Читать книгу: «Когда она вернулась», страница 2

Глава 3

Эбби

Сейчас

Я злобно уставилась на закрытую дверь, изо всех сил сдерживая желание забарабанить по ней кулаками, чтобы меня впустили. Это же моя мама, и я заслуживала быть там, вместе с ними. Но какая-то женщина в официальной одежде, ожидавшая нас у входа в отделение неотложной помощи, стремительно провела нас по больничным коридорам, даже не потрудившись представиться. Затолкав меня в какой-то коридорчик, она захлопнула дверь прямо у меня перед носом, не дав мне ни единого шанса воспротивиться. Папа велел бы ей не обращаться со мной как с ребенком, не будь он в таком шоке. Несправедливо, что Мередит было позволено находиться там, рядом с ним, а мне – нет. Я ведь считала мили до Монтаны и совершенно не была готова к тому, что меня вот так запрут.

Меня бесило, что меня считают ребенком, когда речь заходит о маме. За своей закрытой дверью они не могли обсуждать ничего, о чем я не успела бы подумать. Вполне возможно, даже не единожды. Я проиграла в голове все возможные ужасные сценарии произошедшего с мамой за эти годы, так что ничего из сказанного ими не могло бы меня удивить, но теперь было слишком поздно. Я была заперта.

У меня крутило живот. Прошлой ночью я ужасно спала – я всегда плохо сплю в отелях – а за весь сегодняшний день съела только банан. Мне не хотелось есть, но папа заставил. Он тоже ничего не ел со вчерашнего дня, так что я согласилась съесть один, если папа тоже съест. Хоть меня и взбесило то, что Мередит попала туда, куда мне хода не было, по крайней мере, там она была рядом с папой и поддерживала его. Потому что сам он был просто раздавлен.

В моем кармане зажужжал телефон. Он вибрировал без остановки с тех пор, как я снова его включила. Прошлой ночью мне пришлось его вырубить, потому что Меган, моя лучшая подруга, постоянно мне написывала, допытываясь, как у меня дела и что у нас происходит, пока меня это не достало. Можно было бы оставить его выключенным, но мне хотелось, чтобы у папы была возможность написать мне из-за этой двери.

Мама там, с ними? Наверное, нет. Или да? С тех пор как нам сообщили о маме, папа в основном общался со следователем по имени Маркос, и тот пояснил, что маму с ребенком госпитализировали из-за ран, а помещение за закрытой дверью не было похоже на больничную палату. Больше всего эта комната смахивала на стандартный офис. Но мама была где-то в этом же здании. Мы совершенно точно дышали одним и тем же воздухом.

Я давно о ней не вспоминала. Месяцы. Может, даже год. Меня охватило чувство вины. Во втором классе я решила, что мамины похитители убьют ее, если я не буду думать о ней каждый час – словно где бы на всем белом свете они ее ни держали, ее жизнь зависела от моих мыслей. Я была буквально одержима этой мыслью и заводила будильник, чтобы каждый час просыпаться по ночам. У меня развилась редкая форма ОКР, из-за чего мне пришлось вновь вернуться к занятиям с психологом, которого я совсем недавно перестала посещать. Теперь я испытывала пугающе похожие ощущения. Мне казалось, что, если я все время не буду думать о ней, она снова исчезнет.

Я окинула взглядом двери, ведущие в другие части больницы. Если бы мы столкнулись в коридоре, она бы сразу узнала меня? Или это было бы больше похоже на странное притяжение, причину которого она не смогла бы объяснить? Когда она пропала, я какое-то время требовала стричь мне волосы каждые несколько недель, чтобы они оставались той же длины, – я боялась, что мама не узнает меня, если я стану выглядеть иначе.

Как она теперь выглядела? Папе никто об этом не сказал ни слова. Эти люди вообще практически ничего не говорили. Все, что Маркос нам рассказал: мама появилась на заправке на севере Монтаны с ребенком на руках, криками взывая о помощи, и затем их госпитализировали. Маркос обещал ответить на все папины вопросы при личной встрече. Я вновь уперлась взглядом в запертую дверь. Они были там уже целую вечность.

