Читать книгу: «Эксперимент 731»

Ночной кошмар

Туннели… Они были продолжением самой земли, ее темным нутром, извращенной маткой, порождающей кошмары. Глубоко под Ульями, где солнечный свет был лишь далеким воспоминанием, начиналось царство холода и сырости, где здравый смысл медленно умирал, уступая место первобытному страху.

Стены сочились влагой, будто плакали, но слезы эти были пропитаны плесенью и чем— то более зловещим, чем простая грязь. Металлом, но с привкусом протухшей крови, с налетом застарелого ужаса. Запах был настолько сильным, что казалось, его можно потрогать, ощутить на языке, как горький привкус смерти. Здесь царила не просто тишина, а мертвая тишина, в которой каждый шорох казался предвестием чего— то ужасного. Кап… кап… кап… Каждый звук эхом отдавался в бесконечной темноте. Заблудиться в этих туннелях означало подписать себе смертный приговор. Они были живыми, дышащими, шепчущими, всегда готовыми поглотить. И самое страшное… Чувство, что за тобой наблюдают.

Но тишина эта звенела, пульсировала, давила на барабанные перепонки. Свет вспышки погас так же внезапно, как и появился, оставив после себя только тьму, более глубокую и зловещую, чем прежде.

Элия неслась по туннелю, как крыса, загнанная в угол. Сердце билось так, словно кто— то остервенело колотил им о ребра изнутри, и каждый удар разносился эхом в голове, заглушая все остальные звуки, кроме нарастающего шепота безумия.

Впереди маячили призрачные силуэты – знакомые лица в личинах смерти: Жанар с упрямым подбородком, Микола с тихой добротой, Вероника с мягкой улыбкой, командир Дадаев – старый волк с суровыми глазами и Симон – грациозный ирбис. Но это были пустые скорлупы, манекены из мрака. И они ждали её.

Они стояли неподвижно, словно статуи, высеченные из самого мрака. Их глаза… Они были пустыми, черными дырами, в которых плескалось безумие, в которых отражался не свет, а бесконечная, всепоглощающая тьма.

"Бегите!" – закричала Элия, но звук застрял в горле, превратившись в хриплый, сломанный стон. Она попыталась остановить себя, вбить ноги в землю, как гвозди, но тело ей не подчинялось. Оно больше не принадлежало ей. Невидимая сила продолжала толкать ее вперед, к ним, к этим чудовищным подобиям ее друзей.

"Нет! Нет! Нет!" – кричала она у себя в голове, скребясь ногтями по стенам рассудка, но все было четно.

Лицо Жанар, на котором застыло выражение ужаса и непонимания. Рука Миколы, вытянутая вперед в безмолвной мольбе, словно прося о помощи, которую никто не мог предложить. И беззвучный крик Вероники, застывший на ее деформированных губах.

Сверкнувший, как молния, кинжал в руке командира Дадаева, отблеск лунного света на стали, превратившейся в орудие смерти. И Симон, приготовившийся к прыжку, чье рычание превратилось в жуткий, нечеловеческий вой, от которого закладывало уши.

А потом… Вспышка… И тишина. Тишина могилы, где шепчут мертвые и кричат проклятые.

Элия стояла, не зная, жива ли. Ноги дрожали, руки онемели. Воздух – спертый, тяжелый, пропитанный озоном и гнилостным запахом. С трудом разлепив веки, зрение возвращалось медленно, сквозь липкую смолу.

Туннель – сырой, тесный, угнетающий – изменился, пропитался вспышкой, впитав злобу. Капли – сгустки чернил, стекали по стенам.

И они… Они лежали там, выброшенные куклы. Жанар… его лицо – кровавая каша. Микола… чья голова запрокинута, зубы в жуткой ухмылке, разорванная грудь. Вероника… бледная, почти прозрачная кожа, глаза, полные ужаса. Дадаев… решимость застыла на лице, рядом с ним— окровавленный кинжал. Симон… Страшнее всего было смотреть на барса. Всклокоченная шерсть вся в крови, скрюченное тело, застекленевшие глаза.

