Перейти к аудиокниге
Помнится, еще в школе, касаясь темы условных рефлексов, учительница приводила пример, как поедание лимонов на первом ряду во время выступления духового оркестра может сорвать это мероприятие: поди-ка поиграй, когда полон рот рефлекторно выделившейся слюны.
Теоретически теми же лимонами можно было бы смутить и певца. Но дамы, которые пришли однажды к нам на медкомиссию, были той еще закалки. Матерые работницы культуры с мертвой хваткой массовика-затейника: хоть лимоны авоськами перед ними жуй, хоть водку стаканами пей, хоть семечки грызи, но если начальство сказало, что мероприятие должно быть проведено, – оно будет проведено, и только прямое попадание метеорита можно условно считать форс-мажором.
Нет, уверили они. Лимоны – они для трубачей страшны. Они люди утонченные, к тому же подкошенные легочной профпатологией, – их лимоном можно подбить. И то не всяких. Тех, что на похоронах играют, уже ничем не проймешь. А нас, мол, и подавно. Хотя…
– Был же случай, Зинка, – хлопнула себя ладонью по лбу жгучая брюнетка с восточными чертами лица. – Помнишь, в той дырище, куда нас засунули после… неважно, в общем, в наказание, я так понимаю?
– Как же, как же, – охотно отозвалась огненно-рыжая подруга с формами, достойными рубенсовского вдохновения и завистливых взглядов любого знающего толк в жизни индуса. – Эх, времечко было! Правда, Зуля? Молодость, сил вагон и маленькая тележка, весь мир, можно сказать, между ног…
– У ног, дурында!
Из их рассказа на два голоса я понял, что уголок, где их певческий талант подвергся серьезному испытанию, был не то чтобы забыт богом: просто он ему старался лишний раз о себе не напоминать. Мол, знаем мы такое пристальное внимание.
Ну дыра или нет, а клуб там был. И даже подготовился к встрече работников культуры. То есть всё подмели-помыли, занавески красного бархата то ли постирали, то ли от пыли отряхнули, баню заранее протопили и даже поросенка по такому случаю зарезали.
И вот концерт начался. Как водится, с народных песен. Да, тех самых, о которых еще сэр Терри Пратчетт писал в своем ведьминском цикле. Мол, есть у них такое пронзительное вступление, которое сразу предупреждает случайного слушателя о том, что тут вскоре произойдет и что еще есть время убраться подальше.
Ну местные-то жители никуда убираться не спешили – событие же. Поэтому, напротив, за первые места была даже некоторая потасовка с элементами компаративной фаллометрии и натурных испытаний буферно-таранных характеристик бюстов (размер ниже четвертого даже не рассматривался ни всерьез, ни в упор). Но ближе всех к сцене в итоге оказалась одна бабулька – классический, эталонный, можно сказать, божий одуванчик. Села на табуреточку, разгладила складки на платье, поправила шаль… нет, обошлось без кулька семечек, но легче от этого певицам не стало, и вот почему.
Начинать веселье выпало Зинаиде, и она, вдохнув честным пятым размером, затянула было «Валенки, валенки»… но тут Одуванчик, победно воздев указующий перст, бойко завопила скороговоркой: «Ой да не подшиты, стареньки!» И так на протяжении всей песни: Зина с чувством пытается выводить строчку, Одуванчик скороговоркой добивает вторую. То же самое вышло и с «Рябиной», а потом и с «Ой, мороз-мороз». Что любопытно, зал Зинаиде явно сочувствовал, но одергивать Одуванчика даже не пытался.
– Давай что-нибудь из эстрадного, – шепнула Зульфия, видя, как Зина медленно багровеет.
Однако Одуванчик знала и Пугачеву, и Ротару, и даже «Сябров». Настала пора Зульфие спасать положение. Хитро прищурившись, она затянула что-то татарское народное, но Одуванчик тут же подхватила, все той же скороговоркой: «Умырзая чыга, умырзая калка, умырзая суза сабагын».
Посовещавшись, Зина с Зулей (дело чести же!) напрягли память, потом напрягли сопровождавший (и тоже постоянно сбивающийся из-за Одуванчика с ритма) музыкальный коллектив – и выдали на-гора «Бессаме мучо».