И почему никто не заметил слона?

Что должна подумать мама, обнаружив, что папа снова женился? Не его вина, что пришлось двигаться дальше. Была бы его воля, он до сих пор писал бы по утрам маме письма, а по вечерам выкладывал бы на кровать с маминой стороны ее ночную рубашку. Он ждал бы ее вечно. Папа всегда говорил, что такая любовь, какая была между ними, бывает в жизни лишь раз.

Глава 4

Мередит

Сейчас

Под столом я сжала ладонь Скотта. Мы сидели на белых пластиковых стульях во главе стола, будто на каком-то странном торжественном ужине, где мы были важными гостями. Резкое флуоресцентное освещение придавало голубовато-зеленый оттенок всему в этом убогом помещении, а за моей спиной вспучилось, отклеившись от стены, полотнище не менявшихся с восьмидесятых обоев в цветочек. Главный следователь Маркос сидел справа. По обеим сторонам от него расположились его напарник и еще один офицер полиции. Оставшийся свободным стул заняла какая-то важная больничная шишка, а доктора выстроились вдоль стен. Вокруг собралось слишком много людей, из-за чего небольшое помещение стало казаться и вовсе крошечным.

– Я никак не могу взять в толк, по какой причине вы не отвечаете на мои вопросы.

Я никогда не слышала, чтобы Скотт разговаривал с такой злостью. Он уставился на Маркоса, сверкая глазами. Вынырнув из состояния шока и ступора, едва за нами захлопнулась дверь, Скотт моментально принялся сыпать вопросами. «Где она была?» «Кто ее похитил?» «Как она добралась до заправки?» «Почему она оказалась в Монтане?» Маркос вскинул руки, пытаясь остановить этот поток, – с тех пор, как мы оказались здесь, он так делал почти постоянно.

– Я же вам говорил – она серьезно травмирована. Мы не станем давить на нее, не будем требовать от нее ответов ни на какие вопросы, пока главный врач не даст свое положительное заключение. Но та, к несчастью, улетела на конференцию, ее рейс прибывает только после восьми часов вечера.

– Когда она прилетает?

Я мягко опустила ладонь на локоть Скотта.

– Он сказал, в восемь часов вечера, дорогой.

Мы все это обсуждали уже по третьему кругу. Скотт нуждался в отдыхе. Он утверждал, что смог поспать прошлой ночью, но я-то чувствовала, как он все время возился и ворочался рядом со мной. Где-то около трех часов ночи Скотт забрался в кресло под окном и в постель уже не вернулся. За весь день он едва ли хоть что-нибудь съел. Прошло немногим больше двадцати четырех часов, а Скотт уже выглядел похудевшим. Как хорошо, что утром Эбби удалось уговорить его съесть хотя бы банан.

– Какие меры предпринимаются сейчас, в ожидании главного врача? – спросил Скотт. Его взлохмаченные темные волосы торчали в разные стороны, оттого что он часто запускал руки в свою шевелюру.

Скотт всегда был уверен, что в деле Кейт с самого начала был допущен целый ряд ошибок и что полиция не выполнила свою работу, как следовало – начать хотя бы с того, что они отказывались заводить дело о пропаже человека, пока со времени ее исчезновения не прошло сорока восьми часов. Скотт говорил, они потеряли драгоценное время, вцепившись в него, когда нужно было разыскивать Кейт.

– Ты уверена, что хочешь быть с человеком, которого подозревали в убийстве? – спросила меня мама, когда узнала о том, что мы со Скоттом встречаемся.

Я тогда ее обсмеяла.

– С тех пор прошли годы, к тому же полиция практически сразу отмела эту версию.

Всем известно, что если исчезает один из супругов, второй автоматически попадает под подозрение. ФБР плохо бы делали свою работу, если бы не выжали из Скотта все соки. Он был чист – дважды прошел полиграф, но для некоторых этого все еще было недостаточно. И никогда не будет. Хвала небесам, моя мать – не одна из них, со временем она полюбила Скотта как родного сына. И мои братья тоже.