На стенах – символы. Странные знаки, словно выцарапанные когтями безумца, пульсирующие темным светом.

Элия почувствовала, как что— то шевелилось внутри. Нечто чужое, холодное и злое. Оно проникало в нее, как яд, заражая разум, тело, душу. Но затем…

Что— то влажное и холодное коснулось ее руки.

Элия рванулась вперед и села. Воздух ворвался в легкие, но не принес облегчения, а лишь опалил горло, как раскаленный песок. Сердце бешено колотилось. Липкий, обжигающий пот покрыл ее тело ледяной коркой, вызывая тошнотворную дрожь. Клочья кошмара, словно кусочки битого стекла, вонзались в сознание, не давая сосредоточиться, не давая понять, где она, что реально, а что – порождение больного разума.

В комнате царил сумрак, прорезанный лишь узкой полоской света от уличного фонаря, просачивающейся сквозь неплотно задернутые шторы. В этом сумраке привычные очертания вещей искажались, приобретая зловещие формы. Сброшенная на спинку стула куртка казалась сгорбленной фигурой, притаившейся в тени, с немым укором наблюдающей за ней. За окном монотонно хлестал дождь, барабаня по стеклу.

Она металась взглядом по комнате, жадно выхватывая детали, пытаясь ухватиться хоть за что— то, что могло бы вытащить ее обратно в реальность, в мир, где нет этого всепоглощающего ужаса. И тут ее взгляд замер.

В полумраке, у самой кровати, кто— то был. Темное, смутное пятно, сливающееся с тьмой. И это что— то… лизало ее руку. Медленно, настойчиво, влажно.

Пантера подняла голову, ее глаза, как два изумруда, встретились с глазами Элии. Обычно в них светилась безграничная преданность, но сейчас она увидела в них отблеск страха, словно и Геката почувствовала отголоски кошмара, что терзал ее хозяйку.

– Так это ты меня разбудила? – прошептала Элия, – Спасибо, – брюнетка быстро стерла влажные дорожки с лица.

Она попыталась улыбнуться Гекате, но мышцы лица не слушались ее. Она хотела убедить себя, что это был всего лишь сон. Всего лишь кошмар, порожденный усталостью и стрессом. Но слова застревали в горле, не находя выхода.

В глубине души Элия знала, что это не так. Слишком реальными были ощущения, слишком яркими образы. Это был не просто сон, это было воспоминание. Тяжелое, гнетущее, отравляющее ее существование.

Она сбросила с себя одеяло и встала с кровати. Ноги подкашивались Ей нужно было движение, нужно было как— то выплеснуть этот ужас, эту отравляющую вину, которая разъедала ее изнутри.

Подойдя к окну, она взглянула на ночной город. Дождь все еще лил, размывая огни фонарей, превращая их в расплывчатые пятна, похожие на слезы. Город, обычно полный жизни, сейчас казался призрачным и безжизненным. Где— то вдали, за горизонтом, скрывалась степь, бескрайняя и молчаливая, как память. Степь, где они были счастливы, где они были вместе. Сейчас эта степь казалась Элии огромным кладбищем, хранящим страшную тайну.

Элия тяжело дышала, пытаясь унять дрожь, охватившую ее тело. Сон, кошмар, воспоминание. Слеза одиноко потекла по лицу. Элия почувствовала легкое прикосновение к своей ноге. Геката.

В глазах пантеры плескалось беспокойство и, кажется, даже легкий укор. Элия опустилась на колени и погладила мягкую, шелковистую шерсть.

– Прости, девочка, я знаю, что напугала тебя, – прошептала она, чувствуя, как шерсть впитывает ее слезы.

Внезапно ей пришла в голову мысль. Ей нужно было движение, ей нужно было чувствовать свое тело, нужно было развеять этот кошмар.

