– Я старше и мудрее, я смогу с этим справиться. И… – кардинал склонился к столу, Марк инстинктивно сделал то же самое. – Я помогу вам наконец-то стать королем Алии. Если вы согласитесь помочь мне.

– Королем? – в глазах герцога блеснули надежда и возбуждение. – Но королева…

– Вы не спрашиваете про королеву. Становитесь королем. Я уверен, что в случае непредвиденных обстоятельств выберут именно вас. А взамен… – Марк напрягся, – вы любой сон или видение подробно описываете моему человеку.

– Священнику?

– Нет. Тому, кто прибудет сюда через четверо суток. Он будет жить праздно. Ни во что не вмешиваться, не будет ходить и следить за вами. Он будет сам по себе. Пить вино и портить девок. И вы будете ему рассказывать о видениях.

– И все? – удивился герцог.

– Придется перед каждым сном глотать вот это. По пять штук. Это помогает приходить видениям. Сначала будет тяжело, но со временем вы научитесь при помощи Истинной Силы управлять снами и даже задавать вопросы, ответы на которые будут приходить образами, а я смогу их трактовать. Вместе мы не просто сможем видеть. Мы сможем запускать нужные нам ветки предсказаний.

– Странно это все, – нахмурился Марк. – Почему такое ощущение, что меня, как шлюху, раздели и сношают на сеновале?

– Я давал обет безбрачия и целомудрия, – бросил Грюон, не изменившись в лице. – У вас два дня. Выбор за вами.

Он смахнул семечки обратно в кошель, оставив на столе одну. Не заметил или специально – герцог не взялся бы сказать.

– Как бы не оказалось, что это слепой у глухого выменял зеркало на гусли, – пробормотал рыцарь, но кардинал сделал вид, что не расслышал.

Поблагодарил за найденное для встречи время и вышел.

* * * *

Два дня, казалось, растянулись в неделю. Волдорту не препятствовали в прогулках по внутреннему парку и разрешали бродить в задумчивости по стенам, созерцая окрестности. Но за ним тенями ходили двое широкоплечих и молчаливых соглядатаев. Молчалив был и кардинал. Он часами стоял на высокой башне без движения, сцепив руки за спиной и всматриваясь в высокое небо. Вот и сейчас он изваянием застыл около трепещущего в слабом ветерке флажка, а пальцы неспешно перебирали четки. Сзади послышалось покашливание. Пресвитер обернулся: перед ним стоял герцог. Он был бледен, и под глазами тяжело свисали мешки.

– Вы плохо спали, дорогой герцог? – участливо поинтересовался кардинал, отворачиваясь и снова рассматривая встающую на линии горизонта полосу леса.

– Да, – ответил Марк, подходя к краю стены и становясь рядом с церковником. – Вы оставили тогда мне семечко. Вы специально это сделали?

– И что же? – уходя от прямого ответа, спросил Грюон.

– Я много думал над вашими словами, Ваше Высокопреосвященство, – герцог тяжело вздохнул, – а после того, что я видел сегодня во сне… Я до сих пор не могу прийти в себя.

– Вы глотали датуру?

– Я попробовал. Ведь вы же специально оставили мне ее. Теперь я уверен. Вы хотели, чтобы я понял, как смогу видеть, – герцог сделал паузу. – И я хочу увидеть еще больше. Я хочу. Я согласен. Даже несмотря на то, что с утра я еле разомкнул веки.

– Это пройдет, – заметил кардинал, – через несколько дней все будет хорошо. Вы будете видеть и не будете чувствовать усталости. Вот вам, – кардинал достал мешочек и насыпал в крепкую ладонь рыцаря семечек датуры. – Ровно пять. Прямо перед сном бросайте их в кружку с водой и пейте. Так будет легче.

– А что будет, когда вы уедете? – со странным блеском в глазах уточнил герцог.

– У меня есть способ.

– А почему не оставить мне просто запас этой дряни?

