Алийское море вечером сделалось прекрасным. Закатывающееся за горизонт солнце обливало тусклым сиянием сизые волны, а по небу расползались разноцветные полосы света. Они смешивались, переливались, исчезали одна в одной, образуя неповторимые узоры, которые могут возникнуть лишь один раз. Облака – пухлые белые горы днем – плыли теперь неестественными иссиня-рыжими клубами. В ряби резвились не желающие уходить на глубину быстрокрылые рыбы-летяги. Они стайками, словно играя в салочки друг с другом, порхали над волнами, пролетая по две-три сажени по воздуху, затем грациозно скрывались под водой. Но на самом деле это была не игра. Кйорт разглядел несколько темных силуэтов крупных рыб, плывущих следом. И тут кто-то на кого-то охотился.

Ходящий, опираясь одной рукой о борт, а второй держась за провисшие снасти, стоял на баке торговой галеры, погрузившись в собственные мысли. Дерзкий ветер, словно неумелый цирюльник, путался в распущенных волосах Кйорта, но тот не обращал внимания на лезущие в глаза и рот непослушные пряди. Одежда его за день просохла, и он с удовольствием сменил шелковые рубаху и штаны свободного покроя с вышитыми золотом цветами, непонятными узорами и змеящимися тварями, на крепкий походный костюм и мягкие сапоги. Галера сейчас пусть и не шла на веслах, но благодаря сильному, хоть и порывистому попутному ветру скорость развивала сносную для такой с виду неповоротливой лохани, даже несмотря на тянущийся в кильватере валаб, привязанный двумя толстыми канатами к корме. Гребцы даже днем всего лишь раз после выхода из бухты опускали весла на воду, чтобы пройти сильное поперечное течение, а сейчас они отдыхали. Эль Байот не был добряком, но уморить собственную команду не желал. Также он ни о чем не расспрашивал ходящего, лишь приглашая его через Рамида отведать южные или восточные яства, хотя на скрытый в ножнах аарк жадно поглядывал заинтересованным взглядом. Кйорт в очередной раз вспомнил Волдорта. Почему-то представил его растянутые на дыбе конечности и заскрежетал зубами, безжалостно давя в себе желание вернуться. Нет, он не вернется сейчас, даже если бы корабль не уносил его все дальше на юг. Он тщательно прислушивался к собственным чувствам и не слышал зова отца. Волдорт молчал. И это для Кйорта означало лишь одно: не возвращаться, несмотря ни на что.

Солнце тем временем сменилось луной и первыми звездами. Тускло зажглись корабельные фонари на верхушках мачт. На бак поднялся широкоплечий боцман. Озадаченно потер подбородок, смотря на мерцающие огоньки в небе, и, крякнув с досады, направился на корму, к рулевым. Его громкий матерок разнесся над водой.

– Смотреть сюда! – ревел он, наступая на юнгу, которому доверили командование парой мускулистых рулевых. – Под киль захотел? Ты куда правишь? Ослеп? Так я тебе сейчас глаза-то отворю!

– Но… – начал было юнга, но боцман, упираясь руками в бока, злобно гаркнул:

– Разуй бельма!

Боцман поднял руку, указывая на скопление звезд за кормой:

– Вон видишь то созвездие? Это Черпак. Он слагается из семи звезд…

– Господин, – взмолился юнга, сжимаясь в ожидании зуботычины, – но на небе ни облачка, а звезд шесть. Я правлю, чтобы крайняя-последняя всегда была ровно за кормой… Вы сами говорили…

– Ротозей! Ты проплавал со мной несколько месяцев, но так и не удосужился сосчитать звезды Черпака? Как ты будешь править в южной части, когда там нет точно указующей звезды? Ты, беременная каракатица, через час вогнал бы нас во встречное течение, и водовороты затащили бы нас на рифы!

Юнга отступил на шаг, на глазах появились слезы несправедливо осужденного:

– Я думал… Вы же говорили… Хвост, последняя звезда никогда не исчезает при чистом небе и видна всегда. Я…

– Мало ли что я говорил! – продолжал орать боцман. – Я почем знаю, какая зараза закрыла звезду? Ну видны другие, но это не значит, что шальная туча не может смазать Северную звезду… Вот, смотри сюда, – боцман смягчился, – вытяни руку и правь на три пальца правее…

Боцман поморщился, накрыл поднятую ладонь юноши пятерней и силой сложил пальцы юнги в кулак:

– Каши мало ел. Правь на свой кулак правее от шестой звезды. И смотри в оба!