На первых словах песни зал замер в ожидании… и тут Одуванчик выдала свою фирменную скороговорку: «Bésame-bésame-mucho-que-tengo-miedo-tenerte-y-perderte-después!»
– Вы не сердитесь на нашу Сашу, – извинялся вечером за столом председатель. – Ну вот такая она у нас. С детства на голову… ну вон как Любка на передок (кивок в сторону яркой девахи, разодетой в нечто во всех смыслах фильдеперсовое), но песни знает все. Вот просто все. Целыми днями слушает и запоминает. Ну и старается всем показать, что знает. И как ее было на концерт не пустить? Она же мне клуб по кирпичику разнесет!
В общем, убедительно сказали мне Зина с Зулей, лимоны – это для настоящего певца ртом просто ни о чем. Вот Одуванчик – это реально страшно.
Расхожее мнение, что в наш век (нужное определение века вставить самостоятельно) резко выросло количество нервных срывов и депрессий, не декларируют, пожалуй, лишь имбецилы, немые и маниакальные. И у каждого наготове собственный набор как фактического, так и доказательного материала. В целом схожего с таковым у других, с расхождением ну разве что в незначительных деталях.
И лишь Сергей Петрович точно знает, почему так происходит. Потому что наблюдает процесс, так сказать, изнутри. Ибо гордый диагноз эксплозивного психопата – это вам не просто так, его надо еще заслужить. Чем Сергей Петрович и занимался с юных лет, как правило курсируя по уже отработанному маршруту. То есть из тогда еще милицейского обезьянника, где встречали по одежке… вернее, по фингалам, а провожали по уму – то есть уже в компании спецбригады – в ставший практически родным дурдом.
Теперь Сергей Петрович заматерел, обрел благородную седину и немного, как это называют у нас, скомпенсировался. То есть стал не то чтобы сильно спокойнее, но теперь хотя бы предварительно прикидывает, где свой нрав можно проявить, а где – все же не стоит. И у него даже время от времени это получается. Поэтому и работу себе нашел такую, где можно смело одним нахом семерых посылахом (кажется, в каком-то ЖЭКе), и даже семьей обзавелся. Правда, там особо не забалуешь: уже на второй несанкционированный «гав» прилетает волшебная транквилизирующая сковородка – но в целом, можно сказать, вооруженная семейная идиллия.
Впрочем, мы не о его семейной жизни, мы о концепции роста нервных срывов и депрессий. Сергей Петрович ее мне однажды изложил, придя на прием (понадобилось успокоительное на всякий пожарный), в своей обычной манере. То есть за дверью кабинета сначала послышалось его бодрое «Здоровеньки салям! А ну-ка, подвинься, очкастенькая… Да мне по фигу, что без стеклышек, я другое подразумевал!», потом возмущенный ропот очереди, потом рык Сергея Петровича, поминающего всуе ацтекского бога Анукатихавсе, – и вот он уже в кабинете.
– Вы, Сергей Петрович, не выпадаете за рамки своего амплуа, – заметил я, поздоровавшись.
– Так не вижу необходимости, доктор, – пожал он плечами. – К тому же всё исключительно в лечебных целях.
– Это каким же образом?
– Все просто, Максим Иванович. И все на это закрывают глаза. Вы ведь тоже заметили, сколько стало вокруг невротиков, сколько депрессивных развелось – да как собак нерезаных! А все почему? А все потому, что вежливыми поголовно стали. Эмоции сдерживают. Ведь как раньше было? Подойдешь ты к продавщице в колбасном отделе, а она тебе завесит кусок прямо с хвостиком, не обрезав. Ну ты, понятно, возмущаться – мол, это же сколько лишнего весу! Скобочка алюминиевая, шпагат, то-се… Что она ответит? Да просто ария Брунгильды! Чистая песнь Нибелунгов! Того и гляди вломит ручищей своей, и будешь ты полет шмеля от щелчка валькирии изображать! А сзади очередь (ну вы помните те очереди) тоже не молчит, тоже тебе фаллосов полную тачку пихает. Ну и ты в ответку, понятное дело. И выходишь, значит, из магазина весь с колбасой и просветленный. Разрядка, доктор! На работе, опять же, ты мастеру слово, он тебе три – ну и пошло-поехало. И ведь не обидно никому, все выговорились, все эмоции отыграли. С соседями тоже порой исключительно на ятях только и общаешься.
