Читать книгу: «Гейша», страница 3

Я поспешила утешить ее, стала говорить, что все может еще устроиться, что сын наверняка образумится, но про себя подумала, что рассчитывать на это, пожалуй, не стоит. Он, видно, очень хотел позлить мать, если выбрал такую неподходящую пассию, хотя вины перед сыном у моей окасан не было, разве только маленький грешок (который, однако, в один прекрасный день мог привести к банкротству «Мицубы») – любовь к своему беспутному сыночку.

Мы подошли к обрушившимся стенам и груде обгоревших балок – останкам «Хацуюки». Какой-то пьяный, укрывшись в тени, мочился на угол. Понтотё теперь походил на ряд белоснежных зубов с безобразным черным провалом посредине. Мы двинулись дальше. Через несколько шагов находился крошечный бар, куда я раз или два заходила с нашими постояльцами. Мы толкнули дверь, собираясь посмотреть, что делается внутри.

Ежегодно летом этот бар под названием «Савада» устраивает своеобразную выставку: одну стену зала заполняют круглые веера, на которых гейши пишут свои имена и ставят фамильные значки. Красные иероглифы на белом фоне составляют пеструю композицию, и я, сев за столик, стала разглядывать веера, выискивая знакомые имена и отмечая новые. Кроме нас тут были несколько гейш, отдыхавших после работы. На бочке возле стойки сидела незнакомая мне майко. Ее представили мне. Она назвалась Сумино, младшая сестра известной мне гейши Сумики. Окасан сказала, что мы виделись с ней раньше в «Мицубе» во время банкета в честь играющего в театре кабуки актера Тамасабуро. Поначалу лицо девушки мне показалось незнакомым, но потом я вспомнила смешливую девчушку в красном кимоно, помогавшую с подносами на том банкете. На нее показывали как на кандидатку в майко.

– Что вам подать, окасан? – спросила женщина за стойкой.

Мы заказали бутылку коньяка «Реми-Мартен» с именем Итиумэ⁷. В этом элегантном баре на полках стояло множество бутылок с именами разных посетителей. Именные коньяки отодвинули на задний план виски «Джонни Уокер» с черной этикеткой, самый популярный в Японии напиток; в барах вроде «Савады» такие коньяки всегда в изобилии. Поскольку я была младшей сестрой Итиумэ, коньяк из бутылки, подписанной Итиумэ и ее патроном, был вполне уместен. Окасан пожаловалась на сердце и разбавила свою порцию водой.

Я здоровалась с входящими знакомыми и продолжала узнавать новости. Окасан повернулась ко мне и прошептала:

– Забыла тебе сказать, Ититэру забеременела.

Не зная, хорошо это для Ититэру или плохо, я тихонько переспросила:

– Ее поздравлять или выразить соболезнование?

– О, она счастлива, – был ответ.

Бар заполнился говорливыми гейшами. Внезапно дверь распахнулась, на пороге появился очередной посетитель и замер, осматривая собравшихся. Все женщины обернулись к нему, он в полном замешательстве поклонился и выскочил вон. Вслед раздался общий смех.

Разговор снова вернулся к пожару. Я спросила о Мидори, младшей сестре Итиумэ. Все стали перешептываться.

– Она уехала, – сказала одна из гейш.

– Все ее кимоно сгорели, ей не оставалось ничего другого, – подтвердила окасан.

Я спросила, где она сейчас. Выяснилось, что Мидори вернулась к родной матери, где «восстанавливает силы». Кто-то недавно говорил с ней по телефону. Видимо, Мидори звонила сама, чтобы опровергнуть слухи, будто она собирается работать в Гионе – конкурирующей общине гейш на той стороне реки. Казалось, все в Понтотё относятся к Мидори с сочувствием, но также было ясно, что вернуться сюда она уже никогда не сможет. Из всего услышанного у меня сложилось впечатление, что ей тогда следовало скорее звать на помощь, а не пытаться самой выбраться из огня.