Влепив мальцу легкий подзатыльник, он вернулся на бак, нисколько не сторонясь пассажира, к которому даже Эль Байот обращается с негаданной вежливостью: он единственный, кто проплавал с торговцем больше пяти лет. Он и боцман, и штурман, и старпом – днем с огнем не найдешь подобного. И Ларс Ульбрих знал себе цену, а она была таковой, что позволяла не вилять хвостом перед каждым, кто носил дорогую одежду. Еще годик проплавать, и хватит денег на покупку собственной шхуны.

Ларс еще раз глянул на небо и снова недоуменно потер широкий небритый подбородок. Только сейчас Кйорт заметил, что на левой руке боцмана не хватает двух пальцев, мизинца и безымянного, а также половины ладони. Моряк перехватил взгляд пассажира и кивнул, скривив губы в высокомерной улыбке:

– Да. Так и есть. Сфирена, – с вызовом сказал он.

– Морская щука? – с уважением переспросил ходящий.

Он уже знал, чем грозит встреча с барракудой, которая спутала конечности жертвы с кальмаром или рыбой, в ее стихии. Хищник в четыре аршина длиной с выдающейся вперед нижней челюстью, усеянной острыми зубами, очень редко нападая на добычу больше себя, словно кованая стрела баллисты атакует молниеносно, разрывая артерии и отхватывая большие куски. Рана вряд ли будет смертельной, но опасность кроется в большой потере крови и в акулах, которые даже если не окажутся поблизости, что нередко случается, но обязательно подплывут в самые краткие сроки. Скорее всего, боцман проплывал в мутной воде или шарил по водорослям.

– Нас сносило на прибрежные скалы около Беззерского пролива: там самое сильное течение, что я видел, а якорь никак не мог ухватиться за дно, – угадав мысли ходящего, гнусаво процедил боцман, продолжая искоса поглядывать на ночное небо. – Пришлось нырнуть. А там-то сфирена. Хорошо, что я веревкой обвязался и ребята сразу сообразили меня вытащить, иначе сожрали бы серо-голубые.

– Серо-голубые? – заинтересованно спросил Кйорт.

– Мако. Акула, – пояснил Ларс, презрительно выпятив губу. – Неужто господин не слыхал про такую?

– Морские волки, – йерро улыбнулся. – Слыхивал, но видел только в ваших краях. Там, откуда я родом, нет звезд и нет морей.

– Э-эх, – боцман помахал кулаком юнге и прокричал: – Дам в зубы! Держи правее!

И продолжил, подойдя ближе к ходящему. Кйорт уже в который раз удивился способности этого человека идти уверенно и ровно по раскачивающейся палубе.

– Как же – ни звезд, ни морей?

– Реки, озера – этого в достатке. Но даже самое большое озеро лишь капля по сравнению с этой водой.

– А звезды? Ведь без них не сыскать стези, – изумился моряк. – Нет морей, но и трапперы, и охотники – они всегда идут по Северной звезде или по Южному Столбу. Как же иначе?

– Есть способы, – уклончиво ответил Кйорт, – зато погода никак не помешает найти север.

Боцман заулыбался, обнажая пожелтевшие зубы:

– Это ротозей, юнга. Да и за всю свою жизнь я впервые вижу Черпак без Северной звезды.

– Впервые?

Но боцман не ответил, лишь кивнул и направился к подзывавшему его марсовому. Кйорт вздохнул: он не врал Ларсу про моря и звезды. И пусть звезд не было никогда, сколько существовала его родная земля, пусть она не самая плодородная, а реки, не самые полноводные, давали приют зачастую колючей и непригодной в пищу рыбе, но они были. Это сейчас от обширных полей и скалистых гор остался лишь Ор-Нагат – Академия ходящих, ставшая их единственным прибежищем, городом-изгоем. Плавающий в черно-сером киселе Нейтрали остров с рваными краями, словно тысячи хищников разом решили отгрызть по куску. Но Это случилось После. До Этого у Кйорта и других йерро была родина.