А сейчас что? Да жопа, доктор. Которая есть, а слова нет. Все, падла, вежливыми стали – типа тренд такой, типа модно-нужно. Начальник тебя вежливо так этим жидким поливает, а ты только молчишь – и обтекаешь. В магазине уже и не отвести душу: все с улыбочкой, прямо медом исходят, а за пазухой небось такое держат! И тебе уже как-то неловко в ответ загибы выдавать. Нет, это я не про себя, у меня-то не задержится, но народ, доктор! Народ-то копит в себе! Не выплескивает вовремя! Оттого и страдает. А вы потом удивляетесь: отчего, мол, перед кабинетом толпа? Да вот все оттуда. Вежливые все, блин. Вот и расплачиваются.
Получив рецепт, он вышел, как обычно, хорошенько толкнув дверь наружу. Чем тут же спровоцировал дебаты на сельскохозяйственную тему: что тут за хрен под дверью вырос и оппонирующее – какого хрена так из кабинета вылетать. Потом градус спора повысился, и через полминуты Сергей Петрович влетел обратно, держась рукой за подбитый глаз.
– Вы только посмотрите, что делается, доктор! – возопил он возмущенно. – Совсем это поколение «Пепси» разучилось держать себя в руках! Никакого, понимаешь, уважения к ветеранам психического труда! Где их хваленая вежливость? В следующий раз, кстати, напомните мне, чтобы мы тему этих покемонов обсудили!
Пожалуй, XIX век был едва ли не самым благодатным для тех, чей бред величия выбирал себе нужный образ. А чего тут думать – надел бикорн [4], и вперед! Потом с великими стало несколько труднее. За Ленина и Сталина можно было ответить не по-детски, за Гитлера вообще убьют, с Христом тоже может неловко получиться. А чем дальше – тем заметно скуднее. Нет, были и проверяющие из областной милиции, и тайные секретари обкомов, и воры в законе, и олигархи – но, согласитесь, как-то мелко.
Вот Сергей Владимирович (назовем его так) на такую мелочь не разменивался. Как заступил четверть века назад на должность управляющего планетой Земля – так до сих пор и управляет. Никаких тебе сроков, никаких перевыборов. Как почувствовал, что назначили, – так и впрягся, куда деваться-то. Кто же, кроме него. Просто сначала появилось смутное такое ощущение пополам с томлением души, а потом раз – и все стало кристально ясно: тут теперь от него все зависит. И даже полегчало как-то на сердце.
Поначалу он какое-то время совмещал новую должность с работой на заводе, в НТЦ, но лет через десять пришлось с инженерной должности, ставшей подработкой, уйти – слишком уж на основном месте ответственность и нагрузка большая. Даже в нашем уютном заведении с его суровым внутренним распорядком пришлось несколько раз побывать, настолько перенервничал из-за обстановки в мире и стране, все хотел что-то вручную подправить. Ну и не рассчитал сил: легче было вручную закат солнца сделать.
Потом стал мудрее, получил инвалидность, с завода уволился, и теперь предпочитает действовать тоньше и не лезть лишний раз в систему, которая и так работает. С тех пор только иногда за лекарствами на прием приходит. Однажды он даже снизошел до того, чтобы объяснить мне основной принцип управления планетой.
Просто, как все гениальное, доктор. Вы же в целом знакомы с основами квантовой механики? Отлично. А с квантовой запутанностью? Да-да, Бог не играет в кости и все такое, все верно. Вот и мне приходится действовать в качестве наблюдателя, меняя в правильную сторону наблюдаемый объект. И основной – в планетарном, так сказать, масштабе, и много-много мелких деталей. И событий. И… да много чего. Как? Просто приходится постоянно читать новости. Хорошо, что есть Интернет, раньше приходилось и газеты просматривать, а там много помех и фоновых шумов. Причем новости читать надо правильно. Видишь что-то плохое – сразу ищешь в противовес что-то хорошее, желательно в том же регионе или в той же отрасли. А это трудно. Сами понимаете, плохие новости сами в глаза бросаются, а хорошие поди еще найди. Иногда приходится хорошее в плохом искать, да и не иногда, а главным образом. Нашел – значит, уже исправляешь ситуацию.