– Мы отправили группу для сбора вещественных доказательств на территории заправки и прочесывания леса вблизи нее. Они ищут любые зацепки.

Маркос был одет в красивый, хорошо пошитый костюм. У него были волосы песочного оттенка и умные голубые глаза, которые он не сводил со Скотта.

– Когда мы сможем ее увидеть? – задал Скотт очередной вопрос.

Я поперхнулась. Все это было взаправду. Кейт была жива, и мы должны были скоро ее увидеть. Вплоть до этой самой минуты все происходящее казалось мне нереальным.

Не отводя взгляда от Скотта, Маркос щелкнул костяшками пальцев.

– Мы бы хотели, чтобы ваша встреча состоялась как можно скорее. Знакомое лицо может поспособствовать тому, чтобы она смогла выйти из своей раковины.

Маркос прочистил горло.

– Надеюсь, что вы будете с нами сотрудничать и поделитесь любой информацией, которую она сообщит вам во время встречи. Что угодно, даже если это покажется вам незначительным.

Скотт с готовностью закивал.

– Разумеется. Я сделаю все, чтобы выяснить, кто ее похитил.

Он указал на меня.

– И Мередит тоже, и я прослежу, чтобы Эбби об этом узнала.

– Что с малышкой? – поинтересовалась я. – С ней все в порядке?

Нам сообщили, что пол младенца – женский, но они и сами знали ненамного больше. Никто не знал ее имени, а Кейт ни с кем не разговаривала. Она не произнесла ни слова с тех пор, как ее доставили в больницу. В машине скорой помощи Кейт пришлось сделать укол успокоительного, поскольку, когда двери начали закрываться, с ней случился припадок, и она попыталась выпрыгнуть. С тех пор она молчала. Лекарство ее не просто успокоило – оно ее выключило.

Один из стоявших у стены врачей, как по команде, выступил вперед.

– Наши специалисты – команда квалифицированных врачей-педиатров – провели комплексное обследование ребенка. За исключением некритичного обезвоживания и пары царапин, девочка совершенно здорова.

Издав вздох облегчения, я покосилась на Скотта, чтобы увидеть его реакцию. До сих пор он ни словом не обмолвился о ребенке. Сейчас же Скотт весь обратился в слух.

– Мы можем увидеть Кейт сейчас? – спросил Скотт.

Маркос утвердительно кивнул.

– Однако я должен предупредить вас о ее состоянии. Нам доподлинно не известно, через что ей пришлось пройти, однако состояние ее тела свидетельствует о том, что пройти Кейт пришлось через многое. За годы отсутствия она сильно постарела. Где бы она ни обитала и что бы ей ни пришлось претерпеть, это было жестоко.

Под столом Скотт сжал мою ладонь.

– Мы справимся, – сказал он вслух.

Глава 5

Эбби

Сейчас

Папа опустился на колени рядом со мной. Они с Мередит последними покинули помещение. Кроме Маркоса, все остальные уже разошлись.

– Почему бы вам не предупредить и ее о том же? – возвышаясь над нами, проговорил подошедший Маркос. Своими широкими плечами и рельефной грудью он напоминал мне парней из нашей школьной футбольной лиги. По тому, какой дискомфорт доставляло ему мое присутствие, можно было сделать вывод, что детей у Маркоса не было.

Папа обнял меня за плечи. Глаза у него были влажные.

– Мама через многое прошла, и теперь ей потребуется время, чтобы поправиться. Вероятно, ее внешность сильно отличается от той, что ты помнишь, поэтому я хочу, чтобы ты была готова к встрече.

Папа знал обо мне больше, чем большинство отцов знают о своих дочерях-подростках. Возможно, больше, чем ему самому хотелось бы знать, – я имею в виду размер бюстгальтера и марку тампонов, которыми я пользовалась, – поскольку я делилась с папой практически всем. Единственное, о чем я никогда не рассказывала папе, – это как плохо я помнила маму. Это было способно еще сильнее ранить его и так разбитое сердце, а я не могла так поступить с папой. Но в моих детских воспоминаниях было папино лицо, а не мамино. Мои воспоминания о маме были больше из сферы эмоций – время, заключенное в пространстве, запечатлевшееся в моей душе так крепко, что стереть его не смогли бы все эпохи мира. Но то были лишь кусочки мозаики. Очень маленькие.