Ходящий отбросил попавшую в глаза прядь волос и глянул еще раз на звездное небо. Яркие бусинки высыпали на иссиня-черную ткань, словно зерна, брошенные в землю рукой небрежного сеятеля. Луна не мигая пялилась на судно, уверенно разрезающее потемневшие волны. Кйорт нахмурился: он был уверен, что чистое и высокое небо безоблачно, но отчего же тогда Северная звезда, самая яркая на небе, не видна в эту ночь? Он поежился от уверенности, что впервые за много лет вернувшаяся Истинная Сила, впервые заглянувший в Немолчание Знаменосец и все, что происходит сейчас «впервые», несомненно, связано между собой. Только надо понять, как это все связано. И лучше раньше, потому что «позже» может оказаться слишком поздно. Но пока даже глубокое знание истории Кольца Планов не могло подсказать ответ на мучивший его вопрос. Слишком мало знаем, как любил говорить Цепп. Слишком мало видим. Надо ждать и наблюдать.

17.

Лайко поднялся к себе в рабочую комнату и мгновенно почувствовал постороннее присутствие. В его руке сверкнул метательный нож, готовый поразить любую цель, даже если она просто шевельнется.

– Будет тебе, старина, – услышал он знакомый простуженный голос.

– Призрак? – Лайко спрятал нож, мастерски скрыв в голосе страх. – Вот уж кого не ждал.

Он подавил в себе желание резким движением отправить заточенную сталь на звук голоса, поскольку единственный, кто метал ножи лучше, находится в этой комнате и не только слышит свою цель, но и видит ее в отличие от него. А если вспомнить, что тренировочная мишень давно стоит в углу, прикрытая старым дождевиком, то поразить цель первым ему бы не удалось.

Он подошел к окну, раздвинул портьеры, через которые полился желтый полуденный свет, и распахнул раму, впуская свежий воздух.

– Как ты очутился здесь? – Лайко натянуто улыбнулся, увидев, что его гость, вальяжно закинув ноги на крепкий дубовый стол, развалился в его личном кресле. – Сиди, не вставай.

Он пододвинул себе из угла комнаты похожее, сел в него и понял, что был прав: на краю стола лежал широкий нож. Едва ли Лайко успел бы даже замахнуться своим. Опытный взгляд мгновенно выделил княжескую сталь и удивительную заточку – превосходное оружие, практически неразрушимое.

– Отыскать тебя оказалось очень просто, ты даже не соизволил скрываться, а твоя охрана никуда не годится, – усмехнулся Призрак. – Неужели «Вороны» настолько ослабели?

– С тех пор как ты служишь выродку Грюону, – Лайко скривился, – насколько я помню, для тебя не было ничего достаточно охраняемого. А ты все так же хорош, поджар и быстр, я полагаю?

– Чего не скажешь о тебе, Лайко, – даже под одеждой я вижу мамон. Стареешь. Носишь богатые камзолы. Обставился отличной мебелью…

– Зато умнею.

Лайко встал, подошел к резному комоду и налил в большие деревянные кружки темный эль. Густая белая пена дырявыми снежными шапками повисла с краев. Одну поставил перед гостем, из второй отхлебнул.

– Заматерел, – Призрак одобрительно кивнул, угостившись элем, – да и живешь открыто. Не страшно?

– Я же простой торговец, – Лайко захлопал ресницами. – Вот, помогаю с перевозкой грузов, приторговываю.

– Ну, тебе виднее, – легко согласился Призрак. – Но я пришел не к торгашу, а к Лайко. Ты еще помнишь, кто ты на самом деле?

– Что тебе надо? – Лайко мгновенно согнал с лица глупую улыбку. – Ты же знаешь, мои ребята тебя четвертуют, если увидят. Считают, что ты предал их, ушел на хлеба к врагам.

– Так и есть, – жестко произнес Призрак. – Но только после того, как они же и оставили меня в той ловушке, куда я полез по твоему приказу, Лайко. Знаешь, каково это – видеть приближающегося гхала на его территории?

– Я не знал, что там ловушка, Призрак. Клянусь чем угодно, – чуть заметно дернулось веко.

