все посты: до 12:00 – полное радиомолчание, кроме сигналов тревоги, пусть противник гадает, и подготовьте смену групп наблюдения, усталость приводит к ошибкам.

– Есть, командир.

Леван подошёл к щиту с подробной картой местности, испещрённой условными обозначениями. Его палец лег на узкое ущелье Тави – тот самый район, где София инициировала создание гуманитарного коридора.

– Сюда – он посмотрел на своих замов – к вечеру подтянуть вторую роту десантников. Скрытно разместить их здесь и здесь – он ткнул пальцем в две лощины, прикрывавшие подступы к ущелью с флангов. – Если сахириды решат воспользоваться нашей «гуманитарной» инициативой для провокации, они напорятся на сталь.

– Они не посмеют, командир – заметил один из майоров. – Это будет прямое нарушение всех договорённостей.

Леван повернулся к нему, его взгляд был холоден и ясен.

– Договорённости нарушают те, кто уверен в своей безнаказанности. Мы не можем позволить себе такую уверенность. Мы должны быть готовы ко всему. Моя сестра, – он произнёс эти слова без тени панибратства, с абсолютной серьёзностью – открыла дверь для диалога. Наша задача – обеспечить, чтобы в эту дверь не вломились с саблей наголо. Мы тот замок, который не позволит это сделать.

В его словах не было слепого фанатизма. Была абсолютная, железная вера в правильность курса, который избрала София. Он верил не потому, что она его сестра, а потому, что видел – её стратегия, хоть и рискованна, была единственным шансом избежать бойни. И он, как солдат, делал всё, чтобы тактически обеспечить успех этой стратегии.

Когда он выходил из КП, чтобы лично объехать передовые посты, солдаты, встречаясь с ним взглядом, лишь чуть прямее вытягивались. Они не боялись его, а доверяли. Он спал на тех же койках, ел из того же котла, и они знали – он никогда не пошлёт их на бессмысленную смерть. Каждый приказ был выверен, каждая операция просчитана на пять ходов вперёд.

Подъехав к одному из удалённых постов, он застал там ветерана, старшего сержанта с сединой в висках и шрамом на щеке. Тот учил молодых бойцов правильно маскировать позицию.

Увидев Левана, сержант прервался, отдал честь.

– Товарищ командир.

– Как обстановка, отец? – спросил Леван, используя уважительное прозвище, которое закрепилось за старым служакой.

– Спокойно, как на кладбище. Только вот вон – сержант кивнул в сторону сахиридских позиций – вчера новых наблюдателей подкинули, чуют что-то.

– Пускай чуют – тихо ответил Леван, глядя в бинокль на чужие укрепления. – Главное, чтобы знали – здесь их встретят не переговорами.

Сержант согласно хмыкнул.

– Так точно, с нами Бог и командир.

Леван опустил бинокль. Он служил не абстрактной Родине, он служил дому, который у него отняли. Он служил сестре, которая была этим домом, он служил памяти отца, который погиб, чтобы этот дом мог существовать. И пока он стоял здесь, на этой границе, никто не смел угрожать тому, что осталось от его семьи. Никто.