Что сильнее всего врезалось мне в память – так это какой любовью светились папины глаза всякий раз, как он заговаривал о ней. Мне нравилось перебирать вещи в мамином шкафу, слушая истории о ней, в которые папа углублялся, проводя кончиками пальцев по ткани ее любимых платьев. Он словно рассказывал мне самую главную в мире сказку – как они с мамой подружились еще детьми, а потом шокировали всех, когда в подростковом возрасте стали парой. Я никогда не хотела костюм Золушки или Белоснежки, потому что моей любимой сказочной принцессой была мама. За годы папа сделал сотни снимков, на которых я предстаю в ее нарядах. Наша с папой любимая фотография – где я топаю по кухне в мамином свадебном платье и не по размеру огромных ковбойских сапогах, придерживая на голове пасхальную шляпку. Но однажды я вдруг перестала надевать мамины вещи. Почему это случилось? Это случилось в тот же самый день, когда я перестала верить в сказки и принцесс?

Мамины вещи мы разложили по коробкам и отнесли в гараж, к задней стенке, где они до сих пор лежали. Теперь нужно было их оттуда достать. Но негоже ведь маме носить такую старую одежду, правда? А что же тогда ей носить? Почему об этом никто не подумал?

– Мы не привезли для нее никакой одежды, – выпалила я.

Папа вскинул брови.

– Прости?

– Ей нечего надеть.

Эмоции рвались на поверхность. Так глупо было плакать из-за этого, но я ничего не могла поделать.

Папа привлек меня к своей груди и крепко обнял.

– Все будет хорошо. Мы найдем для нее что-нибудь.

Я хихикнула сквозь слезы. Мередит протянула мне салфетку из своей сумочки. Я продула нос и сделала глубокий вдох.

– Вы готовы? – уточнил Маркос.

Никто ему не ответил, однако все поднялись на ноги и последовали за ним к выходу из комнаты, а затем вперед, минуя несколько коротких переходов. Больница была такой же крошечной, как и сам этот городишко. Маркос остановился возле палаты 28А. Мы тоже замедлили шаг. Он дал всем мгновение, чтобы собраться, а затем, постучавшись, толкнул дверь внутрь. Я схватилась за папу и повисла у него на руке. В палате было полно каких-то людей, но все они расступились к стенам, освобождая нам проход к кровати. Сердце подпрыгнуло у меня в груди. Из легких улетучился весь воздух.

Я увидела ее.

Маму.

Ее волосы больше не были белокурыми – теперь они были мышино-серого цвета, а на макушке отсутствовали целые пряди. Длинными неопрятными патлами они свисали до середины спины. Мамины лучистые голубые глаза, так ярко сиявшие с фотографий, ввалились и потухли; скулы ее были туго обтянуты кожей, создавая впечатление, что изнутри ее пожирал рак. Всю правую сторону ее лица избороздили жестокие шрамы.

Это была не мама. Это не могла быть она. Нас привели не в ту палату. Я обернулась к папе. Он стоял неподвижно, глядя на нее. Она вскинула руки к лицу, прикрыв рот длинными дрожащими пальцами. Она была меньше меня ростом. Как это могло случиться? В ней начисто отсутствовало сходство с женщиной, чье фото я до восьми лет прятала у себя под подушкой.

Все присутствующие стояли, боясь пошевелиться. На мгновение они притихли, как будто нам была необходима тишина, чтобы осознать всю важность момента, а потом вновь разом заговорили и закопошились вокруг. Внезапно я оказалась прямо перед ней.

Она протянула руку и нежно провела по моему лицу, словно не веря, что я – это я.

– Эбби, – прошептала она едва слышно.