– Я пришел не мстить, – успокоил собеседника Призрак. – Иначе давно бы выпотрошил тебя. Думаю, что тебя тоже подставили, иначе ты бы не отрекся от власти. Вернешь мне долг одной услугой, и мы квиты. Сможешь жить спокойно.

– Призрак, но как? Я больше не отдаю приказов. Я занят другими делами. Более спокойными и не требующими ответственности за жизни лучших людей «Крыльев».

– Не верю, что у Лайко не осталось связей. И не осталось влияния, – недоверчиво скривив губы, ответил Призрак. – Я видел тех двоих, что везде следуют за тобой. Они действительно хороши в отличие от бестолочи, что охраняет твой дом.

Лайко горько усмехнулся:

– Я боялся тебя. Это лучшие из наших, – откровенно признался он. – Даже лучше тебя. Но сейчас я в этом не уверен.

– Они не были там, где был я. Они, возможно, лучше Призрака, но ты видишь брата Хэйла, Лайко. Не путай нас. Призрака больше нет. Он погиб от зубов гхала.

Хозяин дома передернулся, уже не в силах скрыть блеснувшего в глазах страха.

– Так что слушай меня. Я не велю, я всего лишь прошу. Окажи услугу.

– Что я могу сделать для тебя, Призрак? – Лайко сделал несколько больших шумных глотков, чтобы попробовать опоить волнение. – Твой нынешний владетель гораздо могущественнее, чем когда-то был я.

– Тем не менее. Уж мне-то известно, что никто лучше вас не сможет разыскать потерявшегося человека. Твои силы еще не растворились в беззаботной жизни торговца, осевшего в какой-то выгребной яме вроде этой конной станции, зовущейся перевалочным фортом?

Лайко угрюмо скривился:

– Давно не практиковался.

– Тогда слушай. Подними своих людей. Всех, кого сможешь. Найдите мне человека по имени Кйорт Ларт. Это охотник на ведьм, – Хэйл встал из-за стола и подошел к Лайко. – Найдя его, оповестишь меня. Ты знаешь, как это сделать.

– Знаю, – угрюмо ответил Лайко. – Скольких моих ребят он убьет прежде?

– Ни одного, если вы будете аккуратны и просто найдете мне его…

– Призрак, ты-то сам понимаешь, что это не так? В свое время мы пытались. Мы давно за ним наблюдали и хотели, чтобы он стал одним из нас. Мы сулили ему многое.

– Скольких он убил?

– Семерых из дюжины, – угрюмо буркнул Лайко. – Оставшиеся в живых помешались и утверждали, что это нелюдь. Я не могу снова отряжать своих людей на подобное. Теперь у меня их не так много.

– А он подлинно хорош, – восхитился Призрак. – Тем лучше. Найдите его. Просто найдите и сообщите мне. И вот еще что…

Лайко насторожился.

– Заодно сыщите некоего Лесли Камило. Бывший капитан…

– Я знаю, кто это, – бросил Лайко. – Он два дня тому менял лошадь у нас на конном дворе. Уехал по южной дороге. Я сам видел его.

– Вот это неожиданно хорошая новость! – Хэйл довольно оскалился. – Причем для тебя в большей степени. Найди Лесли. Пусть твои люди следят за ним. Если получится, пусть схватят и придержат в каком-нибудь подвале, ну, как они умеют. И тогда сообщишь мне через своих щенят. Я приеду. А Кйорт Ларт… Оставьте его в покое.

На стол рядом с ножом шлепнулся тяжелый кошель.

– Я не просто прошу, Лайко. Я оплачиваю, как и полагается. Видишь, служба кардиналу имеет преимущества.

Хэйл подошел к дверям и обернулся:

– Извести своих ребят, что я выхожу.

Лайко прикрыл глаза на несколько секунд.

– Все. Они знают, – ответил он. – Если тебе интересно, они удивлены.

– Не интересно, – Призрак толкнул дверь, но снова остановился. – Ты же все знаешь. Королева. Где она сейчас?

– Вчера выехала со всей свитой из Гиллады в Фонте. На богослужение, – упавшим голосом ответил Лайко.

– Спасибо, – Хэйл шагнул за порог.

– Призрак! – окликнул его Лайко. Тот остановился. – Скажи, как ты выбрался? Мертвое Королевство – это не просто колодец.

