Читать книгу: «Карт-Хадашт не должен быть разрушен!», страница 3

Я прекратил стрелять, решив, что боеприпас – вещь в данных условиях невосполнимая и что я убил четырех офицеров или унтер-офицеров, точнее, их здешний эквивалент, а также не менее двух лодочников. А те, кто выжил и остался на берегу, после того как их лодки унесло, попросту сдались подошедшим людям Магона, предпринявшего вторую вылазку в порт.

Я же тем временем настроил прицел, а затем не спеша собрал винтовку. Но не успел я ее зачехлить, как за мной пришли двое и повели к Магону. Я не знал, чего ожидать, и приготовился к очередному разносу.

Однако Магон посмотрел на меня с некоторым опасением и сказал на своем языке, а один из его людей перевел:

– Мои люди видели, как ты наставлял эту палку, и потом люди падали. Что это? Чародейство?

– Нет, это русское оружие. Из моей страны, – пояснил я, увидев, что тот меня не понял.

Один из людей Магона подбежал и что-то сказал; я разобрал «Скипион» и «Аймилиан».

Магон неожиданно расцвел и сказал уважительным тоном:

– Один из пленных говорит, что ты убил их командира, а это был сам Сципион Эмилиан¹³. Он считается – считался – одним из самых способных молодых командиров в римской армии. Кроме того, ты убил еще четверых, лишив их двух катапульт и двух лодок, а также оптиона¹⁴ манипулы. Если бы не ты, я не знаю, чем закончился бы этот бой¹⁵. Так что позволь поблагодарить тебя от имени города и его жителей. И… прости меня за насмешки и за холодный прием.

Я чуть поклонился, давая понять, что инцидент исчерпан.

А Магон продолжил:

– А как у тебя с владением мечом?

– Не очень, – сказал я. – Кое-что умею, но другим мечом – коротким и кривым. – «И, – добавил про себя, – фехтование саблей – это спорт, а не бой, там нужно совсем другое».

– И еще: у тебя много… такого оружия?

– Мало, – покачал я головой. – И им нужно уметь работать. Кроме того, видишь ли, к нему нужны специальные такие… стрелы, ну или вроде стрел. И их у меня недостаточно. Зато я могу создать кое-какое оружие, которое можно будет делать массово. Тоже из моей страны, но там все будет проще. Мне нужны будут только дерево и металл. И мастера по дереву и металлу, которые смогут сделать то, что я им скажу.

– Найдем. Мастера у нас лучшие в мире.

– И еще: у вас есть земляное масло?

– Ты хочешь сказать, такое… черное, которое горит? Можно достать у купцов.

«Вот и хорошо, – подумал я. – Еще одна моя задумка, вполне возможно, прокатит. Или даже две».

– И я еще подумаю, что именно можно будет придумать такого, чего римляне не ожидают.

– Мы за все будем благодарны, Кола. А теперь… поехали домой.

«Домой… Значит, их дом теперь мой дом, – подумал я. – Неплохо…»

На сей раз мне предложили разделить с Магоном повозку. Коней забрали с собой его сыновья. И как только они отъехали, Магон еще раз подозвал переводчика – его, как я уже знал, звали Адхербал – и попросил его перевести.

– Я к тебе отнесся не очень хорошо, хоть ты и спас мою дочь. Ведь ты… ты ей очень понравился, а я не хотел, чтобы ее мужем стал какой-то варвар.

– Понимаю, – кивнул я и подумал: «Что-что, а жениться мне рановато».

– А теперь я даже не знаю… В любом случае ты теперь желанный гость под моей крышей. Ну что, поехали?

И если по дороге вниз я с непривычки отбил себе филейную часть, то назад я вернулся в относительном комфорте.

9. Никола из рода Бодунов. Простите, Бодонов

По прибытии Магон взял с собой Ханно, и они куда-то ушли. Меня же ожидал обильный и весьма вкусный обед. Перед его началом оба сына Магона подошли ко мне и, как мне показалось, попросили у меня прощения: я не совсем понял, что именно они сказали, но по выражению лиц и тону голосов подумал, что не так чтоб неправ и что мне нужно срочно учить пунический.

Кстати, как мне рассказал Ханно, жители Карт-Хадашта именовали себя «ханааним» – жителями Ханаана. «Ханаан» же было библейским названием Святой Земли, и, как я теперь понял, это наименование распространялось и на Финикию. А язык был ханаани – ханаанским. Но про себя я и далее продолжал называть его пуническим.