– Геката, – сказала она, вставая с колен, – Как насчет пробежки? По ночному городу?

Геката любила дождь. Любила ощущать, как прохладные капли омывают ее черную шерсть, любила запах мокрой земли и свежей листвы. Но еще больше она любила поспать. Особенно когда за окном бушевала непогода. Пантера посмотрела на хозяйку, словно говоря: "Ты действительно этого хочешь? Прямо сейчас?". В ее зеленых глазах читалась явная мольба остаться в тепле и уюте.

Элия виновато улыбнулась.

– Я знаю, Геката, знаю, что тебе хочется спать. Если ты совсем не хочешь, можешь остаться дома. Я не обижусь.

Геката, услышав это, на мгновение задумалась. Мысль о теплой подстилке и крепком сне была соблазнительной. Но она знала Элию. Знала, что ей сейчас плохо, и что ей нужна ее поддержка. Она не могла ее бросить. Не сейчас.

Не хотя, она поднялась на ноги. Медленно, неохотно потягиваясь. Каждая мышца протестовала против этого внезапного подъема. Затем, без лишних колебаний, развернулась и направилась к двери, тихо, почти не слышно, рыча. Это было скорее ворчание, чем полноценный рык, но Элия прекрасно понимала его смысл.

– Спасибо, девочка, я в тебе не сомневалась, – прошептала Элия, погладив Гекату по спине. Она чувствовала, как под ее рукой вздрагивает шерсть, и понимала, что пантера все еще не в восторге от этой идеи.

Город встретил их пронизывающим морозным воздухом, который сразу же обжег легкие. Дождь хлестал по лицу, заставляя щуриться. Фонари тускло освещали мокрый асфальт, превращая улицы в скользкие зеркала. Но они не собирались здесь оставаться. Элия повела Гекату по переулкам и дворами, обходя людные места.

Она бежала. Не быстро, но целенаправленно, стараясь не отставать от пантеры, которая задавала темп. Каждый шаг отзывался болью в мышцах, но Элия не останавливалась. Ей нужно было движение, ей нужно было чувствовать, как бьется ее сердце, как горит кровь в венах. Ей нужно было убежать от кошмара, который преследовал ее.

Быстрая, почти судорожная проверка личности. Железный жетон Элии лишь на мгновение задержался в заскорузлых пальцах ревизора арсенала. Мужчина недовольно крякнул, бросив короткий, резкий взгляд на нее. Его взгляд скользнул к Гекате, затем снова к Элии. Недвусмысленные переглядывания дежурных, молчаливое обсуждение, – немой вопрос, висевший в воздухе, о том, кто она и что делает одна в столь поздний час.

– Это же Малый Жнец, – одними губами прошептал молодой парень.

Наконец, после затянувшейся паузы, прозвучал короткий щелчок механизма, и тяжелые ворота с грохотом отворились, выплеснув Элию и Гекату в объятия безжалостного мира за пределами Улья.

Пробежка началась сразу же, как только ворота заскрипели за спинами, закрываясь. Элия и Геката часто выходили на пробежку, только не через восточный КПП, а Южный, где ее уже давно все знают и прославили сумасшедшей. Ведь она выбиралась в Зону Заражения без базовой экипировки ходока, без тяжёлой брони, без мощного оружия, только с верной пантерой и неизменным желанием изучать мира вокруг. Ее безумие было не в голове, а в душе.

Перед ними расстилалась не привычная запыленная поляна, а… лес. Не просто лес, а безбрежный, зловещий, темный океан древесных крон, словно живой организм, дышащий холодным, влажным воздухом. Солнце, пробиваясь сквозь густую листву, рисовало на земле пугающие, изменчивые узоры света и тени. Тишина, нарушаемая лишь шелестом листьев и приглушенным щебетаньем птиц, казалась еще более устрашающей, чем крики Пескоглазов в пустыне. Это был мир, где царила нерукотворная, дикая природа.