Читать книгу: «Лабиринт без права выхода. Книга 1. Загадки Ломоносова», страница 39

Друг Ломоносова губернатор Головцын

Глава Архангелогородской губернии с 1763 по 1780 год, генерал-поручик, действительный статский советник Егор Андреевич Головцын (1717 – после 1797) получил воспитание и образование в Сухопутном шляхетском кадетском корпусе; в службе состоял с 1732 года. По выпускной характеристике «…геометрию окончал, а по-немецки и по-французски говорит хорошо и разумеет авторов, фехтует в контру нарочито, силён в верховой езде, рисует красками, дошел до польской истории, в географии знает весь Гоманской атлас, кроме Германии, обучался сочинению моральных писем, фортификации учится в атаке».

Выпущен в армию в чине подпоручика в 1740 году. Участвовал в Русско-шведской войне 1741-43 годов, был среди тех, кто брал штурмом город Вильманстранд (в этом кровопролитном сражении шведы потеряли четыре тысячи человек; русские – две с половиной тысячи). Позднее участвовал в ряде других военных походов. В 1751 году произведён в секунд-майоры, в 1755 – в подполковники. В Семилетней (1756-63) войне с Пруссией был назначен учредителем хлебных магазинов (магазейнов, как тогда говорили) Обсервационного полка, расквартированного на границе с Силезией.

В 1760 году Головцын был назначен присутствующим в главном кригскомиссариате (военное ведомство, заведовавшее тыловым обеспечением войск), затем руководил Московским генеральным сухопутным госпиталем. В 1763 году получил чин генерал-майора и назначен губернатором Архангелогородской губернии. На этой должности пребывал более 17 лет.

В столице у генерала был собственный дом. Это известно из записки императора Павла петербургскому военному губернатору графу Буксгевдену от 2 июля 1797 года: «Когда приедет в Петербург или губернию выключенный из службы полковник Моцонков и будет жить в доме или тестя своего статского советника Головцына, или в другом каком месте, повелеваем вам иметь за поведением его наблюдение». Чем провинился зять губернатора и какова его дальнейшая судьба, неизвестно, но известно, что второй его дочери, Варваре Егоровне, с мужем повезло, видимо, больше. В начале 1780-х она стала женой А.И. Корсакова – видного государственного деятеля, генерал-лейтенанта, директора Артиллерийского корпуса, президента Берг-коллегии, сенатора, а также коллекционера, знатока и ценителя предметов искусства. Обе дочери Егора Андреевича выросли в Архангельске.

Головцын стал последним губернатором огромной Архангелогородской губернии, в которую входили также вологодские и олонецкие территории. С 1780 года это уже Вологодское наместничество, составленное из Вологодской, Велико-Устюжской и Архангельской областей с центром в Вологде. Вместе с административным преобразованием произошла и смена руководства: 63-летний Головцын был отправлен в отставку.

Всего за 200 с лишним лет существования в нашей стране института губернаторства руководство северного края менялось 80 раз. Большинство губернаторов приезжали на два-три года; лишь шесть из них работали в этой должности более 10 лет и только два – 17 лет: Головцын и предшествовавший ему С.А. Юрьев.

Власти, судя по всему, с одобрением относилась к губернаторской деятельности Головцына: уже через год после назначения он был награждён орденом св. Анны, в 1771 году получил чин генерал-поручика. Однако с общественностью управляемой территории, как считают историки-краеведы, губернатор найти общий язык так и не смог. «Напротив, совершенно иного рода репутацию заслужил Головцын от архангелогородских граждан за свой личный чёрствый характер, не чуждый жестокости, за свой узкий формализм, за явную приязнь к иностранному и за оппозицию к местному русскому купечеству, с которым он менее всего церемонился»,– писал об этом человеке уроженец Архангельска историк С.Ф. Огородников¹⁰⁴.

Много нареканий и различных обвинений высказал в адрес Головцына в своей «Краткой истории о городе Архангельском» архангельский историк-краевед В.В. Крестинин, лично переживший от губернатора немало, как он говорил, «препинаний». Одной из главных проблем во взаимоотношениях губернатора с купеческим посадом, от имени которого выступал Крестинин, была монополия графа П.И. Шувалова, которого поддерживал Головцын, на владения сальными, рыбными и тюленьими промыслами. Центр их был на Мурмане, в городе Кола. Шуваловский откуп на эти промыслы не давал развернуться архангельским купцам. В 1768 году, когда срок монополии истёк, императрица Екатерина II по настоянию местного купечества возвратила промыслы в вольную и свободную куплю-продажу.