Я много лет не слышала маминого голоса, но в тот миг, когда я услышала его, что-то внутри меня ее узнало.

– Мама… – мой голос задрожал от нахлынувших чувств, и по лицу покатились слезы.

Она притянула меня к себе и обвила своими хрупкими руками. Я ощущала каждую косточку у нее на спине. Она прижалась ребрами к моей груди. Я испугалась, что сделаю ей больно, если стану обнимать ее слишком крепко. Ее запах был мне незнаком. Ничего общего с парфюмом, которым мама пользовалась раньше. Теперь от нее пахло прокисшим молоком.

Папа, стоявший за моей спиной, изо всех сил пытался сохранять терпение. Я хотела бы остаться в маминых объятиях навечно, но отошла в сторону, чтобы дать время им двоим. Папа обнял ее, и мамина хрупкая фигура совершенно скрылась из вида. Их плечи задергались от рыданий, и они зашептали друг другу что-то, что никто больше не мог услышать. Медсестры отворачивались в сторону, не желая нарушать сакральную интимность момента. Мередит отделилась от стены и подошла, чтобы встать рядом со мной. Положив руку мне на спину, она привлекла меня к себе.

– Добро пожаловать домой, Кейт. Мы рады, что ты в безопасности, – сказала Мередит, вытирая слезы.

Глава 6

Мередит

Сейчас

Я бросила взгляд на заднее сиденье. На этот раз Эбби в самом деле спала. Она уснула практически сразу после того, как мы отъехали от больницы. Бедняжка. Пока мы шли по больничным коридорам и парковке, она все время плакала.

– Я не повезу вас в отель, – сказала я Скотту, – покатаюсь пока по городу, чтобы она могла поспать. Боюсь, если мы остановимся, она сразу проснется и больше не сможет уснуть. А девочке нужен отдых.

Я придумала так делать, еще когда мои мальчики были крошками, а мне никак не удавалось их уложить. Возила их кругами, пока не вырубятся, а потом останавливалась и не глушила двигатель, пока они не проснутся.

– Хорошая идея, – кивнул Скотт.

На главной улице я свернула налево и медленно покатила мимо частных лавочек, расположившихся по обеим сторонам дороги. Мое сердце болело за Скотта и Эбби. Наш визит в больницу оказался очень кратким из-за ребенка. Скотт и Кейт все еще обнимались, когда сестры внесли малышку в палату. Скотт подскочил с кровати как ужаленный.

– Шайло. – Лицо Кейт осветилось при виде младенца.

Сестра вручила ей девочку. Та, извиваясь, потянулась к груди Кейт. Кейт отодвинула ее, но Шайло проявляла упорство. Дальше все вышло весьма скомкано и неловко, поскольку стало очевидно, что Шайло хочет есть. Скотт вытолкал нас из палаты, даже не дав Эбби возможности обнять Кейт или хотя бы нормально попрощаться.

– Я помню, о чем Маркос нас предупреждал. Он говорил, что Кейт стала выглядеть иначе, но ему все же следовало пояснить более предметно, – проговорила я. – Я имею в виду, он же мог сказать: «Послушайте, откровенно говоря, выглядит она как восьмидесятилетняя старушка». Уверена, что это пошло бы нам всем на пользу.

– Может, он и хотел нас шокировать.

– В самом деле?

Скотт пожал плечами.

– Может быть. Кто знает. Не имею ни малейшего понятия, почему они поступают так, как поступают. Теперь ты сама сможешь убедиться в том, о чем я твердил тебе все эти годы.

Я знала все о деле Кейт. Я знала все детали столь досконально, словно она была моей женой, а не Скотта. Как в тот день она исчезла с парковки «Таргета», что было в ее списке покупок, где именно на переднем сиденье их семейной «тойоты» Кейт оставила свою сумочку. Мне был известен каждый шаг следствия, я знала о каждой версии, однажды выдвинутой и впоследствии отвергнутой. Знала обо всех стандартных и нестандартных методах, за которые хватался Скотт в попытках отыскать Кейт или хотя бы ниточку, которая могла бы к ней привести. Об экстрасенсах, мистиках и всяческих чудаках, которые годами прибивались к Скотту со своими россказнями о собственных исчезнувших родных. Существовало целое сообщество, члены которого верили, что правительство виновно в массовых похищениях граждан. Они обсуждали это на одном из форумов, где вечно зависала Эбби.