– Потому что вы не удержитесь, – терпеливо пояснил пресвитер, – и примете больше пяти за один раз. У вас посинеет лицо. Кровь хлынет из носа и ушей, и если вы не захлебнетесь своей слюной и желчью, хлынувшей ртом, то чуть позже кровь разорвет ваш мозг. Но не беспокойтесь. У людей с подобным даром такое редкость, однако рисковать не стоит. Больше пяти за раз в любом случае опасно. И самое главное, что тогда пропадет точность в пророчествах: вы увидите лишь то, что увидел бы обычный человек, проглотив датуру, – горячечный бред.

– Но я видел и сегодня. Всего лишь одно семечко…

– Одно семечко лишь приподняло завесу. Вы смогли краем глаза глянуть в пророчества. Подсмотреть в замочную скважину. Пять позволят вам войти в дверь. А со временем вы научитесь сами выбирать нужную и решать, в какую дверь входить, а в какую просто заглянуть.

– Но вы сказали, что все предопределено? – в смятении произнес герцог. – Все, что мы совершаем. Зачем тогда видеть, если…

– Не заблуждайтесь, герцог, – загадочно произнес кардинал, – предсказание надо еще запустить, а иногда не просто запустить, а даже поддержать, чтобы оно исполнилось так, как нужно именно нам. Результат изменить невозможно, но можно выбрать дорогу.

– Понимаю, – Марк задумчиво провел пальцем по подбородку.

– Что удалось вам подсмотреть сегодня? – вкрадчиво спросил Грюон.

– А? – немного удивленный неожиданной переменой в голосе кардинала, произнес Марк, но быстро взял себя в руки и произнес: – Ворон. Я видел огромную стаю.

– Ворон, – пресвитер нахмурился.

– Именно ворон. Они огромные, глаза горящие, словно угли, стальные клювы, когти, словно их заточил мой кузнец. Они кружили надо мной, громадные, орущие, блестящие крылья, жесткие и острые. Мне казалось, что, коснись я их перьев, непременно порежусь. Они кружились и слетались к чему-то невидимому. Они заполняли все небо. И вместо голубой выси я видел лишь черную тучу этих птиц. А когда они кричали, я видел в клювах длинные змеиные языки. Черные. Я никогда ничего не боялся, Ваше Высокопреосвященство, но утром я проснулся в холодном поту.

– Ворон, – кардинал тоскливо посмотрел на небо, словно ожидая увидеть воочию рассказ герцога. – Хорошо, герцог. Мы сможем многое сделать вместе.

Тут Грюон изменился в лице и приблизился к Марку, заглядывая тому прямо в глаза.

– Вы умный человек, дорогой герцог, не делайте глупостей. Не вздумайте утаить истинные видения, а мне скормить вымысел. У нас ведь договор. Я узнаю, и сладко вам тогда не будет. Это угроза, – процедил кардинал.

Герцог вздрогнул, но, к его чести, сумел скрыть эмоции: он думал над такой возможностью, ведь это было бы так просто – обернуть пророчества в свою пользу, а этому червяку в мантии преподнести выдумку.

– Угроз я не боюсь, – Марк, набычившись, приблизился еще больше, – да я и не собирался. Договор есть договор. Вы обещали мне корону.

– Не лгите! – зло прикрикнул пресвитер. – Мне не солжете, я все прочел в ваших глазах. Вы можете говорить что угодно, но глаза, глаза, любезный, никогда не врут. И учтите – мой посыльный просто не слышит лжи. Не надумайте лгать ему.

И, сменив тон на мягкий и елейный, добавил:

– Так вы согласны?

– Да, – герцог кивнул. – Я же уже ответил. Я согласен, но лишь когда вы выполните свою часть уговора.

– Вот и хорошо, – кардинал вытянул руку в сторону.

Послышался хлопок, словно тяжелый взмах крыльев, и с неба стремительно упала большая желто-черная птица. Пронзительно крикнув, несколько раз взмахнула большими треугольными крыльями и замерла, обхватив предплечье кардинала сильными лапами с длинными когтями.

– Что это? – удивился Марк. – Никогда не видел подобных…

– Это редкая птица, – перебил его Грюон, – мой посыльный. Кардарах.

– Мы пробовали приучить и стрижей, и соколов, и даже парусников, но все они оказались куда как менее удобны, нежели голубь, – герцог удивленно смотрел на странную птицу.