– Если я поведаю, тебя придется убить, а я сулил этого не делать, – Призрак растворился в темноте дверного проема, бесшумно закрыв за собой дверь.

Лайко облегченно выдохнул. Рука сама собой потянулась к ножу, оставленному Призраком. Это было удивительное оружие. Острое, словно игла, не слишком тяжелое, с превосходным балансом. Чувствовалось, что эта сталь выдержит любой удар. А филигрань с тончайшими серебряными линиями на черной шершавой кости завораживала красотой. Этот нож стоил для Лайко гораздо больше, чем могло уместиться в кошельке. Но тяжело созревавшая мысль, настолько она была чудовищна, все-таки сложилась и заслонила собой все остальное. Если портной спрашивает у вас любимый цвет и покрой, можно предположить, что это всего лишь праздное любопытство, но Призрак был не таким портным. Если он спросил, значит, он собирается пошить костюм. Ноги у Лайко подкосились и неожиданно сделались ватными. Он рухнул в кресло, уронив нож на пол.

– Не смей! – выпалил Лайко в пустоту обескровленными губами, побелев от ужаса. – Дева Небесная, Прощающий Грехи! Что же я наделал?

Лайко в ярости от осознания своей глупости засадил рукой по столу:

– Не будет мне прощения. Нет!

* * * *

Стукнул засов, и в дверях показался пожилой гвардеец. В одной руке он держал большую деревянную миску с вареными овощами и куском вяленой рыбы, в другой – глиняный кувшин: завтрак. У него за спиной виднелись двое хмурых воинов, они стояли, опираясь на свои копья с широкими волнообразными жалами. Казалось, им скучно и дела нет никакого до происходящего, но Волдорт видел по пронзающим взглядам, что это не так. Личные воины кардинала. Вышколенные, угрюмые. Обычно таковыми становились крепкие монахи, обученные лучшими наставниками, но священник усомнился в том, что эти двое когда-либо носили рясу.

Гвардеец, воин обычной храмовой стражи, тем временем поставил еду на крепкий низкий табурет и скрылся за дверью. Волдорт усмехнулся: насколько разительно это заточение отличалось от недавнего. В келье был чистый топчан с матрацем, набитым свежей соломой, приземистые стол и два стула. Тут даже было узкое окно, расположенное, правда, под самым потолком и настолько узкое, что пролезть туда могла лишь кошка, но тем не менее Волдорт был рад и такому. Свет, проникающий в келью, казался приглушенным, мягким, а лучи были все так же теплы, если подставить под них ладонь. От этих же самых лучей, несущих свет и тепло в узкую келью, Волдорт знал, что прошло всего лишь два дня. Священник быстро справился с едой, и дверь в тот же самый момент заскрипела: очевидно, за ним все же наблюдали непрестанно. Тот же самый охранник забрал посуду, молча вышел и пропустил вперед пару высоких воинов. Один из них кинул на топчан сверток и жестом приказал: одевайся. Конечно, эти надзиратели немыми не были, но брат Грюон, без сомнения, запретил им говорить с заключенным, и они строго следовали этому запрету. Волдорт развернул кулек, и брови его удивленно взлетели: крепкий, чистый и даже приятный на ощупь дорожный балахон. Также чистый белый подрясник, мягкая ряса, летние сандалии с подошвой из крепкой кожи. Ночью в них все еще могло быть холодно, если бы среди одежды не обнаружилась пара теплых чулок из колючей серой шерсти. Волдорт торопливо сбросил старую одежду и облачился в принесенную. Подвесил чулки на пояс и почувствовал, как по телу покатилась горячая волна. Снова ляпнул засов. Священник ожидал увидеть брата Хэйла, но снова ошибся. «Видать, кардинал нашел для своего цепного пса новую забаву», – решил Волдорт. Воины – двое, что приносили одежду, и еще дюжина снаружи – без единого слова, лишь указывая путь копьями, вывели пленника во внутренний двор.