После обеда я решил немного поспать, слишком уж напряженным оказался день. Но где-то через час мой сон нарушил Ханно.

– Вставай, герой, – сказал он мне с улыбкой. – Совет старейшин, узнав о твоих подвигах, постановил: ты достоин быть гражданином Карфагена. Но у нас лучше принадлежать к какому-либо роду. Именно поэтому, если, конечно, ты не против, я хотел бы тебя усыновить – без права наследования. Это даст тебе право постоянно жить в Бырсате да и обезопасит от возможных нападок со стороны некоторых старейшин.

– Благодарю тебя, Ханно, – учтиво поклонился я. – А на наследство я не претендую. Вот только зачем это тебе?

– Знаешь… Во-первых, я считаю, что ты уже показал свою пользу для нашего города, а времена тяжелые, нам каждый толковый человек не помешает. И во-вторых, мне с тобой просто интересно. Чем-то ты даже напоминаешь меня в молодости… Завтра утром мы прибудем в Совет старейшин, а сегодня для тебя сошьют приличествующую этому случаю одежду: не в твоей же пятнистой хламиде туда идти.

– У меня еще есть…

– Нужно соответствовать. Все-таки у нас в городе любят хорошо одетых.

– «Встречают по одежке, провожают по уму» – так говорят у нас.

– Правильно говорят. Нужно, чтобы они твой ум разглядели. Ладно, отдыхай, ты заслужил отдых.

– Ханно, а нет у тебя чего-нибудь, на чем можно писать? Желательно, чтобы стоило это недорого.

– Я попытаюсь кое-что придумать.

Ханно подозвал Кайо, и тот вскоре принес мне вощеных дощечек и стилус, а также свиток пергамента, бронзовую чернильницу, брусок чернил и стебель какой-то травы.

– Кайо покажет тебе, как пользоваться стилусом, как делать чернила и как писать. Только учти: пергамент дорогой и у нас его мало. Папирус мы покупали в Египте, но теперь мореплавание стало небезопасным, и мы его практически не видим. Так что, пока можно, пользуйся дощечками. Записи можно стирать, Кайо тебя научит.

– Чем писать у меня найдется, Ханно, – улыбнулся я. – А вот за дощечки спасибо. Есть у меня кое-какие задумки, хочу попробовать сделать чертежи. И, кроме того, хотел бы наконец-то выучить ваш алфавит. Мне известен алфавит, которым пользуются… – Я хотел сказать «евреи», когда вспомнил, что и у них в этом времени алфавит был сродни финикийскому, а то, что сегодня считается еврейским алфавитом, на самом деле арамейский. – Которым пользуются арамейцы.

– Тогда ты сможешь очень быстро научиться нашему. Вот смотри…

И вместо отдыха я получил урок пунического правописания, а также выучил кое-какие слова.

А потом Ханно неожиданно спросил:

– А у вас, русских, есть письменность?

– А как же. – И я написал «Ханно», пояснив, что именно изобразил.

– Похоже очень на то, как пишут греки.

– А мы свою письменность и создали на основе их алфавита. Точно так же, как они создали свою на основе финикийского.

– Подозревал, но не знал, – усмехнулся Ханно. – А теперь…

Но пришел портной снимать мерки для моей новой одежды, и наш разговор закончился. А после этого мы репетировали мою благодарственную речь для Совета старейшин, и Ханно приятно удивился, когда я в конце начал более или менее понимать тот простой текст, который он мне написал, и даже вносить кое-какие изменения.

На следующее утро я разоделся в пух и прах по последней карфагенской моде. На мне было нечто вроде платья, или арабской кандуры, сделанной из дорогого красного материала, похожего на бархат, а сверху – что-то типа кардигана из подобной же ткани, но с вышивкой и длинной нашитой полосой цвета индиго. На ногах у меня были кожаные сандалии с нашитыми бронзовыми бляшками. Я был похож на павлина, но что поделаешь, нужно было произвести впечатление на городских старейшин.

Ханно все сокрушался, что у меня не было бороды, но я ему сказал, что мне и так хорошо: ну не нравятся мне бороды и усы. Пробовал один раз отпустить их в университете и понял, что это не мое.

Зал Совета старейшин оказался богато украшен: статуи, мозаики, фрески – все весьма искусной работы. В одном его конце находилось нечто вроде сцены с полом из красного порфира, там стояли столик прекрасной работы и что-то вроде высокой пепельницы, а перед сценой амфитеатром шли вверх резные кресла старейшин. Место Ханно было в первом ряду. К каждому креслу прилагался столик с табуреткой, на которой сидел секретарь. Я ожидал увидеть Кайо, но там сидел незнакомый пожилой человек с бородкой.