– Голуби медлительны, стрижи летят куда хотят, вдобавок и те и другие не умеют постоять за себя и могут стать добычей любого ястреба. Мой посыльный лишен этих недостатков. И в отличие от остальных, и это самое главное, он летит, куда необходимо, а не к дому.

Птица, словно поняв, что говорят о ней, пронзительно крикнула и захлопала крыльями.

– Ну, тише, дружище, – ласково сказал кардинал и поднес птицу ближе к своему лицу.

Крючковатый клюв посыльного оказался совсем близко от носа хозяина. Их глаза встретились, и птица замерла. Кардинал зашептал на неизвестном языке с большим количеством свистящих и шипящих звуков. От этих слов у Марка волосы на затылке зашевелились, словно он почувствовал на спине десяток черных арахнид. Он заворожено смотрел, как птица внимает странным словам, в которых слышалась явственная угроза, несмотря на тихий ласковый шепот, которым они произносились. Грюон закончил говорить и отвел руку в сторону. Посыльный мягко скользнул с руки, распахивая широкие крылья, немного просел, но поймал поток воздуха и взмыл к облакам. Через мгновение птица превратилась в темное пятнышко и исчезла за облаками, стремительная и хищная.

– Готов поклясться… – начал герцог, но кардинал снова его прервал.

– Вскоре прибудет мой посыльный. А вы начинайте готовиться к Созыву, – резко ответил пресвитер.

– Ваше Высокопреосвященство, – всплеснул руками герцог, – эта птица. Она…

– Она лишь вестник, – коротко ответил кардинал.

– Но как вы собираетесь? Ни ядом, ни стрелой не выйдет.

– Думали над этим? – усмехнулся кардинал. – Не беспокойтесь. Я же говорил, это не ваша забота.

Грюон повернулся спиной к герцогу, всматриваясь в далекие облака.

– Можете быть свободны, Марк Ирпийский. Вечером вас ждет датура, а сейчас мне надо остаться одному.

19.

Дорога в Фонте была прекрасно ухожена и даже вымощена дорожным камнем. И все потому, что раз в год Эна Мно Справедливая выбиралась со всей свитой на богослужение в святое место – аббатство Фонте, в котором, по легендам, дважды ночевал Прощающий Грехи. Выехав засветло из Гиллады – столицы Алии, кавалькада неспешно продвигалась к аббатству. Повозка королевы была огромна и изящна одновременно. Стальные обода широких колес поблескивали в лучах полуденного солнца. Искусная резьба на стенках и дверках была тщательно украшена позолотой и драгоценными камнями. Внутри же стены были задрапированы бархатными занавесями, а пол уложен шелковыми подушками, шитыми золотыми и серебряными нитями. Под потолком повозки резвились несколько канареек в золотой клетке. Помимо самой королевы, которая по случаю облачилась в рубище, оставив свои наряды в королевских покоях, в повозке были три фрейлины, личный лекарь, он же главный юстициарий королевы Берг Конфлан – седовласый старик с юношески ярким взглядом, и несколько борзых, которые время от времени поднимали головы с перекрещенных лап, оглядывали окружающих и снова пробовали заснуть. Был также шут, который развлекал путников смешными гримасами и ужимками. И всю эту махину тащила восьмерка мулов, которых на трудных участках, в гору или по грязи, меняли на волов. Те двигались еще медленнее, но зато вселяли уверенность, что любое бездорожье или гора будут преодолены. Помимо королевской повозки в караване было несколько телег с провизией, личным поваром королевы и десятком поварят и с два десятка придворных, которые оделись в теплые рясы и тянулись за обозом пешком, ступая босыми ногами по грубым камням. Несколько лет назад королева, которая была богобоязненна, и сама шла бы вместе с ними, но возраст уже был не тот. К тому же личный лекарь уверил ее, что угоднее Небу будет, если королева все-таки воздаст молитвы в храме, добравшись до него, нежели окоченеет в пути. Но придворные все же хотели угодить своей правительнице, потому стоически терпели все тяготы такого перехода. Во главе шествия двигались клирики, которых возглавлял Бенегер Женуа – архиепископ Гилладский, они несли святые дары аббатству. Между ними и повозкой шли юноши и девушки. Юноши размахивали кадилами, а девушки разбрасывали цветочные лепестки. Также королеву сопровождала сотня кавалеристов, обеспечивающих безопасность. И это было не лишним. За кавалькадой тянулась вереница простолюдинов и буржуа, а вдоль дороги, особенно на съездах в храмы, которые встречались по пути (а было их ровно три), собирались бесчисленные толпы людей, которые приветствовали монархиню.