– Полиция и следствие никогда не делятся с тобой всей информацией, которая у них есть. У них всегда припрятан туз в рукаве, – продолжал Скотт, когда мы притормозили на светофоре. – Однако от тебя они ждут, что ты откроешь им все свои карты. Ты должен быть открытой книгой.

– По крайней мере, скрывать нам нечего, – отозвалась я.

– Это не имеет значения. Они все равно не изменят своего отношения.

Голос Скотта дрожал от гнева – ему явно вспомнились мучительные допросы, через которые ему пришлось пройти. На заднем сиденье Эбби что-то сонно пробормотала и завозилась. Мы притихли, пока она снова не провалилась в сон.

– Ее буквально нельзя узнать, – проговорила я. Я ведь бесчисленное множество раз видела все их фотоальбомы и смотрела их домашние видео.

Скотт как-то торжественно глядел в окно.

– Не знаю. Я ее узнаю́.

Я тоже заглянула в ее глаза, но увидела другое. Мне взгляд Кейт показался совершенно безжизненным.

– Что она сказала, когда вы обнялись? – спросила я.

Скотт вспыхнул, пробормотав что-то себе под нос – я не расслышала.

– Что ты говоришь?

– Это не важно, – отрезал Скотт.

– Нет, важно. Это может иметь значение. Помнишь, Маркос велел запоминать все, что она скажет, даже если это покажется нам незначительным?

– Она сказала… она все время повторяла: «Мне так жаль, Скотти».

– Скотти?

Он кивнул, не глядя на меня.

– Ты же говорил, что ненавидишь, когда тебя так называют.

Шея Скотта побагровела.

– Я имел в виду… это просто… ну знаешь… глупое прозвище. Она так называла меня, когда нам было около десяти.

Это была их фишка. До того как стать парой, они были лучшими друзьями, поэтому знали друг о друге все – как обычно и бывает между лучшими друзьями. Скотт любил повторять, что они с Кейт знали друг друга настолько хорошо, что она проникла в его ДНК.

– Как мило, – отозвалась я, выдавив из себя улыбку. У меня не было сомнений в том, что Скотт меня любит, однако я не забыла, как годами выслушивала, что потеря Кейт стала для Скотта сродни потере конечности, и без нее от него осталась лишь половина самого себя.

Кейт

Тогда

В поисках списка покупок я принялась шарить в недрах сумочки. Однако все, что я там нашла, – пакетик с раздавленными крекерами-рыбками и красный леденец, который Эбби получила на детском дне рождения в прошлую субботу. У меня вырвался тяжкий вздох. Должно быть, я снова оставила список дома. Боже, до чего я ненавидела эту закупку продуктов по воскресеньям! В магазине всегда было полно народу, а полки к этому моменту уже пустели. Но на неделе мы были слишком заняты, а теперь у меня не оставалось выбора, так как молоко у нас дома закончилось.

Выскочив из машины, я поскорее захлопнула дверь и поспешила внутрь. Всего через час нужно было забирать Эбби с занятий в подготовительном классе. Я всегда строила грандиозные планы, сколько всего успею за время, пока Эбби учится, но четыре часа пролетали слишком быстро – а теперь, когда мой редактор, Лео, стал сильнее нагружать меня заданиями, времени оставалось и вовсе в обрез.

На следующий год, когда Эбби предстояло пойти в детский сад², должно было стать полегче. Не знаю, кто решил, что в подготовительном классе дети должны заниматься недолго, – я была готова отдавать Эбби в восемь и забирать в три. Не то чтобы я не скучала по ней в течение дня, просто мы обе уже были к этому готовы. Время, проведенное врозь, пошло бы нам на пользу.