Солнце показало всего лишь треть себя из-за городских стен, но уже хорошенько припекало. Священник немного ослабил пояс, удивленно смотря на странную повозку перед дверями, запряженную четверкой лошадей, за которой стояла дорожная крытая телега с восьмеркой мулов: часть их впрягалась вместо лошадей, если была такая необходимость. А еще дальше, нетерпеливо топчась на месте, готовились отправиться следом за повозками десяток всадников и еще десяток лошадей без наездников. Но Волдорт рассматривал лишь первую повозку. В отличие от всех виденных им ранее крытый кузов ее не был намертво приколочен к раме с колесами, а помещался на широких справных ремнях, был обит крепкой кожей с богатыми вышивками и задрапирован парчовыми занавесками. В верхней части кузова находились затянутые бычьим пузырем оконца. Солдаты подтолкнули священника к кибитке, и Волдорт шагнул внутрь, поднявшись по приставленной лесенке. В повозке, обитой мягким бархатом, с двумя широкими скамьями по краям, которые, заваленные подушками, запросто могли сойти и за постель, в углу, прислонившись к стене, сидел кардинал. Он лишь махнул рукой, и дверь в повозку захлопнулась. Экипаж тотчас качнулся, принимая на козлы кучера и одного из воинов. Послышался звонкий удар бича, и они мягко покатились по камням улочки. Клетка из золотой проволоки, висящая под потолком, с парой прекрасных белых голубей с черными воротничками, качнулась, заставив птиц встрепенуть подрезанными крыльями. Волдорт мгновенно оценил преимущества этого средства передвижения. Тряски, характерной для всех повозок, тут было ощутимо меньше. По верхушкам видных в оконца деревьев, по шпилям башенок, зубцам стен и колышущимся в легком утреннем ветерке флагам настоятель без труда определил, что они выехали из города и направились по южной дороге вглубь материка. Кардинал дремал, погруженный в свои мысли. Отчего-то он был уверен, что его пленник не кинется сейчас к нему с хитро спрятанным ножом, ведь его даже не обыскали. Задремал и священник, успокоенный теплом и легкой качкой, как в уютном суденышке в тихую погоду.

* * * *

Илур испуганно смотрел на своего спасителя. Но это был не животный страх, испытанный им недавно, а страх восторженный. Страх, что это не больше чем морок, видение, дурман Радастанских врат. Но стоявший перед ним рыцарь не испарился, словно туман, и не обратился в лютого зверя. Напротив, он возвышался над Илуром и даже сделал шаг к нему, когда заметил, что викарий открыл глаза.

Рыцарь был одет богато, по меркам Немолчания, и неплохо вооружен. Ноги защищали кованые сапоги из диковинной стали. Набедренники и наколенники из чешуйчатого металла, кольчуга все из него же ярко сияли безо всякого солнца – они словно светились сами по себе, а нашейник, налокотники и нагрудник были выложены тончайшими серебряными узорами, которые напоминали иней на широких листьях папоротника в солнечное морозное утро. На рыцаре был свободный камзол с разрезами по бокам, как у герольдов, янтарного цвета, из ткани, похожей на дорогой бархат, с вышитым на груди и спине гербом – молотом, крушащим на наковальне некое существо с перепончатыми жесткими крыльями и зубастой пастью. На правом боку висел широкий крепкий кинжал, называемый «Небесной милостью», который обычно приставляли к горлу или груди побежденного с предложением сдаться в плен, а на левом, на богато расшитой золотой нитью перевязи канареечного цвета – тяжелый широкий меч. Руки в кованых перчатках спокойно лежали, скрещенные на груди. Голову украшала золотая диадема, не дающая длинным русым кудрям падать на большие карие глаза. И лишь страшный неровный шрам, пересекающий грубой черно-багровой рытвиной лицо от правого глаза до левой скулы, не вписывался в портрет представшего перед викарием воина. Шрам постоянно мок и выглядел совершенно свежим.

– Знаешь, кто я? – произнес рыцарь.

– Вы, господин, воин…

Губы рыцаря тронула усмешка.

– …воин Их армии. Вы воин Живущих Выше. Я видел древние книги и рисунки…

– Нет, – снова презрительно скривился рыцарь, – вернее, ты не совсем неправ. Я Перерожденный. Для жителей Равнин я Аватар армии Живущих Выше. Для жителей Немолчания – один из тех, кому многие из вас служат обедни и обращают свои зовы. Энглуд – мое имя.

Илур застонал и поднялся на колени, подняв руки в молитве.