К вечеру шествующие увидели резной портик аббатства. Королева отпустила измученных придворных и даровала разрешение епископу со всей свитой удалиться восвояси. Ее встречал приор аббатства Жиль Тулон.

– Приветствую вас, Ваше Величество, – восторженно всплеснув руками, произнес он. – Да славится королева и имя ее! Пусть боги примут ваши молитвы и снизойдут благодатью. Мы уже приготовили келью, в которой вы сможете остаться наедине с Живущими Выше и молитвой.

– Благодарю тебя, отец, – произнесла Эна, – но сначала я хочу сойти в склеп, в котором ночевал Прощающий Грехи, и помолиться там.

– Мы приготовили его тоже. Украсили и поставили алтарь, как и во все года, – склонился в поклоне Жиль. – Никто не потревожит вас. Вот бы все монархи были столь же чисты и телом, и помыслами, как вы, Ваше Величество.

Тулон поцеловал рукав рубища, в которое была одета королева.

Эна Мно прошла под мрачными, постаревшими сводами, от которых уже пахло временем, и спустилась по узкой лестнице в склеп. Четверо солдат на протяжении всего пути шли рядом с королевой. Двое впереди, двое позади. Дойдя до дверей склепа, они заглянули внутрь, зашли, внимательно осмотрели все закутки, заглядывая даже под скамьи и пробуя каждую подозрительную щель в каменной кладке пальцами, и, убедившись в безопасности, вышли. Эна поблагодарила солдат и прошла внутрь, плотно притворив за собой тяжелую дверь. Жиль Тулон не преувеличил: склеп был тщательно прибран и освещен сотней свечей. Посреди стоял обычный переносной деревянный алтарь, богато украшенный цветами. Перед ним – низкая скамья с мягкой подушкой. Рядом на резном столике стояла глубокая миска со святой водой, дымились веточки благовоний. Сквозь высокие, но узкие оконца отдушины у самого потолка струился бронзовый закатный свет.

Королева низко поклонилась алтарю, подошла к нему и, опираясь руками о скамью, встала на подушку коленями.

– Тебе, Всепрощающий Грехи наши, Благому и Единому, исповедуюсь, – зашептала она, – тебе вопию и припадаю, Всепрощающий, даруй ми силы, даруй ми слезы растроганности, Единый и Милостивый, яко да ими тебя умолю, очиститься, прежде смерть настигнет ми от греха всякого…

За спиной послышалось тихое покашливание. Королева вздрогнула и в гневе обернулась, осипла и обмякла. Перед ней стоял незнакомец. Невысокий, крепкий, в черных одеждах. Большего королева не могла разглядеть, так как, несмотря на множество свечей, глубокая тень скрывала его.

– Простите, что прервал, Ваше Величество, – в голосе слышалось фальшивое почтение. – Но теперь, думаю, вам надлежит молиться иной молитвой, потому что грехи ваши уж никто не успеет отпустить.

Говоря это, незнакомец поднял крепкий толстый засов, лежащий недалеко от входа, и вогнал его в железные дверные скобы.

– Кто ты? – властно произнесла королева и поднялась, придя в себя от неожиданности.

То, что этот человек не мог бы войти в склеп через дверь, не подлежало сомнению, как и то, что иного входа сюда не было.

– Это не имеет никакого значения, – чужак присел на скамью около двери. – Единственное, что вас сейчас должно беспокоить, это уйдете ли вы отсюда своими ногами.

Королева вздрогнула:

– И ты осмелишься?

Ее голос зазвучал резче и громче, чего нельзя было ожидать от подобного небесного одуванчика.