Я все время прокручивала в голове свой утренний разговор с Лео. Он сомневался, стоит ли поручать мне новое задание, из-за опасений, что у меня не хватит времени на что-то масштабное, но я многие месяцы пыталась убедить его в том, что готова выйти на свой прежний уровень. К тому же человек, который просил об интервью, настаивал, чтобы прислали именно меня. Так что особого выбора у Лео не было. После того как я ушла в трехмесячный декретный отпуск со своей должности в журнале «Форум», на полную ставку я так и не вернулась. Именно моя работа послужила причиной, по которой мы решили переехать в Аркату. Мне присудили премию Джорджа Полка за журналистское расследование о жестоком обращении с пожилыми людьми в двух лучших домах престарелых в районе Роял Хайтс. После того как оба директора были арестованы, ко мне было приковано всеобщее внимание, и предложения о работе посыпались со всех сторон. Я всегда мечтала переехать на север Калифорнии, и когда мы обнаружили, что у компании Скотта был филиал в соседнем городе, то решили, что это судьба.

Мы договорились, что я останусь дома с Эбби и, пока она не пойдет в школу, буду работать на полставки – ведь первые пять лет крайне важны для ребенка. Я была довольна таким решением, но порой тоска от сидения дома без настоящей работы буквально сводила меня с ума. Однако оно того стоило – Эбби росла счастливой и уравновешенной. Я никогда не встречала более очаровательных детей. Я говорю так не только потому, что я ее мать, – так считали все, кто был с ней знаком. Эбби излучала уверенность и счастье вне зависимости от того, где она находилась и что происходило вокруг нее. Эбби пребывала в хорошем настроении, если ложилась днем спать и если не ложилась, в отличие от множества других детей. Даже моя лучшая подруга, Кристина, которая поклялась никогда не иметь детей, шутила, что завела бы ребенка, но только если бы он оказался так же хорош, как Эбби. Моей заслуги в этом не было – такой уж она получилась.

Скотт колебался, когда я захотела вернуться к работе на полный день, но я так устала от банальности второстепенных сюжетов, которые вынуждена была освещать! Я могла писать лишь о местных ярмарках выпечки и графиках полива и сделала это уже столько раз, что готова была рвать на себе волосы. Мне снова хотелось поработать со стоящим материалом.

– Эбби полезно будет видеть мать за работой. Я бы хотела, чтобы у нее не складывалось обо мне однобокое впечатление, – пару дней назад заявила я Скотту за ужином, едва не поперхнувшись от того, насколько либерально и прогрессивно это прозвучало. На самом же деле я просто была готова вернуться к работе. Я очень любила быть мамой Эбби, но любила я и свою работу.

Когда мы со Скоттом обсуждали вопросы родительства и воспитания детей, он всегда со мной соглашался – теперь мне предстояло узнать, так ли это было на самом деле, поскольку Лео дал мне понять, что новое задание не будет легким. Вот почему он так колебался, прежде чем поручить это дело мне. Большой материал требует долгих часов дополнительной работы, а ведь с тех пор, как я в последний раз занималась чем-то сверх минимальной нормы, прошло много времени. Но я была готова запрыгнуть обратно в этот поезд, в особенности после того, как узнала, что речь шла о потенциальных сектантах, которые перебрались в нашу местность и болтались по кампусу.

Сердцем Аркаты был Пирс-колледж, вокруг которого здесь крутилось все. Со всего света сюда стремились студенты, чтобы пройти курс химической инженерии или английской литературы. Однако наш милый университетский городок не избежал целого вороха проблем, как и любой другой кампус в Америке, – в борьбе с эпидемией опиоидов в прошлом году мы потеряли двоих студентов, скончавшихся от передозировки. И вот какое-то время назад в нашем кампусе появилась религиозная группа, именующая себя «Интернационал любви», – они собирались помочь ребятам слезть с наркотиков. На окраине города они открыли свой центр, куда забирали зависимых студентов и подвергали их детоксикации. Там ребята находились под круглосуточным присмотром до тех пор, пока не возвращались к норме. Свой метод адепты «Интернационала» успешно опробовали на дюжине студентов. Истории о чудесном исцелении распространялись по городу со скоростью лесного пожара. Не то чтобы их метод, подразумевавший тщательно контролируемую детоксикацию и круглосуточный присмотр, чем-то кардинально отличался от прочих подходов к достижению трезвости и очищению организма. Существовали сотни программ от гуру трезвости, которые предлагали точь-в-точь такие же услуги. Однако была одна деталь, благодаря которой «Интернационал» стоял особняком. Они занимались всем этим бесплатно. Целиком и полностью.