– Вставай, – коротко бросил Перерожденный, – твои молитвы бесполезны, как соломенная стрела. Они не слышат тебя. Ты в Нейтрали, молись ты хоть сразу всем и будь ты хоть самым сильным священником, никто не услышит тебя. Да и, заглянув в тебя, я уверен, что в любом случае Живущие Выше остались бы глухи к молитвам бесчеловечного, бесстыжего и наглого лжеца и душегуба, каким ты являешься.

Илур съежился:

– Зачем тогда?..

– С твоей помощью я смогу найти Нарушившего Клятву, – коротко бросил Энглуд.

– Этого Кйорта? Этого проклятого варл…

– Замолчи, жук навозный, – осадил Перерожденный викария, – замолчи, иначе кину тебя на Тропу. Ты, безмозглое бесхребетное творение, не можешь судить ходящего. Его осудили те, кто имеет такое право.

Энглуд осмотрелся.

– Они уже близко. Если тебе дорога твоя душа, молчи.

Илур проглотил готовые сорваться с губ слова и испуганно оглянулся. Серость и лишь тени кругом. Ничего нового.

– Прочь, твари, – неожиданно прорычал Энглуд сквозь зубы. – Этот червяк сейчас под моей охраной и будет под ней находиться, доколь я сочту нужным.

– Аватар, это мясо наше! – раздалось свистящее шипение.

Илур обомлел, он не видел ничего, кроме рыцаря и бескрайних серых полей.

– Он шел по Стезе в Радастан. Ты нарушаешь законы Нейтрали!

– Он снят с Тропы, что была создана заклятием, он вне вашей власти! – загремел Перерожденный. – Зовите Т`Халора или пошли прочь!

– Отдай его, Энглуд, – раздался другой, вкрадчивый, спокойный и очень уверенный голос. – Он шел к нам.

– С каких пор такой ничтожный прыщ нужен тебе, Лацир? – Энглуд усмехнулся, уперев руки в бока.

Илур, поскуливая от страха, прижался к кованому сапогу Перерожденного, обхватив его руками.

– А с каких пор по Нейтрали бродит Аватар и спасает предназначенных нам? – парировал тот, кого назвали Лациром. – Что, если я прикажу взять эту тлю силой? – угрожающе произнес голос. – Не забывай, Перерожденный, тут ты смертен.

– Как и ты со своими скулящими шавками, – отбил словесный выпад Энглуд. – Я уже сказал. Уходите, пока я не отдавил ваши крысиные хвосты.

Доспехи Перерожденного осветились внутренним солнечным светом.

– Ты знаешь, что будет с твоими псами и тобой, коснись вы Их доспеха. А мой меч разотрет любую из твоих собачонок по Нейтрали одним касанием.

– Не бахвалься, Аватар, – ехидно огрызнулся голос, – бравируй, но не пугай. Я уже убивал подобных тебе, но в этот раз не буду. Договор ты не нарушил, иначе Т`Халор был бы уже здесь!

– Ты поумнел, Лацир, – усмехнулся Перерожденный.

– А ты нет! – окрысился голос. – Но учти. Ты снял его с Тропы, хоть вопреки закону своей армии, но не против правил Нейтрали. Однако не приведи Нейтраль, эта многоножка окажется хоть на миг не под твоим крылом. Я заберу его в тот же миг. Гончие будут рядом всегда. Незримые, но готовые.

Послышался смех.

– Удачи тебе, Перерожденный Аватар.

– Не беспокойся, – спокойно ответил Энглуд.

– Кстати, – после короткой паузы, когда Илур посчитал, что разговор закончен, произнес голос, – а кто это тебе оставил такой впечатляющий след на роже? Я бы преклонил колено пред ним. Илур, может, ты знаешь? Скажи, ты же слышишь меня?

Илур съежился и сильнее прижался к холодной стали сапога, но не произнес ни слова, как наказывал Аватар.

– Убирайся! – рявкнул Энглуд, и сразу от плотной тишины зазвенело в ушах.

Перерожденный схватил Илура за шиворот и поставил рядом с собой:

– Слушай меня, человек. Знаменосец слов на ветер не бросает, и теперь ты от меня не отходишь. Как только ты отступишь на десяток шагов, ты умрешь.