– Величество, – немного жестче произнес неизвестный, – если вы не перестанете верещать, мне придется связать вас и вставить кляп. Смиритесь и ждите. Я даже дам вам возможность молиться, вдруг Живущие Выше лично придут защитить вас.

В голосе снова послышалось ехидство.

– Что же, – голос Эны дрогнул, и она без сил опустилась на подушку. – Значит, все уже решено?

Но человек не ответил. Он прислонился спиной к стене и закрыл глаза, словно собираясь задремать.

– Ты не станешь мне отвечать? И кто же осмелился? Кто прислал тебя? Неужели «Крылья ворона»? Ты выглядишь как один из них! Но они не могут быть замешаны! – уверенно воскликнула королева.

На лице убийцы не дрогнул ни один мускул.

– Или кто-то из герцогов? Марк? Но он никогда не пошел бы на это, каким бы тщеславным ни был! – королева надеялась уловить хоть какое-то движение на лице неизвестного, но безуспешно. – Послушай меня, я дам тебе столько золота, сколько ты в глаза не видел. Ты сможешь уехать, тебя никто не найдет!

Эна прибегла к старому избитому способу, чтобы заставить наемника изменить свое намерение, но тщетно.

– Послушай меня. Представь, во что ты ввергнешь страну! – королева пыталась найти выход.

Она уже осознала, что ее палач не стал бы просто так тянуть время. Он чего-то ждет, и пока это так, надо пытаться избежать незавидной участи.

– Кто бы ни зарился на престол после моей смерти, это повергнет страну в пучину междоусобиц. Лауциз и Марк начнут грызться за трон, словно шелудивые псы за кость. Пойдут один на одного, и начнется война. А если Княжество воспользуется и перейдет восточную границу? Кто даст князьям отпор? Стая передравшихся меж собой шавок?

Человек улыбнулся сквозь дрему.

– Улыбаешься? Может, считаешь, что тебя это не коснется?

– Величество, – устало произнес наемник, – не тратьте понапрасну пыл, еще раз советую использовать отведенное время на молитву.

Королева поникла. Она все поняла. Тот, кто смог проникнуть в склеп, тот, кто ведет себя настолько спокойно, словно на пирогах, никогда не изменит своего решения. И не станет слушать ее увещеваний. Закричать? Но к чему это приведет? Дверь толстая, охрана же стоит не за ней, а около узкой лестницы, ведущей в склеп. Сразу они не услышат, а валяться связанной да с кляпом во рту, словно мешок с зерном, ожидая, когда его вспорет кривой нож, невыносимая мука. И правительница вновь встала на колени перед алтарем, а губы зашептали молитву, не о прощении грехов, но защитную, в надежде, что Дева Небесная услышит ее.

Так отчаянно Эна Мно не молилась никогда. Сколько прошло времени, она не могла сказать, но неожиданно на лестнице послышались шаги, и кто-то попытался отворить дверь, что само по себе было чудом. Ведь никто не смеет побеспокоить королеву во время молитвы.

– Ваше Величество! – послышался голос приора. – Ваше Величество! Почему вы заперты? Отворите!

– Невидаль, – улыбнулся наемник, – поздравляю, Величество, судя по всему, Живущие Выше услышали, иначе как объяснить, что к вам явилась помощь. Пусть Жиль Тулон даже с дюжиной ребят не выломают эту дверь мгновенно, но тем не менее это помощь. Не ахти какая, но все же.

Королева напряглась, но боялась кричать. Боялась, что ее крик поторопит убийцу.

– Что уж. Кричите, если хотите, – рассмеялся неизвестный и поднял палец вверх, указуя на отдушину. – Слышите? Это шум крыльев. Скоро все случится…

– Жиль! – заверещала королева, подбегая к двери и пытаясь отодвинуть засов. Слезы душили ее. – Жиль! Зови солдат! Ломайте дверь! Скорее! Убийца тут!!!

Последние слова она провизжала. За дверью послышались шум и топот. Почти сразу тяжелый удар гулом разлетелся по склепу, затрещал засов и скрипнули скобы.

– Однако, видать, они буйвола приволокли, – усмехнулся убийца. – Но поздно, очень поздно. Смотрите, Величество!