По дороге домой окасан рассказала мне, что в ту ночь Мидори потихоньку курила сигарету и опрокинула пепельницу. Ничего подобного в газетах не сообщали, и расследовавшие причину пожара полицейские таких сведений не получали: Понтотё тесно смыкает свои ряды. И я еще долго думала о семнадцатилетней Мидори, исключенной из общины гейш, где она не проработала и года, и обреченной нести по жизни память о сестре, с которой ее связывали узы, как говорят, покрепче кровных.

Было уже три часа ночи, и стало холодно.

Глава 3
Связи крепче цепей

Чашечка саке

Для начала отношений…

Первый куплет коуты

Имена

У американцев обычно есть единственное имя и фамилия. Естественно, у многих найдутся стандартные уменьшительные имена (Джон или Джек) или дворовые прозвища вроде Пупс или Бинки, которые мы стараемся поскорее забыть. Но порой кличка получает широкую известность и полностью заменяет настоящее имя. Например, Дюка, знаменитого актера Джона Уэйна, в детстве звали Марион Моррисон. Короче говоря, тут могут быть всякие варианты и случаи, но в целом у нас на имена смотрят просто: есть имя – есть человек.

В Японии не так: человек может иметь не одно «настоящее» имя, а сразу несколько, в зависимости от того, в каком качестве он хочет себя представить. Скажем, каллиграф, помимо имени, данного при крещении, может выступать под прозвищем Шумпо, танцор – Кикуфуми, игрок на сямисэне – Яэха. Гончар берет себе имя из профессиональных гончарных терминов, чаевод – из чайных. Точно так же гейши выбирают себе имена, каких нет больше ни у кого.

Ближе всего у нас в Штатах к этому стоит литературный псевдоним, но между ним и целым рядом прозвищ у японцев существует большое различие. Прежде всего, в Америке псевдоним выбирается с целью скрыть настоящее имя или заменить его другим. В Японии, наоборот, из обладания несколькими именами никакой тайны не делают, они подтверждают значимость в обществе, показывают: я такой-то и такой-то, причем новое имя может заслонить данное при рождении.

К этому еще можно добавить, что у нас писательский или актерский псевдоним – это самостоятельный и сугубо индивидуальный выбор. Его выдумывают, пользуются им какое-то время, а потом без сожалений отбрасывают. Имена художников, горшечников, актеров кабуки и представителей прочих профессий не выбираются, а даются, как правило, во время особой церемонии. Смысл ее состоит в том, что новое имя закрепляется за определенным человеком в определенной сфере навсегда или пока он или она не «превзойдет» его и не возникнет потребность в новом имени. Честь получения нового имени – а равно и бесчестье, когда получивший его не оправдывает возлагавшихся на него надежд, – есть не что иное, как исключительная привилегия японцев.

На каждом этапе жизни человек в Японии имеет свое прозвище, а буддисты – даже посмертное имя, с которым они ложатся в гроб⁸. Прозвища широко и торжественно оглашаются, примером чему служат имена актеров кабуки, которых знают не только по сценическому псевдониму, но также по месту, отводимому данному актеру в иерархии предшественников. Как в театре, так и в уличном разговоре можно услышать, как Рокудаимэ назовут «шестым поколением», что стало его новым именем, за которым стоит, как все понимают, Кикугоро VI, знаменитый актер школы Оноуэ, однако для иностранца происхождение прозвища остается загадкой.

Наконец, дополнительную специфику японским именам придает орфография, известная как самая прекрасная и самая сложная среди всех языков мира. Дело в том, что иероглифы (а их в обычном имени может быть от трех до пяти), несмотря на многократные попытки реформировать письмо, еще не получили единообразного произношения. В результате орфографической неразберихи японцы вынуждены особенно ревностно следить за тем, как читается имя или его часть. Один и тот же иероглиф, обозначающий связь и преемственность людей, может использоваться в самых разных именах. Короче говоря, когда вы хотите узнать имя гейши, нужно иметь в виду, что по японским культурным традициям оно передает ее характер, нынешнее положение, служит ее письменным изображением и сверх всего отражает ее общественный вес.