На днях написал мне на электронку – мол, все в порядке, лекарства есть, состояние стабильное, обмениваться микрофлорой с другими посетителями диспансера не приду. И обнадежил: дескать, ситуацию с коронавирусом контролирую в целом. Хоть и с огромным трудом. Вы не представляете, доктор, как это на самом деле тяжело: в новостях только об этом и пишут, соответственно, куча народа только про это и читает. И всем тем, кто читает с настроением «все пропало» и «нам всем конец», надо противопоставить правильное, конструктивное прочтение. С уверенностью в том, что все образуется, что и не таких видали, а и тех бивали. Но главное, док, – вы в меня верьте, и тогда все у меня получится.
Бытие, как показывает психиатрическая практика, определяет не только сознание, но и его подвыподверты. Так, уже давно никто не мнит себя в бреду величия корсиканцем: народу подавай имидж топ-менеджера, олигарха или, если не размениваться на мелочи, управляющего планетой. А то и повелителя галактики. Да и галлюцинации, что приносит наркологический геральдический зверек, претерпели метаморфозы: появились НЛО и зеленые человечки, озверела бытовая техника. Хотя черти никуда не делись – уж очень стоек образ в коллективном бессознательном.
Историю эту поведал мне коллега из одного относительно некрупного провинциального города… впрочем, опущу топонимику. В тот день была как раз его очередь принимать вызовы от коллег другого профиля на предмет осмотра на месте, и потому вызов из приемного покоя горбольницы был бы обычным делом, если бы не уточнение: вызывали поглядеть пациента с коронавирусом. Причем «коронавирус» в трубке прозвучал с какой-то особой интонацией. Но делать нечего, вызов был зарегистрирован честь по чести, надо смотреть.
Поглядеть, как выяснилось, стоило. Хотя бы для того, чтобы увидеть выстроившийся вдоль стен персонал приемного покоя и мужика с мухобойкой, неспешно нарезающего круги вокруг стола. Увидев новое действующее лицо, мужик попросил доктора взять что-нибудь подручное и присоединиться. К чему? К охоте на коронавирусы, что тут непонятного. Пойдет ли свернутая трубочкой газета? Ох, малахольные медики пошли. Ну да ладно, берите и помогайте, доктор. Да, можете по ходу вопросы задавать.
Василий (дадим ему такое имя) приехал в город на заработки. В селе-то нормальной работы не осталось, вот и приходится как-то крутиться. А тут, в городе, сразу откуда-то взялась куча свободного времени: за скотиной ходить не надо, а съемная квартира – это не дом, постоянной заботы не требует. Зато поводов для беспокойства и расстройства не в пример больше. Не успели попереживать с мужиками с работы за финансовый кризис и войну в Сирии – на тебе, новая напасть. Коронавирус. И никто ведь толком не скажет, как от него спасаться.
Ну Вася-то, положим, голову ломал недолго. Тем более что аккурат на неделю отгулов себе переработки набрал. Вот и устроил себе личный карантин с дезинфекцией. В селе-то оно как: если ветеринара нету или тот не знает, что с приболевшей скотиной делать, – значит, надо лечить водкой. Что цыплят, что телят, что себя любимого, если лечение не помогло и вышел большой стресс. Ну а стресс как раз большой оказался. На работе друг друга хорошо накрутили. Вот и устроил себе Вася большой загул на базе недельного отгула. Исключительно с целью профилактики.
Правда, на шестой день устали и организм, и кошелек, поэтому пришлось полтора дня сильно болеть, а в понедельник шкандыбать на работу. А вечером в среду злой вирус все-таки его настиг.