Королева обернулась и сквозь пелену слез, хлынувших потоком, увидела, как на отдушину села большая черно-желтая хищная птица. Она просунула голову сквозь прутья решетки и сипло прокричала:

– Айеа н Кашш!

– Onn un`nah K`hashsh! – проскрипел неожиданно противным голосом наемник.

Королева моргнула и бездыханным телом грузно осела на пол. Убийца вытер нож о ее одежды и презрительно посмотрел на пробивший дверь тяжелый топор.

– Жалкое зрелище.

Тень сделалась гуще и полностью скрыла убийцу. Окутанный ею, он подошел к стене и слился с ней, затушив по пути свечи.

20.

Лесли прибыл в Циррак на исходе дня. По дороге он наткнулся на заросли крастравы, и в его голове проскочила мысль, что не помешает немного изменить внешность. Он нарвал несколько пригоршней маленьких продолговатых листиков, перетер в кашицу в купленном в первом же постоялом дворе казанке и заварил густой навар, коим вымыл голову. Волосы почти сразу приобрели практически черный цвет, правда, со странным зеленоватым отливом, но Лесли решил, что это в любом случае лучше его приметных русых кудрей. Кудри были безжалостно срезаны ножом. Таким образом в городские ворота проехал не высокий белокурый воин, а сутулый, чуть полноватый (благодаря набитой в рубаху ветоши), неровно стриженный, небритый темноволосый путник. Удивившись активному расхаживанию патрулей, он, переборов вполне понятный страх, двинулся вперед, не скрываясь. Никто не обращал на него внимания. Это придало Лесли немного бодрости, и он в хорошем расположении духа добрался до таверны, каких полно в таких городах. «Жоровня» – именно «жоровня», вероятно, от слова «жор» – располагалась недалеко от пристани, прячась среди многочисленных, похожих один на другой деревянных домов. Судя по нескольким пристройкам на заднем дворе и возведенному недавно, о чем свидетельствовала свежая краска, второму этажу, «Жоровня» не только могла накормить путника, но и дать ночлег, что было необходимо.

Лесли спешился и оставил коня на попечение конюха. Внутри таверна также ничем не выделялась: скрипучий деревянный пол, грязный и почерневший, засаленная барная стойка, видавшие виды, но крепкие столы. Сновали неопрятные подавальщицы, громко хохотали уставшие и подгулявшие рыбаки. Им вторили тоненькими голосами шлюхи. Лесли прошел к стойке и бросил на нее монету. Серебряный кругляш с профилем королевы покрутился и обиженно крякнул, прикрытый широкой ладонью хозяина заведения.

– Добрый вечер, путник. Чего бы ты желал? – произнес он отрепетированную фразу.

– Пива, – коротко ответил Лесли, но тут же добавил. – Пару пива и что-нибудь поесть. Что у тебя есть готовое?

– Есть жареная колбаса. Только вчера накрутили. Свежая, – сыпал словами владелец таверны.

– Хорошо. Я буду там, – посетитель указал на отдаленный стол у кривенького окна и, бросив еще одну монету вслед первой, отошел.

Принесенное пиво оказалось жидковатым, но Лесли с жадностью выпил пинту. Вторую он пил медленно, запивая ей толстую, слегка подгоревшую кишку, набитую фаршем. Беглый гвардеец ел с большой охотой. Кишка лопалась во рту, разбрызгивая горячий жир. Лесли подбрасывал куски еды на языке, пытаясь остудить фарш воздухом и большими глотками пива. Утолив первый голод, он обтер стекающий с пальцев жир о нижний край рубахи и, развалившись на стуле и сыто икая, начал ковыряться кончиком ножа в зубах, доставая оттуда остатки трапезы. Бывший капитан обычно ел другую пищу и привык к напиткам лучшего качества, он никогда бы не стал вести себя подобным образом, словно последний норт, но в «Жоровне» все вели себя одинаково, и Лесли не хотел выделяться. Со стороны могло показаться, что он сытый довольный буржуа, которому и дела нет до чего-либо, но такое впечатление было обманчивым. Лесли решил собрать немного новостей, которыми делились завсегдатаи. Многие громко обсуждали недавнее происшествие в соседней Гибере, у «Акульего зуба». Камило прислушался и радостно улыбнулся: он отставал от Кйорта примерно на двенадцать часов, и теперь он его точно нагонит. Сегодня переночует в этой забегаловке и завтра снова в дорогу. Лесли жестом подозвал хозяина харчевни и уплатил за еду и ночевку, потом указал пальцем в наиболее опрятную и миловидную шлюху и вопросительно глянул на харчевника. Тот кивком одобрил выбор и добавил:

– Только она дороже других. Пять монет, – растопыренная пятерня покачалась перед глазами Лесли.