Итигику, младшая сестра Итиумэ

У десяти из шестидесяти пяти гейш общины Понтотё на первом месте в имени стоит идеограмма, произносимая как ити (сам иероглиф означает «рынок» или «город», но в имени имеет другое значение). Это не случайные совпадения, и мое имя Итигику было дано мне не просто так. Слог ити, как неизменный начальный элемент профессионального псевдонима гейши, обозначает родственную взаимосвязь внутри определенной группы гейш в данной местности. Подобно правилам родословной преемственности, имена, начинающиеся на ити, восходят к конкретной женщине, Итико, основавшей здесь в 1916 году чайный домик «Дай-ити».

Итико, по существу, самое могущественное и престижное в этом семействе имен. Оно передается следующей гейше только после смерти той, кто это имя носит. Ныне живущая в Понтотё гейша с именем Итико фактически является Итико III. Одно из значений самого слова «итико» – шаманка. В пору язычества шаманками у японцев называли женщин, способных излагать волю богов, впадая в транс в ходе танца. Имя Итико сохранило древний мистический смысл, и носить его может только танцовщица. Первая Итико организовала свой чайный домик как филиал другого, более старого, называвшегося «Даймондзия». Она взяла от его названия первый слог дай (что означает «большой, великий») и прибавила к нему часть своего имени ити. (Кстати, обычай заимствовать первый иероглиф из фамилии, названия дома или головного предприятия фирмы очень распространен в Японии. Что касается имен собственных у людей, то общие иероглифы означают преемственность или общность по предпринимательскому делу.) В итоге получилось слово «дай-ити», что означает «первый», «номер один», очень удачное название для предприятия, и Итико воспользовалась своим шансом. И в самом деле ее заведение может называться первым номером в истории Понтотё, поскольку в его стенах прошли обучение многие гейши, в том числе и я.

У Итико было тринадцать младших сестер: Итиё, Итифуку, Итию, Итиюми, Итиякко, Итирё, Итиэи, Итимару, Итико, Итицо, Итикото, Итигику и Ититаро. Их могло быть и больше, но современные сестры-тезки сохранили в памяти имена именно этих. Никакой истории или родословной гейш, естественно, не составляется. Все это я излагаю по воспоминаниям старых гейш, которые давно оставили свое ремесло и сделались владелицами чайных домиков, хотя некоторые все еще появляются на банкетах этакими кокетливыми бабушками. Здесь не припомнят другую гейшу, у которой было бы столько младших сестер, как у Итико: сейчас хорошо, если у гейши есть хотя бы одна.

Из тринадцати сестер Итико лишь у одной имелось продолжение в «следующем поколении». Гейша Итирё имела двух сестричек: Итимомо и Итиумэ (Ити-персик и Ити-слива). У Итиумэ (это была Итиумэ I) сестер не было, а у Итимомо их было пять. Одна из них стала Итико II. К тому времени первая Итико уже распростилась во своим ремеслом и обзавелась «Дай-ити»; ее прозвище, таким образом, освободилось, и его могли дать другой гейше. Имя получила девушка, обещавшая стать выдающейся танцовщицей.

Итико II, в свою очередь, имела двух сестер. Одна из них, по прозвищу Итисомэ, воспитала одиннадцать младших сестер, почти как первая Итико. Одна из них стала Итико III, когда Итико II в двадцать с небольшим лет вышла замуж за важного токийского чиновника. Вторая, с прозвищем Итисэн, стала старшей сестрой Итиумэ (уже третьей по счету). Именно эту молодую гейшу, неугомонную хохотушку, прыскающую смехом по любому поводу, сочли самой подходящей старшей сестрой для невесть откуда взявшейся гейши-американки.