Придя с работы, Василий сварил себе пачку пельменей и сел перекурить, приоткрыв на кухне форточку. И надо же на улице (первый этаж, вся дворовая жизнь перед глазами) было кому-то надсадно закашляться. Вася помянул китайцев незлым матерным словом – и тут в форточку влетел желто-зеленый пупырчатый шарик. В короне. «Приплыли», – подумал Вася. «Здравствуй, Вася», – пропищал шарик – и поделился. То есть только что был он один – и вот уже два коронованных пупырчатых шарика закружили вокруг него. Вася рванул к кладовке – там лежала им же любовно сделанная по лету из рябиновой ветки и куска старого брызговика мухобойка. «Клиент уходит!» – запищали шарики, помедлили пару секунд – и, поделившись каждый надвое, полетели следом.
Битва вышла тяжелой. Пока Вася успевал уконтрапупить один вирус, какой-нибудь из других ухитрялся поделиться, так что число атакующих медленно росло. Закрывшись в туалете, Вася отыграл себе несколько минут передышки – ровно столько, чтобы вызвать себе скорую помощь, отмахнувшись от подробностей и лишь упорно повторяя, что да, у него именно коронавирус и, да, кашель есть (куда он от курильщика-то денется), а температуру мерить некогда, извиняйте, тут у него лечебные мероприятия в разгаре. К моменту, когда один шарик в короне просочился через вентиляцию, а второй вынырнул из унитаза, Вася уже успел перевести дух и был готов ко второму раунду.
К сотрудникам скорой он выбежал сам, держа в руках мухобойку и посекундно оглядываясь. Быстро переговорил с доктором, заверил его, что подвергся нападению злобных вирусов, даже покашлял в кулак, но на осмотр согласился лишь в приемном покое – мол, дело срочное, сами понимаете. «Гони!» – велел он водителю, запрыгнув в салон и выбрав место подальше от двери. Врач линейной бригады не стал спорить, но номер психдиспансера, собрав анамнез, нашел быстро. Особенно когда Вася пару раз приложил мухобойкой и зычной «кудаблей» заднюю дверь – как сам объяснил, для их же коллективной безопасности. А то два вируса шустрые попались, от самого подъезда увязались и преследовали.
– Заберете? – с надеждой спросил врач приемного покоя.
– Заберем, – обнадежил его психиатр, но уточнил: – Как только диагностику сделаете. А то белочка белочкой, но исключить даже малейшую вероятность инфекции все же стоит. Не хочется, знаете ли, оказаться человеком, который привез в дурдом нулевого пациента.
Этой историей со мной поделился коллега из одного небольшого городка, затерявшегося в лесах средней полосы России.
Поскольку сам городок, скажем так, на метро не претендовал даже в перспективе ближайших геологических эпох (ну разве что из столицы бы ветка дотянулась), то и отдельного психоневрологического диспансера как такового в нем не было. Так, кабинет психиатра, мимо которого народ ходил как-то настороженно и даже с опаской: а ну как у доктора там в шкафу два дюжих молодца, одинаковых с лица, прячутся? Как выскочат, как выпрыгнут, как пойдут гулять вязки фланелевые по рукам и ногам! В общем, боязно.
Доктор же смущенно улыбался и разводил руками: ну ничего, мол, не могу сделать с устоявшимся стереотипом, обретшим мощь эгрегора. Так, глядишь, и самозародятся в шкафу эти двое. Но я-то тут буду уж точно ни при чем. Я же человек сугубо мирный. Как атом. Даже санитарку нашу всебольничную, Дульсинею Подольскую, не трогаю.
Дульсинея Подольская, она же тетя Дуся, и в самом деле когда-то перебралась в их палестины из славного города Подольска. И даже фамильную, практически гербовую, швейную машинку с собой привезла. По легенде – ту самую, из первых. Но с шитьем ради заработка на новом месте у нее как-то не сложилось, и машинка осталась чем-то этаким символическим. Для души. Как чуть позже храм, а еще чуть позже – йога.
А поскольку душа у тети Дуси оказалась широкой, то шанса увернуться не оказалось ни у кого. Ни у больницы, ни у ее коллектива, ни у пациентов. В итоге швейная машинка перекочевала в санитарскую комнату (главврач и старшая медсестра как-то сумели отмахаться от такой чести), сама же тетя Дуся ходила по коридорам вся из себя благостная, временами фраппируя посетителей очередной монументальной композицией «Дульсинея Подольская с ведром и шваброй в Сахаджа Пурвоттанасане».