– Пусть будет пять, – согласился, подумав для вида, бывший капитан.

Хозяин взмахом руки подозвал проститутку, которая в числе многих уже давно искоса поглядывала на высокого приезжего буржуа, рассчитывая на заработок. Джая радостно сверкнула глазами: теперь ее клиент не жирный мужлан, а молодой, лишь едва полноватый, немного уставший с дороги мужчина. Уж его-то она постарается ублажить по-настоящему, чтобы запомнил и доволен остался. Авось, кроме процента от хозяина, перепадет еще немного монет.

Лесли попросил разбудить, если он сам не проснется, с восходом и отправился на второй этаж. Перед ним, приподнимая юбки, семенила Джая, указывая дорогу. На скрипучей лестнице его нагнал хозяин и сунул в руки кружку с недопитым пивом.

– Дружище, – любезно сказал он, – что ж ты! За выпивку заплатил и на столе оставил. Бери с собой, мы приличное заведение, не станем же твои опивки в общий чан сливать. Не пожелаешь пить – поделишься с ней.

Хозяин кивнул в сторону девки.

Лесли поблагодарил и, отпив еще пару глотков, поднялся в отведенную комнату. Дверь оказалась хлипенькой, да и снаружи ее открыть не стоит ничего, потому капитан обрадовался стулу с высокой спинкой, которым он собирался надежно подпереть дверь. В комнате помимо стула, занавесей-тряпок и сундука для одежды стояли видавший виды стол да узкая кровать с простыней в странных застиранных пятнах. Кровь, жир и еще Радастан пойми что. Но Лесли некогда было рассматривать обстановку. Джая захлопнула дверь и затворила ее на крючок. Игриво посмотрела на клиента и, усевшись бочком на стол, оголив стройные, чуть пухлые ножки, потянула за шнурок на корсете. Пышная грудь мгновенно выпрыгнула наружу, показав розовые соски. Девушка поманила капитана рукой, поглаживая твердеющие соски другой, и тот не стал мешкать: легенду нужно блюсти до конца. К тому же ничего неприятного тут не намечалось…

…Джая смахнула в передник десяток мелких монет и радостно удалилась. Не зря она извивалась, стонала и томно закатывала глаза – награда оказалась достаточной. Если бы не негласное правило – ни в коем случае не оставаться с клиентом на всю ночь, дабы повода не было обвинить ее в краже, – блудница бы осталась. К тому же, сняв одежду, клиент оказался строен и мускулист, но видно было, что он сильно устал, а потому ей пора было уходить. Лесли одним глотком прикончил оставшееся пиво, чтобы смочить пересохшее горло, и подпер дверь стулом. Проверил, плотно ли закрыты окна, надежны ли защелки, и упал на кровать. Веки мгновенно потяжелели, и бывший капитан провалился в глубокий сон.

* * * *

Пробуждение давалось медленно. Лесли поежился от холодной сырости и услышал далекий звон цепей. Запястья покрылись мурашками от прикосновения к ним прохладного железа, а спина уперлась во что-то гораздо более грубое, нежели постель. Остатки сна смело, словно ураганным ветром. Капитан вскочил, насколько позволяли оковы. «Подвал! Небо Милостивое, где же я прокололся?!» – вспыхнула первая мысль, и тут же в памяти всплыла угодливая физиономия харчевника: «Дружище! Что же ты, за выпивку заплатил…»