В Японии, где я жила еще ребенком, меня все звали Кикуко, от «кику», что значит «хризантема», с добавлением уменьшительного суффикса ко. Когда было решено назначить мне в старшие сестры Итиумэ, автоматически определился первый слог моего прозвища. Им стал, конечно, слог ити, к чему добавилось мое собственное «кику» – Итигику. Так появилась гейша Итигику (между прочим, Итигику III), младшая сестра Итиумэ.

Избирательное сродство

Сестринство – главный принцип формирования общины гейш Киото. Что значит быть сестрами? Прежде всего, гейши считаются не просто сестрами, а либо старшими, либо младшими.

Понятие сестры у японцев совершенно не содержит ощущения единородного равенства в коллективе или группе, но в нем очень сильно значение старшинства и подчинения. В системе отношений, определяемых понятиями семейного порядка, новая гейша становится именно младшей сестрой более опытной и знающей гейши. Младшая и старшая сестры образуют пару, но пару отнюдь не равных составляющих.

Гейши не только получают сестер, они обе называют женщину, стоящую во главе чайного домика, мамой. Отношения внутри японской семьи также носят иерархический характер: там тоже нет равенства, одни имеют право повелевать, другие обязаны подчиняться. Употребление слов со значением кровного родства совсем не обязательно подразумевает теплоту семейных отношений, которую мы, наследники европейской цивилизации, испокон веков считаем естественной. Так что японские понятия старшей и младшей сестер, мамы и дочери применительно к гейшам подразумевают не родственную близость и равенство, а дополнение одного другим, что составляет основу сообщества гейш.

Конечно, гейши – не единственная группа японского общества, в жизни и профессиональной деятельности которой присутствуют понятия семейственности и сродства; такое можно наблюдать у плотников, шахтеров, борцов сумо, даже гангстеров. Но сродство гейш выделяется среди других особой спецификой.

В более распространенной форме таких объединений, основанных на так называемом ритуальном сродстве, душой и центром сообщества считается оябун, играющий роль родителя. Этот человек (чаще всего в такой роли выступает мужчина) возглавляет кобун – тех, кто выступает в роли детей. В таких группах парит строгая иерархия, они являются по существу авторитарными. Здесь братство вытекает из отношений, строящихся на авторитете старших и подчинении младших.

Отличие сродства гейш заключено в главенстве именно сестринства. Хотя преобладающее большинство мам, являющихся хозяйками чайных домиков, имеет большой вес в повседневной жизни гейш, их положение совсем не адекватно единовластию и могуществу оябуна. В общинах гейш нет той командной пирамиды власти, какая существует в других группах ритуального сродства. Мамы, дочери и сестры у гейш связаны иными отношениями, каждая пара участников этих отношений близка по-своему и не является частью целого. Сестры, к примеру, могут иметь разных мам, как было у нас с Итиумэ.

Хотя главный элемент в сестринстве гейш – это соблюдение старшинства, для нынешних представительниц профессии здесь важнее способность к сопереживанию, лояльность и чувство товарищества между сестрами. Онэсан ожидает от младшей сестры почтительного отношения, но никогда не станет тиранить подопечную и требовать подчинения. В идеальном случае старшая сестра – одновременно наставница и подруга. Никого не интересует, кто кому и кем приходится, важно другое: духовная близость и взаимная симпатия двух женщин, становящихся сестрами-гейшами. Что бы ни служило мотивом избрания в сестры, решающим моментом сближения двух женщин является их психологическая совместимость.

Положение девушки, решившей стать гейшей, схоже с положением невесты, покидающей родительский дом и переходящей жить в дом мужа. Конечно, схожесть не полная, но в положении старшей сестры много общего с ролью жениха, а младшей – с ролью невесты. Новая гейша оставляет родной дом и поселяется в другом, хозяйку которого будет впредь называть мамой. Она вступает в подчинение к ранее совершенно неизвестной ей женщине, которая становится для нее родней, старшей сестрой. Наконец, от ученицы ожидают полной преданности новой семье и расставание с прежней.

Сходство между сестринством гейш и помолвкой жениха и невесты не случайно. Совершенно явственно оно проявляется в церемонии установления сестринских отношений и связей.