Впрочем, во всем зале безбородыми были лишь двое – я и странно одетый мужчина, проведший некий ритуал в начале заседания. Потом он что-то сказал, и Ханно показал мне, что нужно подойти к нему и встать на колени. Жрец – а это мог быть лишь он – возложил мне на голову руку и что-то возгласил, после чего достал из ящика голубя и принес его в жертву на той самой пепельнице – я догадался, что это был алтарь¹⁶, – затем помазал мое лицо его кровью, а после, обложив углями тушку несчастной птицы, поджег ее.

«Да, – промелькнула у меня мысль, – я, православный христианин, принимаю участие в каком-то языческом ритуале». Но что делать? С волками жить – по-волчьи выть. Тем более что Спаситель еще даже не родился, а становиться ветхозаветным иудеем мне вовсе не хотелось, тем более что евреем я не был от слова вообще. Но про себя решил, что ни за что не перейду в языческую веру.

Затем подбежал служка, очистил и унес алтарь, а жрец с достоинством удалился. Вместо него на сцену вышли Ханно и двое одетых в мантии, в полукруглых шапочках с навершиями. Я догадался, что это были шофеты – верховные правители города. Мне опять жестом было велено стать на колени, на мою голову руку возложил на сей раз Ханно, после чего шофеты торжественно оповестили – я это даже понял, – что перед старейшинами находится Никола, сын Ханно из рода Бодон.

«Да, – подумал я. – Еще позавчера я радовался, что не из бодунов, а сегодня – пожалуйста. Но что поделаешь, такова их селяви, как говорят французы…» Впрочем, французы на сей момент не существуют в природе, и галлы, там обитающие, французского и близко не знают.

Я произнес заученную благодарственную речь и поклонился залу. Последовал поход в канцелярию, где у меня забрали старую пластину и выдали новую, и на этом мой визит закончился.

10. Делу – время, потехе – час

Тот вечер ознаменовался банкетом в доме Бодонов. Присутствовали оба шофета, а также дюжины три старейшин. Единственными женщинами были Аштарот и Мариам, ну и, конечно, служанки, разносившие еду; в их числе была и Танит.

Началось с торжественных речей, которые я уже немного понимал. Потом последовали многочисленные смены блюд и напитков, так что в конце пьяны были практически все. Тостов, впрочем, не было – их изобретут лишь в начале восемнадцатого века в Англии (если, конечно, тогда будет Англия); не было и игр с выпивкой, как в Риме эпохи империи. Так что я пил понемногу, несмотря на то что вина и правда были хорошими, и в конце застолья даже хотел помочь слугам донести иных гостей до их карет. Увидев это, Ханно, несмотря на подпитие, строго мне сказал, что члену высокого рода подобная работа не приличествует.

Следующий день я всецело посвятил планированию. Было ясно, что я не смогу производить ни патроны, ни более или менее современное оружие. Бензин для грузовика, учитывая наличие нефти, конечно, можно было получить: мне довелось видеть «чеченские самовары» – приспособления для перегонки нефти в низкокачественное горючее. Но я плохо представлял себе их устройство и потому вынужден был отказаться от идеи создать первый в мире НПЗ. Да и, как говорится, слона нужно есть по кусочкам, а не пытаться запихать его в рот разом. Поэтому я решил для начала сконцентрироваться на трех вещах.

Во-первых, придумать более совершенные седла, а также стремена. Полагаю, что для местной кавалерии это было бы более чем кстати.

Во-вторых, «изобрести» арбалет. Не самая сложная конструкция, но она без труда пробьет римский доспех. Конечно, английский лук лонгбоу, с помощью которого англичане победили французских рыцарей при Азенкуре, был бы еще лучше, но я в этом деле профан – не знаю ни как его делать, ни как целиться. А арбалет можно будет потом масштабировать в качестве своего рода баллист; конечно, баллисты уже существовали, но можно их сделать намного более точными.