Лесли выругался: его явно опоили, – и, продолжая корить себя за беспечность, но не от жалости к себе, а от сотворенной, на его взгляд, глупости и излишней самоуверенности, осмотрелся в свете двух больших ламп. Прикован к каменной стене: две длинные цепи, позволявшие немного двигать руками, крепились над его головой железными клиньями, а другими концами надежно держались за широкие металлические браслеты на запястьях. Без инструментов не снять, не разорвать. Из одежды на капитане остались штаны, сапоги и подлатник. Оттого он еще не окоченел окончательно. Подвал, или, скорее, погреб оказался небольшим, но ладным. Каменная крепкая кладка, по углам навалены какие-то мешки, на одной из стен висят деревянные, прогнувшиеся под тяжестью кувшинов полки. Горлышки кувшинов надежно закрыты пробками или плотными тряпицами. Около входа стоят несколько больших дубовых бочек, судя по пятнам рядом с ними, в бочках вино, и владелец время от времени достает затычку и пробует его на вкус. Развешаны колбасы, копченое мясо, связки вяленой рыбы, под невысоким потолком – бусы из чеснока и пряных трав. Обычный погреб зажиточного хозяина. Обычный, если бы не приколоченный к стене пленник. Однако увиденное, как ни странно, успокоило Лесли. Если бы он достался кардиналу, скорее всего, он бы очнулся не в затхлом погребе с колбасой, а на дыбе. А потому, успокоившись окончательно, принялся ждать, когда же откроется низенькая дверь напротив.

Ожидание не затянулось: очевидно, за пленником наблюдали через небольшое, скрытое тенью оконце в двери. Скрипнули петли, Лесли непроизвольно подтянулся и напрягся. В погреб зашел среднего роста человек в богатом камзоле. Взял стоящий неподалеку низкий табурет на толстых круглых ножках и присел на него. Несмотря на некоторую одутловатость лица и брюшко вошедшего, Лесли понял, что этот человек некогда был силен и проворен. Сила, скорее всего, осталась, но вот проворность явно начала тонуть в скапливающемся жире.

– Здравствуй, Лесли, – произнес он.

Пленник молчал.

– Капитан «Городских псов» собственной персоной. Довольно известная личность. Хоть ты и попробовал всех провести. Почти удалось, я тебе скажу. Но вышло как вышло уж. Это я приказал схватить тебя. Правда, мои ребята немного перестарались, приковав тебя тут, но все-таки я оставлю пока все как есть. По крайней мере, до тех пор, пока ты не выслушаешь меня.

– Кто ты? – буркнул Лесли, буравя взглядом незнакомца, но уже понял, что выворачивать руки и пытать каленым железом его пока не собираются.

– Меня зовут Лайко, – не таясь ответил незнакомец, и Лесли понял, что тот назвался настоящим именем. – Я пригласил тебя для доверительного разговора столь необычным образом лишь по одной причине…

– Интересно, какой? – проворчал пленник.

– Тобой интересуются довольно влиятельные люди, и охоту ведут очень опытные гончие.

Капитан вздрогнул: «Значит, все-таки кардинал?»

– Тебе не уйти от них.

– Странно слышать это от того, кто приказал приковать меня к стене, – угрюмо сказал Лесли.

– Странно, но так я оказал тебе услугу, – Лайко усмехнулся и продолжил: – Начну с того, что в Алии сейчас довольно неспокойно. И это я еще приукрасил.

– Что же такого случилось за одну ночь? – язвительно, но заинтересованно спросил Лесли.

– За почти двое суток, – Лайко поежился от погребной прохлады, но остался сидеть, решив не ходить за плащом. – Ты оказался довольно крепок, и мои люди уже было подумали, что обычной дозы усып-травы маловато для такого бугая, потому дали двойную. И тебя свалило надолго.

Лесли молчал. Лайко пожевал губы и снова заговорил:

– Королева убита.

– К-как?! – неожиданно осипшим от волнения голосом произнес капитан.

– Убита единственным ударом кинжала. Говорят, тот пришелся прямо в сердце. Что творится на улицах, можешь лишь представить. Ищут преступника. Так что изловили бы и тебя, поскольку, как я понял, если сам Грюон посылает за кем-то своего лучшего убийцу, то этот кто-то вне закона. Если вне закона, по улице в военное время не пройти. Оттого даже самая глупая тать сейчас забилась в темную щель и боится нос из нее высунуть.