Трижды из трех чашечек

Кульминацией традиционной в Японии свадебной церемонии служит момент, когда жених и невеста делают по три глотка саке из трех лакированных чашечек. Обряд с чашечками называется сансан-кудо, «трижды по три – девять раз», что, собственно, и несет в себе понятие вступления в брак. Многие воспринимают сансан-кудо как бракосочетание мужчины и женщины, но на самом деле значение выражения значительно шире. Совершение обряда с саке устанавливает тесную и гласную связь между двумя людьми, которые как у нас, так и у японцев до того момента считались чужими. Теперь они родня, в этом заключен смысл свадебного обряда. То же самое происходит и между двумя женщинами в обряде породнения сестер у гейш.

В Киото, когда майко или гейша вступает в общину, новенькая и выбранная ей в старшие сестры совершают тот же обряд сансан-кудо. Вступление в брачный союз в Японии еще называется «связывание судеб», эн мусуби, и то же выражение используется при заключении сестринского союза. Эн означает связь людей, более искусственную по характеру, нежели родственные отношения. У буддистов эн, иначе говоря карма, выходит за пределы человеческих связей; но в повседневном обиходе, говоря о наличии эн между людьми, японцы необязательно подразумевают метафизическую подоплеку. Если у вас с кем-то существует эн, это означает некую духовную близость. Вы поднимаетесь на ступень выше, когда образуете связь (эн мусуби), что устанавливает узы, разорвать которые непросто. Когда двое таких людей расходятся, связь не просто заканчивается, она должна быть разрушена (эн о киру).

Подобными вещами в Японии не шутят, поэтому у нас с Итиумэ ритуала породнения не было. Причины, побудившие меня вступить в общество гейш, ни для кого не были секретом. Все понимали, что я не собираюсь навсегда оставаться гейшей. Итиумэ стала моей старшей сестрой из чисто практических соображений, и совершить обряд с чашечками саке мы не могли, это было бы профанацией. Пока я была в Понтотё, другие дебютантки не появлялись, и церемонию вступления в ряды гейш я наблюдала в другой общине.

В начале июня меня пригласили на такую скромную, для узкого круга людей, церемонию в общине-ханамати под названием Камиситикэн, приютившейся в северо-западном углу Киото, за храмом Китано, среди ткацких мастерских Нисидзин. В этой общине вдалеке от городского центра нет баров с неоновыми огнями, и старомодные чайные домики не имеют конкурентов. Там словно оказываешься в прошлом веке. Что касается гейш Камиситикэн, то, по мнению многих, они много скромнее своих коллег из Гиона и Понтотё.

Я пришла туда посмотреть, как гейша Кацукиё завяжет узел сестринства с новой гейшей, которой будет дано имя Кацуфуку. В свои двадцать два года дебютантка уже была стара для майко и получала звание полноправной гейши. Отец Кацуфуку, как я слышала, был высокопоставленным полицейским чиновником. Поначалу он возражал против того, чтобы дочь стала гейшей, но в конце концов она его упросила, и он нехотя согласился. Кацуфуку жила поблизости от Камиситикэна и познакомилась с местными гейшами на уроках танца. Сдружившись с ними, она и решила последовать их примеру.

Обряд «посестрения» должен был состояться в одном из чайных домиков, где за месяц до этого в маленькой комнатке поселилась Кацуфуку⁹. Кроме участниц обряда на церемонии сансан-кудо присутствовали еще две женщины: хозяйка чайного домика, которую Кацуфуку называла мамой, и еще одна гейша двадцати с небольшим лет по прозвищу Кацухана, представлявшая всех остальных гейш, чьи имена начинаются иероглифом кацу. Позднее Кацуфуку будет представлена обществу на разных банкетах, но собственно обряд введения в семейство гейш состоялся как закрытый церемониал исключительно для гейш.