И наконец, создать новый боеприпас для здешних катапульт – нечто вроде «греческого огня». Когда-то давно мы с пацанами в Америке решили попробовать сварганить его из подручных материалов. Не буду приводить всю номенклатуру того, что мы использовали (а вычитали мы кое-что в одной из энциклопедий), но сделали все просто на ура. Потом мы не знали, как эту дрянь потушить. Кто-то сбегал домой и принес уксус, и он вроде сработал. Хорошо еще, что мы подожгли плошку с получившейся адской смесью на камне, торчавшем из моря, и более ничего не сгорело. Но двое из нас получили ожоги, пытаясь потушить огонь¹⁷. Потом всех нас подвергли тому, что в Америке в нынешние времена именуется child abuse, сиречь кого-то выпороли, а кого-то просто примерно наказали.

Как бы то ни было, все ингредиенты можно было достать и здесь. Чем я и решил озадачить Ханно на следующий день, когда проспится. И лег спать – не любил я портить глаза при свете масляной лампы.

Ночью практически бесшумно отворилась дверь, и ко мне в постель юркнуло девичье тело. Я, конечно, был теоретически не против, тем более что с женщиной не был уже почти полгода, но ситуация меня немного озадачила.

Я чуть отстранился и смог спросить на пуническом:

– Кто здесь?

– Это я, Танит, – послышался тихий голос. – Хозяйка меня прислала к тебе.

– Хозяйка? Аштарот?

Я ничего не понимал.

– Нет, я теперь в услужении у Мариам. Она сказала, что тебя любит…

– И прислала тебя?

– Да, она попросила, чтобы я сделала тебе… приятно. Я же рабыня, поэтому это здесь принято.

– А сама ты хочешь? Или боишься?

– Боюсь… – И она вздохнула. – Не знаю, как это будет. Да и… вдруг у меня будет ребенок… И тогда он тоже будет рабом. Я бы не отказалась стать матерью твоего ребенка, но только если он будет свободным. А это может решить только хозяйка.

– Тогда лучше не надо.

– Можно я у тебя останусь? – спросила Танит. – Чтобы не печалить хозяйку. Да и, знаешь, ты мне очень нравишься. Обещаю, я не буду тебе мешать.

– Хорошо.

Я обнял девушку, тем более что было довольно-таки прохладно, даже под одеялом, и мы потихоньку заснули.

А с утра я проснулся, когда почувствовал, что неожиданно оказался один. Чуть прошелестело надеваемое платье, и девушка выпорхнула из комнаты. А я лежал и глупо улыбался, хотя ничего такого ночью и не произошло.

11. Тапиры и наложницы

После завтрака Ханно вновь захотел поучить меня пуническому, и, должен сказать, несмотря на то что ему была решительно незнакома методология двадцать первого века, делал он это весьма эффективно. Конечно, мне помогало некоторое знание арамейского и то немногое, что я помнил из университетского курса иврита. Но мне было настолько весело, что я даже не заметил, что пришло время обедать.

А после обеда Ханно посмотрел на меня и сказал:

– Знаешь, Кола, я объездил немалую часть света, включая земли, которые обычно не видит никто. Как, например, земля, откуда я привез Кайо.

Я взял восковую дощечку и вывел на ней контуры Европы, севера Африки и побережья Карибского моря с прилегающими землями и Антильскими островами. Получилось, сказать честно, весьма хреново, но, когда я поднял голову, Ханно смотрел на меня выпученными глазами – таким я его еще не видел.

– Откуда тебе все это известно?

– У нас в России в школах преподают географию.

– Сын мой… я ни разу еще не видел карту, которая показывала бы столько земель. В том числе и тех, которые мне неведомы.

– Карта не самая лучшая, отец. – Да, он теперь был моим официальным отцом в Карфагене. – Но как мог, так ее и нарисовал. А скажи мне: Кайо и тапир на фасаде отсюда? – И я показал на Антилы и север Южной Америки.

– Значит, это животное ты называешь «тапир»? На языке локоно – именно на нем разговаривало племя Кайо – оно именуется «хема». Да, именно из тех мест. Вскоре после того, как я вернулся из Рима, я наткнулся на записки одного своего предка – его тоже звали Ханно. Оказалось, он успел побывать в неких землях далеко на закате. И мы с моим братом Химилько решили туда сплавать. Вернулись с немалым количеством золота и серебра – многое здесь построено на те деньги. Только потом Химилько еще раз отправился в те места и пропал…

Глаза Ханно заблестели, он отвернулся на секунду и украдкой, как ему показалось, смахнул слезу рукой. Потом повернулся и продолжил:

– Да, я назвал сына в память о брате. Но и мой Химилько точно так же не вернулся, когда ушел на юг, в земли черных людей. А Кайо жил на этом острове, – показал Ханно на Тринидад. – Его племя именовалось локоно, а их злейшими врагами были калина, которые жили на островах севернее. Однажды они пришли в его деревню – именовалась она Малали – и сожгли ее, взрослых перебили, а детей взяли с собой: их калина считали деликатесом. Да, калина любят человеческое мясо.