– Зн-знаменосец, – у Илура подкосились ноги, но рука в железной перчатке не дала ему упасть.

– Я не знаю, зачем ты так нужен ему, что он явился за тобой лично, но это худшая участь даже для такого, как ты. И не напал он лишь потому, что видел тень Т`Халора. Обычные гончие оставили бы тебя в покое, но не Лацир. Теперь ты помечен. Ты помечен смертью, как бы напыщенно это ни звучало. Ты понял? – Илур кивнул. – Хорошо. Вставай и пойдем.

– К-куда идти? – едва ворочая языком, сказал викарий.

– Представь себе Феррронтарга и просто шагай. Нейтраль все сделает сама.

Энглуд толкнул вперед Илура и зашагал следом.

* * * *

Волдорт проснулся, когда повозка уже остановилась. Солнце теперь пробивалось через окна с другого бока, и священник решил, что уже за полдень. В повозке он находился один. Курлыкали голуби, да странный шум раздавался снаружи: звенящий топор, сухой треск дерева. Волдорт оставил теплый балахон на лежаке и выглянул. Слева и справа от повозки, плавясь под полуденным солнцем, стояло два стража. Священник по приставленной к кузову ступени спустился на землю. Кавалькада остановилась на привал: недалеко, в тени высоких елей, уже стоял, опираясь на свежесрубленные шесты, навес из белой ткани. Ветра почти не было, и натянутый тент лишь слегка подергивался. Впрочем, туго натянутые между стоек веревки смогли бы удержать навес даже в довольно сильный ветер. Под тентом на мягком ковре, прячась от палящих лучей, на подушках сидел кардинал. Перед ним на низком столике с витыми ножками стояли всевозможные яства и кувшин. Пресвитер, увидев священника, махнул рукой, приглашая его подойти. Стражи тенями проследовали за Волдортом и замерли недалеко от тента. Священник успел заметить, как пара воинов, оставшись в одних холщовых штанах, таскает воду в дорожную бочку. Еще несколько осматривают лошадей, проверяют упряжь. Пяток солдат расположились вокруг навеса, стараясь держаться в тени и ловя каждое дуновение ветерка.

– Отобедай, – впервые за утро заговорил кардинал. – Я уже собирался послать за тобой. До постоялого двора доберемся лишь за полночь, оголодаешь.

– Благодарствую, – Волдорт опустился прямо на ковер, отказываться от угощения он бы и не подумал.

Брат Грюон протянул ему подушку. Священник еще раз поблагодарил кардинала и, оторвав кусок оленины, налил в свободный хрустальный бокал из кувшина. Оказался «Ледогряйль».

– Теперь ты будешь со мной, брат, – после краткого молчания произнес кардинал.

– Врага надлежит держать рядом? – усмехнулся Волдорт.

– Врага? – Грюон улыбнулся. – Что ты, брат. Что ты. Какой ты враг? Запутавшийся сын. Диковинное растение, которое хочется изучить, но никак не враг.

– Ужели? – Волдорт отхлебнул вина. – Неужели церковь стала терпимой к еретикам?

– Церковь? Нет. Это я всегда был терпим к непознанному, потому что непознанное дает знания, которых нет у настоящих врагов. А кто знает, тот одержит верх.

– Вы отделяете себя от вашей веры? – удивился Волдорт.

– От веры в Папу, – уточнил кардинал.

Священник искоса глянул по сторонам. Грюон заметил это и успокаивающе произнес:

– Не волнуйся. Любые слова, сказанные тут, не долетят до чужих ушей.

Кардинал не стал объяснять почему, а Волдорт решил не спрашивать.

– Ведь то, о чем мы рассуждаем, родилось задолго до Явления Прощающего Грехи, – продолжил кардинал. – Живущие Выше посеяли семена жизни, и из них родились вода и земля, растения и твари лесные. Из них родились люди. Они, как маленькие дети, учились добывать себе пищу, говорить, строить укрепления, а Живущие Выше до поры оставили своих чад наедине с Миром, дабы те научились смирению, силе воли, умению бороться. И уже тогда первые племена сразу уразумели, что выжить можно, лишь когда в племени есть вождь, сильный физически или духовно, вождь, способный управлять и наставлять людей своих, вождь, решения или деяния которого поставят племя выше иных.