Сообщество приняло их с распростертыми объятиями, хотя никто не задавался вопросами, почему они выбрали нас и где были до этого. О них никто не сказал ни единого плохого слова, пока один из студентов, успешно прошедший у них программу реабилитации, не принял решение бросить учебу и присоединиться к движению. Он начал работать там, помогая исцелиться от зависимости другим студентам колледжа. Не понадобилось много времени, чтобы к нему присоединились еще несколько бывших подопечных «Интернационала». В обществе назревала напряженность. Родители желали видеть своих детей трезвыми, но при этом – на лекциях.

В прошлом месяце сфера влияния «Интернационала» расширилась еще больше – теперь уже другие студенты, ранее не имевшие проблем с зависимостью, приняли решение бросить учебу и присоединиться к общине. Родители восприняли это в штыки, и теперь уже горожане требовали больше информации. Этот сюжет привлек внимание центральных СМИ после того, как в университетской газете вышла статья, впоследствии ставшая вирусной. Лидера их общины звали Рэй Фишер, и он до сих пор отказывался от общения с любыми центральными СМИ, как и от официальных интервью. Это была интересная фишка – в основном подобные организации процветали благодаря публичности и сами активно ее искали. Однако Рэй отвергал все предложения прессы, даже те, что подразумевали материальное вознаграждение.

По какой-то причине Рэй Фишер сильно прикипел к нашему сообществу и несколько дней назад лично позвонил Лео, чтобы назначить интервью. Единственным его условием было, что интервьюировать его должен кто-то местный, и он назвал мое имя, поскольку читал какой-то из моих материалов. Лео не стал терять время на организацию полноценного интервью, поскольку университетская газета уже опережала нас с сюжетом, нам нужно было вырваться вперед, пока наши ближайшие конкуренты – «Сан» – не переманили Фишера.

Лео хотел, чтобы этим занялась я, потому что только у нас двоих был опыт освещения чего-то столь же масштабного. Сам он начинал в динамичной городской газете Детройта, где вел криминальную хронику, пока не дорос до позиции шеф-редактора целой рубрики «Образ жизни». Но отец Лео умирал от редкой формы заболевания легких, буквально доживал свои последние недели, и сам Лео собирался уехать домой, чтобы побыть рядом с ним. Даже учитывая состояние отца, крайне сложно было игнорировать возможность сделать большой материал. В Аркате ничего не происходило. Могли пройти годы, прежде чем нечто подобное вновь легло бы к нам на стол.

Мое интервью с Рэем было назначено на завтра. Я все утро потратила на поиск информации о нем. До основания «Интернационала любви» о нем практически ничего не было известно, да и после него сведения оказались весьма скудны. Все, что я смогла раскопать, – его метрика. Он родился в городке Уэстин, штат Нью-Джерси, в 1960 году. Кроме того, что Рэю Фишеру минуло сорок семь лет, это больше ничего не значило. С «Интернационалом» вышло не лучше. У них не было своего сайта, в реестре коммерческих, как, собственно, и некоммерческих, организаций они не числились. По крайней мере, их не смогла обнаружить я. Единственными упоминаниями об «Интернационале» были некоторые комментарии к религиозной литературе на «Амазоне» и несколько постов в блогах последователей. Как и в большинстве блогов, от первых постов так и веяло энтузиазмом и гун хо³, которые, однако, в последующие недели неуклонно угасали, чтобы затем и вовсе иссякнуть. Все эти блоги были заброшены уже по нескольку лет.