Приехавший на Север через два года в составе экспедиции Академии наук будущий академик Н.Я. Озерецковский писал, что когда Шувалов «на откупу содержал все промыслы, на Северном океане производимые, и когда в Колу за ворванным салом, за тюленьими и моржовыми кожами, за трескою и проч. приезжали иностранные корабли, тогда Кола была многолюдный город, в котором всё к содержанию потребное без труда иметь было можно. Когда же откуп кончился.., Кола тотчас почувствовала во всём недостаток и жители её на ладьях, на шняках и на лодках целыми семьями поплыли в город Архангельский, чтобы не умереть в Коле с голоду».

Озерецковский знал, о чём пишет, так как прожил на Кольском полуострове целый год, изучая этот край. То же был вынужден признать и Огородников, анализировавший ситуацию сто лет спустя: «Как воспользовалось купечество дарованным ему правом на сальный торг? Увы, отвечаем, воспользовалось самым безалабернейшим образом, благодаря черт[ам] нравов нашего торгующего сословия, благодаря неуменью сплотиться, сделать что-либо в видах взаимной самопомощи, и желанию покорыстоваться насчёт своего ближнего».

Современные исследователи считают, на основании архивных материалов, что в последовавших в Сенате после отмены шуваловского откупа дискуссиях и слушаниях о развитии морских промыслов на Севере России «Головцын однозначно встал на сторону малоимущих промысловиков-заготовителей, выступив решительным противником монополии крупного капитала… При этом губернатор выказал себя знатоком не только технологических деталей, но и характера сложившихся производственносоциальных отношений, в которые было вынужденно втянуто население поморских сёл и деревень».¹⁰⁵

Очевидно, ошибались критики Головцына и в оценке личных качеств губернатора, считая его чёрствым человеком и формалистом. Так, во время пребывания экспедиции академика Лепёхина в Архангельске (1771-72 годы) Головцын оказывал этому учёному, ученику М.В. Ломоносова, всяческое содействие в его научных исследованиях, рекомендовал маршруты, заслуживающие внимания. В своих записках Лепёхин пишет, что из утомительной поездки на северо-восток губернии члены экспедиции «примчались в Архангельск, в объятия Егора Андреевича Головцына, бывшего там и достойного быть везде губернатором». А расставаясь, губернатор с чиновниками проводил учёных «до первого яма, ужинал с ними и заплакал, прощаясь».

Получив обязанность контролировать работу «Холмогорской секретной комиссии», как официально именовалось место заключения Брауншвейгского семейства, Головцын в течение последующих 15 лет регулярно посещал арестантов, а затем сообщал обо всех событиях их жизни осуществлявшему главный надзор за секретными узниками Н.И. Панину. В одном из своих донесений Егор Андреевич писал: «При первом своём приезде из разговоров я приметить мог, что отец детей своих любит, а дети к нему почтительны и несогласия между ними никакого не видно». Он вскоре проникся сочувствием к узникам, просил об их освобождении и устройстве на придворную службу, на что, конечно, не получил ответа.

По другим отчётам видно, что Головцын относился к принцу Антону и его детям с участием и заботой, внимательно следил за их бытовым обеспечением. Так, в первый его приезд они пожаловались, что не мылись в бане уже три года, и он обратился в Петербург за разрешением построить для них новую баню. Затем добился замены старшего по надзору за ссыльными 70-летнего капитана Зыбина, пьяницы и вора. По его настоянию был проведён ремонт в бывшем архиерейском доме.

Во время своих почти ежемесячных посещений Брауншвейгского семейства Егор Андреевич разговаривал с узниками, выслушивал их жалобы и просьбы, старался утешить, ободрить. Он стал как бы членом этой семьи: играл с ними в карты и другие настольные игры, нередко оставался обедать, заботился о хорошем столе для них, а также о лакомствах для детей: «покупал в Архангельске у иностранных купцов шоколад, сухие французские конфеты, немецкие сладкие пряники, чернослив французский, сыры голландские, смоквы, цукаты.. , что известно из многочисленных счетов шестидесятых и семидесятых годов»¹⁰⁶. Конечно, это не решало основную проблему горемычного семейства, но хоть сколько-то облегчало и скрашивало их повседневную жизнь, о чём, думается, и просил его Михаил Васильевич Ломоносов незадолго до своей смерти.

Конец первой книги