Мы с братом и нашими людьми захватили одну из лодок калина, на ней были двое еще живых детей – Кайо и его сестра Лалива – и корзина с жареным человеческим мясом. Калина мы перебили и бросили в море на съедение акулам, мясо сожгли и захоронили пепел, а выживших детей взяли с собой, и они нам очень помогли, когда мы путешествовали по тамошним землям. А когда мы вернулись, Химилько взял Лаливу (она стала его наложницей, его жена не возражала), а я Кайо, который стал не только моим слугой, но и другом. Когда-нибудь я расскажу тебе поподробнее, если тебе интересно.

– Очень интересно, отец. Но одного я не понимаю. Ты говоришь, что его жена была не против?

– А зачем ей быть против? Все супружеские права у нее, и только она решает, когда муж может спать с наложницей. Впрочем, бывает, что у человека две или три жены, но все равно первая из них остается главной. Химилько хотел взять Лаливу второй женой, но тут уж его супруга не согласилась. А согласие первой жены обязательно в таких случаях. В любом случае дети от жены (или от первой жены, если их несколько), наследуют в первую очередь. Я не хотел ни других жен, ни наложниц – я очень любил свою жену, – но каждый делает так, как он считает нужным.

12. Карт-Хадашт не должен быть разрушен!

Ханно пожевал губами, огладил бороду, посмотрел мне в глаза и спросил:

– Кола, я тебе уже говорил, что объехал немалую часть известного нам света и даже был в местах, которые мало кому известны. Но никогда я не слышал о твоей Руссии. И у вас много чудесных вещей: самобеглая повозка, на которой вы приехали в город, стреляющая палка, из которой ты убил врагов, включая Сципиона-младшего, чьего приемного отца я знал в детстве… Вот только где находится твоя страна, в которой есть такие чудеса?

– То, что я изобразил, лишь часть известного мне мира. Моя же страна здесь, отец. – И я показал на Крым, который тоже изобразил, и дальше вверх, туда, где уже не было дощечки.

– Но здесь, на Понте Евксинском, живут скифы и савроматы. Я побывал в городе Пантикапее, но даже там ни разу не слышал про руссов и Руссию и не видел ничего необычного. Разве что там растут деревья с маленькими красными плодами изумительного вкуса.

– Вишни, – сказал я, вспоминая, что Лукулл, бывший на самом деле не кулинаром, а военачальником, привез их из Крыма.

– Так что, Кола, я верю, что ты мне сказал правду. Но как такое может быть? Неужто твоя страна за волшебным занавесом?

– Нет, отец, это не так. Я тебе сказал правду, но, прости меня, не всю правду. Моя Руссия – мы ее называем Россией – в будущем. Я родился более чем через две тысячи лет, когда мир выглядел совсем иначе. А первые русские княжества появятся примерно через тысячу лет.

Ханно остолбенел. Через какое-то время он тряхнул головой и тихо проговорил:

– Да, только так, наверное, это и можно объяснить. Но ведь ты здесь, с нами…

– Отец, я сам не знаю, как я попал из нашего времени в ваше. Был на другой войне, происходившей к восходу от Сидона и Тира. Должен был погибнуть, а перенесся к вам. На другой войне, вдали от родины, мы вступились за людей, против которых ополчились многие. Мы эту войну выигрывали – и, наверное, выиграем. Там, в будущем.

– Если ты из будущего, то скажи: что будет с Карт-Хадаштом?

– В нашей истории он два года держался. А на третий консулом выбрали Сципиона-младшего. Да, того самого. И он сумел взять город. В Нижнем городе были вырезаны практически все. Бырсат сдали без боя в обмен на жизни пятидесяти тысяч человек, которые там еще оставались. После этого город был уничтожен полностью. И только через сотню лет его основали заново, уже как римский.

– Неужто так будет и на этот раз? – Ханно неожиданно постарел, осунулся.

– Отец, кое-что уже изменилось. Нет больше Сципиона, а те командиры, которых римляне присылали до него, показали себя не слишком хорошо. Но все равно нам предстоит трудный путь к победе. – Я поднял голову, посмотрел на моего приемного отца и твердым голосом сказал: – Да, отец. Мы сделаем все для победы. Карт-Хадашт не должен быть разрушен!