Все происходило в комнате, где не было никакой мебели, кроме трех больших плоских подушек. Кацукиё, как старшая сестра, села у алькова. На ней было светлое кимоно голубого шелка и такого же цвета, но более темный пояс-оби с заткнутым в его складки маленьким веером. На вид ей было лет сорок. Кацуфуку была одета в летнее официальное кимоно с низким вырезом ворота и шлейфом. На голове – высокий церемониальный парик, лицо раскрашено и напудрено до фарфоровой белизны. Она сидела у противоположной стены, а на третьей подушке разместилась окасан.

Некоторое время все трое пребывали в молчании, опустив глаза и сложив на коленях руки. Затем в комнату вошла служанка с подносом. Так же молча она поставила поднос на пол и двумя руками взяла с него набор из трех лаковых чашечек на особой лаковой подставке. Этот набор она поставила перед Кацукиё, которая кончиками пальцев обеих рук взяла самую маленькую чашечку, и служанка налила туда немного саке из серебряного кувшина с длинным носиком. Кацукиё в три глотка выпила саке. Вытерев чашечку салфеткой, гейша поставила ее на место. Служанка перенесла подставку к Кацуфуку. Та повторила все движения будущей старшей сестры, а когда поднесла чашечку к губам, закрыла глаза. За окном был солнечный день, но в комнате стоял полумрак, и силуэт Кацуфуку на фоне темной стены выглядел образцом классического японского изящества. Однако загорелые руки новенькой, поднятые к лицу, словно вылепленному из гипса, выглядели чужеродными.

Затем чашечки вернулись к Кацукиё, которая в три глотка опорожнила среднюю из них. Как жених на свадьбе, который у японцев считается на празднестве хозяином и главным лицом, выпивает свадебную чашу первым, а невеста – за ним следом, так старшая сестра первой берет в руки чашечки саке. Таким же порядком к Кацуфуку перешла средняя чашечка, а за ней – и самая большая.

После этого Кацукиё покинула свое место у алькова и опустилась рядом с младшей сестрой у другой стены. Уже как сестры они обменялись чашечками саке с окасан и с Кацуханой (на свадьбе невеста подает саке родителям жениха, показывая, что принимает обычаи и правила их дома). Вся процедура не заняла и пятнадцати минут. Так, распив из трех чашечек кувшин рисовой водки, Кацуфуку вступила в общину гейш.

После церемонии посвящения в гейши ее участницы пригласили меня на завтрак, где подавался особый красный рис, которым в Японии отмечают всякое торжественное событие. Мы поднялись в светлый, полный воздуха зал, где на лаковых блюдах подавались холодный рис и деликатесы. В открытые окна сквозь цветущие азалии и кроны гранатовых деревьев сияло солнце. Торжественный церемониал закончился, его участницы могли передохнуть. Теперь вместо ритуального саке мы пили обычное пиво.

Выход из игры: хики иваи

Поскольку существует церемония посвящения в гейши, есть ритуал и обратного свойства. Обряд хики иваи, «выход из торжества», в прошлом проводился в официальных общинах гейш лишь после того, как все долги куртизанки выплачены (ею самой или ее щедрым патроном); только в этом случае ей разрешалось вернуться в большое общество. Теперь такое выражение используется при уходе гейши из своего круга по любой причине, чаще всего в силу замужества, поступления на другую работу или по воле ее патрона.

Как же освобождаются от уз, скрепленных девятью глотками рисовой водки? Делается это с помощью вареного риса. Согласно существующему у гейш этикету, покидающая общину женщина преподносит своей старшей сестре, окасан, учительнице и всем, к кому испытывает благодарность и кто был добр к ней, по маленькому блюду вареного риса¹⁰. Этот жест освобождает от всего, что связывало ее как гейшу. В отличие от брака, который невозможно «развязать», а можно только официально расторгнуть, обычай гейш допускает, что каждая из сестер может выйти из сестринства путем такой грациозной церемонии.

Минараи: обучение наблюдением и подражанием

Старшая сестра служит образцом для младшей и обязана научить ее всем тонкостям должного поведения гейши. Хотя всякая старшая гейша вправе показывать новенькой, как ей следует себя вести, главным примером в обучении минараи является старшая сестра. В Понтотё большинство майко не закреплены за определенными чайными домиками. Обучение они проходят в минараидзая, «учебном чайном домике», откуда происходит их старшая сестра. Этим, в частности, объясняется и сам выбор наставницы. По той же причине практически все гейши Понтотё линии Ити прошли обучение в чайном домике «Дай-ити».

Обучение на примере раньше означало постепенное освоение ремесла гейш простым погружением в их среду. Так повелось с тех времен, когда воспитание гейши начиналось в возрасте 10–12 лет. Еще девочками их определяли в услужение в чайный домик, где они набирались необходимых знаний, наблюдая за старшими женщинами. Зачастую им приходилось трудно, но считалось, что толика страданий делает из девочки-подростка сильную женщину и хорошую гейшу. Долгие часы тяжкого труда, напряженные уроки танца и игры на сямисэне являлись для учениц строгим правилом. В большинстве случаев обращение с ними было самое жесткое, если не сказать большего.

Как же все изменилось ныне! Владелицы чайных домиков теперь озабочены поиском девушек, которые хотели бы пойти в майко и гейши. Мамы очень стараются не отпугнуть учениц излишней требовательностью. Да и какая там требовательность! Тех, кто готовится к дебюту в качестве майко или гейши, их мамы, клиенты и старшие сестры всячески балуют. Пытаясь заинтересовать девочек, мамы еще до полноценного вступления в общину одевают их в наряд майко и водят на вечера, куда приглашаются популярные артисты или знаменитости из театра кабуки. Владелицы заведений рассчитывают, что девочки увлекутся звездами экрана и сцены и предвзятое мнение о ремесле гейши рассеется. Новенькие еще успеют познакомиться со скукой банкетов и надоедливостью клиентов, а сначала им надо показать привлекательные стороны жизни гейши.

Ититаро, гейша старой школы, такое баловство современных майко считает постыдным. Ей сейчас восемьдесят лет, она давно оставила ремесло и теперь владеет чайным домиком «Накагава» в Понтотё. Под именем Ититаро она была одной из младших сестер самой первой Итико. Она считает, что современные гейши растеряли хорошие манеры, в их выступлениях уже нет былого артистизма, они разучились культурно разговаривать, у молодежи и в зачатке нет ни чувства ответственности, ни должного уважения к старикам. «Они думают только о себе», – заключает она, постукивая при каждом слове длинной трубкой о край пепельницы. Молодые гейши между собой называют ее старой ворчуньей и антиквариатом из-за ее старомодной трубки и вечного недовольства. Охотников переносить страдания ради искусства в наши дни отыскать не так-то просто.

Если у женщины на макушке есть совершенно круглая маленькая проплешина – это верный знак того, что в юности она была майко. У моей окасан, хозяйки «Мицубы», имеется таковая, и она называет ее «медаль почета майко». Такая плешка образуется от постоянного завязывания волос на макушке в узел, который служит основой для прически майко. С годами волосы там выпадают, а новые не отрастают. В повседневной прическе моей окасан проплешина тщательно спрятана, и о ее существовании знает лишь парикмахер. Когда окасан посещает салоны красоты в других городах Японии, она непременно похвастается перед косметичкой своей «медалью почета», которая свидетельствует о тяготах обучения. Единственный раз плешка доставила ей неприятные чувства – во время поездки во Францию, когда окасан не смогла толком объяснить ее происхождение французской парикмахерше. Бывшая гейша страшно переживала, что француженка сочтет ее лысеющей.

Нынче едва ли найдется бывшая майко с такой же отметиной. Их шевелюры теперь в полной безопасности, потому что девушки начинают работу в семнадцать, а не в двенадцать-тринадцать лет, как раньше. Хотя, по мнению Ититаро, это лишнее свидетельство умирания искусства гейши, с точки зрения более современных японцев дело майко и гейш по-прежнему заслуживает уважения и восхищения.