И все бы ничего – стрекотание машинки придавало больничной атмосфере легкий флер чего-то домашнего, а от Дусиных асан со временем стали шарахаться только новые посетители, – если бы не ее привычка вмешиваться в процесс лечения. С милой деликатностью бульдозера.
Вполне обычным тети-Дусиным развлечением, к примеру, было присесть на скамеечку среди ожидающих своей очереди к терапевту бабушек и начать свой альтернативный прием, активно агитируя за молитву и пост. Или, подловив выходящего от невропатолога пациента, поинтересоваться, чего новенького доктор назначил, а потом бац – и заявить: мол, неплохо, неплохо, но это же химия голимая, а вот если по полчаса в день стоять на голове (хошь покажу как? Нет? Да мне не сложно!), то никакого винпоцетина [5] не понадобится, вся кровь от задницы отольет и к мозгам нужные вещества враз доставит. А уж сосуды как расширятся! Главное, чтобы глазки не полопались, но это дело привычки.
На все попытки как-то придушить ее прекрасные порывы Дульсинея Подольская вставала в асану оскорбленной невинности: дескать, из лучших же побуждений! Для вас же стараюсь! При чем тут лицензии и сертификаты – народная же мудрость!
Однажды, правда, нашла швабра на высоковольтный кабель. Вернее, тетя Дуся на окулиста. Доктор, отпустив с приема пацаненка с тяжелой и сложной формой какой-то там глазной патологии, вышла следом в коридор и застала Дульсинею Подольскую в самый разгар альтернативной консультации. Та вещала мальчику и его родителям о том, что все его невзгоды – от смартфона, который тут же и предлагала утопить в ведре, поскольку со злом надо бороться радикально. Перехватив санитарку на сакраментальной фразе о молитве и посте, окулист взяла ее на буксир и потащила к кабинету психиатра. Прикрикнув, чтобы сидела и не смела никуда уходить, доктор зашла к коллеге и выдала в красочных выражениях весь anaemnesis morbi [6], потребовав в конце принять хоть какие-то меры.
Дульсинея все это время внимательно слушала, подкравшись на цыпочках к приоткрытой двери. Психиатр отвечал вполголоса, но разобрать слова «конституциональная глупость», «йогическая сила» и «бесперспективняк» она все же смогла. После чего тихонько прикрыла дверь и рванула на выход. Как была, в халате веселой расцветочки.
Забег ее закончился у здания местного суда, куда тетей Дусей и были поданы два заявления. Первое – на окулиста, находящегося в коррупционном сговоре с производителями смартфонов: иначе с чего бы ей их защищать? И второе – на психиатра, причинившего ей моральный вред и уронившего ее достоинство, обозвамши дурой.
Потом судья имел беседу с докторами, по итогам которой состоялась еще одна, снова с Дульсинеей.
– Что касается вашего первого заявления, – сказал он, устало потирая переносицу, – то вы, конечно, можете попытаться. Но сначала придется доказать – не горлом, а объективным исследованием, – что смартфоны действительно вызывают такое заболевание. Готовы вложить в это свои деньги? Нет? Может быть, тогда сами выучитесь на окулиста и сами займетесь этим вопросом? Тоже некогда? А как тогда насчет ответственности за клевету? Вот и ладно. Теперь что касается второго. Евдокия Степановна, я беседовал с доктором, с его коллегами – да практически со всем вашим коллективом. И скажу вот что. Если нечто вроде «дебил» или «салонный дурак» говорит некто с улицы – это оскорбление. Если министр иностранных дел – это оценочное суждение утомленного человека, ставшее мемом. Если же что-то в этом роде говорит доктор – то это диагноз. В данной ситуации – уточненный. Прозвучавший во время консилиума на тему профпригодности.
Эта и ещё 2 книги за 399 ₽
Чтобы воспользоваться акцией, добавьте нужные книги в корзину. Сделать это можно на странице каждой книги, либо в общем списке: