Читать книгу: «Тайна архангела. Книга 2», страница 41

– Выйди, – приказал он грубо.

На вызов была обязанность отвечать. Мгновение и в воздухе показалось длинное платье, но, не успев прорисоваться, силой воли исчезло снова. Аромат духов усилился, опьяняя своей яркостью. Алан рванул к неясной фигуре, ощущая близость живого тела. Ему показалось, что он почти схватил ее за руку, но силуэт резво переместился в другое место и через миг вихрем полетел прочь, едва прихлопнув дверью и так не показав своего лица.

Алан, взбудораженный, хотел броситься за ней, заставить появиться и, нет, не обидеть, но сделать так, чтобы она рассказала, кто такая и откуда взялась. Но тут у самой двери он увидел, как что-то упало, звякнув о камни пола.

Генерал гордыни подошел и, нагнувшись, поднял маленький кулончик на тонкой золотой цепочке. В его руке оказалось крошечное рубиновое сердечко.

Он ничего не понял. Но украшение ошеломило его и рассказало больше, чем возможные ответы на все вопросы. Алан поднес кулон к глазам и, обняв пальцами, прижал его к своему подкольчужнику, не находя, куда спрятать.

На архангельской скале царило безмолвие. Михаил лежал в окружении братьев. Агнесс нежно гладила его волосы и смотрела в глаза. Слова были больше не нужны. Даже слишком много было сказано. А они просто хотели быть вместе. Он просто желал причастности близких.

Михаил глядел то на Агнесс, то на лица братьев. То его веки утомленно закрывались и он отдыхал, сберегая силы. Его сердце мерно билось, состояние стабилизировалось. Лишь иногда, как мелкая дрожь, грудь теребил беззвучный кашель.

Рафаил вернулся из ада, принеся логичные для всех вести: Самуил его послал. Агнесс промолчала, узнав о выдумке Михаила. Теперь архангел лекарей дежурил около старшего брата, ловя любое изменение его самочувствия. Пускай Михаилу оставалась лишь короткая жизнь смертного, неизвестно, часы или дни, но Ральф хотел, чтобы брат состарился рядом с ними.

Агнесс чувствовала, как ее сердце бьется рядом с сердцем Михаила. Они были снова вместе и близкие, как обрученные друг с другом. В его груди было еще столько всего, чтобы передать ей, и Агнесс слушала складывающиеся в его душе стихи. Как и архангелы, чудилось, тоже слышали эти прикровенные фразы.

За жизнь я бьюсь и умираю,

Последним вздохом на губах

Свою победу посвящаю

Тому, Кто смог развеять страх.

Кто сердце собственное вынул

И на алтарь его принес,

Кто мир погрязший не покинул

И сжалился сиротских слез.

О да, теперь я угасаю,

Такой был яркою свечей

И в миг последний умоляю:

Храни восточной их звездой.

Я за людей отдал все силы,

Отдал их тем, кого люблю.

Объятьем рук Иеремила

Тебя молю, Тебя прошу:

Прости меня, не прав я коли.

Один Безгрешен, Совершен,

Не угасишь моей Ты боли:

Я выбрал своей последний день.

Ты умер и воскрес,

Как Солнце.

А я умру – настанет ночь.

Струится кровь из ребер молча,

Не в силах Рафаил помочь.

Я жертву приношу для мира,

Как сделал это Ты тогда.

Одной любовью Уриила

Спасаю смертные тела.

Они ведь Тела Твоего частицы,

Они есть Ты, и Ты – они.

Как больно и тоскливо мне…

От жизни вечной отказаться,

Предав себя кромешной тьме.

Не видеть света и печали,

Не зреть ни лета, ни зимы,

Не слышать Гавриила песни,

Не знать, что без меня они.

Мне тяжело, хотя архангел,

Верней, теперь уже им был.

Твоею силой напоен,

Сраженный в бое павший ангел,

Ее слезами умилен.

Как не хотел я быть когда ли

Причиной слез ее. Сейчас

Она рыдает безутешно:

Разбилось сердце, как алмаз.

Я счастлив видеть братьев рядом,

Молитвы, подвиги их рук,

Иегудиила, Салфиила,

Варахиила сердца стук.

И счастлив я познать до смерти:

Открыла в жизни у себя

Свою потаенную дверцу,

Она впустила внутрь меня.

О, как хочу я быть спокоен,

Надеясь, что ее судьбой

Благословенье станет Духа,

Чтоб Землю защищать собой.

Я верю, что теперь по силе

Ей сатану сдержать в аду:

Атаку страшную отбила,

Восторжествует битву не одну.

Как буду я скучать, родная,

Твоей улыбки, нежных рук.

Я не смогу с тобой обняться,

Мой самый сокровенный друг.

Не плачь, тебя я умоляю,

И, братья верные, прошу:

Улыбки ваши осветите,

Когда от вас я ухожу.

Ее рука глаза закроет

Мои, и станет мир печаль.

В бою за жизнь убитый воин,

Как, Боже, дара жизни жаль.

Казался так недосягаем

Я для тебя. Теперь тону

В своей я крови, задыхаюсь.

Тебя, Агнесс, всех вас люблю.

И сном протяжным бездну тени

Вкушу, не чувствуя себя.

Не вечно быть душе в забвенье,

Прейдет и небо и земля.

Настанет воскресенье мертвых,

Средь рая искр и новых волн

Восстану я тогда со всеми,

Вдохну я царства мир и звон.

Средь новых лиц, героев новых,

Я обрету тогда покой

Средь вас,

Тот самый павший воин,

У ваших ног воссядет он.

Не буду ангел я,

Адама не назовусь тогда сыном.

Лишь только, души, без обмана

Примите брата снова в дом.

Дождитесь, сердцем не сгорая,

Любите, помните: любил

Ваш брат. Сейчас от вас уходит,

Вам предан духом Михаил.

Я знаю, что она дождется.

Я знаю, братья будут ждать,

Улыбка девичья вернется

Ко мне в тот день.

Тогда опять блаженством будет

Больше боли

Всех вас средь праздника обнять.

Но в нависшей тишине, в кажущемся безмолвии, уже нарастало бурление, излияниями Михаила созревал и лопался семенами бунт. И было слышно, как в душах присутствующих, в их сердцах шумит молитва, шуршат слова. Михаил чувствовал, что мысли обращены к нему, а сердца неотступно ходатайствуют перед Богом.

И слова Агнесс прозвучали в нем, отзываясь на его прощальную песню:

– Нет, ты постой! Не надо боле,

Я так тебя не отпущу,

Я знаю, что все в Божьей воле,

Тебя я у Него прошу!

Но ей оставался только усталый ответ Михаила:

– Агнесс, не надо, будь ты стойкой…

Уж закрываются глаза.

Твоей молитве благодарен,

Но эта боль – моя стезя…

Но архангел испытывал теперь всем своим телом, что просьбы братьев все крепче и горячее. И среди шепота мыслей прорвалась в голове пламенная речь Гавриила:

– Постой!

И я теперь вмешаюсь.

Я за тебя сейчас молюсь.

Прости, но мне удержаться,

И мне спокойно не вздохнуть.

Я муза, я не стойкий воин,

Мой плач, как море, напоил

Моих стихов безбрежно волны,

Позволь тебе читать их вечно, Михаил!..

Михаил слышал, что, убедительно слезный, ему вторит голос Иеремиила:

– Ты обожди!

Мой брат любимый!

Ты помнишь, как ты утешал

Меня. Молитвой страстно нежной

Молюсь, чтоб снова к жизни встал!

Чтобы обнял собой планету,

Чтобы вдохнул всем ветрам мощь

Тот, ближе кого в мире нету!

Чтоб Бог расторг бы эту ночь!

И как сходятся с ним слова Уриила:

– О брат, прошу:

Ты подожди минуту!

И ты прости, что я не смог понять.

Да, я, огня у Господа архангел,

Ничто не в силах поменять.

Но я молюсь, как Агни,

Братья, вдруг сможем мы спасти тебя?

Но снова Михаил не оставлял им надежды:

– Быть может, Ур,

Но я не в силах

Терпеть сейчас,

Прости меня…

Молчание Рафаила было струей воды:

– Я ангел исцеленья душ и тела,

Но свет бесплотных не могу вернуть.

Лишь Господа могу просить я неотступно,

Чтоб воскресил архангельскую суть.

Глаза Салафиила были обращены вверх, но сердце его было на Земле:

– Всю жизнь молился и молюсь я,

Но что сказать Ему сейчас?

Когда слова на четках тают,

Верни нам диких гор алмаз.

Михаил:

– Помилуй, Боже…

Боже правый…

И не бросай меня теперь…

Когда унынием задавлен…

Прошенья застучались в дверь…

Варахиил:

– Мой брат родной

И самый лучший,

Ты погоди,

Постой, ты жди!

Я знаю: хватит устремленья,

Мы вымолим тебя в тиши!

Иегудиил:

– Твой подвиг, Михаил,

Что больше,

Всех подвигов всех ангелов моих!

Прошу тебя постой; я крепче,

Не знаю, что у Господа просил.

Агнесс:

– Послушай, Миша,

Просто болью со мной своею поделись,

Отдай себя, всё в Божью волю,

Проси, чтоб светом исцелил. -

Михаил:

– Да, я прошу,

Ты слышишь, Агни?

Я так прошу,

Я жить молил.

Ты ангел мой, пречистый ангел,

Спасибо, я тебя любил…

Агнесс:

Любил ли? –

Михаил:

Нет, не меньше люблю тебя, малыш,

сейчас…

Прости, но путаются мысли…

Последний чувствую я час…

Агнесс:

Нет, нет, прошу не извиняйся,

Я знаю тяжело тебе… -

Михаил:

О да, не думал я,

Так тяжко

Лежать в предсмертном полусне

И чувствовать, что тленный ныне,

Не ангел и не человек…

Но это не мешает больше

Родных любить

Своих

Вовек…

Агнесс:

Как мне не плакать?

Мне так больно…

Я будто остаюсь одна…

Я знаю, Боже,

Все ведь в воле

Твоей,

И было, будет так всегда.

И я молюсь и уповаю,

Я так люблю Тебя, его.

Я снова слезно умоляю:

Верни блеск сердца моего!

Я женщина,

Ты знаешь, болью

Что значит изболеть моей,

С креста ты видел свою матерь,

Невесту Божью, мать людей.

Прошу Тебя,

Я умоляю!

Я плачу,

Не могу дышать!

Прошу,

Ты сделай Своей силой,

Чтоб я смогла его обнять!

Прошу!

Тебя я умоляю!

И если жертву нужно, забери

Меня,

И, людям отдавая,

Верни его,

Как возвратил

Ты Лазаря Марии

В день четвертый,

Который был, как он, любим…

Михаил:

Я жертва, Агни,

Доброволец,

Я ангел, павший за людей,

Прошу, прими это спокойно,

Возьми моих ты бремя дел…

Уриил:

Стой! Если жертва будет нужной,

Я отдаю себя теперь!

Варахиил:

Вернись ты, Михаил,

Ведь можно меня отдать за всех людей!

Иеремиил:

Нет, я не вижу слёзы больше!

Я, ангел милости,

Хочу,

Себя предать я Слову, Воле,

И тем его я возвращу!

Гавриил:

С ума сошли?

Без вас мы проживем ли?!

Нет уж,

Такого не просил!

Пусть заберут меня и точка,

Ведь я вернусь,

Каким и был!

Рафаил:

Все хватит, слушать

Дольше

Я всех уже вас не могу,

Я отдаю себя, и слова

Не говорите мне, молю…

Салафиил:

О Боже, нет же, не внимай им,

Возьми меня и жизнь мою…

Иегудиил:

Закрой, мой Бог, Ты Свои уши,

Хочу я умереть, так как его люблю…

Михаил:

Оставьте это, я прошу вас….

Агнесс:

Мой Боже!

Не медли боле!

Ведь сколько боль терпеть ему?

Я вижу кашляет он кровью,

Глазам моим невмоготу!

Возьми меня!

Имею право

Отдать я все, его храня!

Прошу!

Тебя я умоляю!

И если нужен агнец человечеству еще

Бери одну меня в расчет.

Бери

И, искупленье им давая,

Верни его,

Как возвратил

Ты Лазаря Марии

В день четвертый,

Который был, как он, любим…

По щеке Агнесс покатилась слезинка. Ее пальцы коснулись кожи, вытирая кристальную влагу. Его сердце билось и стремясь, и смирившись. Они же молились, кроткие, но готовые все изменить.

Верни его,

Как возвратил

Ты Лазаря Марии

В день четвертый,

Который был, как он, любим…

Небо над скалой стало растворяться белесой полосой, словно открываясь воротами в рай, высокими, досягаемыми лишь святым Божьим. И с самого Престола в сиянии лучей к архангелам спустились люди. И посреди этих людей к ним шел Он в сопровождении женщины в темно-синей накидке.

Сердце Агнесс вырвалось широким вздохом, грудь поднялась, защемившись радостью и всеотдающей надеждой. Архангелы стали на ноги и тут же опустились на колени, благоговейно склоняя голову. Лишь Агнесс, как была, осталась сидеть рядом с Михаилом. Он почувствовал, как ее губы что-то жарко шепчут ему на ухо, а руки обнимают, и горячий влажный поцелуй мимолетно касается его щеки. Она была с ним, и она была одновременно вся там.

Люди снизошли на скалу и остановились перед ангелами. Двенадцать мужчин и Один посреди учеников, Учитель в простом плаще, с длинными мягкими волосами и взглядом таким, каких не бывало ни у людей, ни у ангелов. И Дева по правую руку, что называлась Матерью всех живущих на Земле и на небе. Сам Иисус явился бесплотным силам в окружении апостолов и Пресвятой Девы Марии.

Он выступил вперед, казалось, не касаясь сандалиями камней: столь лучезарна была Его походка, что не смешивалась с окружающим миром. И никто не смел поднять на Него взор.

– Встаньте с колен, дети. Ибо вы сыновья, а не рабы. И Я пришел лицезреть вашу радость, а не скорбь.

Архангелы молча повставали, и на Господа устремились прямые, без обиняков взгляды таких разноголосых глаз.

– Итак, вы одержали сегодня величайшую победу, – промолвил Иисус. – Но ваши лица печальны, и стоны раскалывают самое небо. Где же тот, кто изваял сегодняшнее веселье собственной кровью?

– Он с нами, Господи, – произнес Варахиил, отступая в сторону и обнажая взгляду Михаила и коленопреклоненную Агнесс. Архангел тяжело дышал, прикрыв глаза, и ее руки держали его голову, а губы были сжаты, скованные печатью разделенной тяжести.

– Что ты совершил, Михаил? – Иисус приблизился к первому архангелу. – Я слышал вопли Земли и трубы ада, возвещающие ей поражение, когда вдруг кометой вспыхнула вера. Но вот эта комета, падая, угасает. Как мог ты, хранитель планеты, отдать свой дар, что был дан тебе для служения и бросить его в бой? Объясни мне это.

Агнесс слышала вопрос, заданный Им. Но силы Михаила изменили ему. Она ощутила, что архангел не может говорить. И посему она взяла слово за него.

– Господи, позволь мне ответить, – она подняла подбородок. – Потому что я знаю, что хочет сказать Тебе Михаил. Мы отдали победу, еще когда шли на этот бой. Но Михаил хотел дать людям еще один шанс. Не дожидаясь сокрушительного проигрыша, который бы увлек за собой тысячи душ, не откладывая на возможный реванш в будущем. И он отдал за них все, что у него было. Он положил в жертву себя самого, потому что так сделал и Ты, Господи. И он знал и знает, какой это был риск, что все могло обернуться провалом и напрасной смертью для ангела-хранителя Земли. Но он решил пойти на этот риск. Потому что он самый близкий ходатай за Землю, он ее ангел. Как и я. И он действовал по Твоему примеру, как Ты учил нас.

Взгляд Иисуса был в лицо ангельской женщины. Он обратился к Михаилу через нее.

– Твоя жертва стала спасением людей. Спасением сейчас. Но думал ли ты о том, что за них уже и так пролита кровь, Моя и кровь сотен тысяч мучеников. Мученичество – это удел человека, а не ангела. Ты понимаешь это?

– Так, Господи, – Агнесс наклонила голову. – Но Ты дал и нам свободу выбирать. «Милости хочу, а не жертвы». Разве его кровь неважна для того, чтобы подкрепить выбор верных? Или она не нужна тем, кто просил его помощи помимо сделанных дел?..

Последней фразой Агнесс будто открылись глаза. Она прозрела, что Михаил говорит о Той, которая встречалась с ним до боя и заступилась за людей.

Иисус взглянул на свою Мать.

– Я просила об этом, – молвила Мария. – Но его крови я не могла просить. Я лишь сказала ему: «Сделай все». И он сделал, как подсказало ему сердце. Разве он не имел на это права?.. Хотя и мое сердце болит за него, обливаясь кровью.

– Но ты представь, как завтра люди придут в храмы и обратят молитвы к Михаилу, – проговорил Иисус. – И что они услышат? Пустоту? Для людей отвоеван шанс на покаяние, для Михаила – смерть и забвение. Разве Бог творил тебя ради этого, а не ради жизни? И кто сумеет заменить тебя, чьи крылья укроют Землю, кто выйдет в войнах с сатаной, десятках таких же, возможно, как сегодня?..

– Господи… – шепнул Михаил. – Я знал, на что иду… И насколько я мог рассуждать здраво, я решил, что для Земли важнее сегодняшняя победа. Прости меня, если я нарушил свое предназначение. Искренне я не знал другой Твоей воли, кроме как следовать Твоему примеру во всем… Но разреши, у меня есть преемница. Благослови ее на мое место. Пусть молитвы, обращенные ко мне, будут обращены ей. Дай ей силы, и она выстоит против дьявола.

Иисус поглядел на Агнесс, но она молчала, затаив свой собственный ответ. На Господа были устремлены глаза семи архангелов.

– Но и она, и твои братья хотят другого, – сказал Он.

– Да будет воля Твоя, – ответил Михаил. Его губы сомкнулись.

Вперед вышел Иеремиил.

– Владыка, – вымолвил он. – Мы знаем, что сегодня дорогой ценой заплатили за собственные ошибки, за то, что не смогли укоренить людей на пути благочестия и позволили дьяволу реализовать свой план. Но если для спасения нужна жертва, каждый из нас готов заменить Михаила собой. Прими нас за него.

– Но примет ли это Михаил?.. – возразил Иисус.

– О Боже, его жертва не была вопросом. Да не потребует вопросов и моя жертва! – Агнесс приподнялась.

– Агнесс! – ее судорожно схватила ладонь Михаила.

– Молчи! Ты нужнее Земле в тысячу крат, чем я! – воскликнула она. Их обоих бросило в жар. Агнесс разрыдалась тому удару, что врезался в его грудь.

– Не плачь, – утешил Иисус. – Потому что кровь, пролитая Мной, не требует больше крови в жертву. Михаил будет исцелен без всякой цены.

– Господи, так сделай это, прошу! – вскрикнул Иегудиил. К Иисусу потекли безмолвные молитвы. И бесплотные силы, и молчащие апостолы, и Мария, трауром облаченная в черное и синее, – все просили у Него одного.

– Пусть Михаил скажет, хочет ли он этого, – ответил Иисус.

– Миша, – шепнула Агнесс с трепетом.

– Ты хочешь вернуть архангельство и возвратиться на небо? – вопросил Иисус.

– Хочу, – еле слышно молвил Михаил.

– Сила Бога способна сделать это беспрепятственно, – проговорил Иисус. – Но есть иное препятствие. Твое тело изранено и смертно. И невозможно описать словами ту боль и те страдания, которые ты ощутишь. Готов ли ты к этому?..

– Я готов, – тихо кивнул Михаил.

– Тогда да будет так, – заключил Иисус. – Отче… Да исцелится Твой ангел…

Он поднял глаза в небо. Оттуда заструился несильный ручеек света. Потом он многократно увеличился и забурлил как горный поток. Сильный, каковым и был архангельский потенциал. Лучи коснулись тела Михаила.

Воздух поразился крику архангела. Михаил отдернулся в сторону, сжимая руку Агнесс. Он стиснул зубы так, что не мог даже стонать. Накидка осталась пустовать на скале, свет пошел мимо, удаляясь в землю.

– Я не могу, нет, – услышали все рассыпавшиеся слова первого архангела.

– Миша… потерпи чуть-чуть… совсем немного… – проговорила Агнесс торопливо и ласково.

Она попыталась успокоить его своей нежностью, но он вдруг схватил ее одежду, как больной в бреду, прося ее защиты.

– Я не могу… Оставьте меня…

Он лежал обнаженный до пояса, в одной повязке, из-под которой засочилась кровь. Агнесс увидела, как исказилось знакомое ей лицо, а из глаз полились слезы. Первый раз в жизни она видела, что он плачет. Плачет у нее в руках.

– Немного, умоляю тебя… Ради жизни, ради любви, – Агнесс была шокирована. Ее ладони обняли его, но она не могла справиться с отчаянием и страданиями.

– Нет… Отпусти меня… Я тебя прошу… – молил он. – Я больше не могу терпеть… Я же… отпустил тебя…

В Агнесс все перевернулось. Она не понимала, как такое могло вершиться у нее на глазах, в ее пальцах, и куда ей еще бежать, в чьих объятьях прятаться, что отдать, лишь бы он не ускользал от нее так быстро. Но тут к Михаилу подошла Мария.

– Нет, нельзя же так, – сказала она. – Агни, позволь…

Пречистая Дева сама опустилась на колени, касаясь камней широкими черными брюками. Агнесс уступила ей место, чувствуя такую слабость, будто сейчас упадет с ног. Ее принял на руки Варахиил. И она тут же расплакалась на груди у милого ей брата.

Мария взяла Михаила на свои колени и, обезопасив ладонями, зашептала над самым ухом так, что обрывки ее фраз разумели только те, кто стоял совсем близко.

– Я знаю, тебе больно. И ты пережил столько, что смертное тело само отказывается от жизни. Но боль не сильнее твоего духа. Сердце твое осталось прежним. Оно создано для любви, а любовь – это жизнь, а не смерть. Пусть терзания не смеют тягаться ни с твоей силой, ни с твоим бессилием. Ты чувствуешь?.. Твоя жизнь когда-то появилась из ничего. Дай же ей сейчас пролиться в тебя посредством моих рук, как это было тогда. Ты веришь мне?.. Просто верь. Ты обещал мне бой?.. Подари же мне себя. Родись еще раз. Просто скажи да, сделай это, хорошо?..

Мария ощутила беспокойное дыхание архангела. Неподавленные слезы катились из его глаз. Ее слова шли калейдоскопом в его мозгу, но в них было столько тайны и значительности, что тело укрепилось посреди безнадежности метаний.

– Хорошо… – Михаил замер на ее коленях.

– Ему нужна ваша помощь, – Мария подняла лик. – Архангелы, встаньте вкруг него. Возьмите на себя часть этой боли.

Архангелы выстроились рядом.

– Агнесс, иди к ним, – темные глаза Богоматери тронули фигуру помощницы.

Агнесс повиновалась. Ее запястья взяли в свои руки Гавриил и Иеремиил. Архангелы сомкнули окружность.

– И вы тоже, – велела Мария апостолам. Второй стеной, закрывая своими телами архистратигов, встали, держась за руки, двенадцать апостолов. – Мужайся…

Святая Дева легко и осторожно подвинула Михаила к потоку света, так что она вместе с ним оказалась в центре струи.

Глаза Агнесс ослепило сиянием. Вскоре она не зрела глазами, но всем телом ощущала разрастающийся поток. Михаил шумно дышал, вздрагивая в объятиях Марии.

Свет холодил кожу, нарастая с космической быстротой. Первоначальная река показалась лишь слабой пробой того, что вдруг океаном дождя, ветра и снега, всего, на что способна была душа архангела: воем волн, неприступностью скалы, бурей и штормом, но не силой стихий, а неведомой, разящей мощью – разом обвалилось на их головы, заставляя задыхаться и вдыхать полностью, вырываться, стоя на месте, закружило разум и чувства, унося в неведомо далекий ужас, повергая в трепет и водоворот зарождающейся жизни.

Агнесс в изнеможении стояла на ногах. Ее ладони выскальзывали из архангельских рук. Вдруг их всех потрясло землетрясением. Секунда и они ввосьмером по очереди стали падать на колени, удерживая друг друга, как последнюю опору. Грудную клетку вывернуло наружу, Агнесс поняла, что не справляется ни она, ни архангелы.

Первым не выдержал Уриил. Его тело выгнуло колесом, и из груди, разлетаясь под его вопль, полыхнуло пламя, сливаясь с обилием света. Камни под ногами ходили валами волн. Архангелы вжимались в них коленями, из их тел вырывалась неизмеримыми вихрями сила, заключенная в их даре. Агнесс почувствовала, что больше не может ничего. Оглушенная, она упала на землю и не ударилась затылком только из-за рефлексивной хватки выкрученных рук.

Вокруг ничего не было слышно из-за шума. И вдруг ее потерявших чувство реальности ушей коснулся пронзительный, как удар хлыста, вскрик. Это был голос Михаила.

Агнесс не знала, как сотая доля мгновения смогла поднять ее подбородок и что сотворило с ней сотрясение божественной силы. Посреди сломанного круга нестройно стоящих на коленях архангелов поднялся с земли, искрясь избытком собственного света, Михаил.

Глаза запечатлели, как он встает на ноги и падает ниц перед Иисусом и Марией, целуя им руки. Как он блистает целиком, как молния, посланная с небес, такой белизной неестественного солнца, как блистали Божьи мечи, как сверкала искра в его глазах. И его лицо, оно поменялось до неузнаваемости. Он вновь был молод, каким видела она его впервые.

В один момент чувство истощения исчезло. Как после бури остается лишь свежесть и успокоенная прохлада. Архангелы в едином порыве стали вскакивать с камней.

Выпрямилась и Агнесс, не ощущая усталости. Сузившиеся зрачки смотрели на глаза Михаила. И его взгляд был непередаваем сейчас даже для нее. Не зная отчего, Агнесс сделала шаг назад и прикоснулась к фигурам апостолов, только сейчас вспомнив о тех, которые стояли как резервная преграда для той силы, что едва ли не полностью испытали на себе бесплотные братья.

И через миг она видела перед собой уже их спины. С криками радости все они, апостолы вместе с ангелами, кинулись на плечи Михаилу.

А ноги Агнесс повели ее в сторону. Она быстро отошла на другой край скалы. Потрясенная. Ее ладони накрыли глаза.

Слова благодарности летели птицами, адресованные Богу, Марии, друг другу. Объятия совсем заслонили Михаила от мира, не давая опомниться и вдохнуть привычного воздуха бесконечной жизни.

От толпы, нетронутая телами, отделилась Мария. Она подошла к Агнесс и погладила ее плечо.

– Ты молодец, – шепнула она, глядя в лицо помощницы.

– Спасибо… – смогла произнести Агнесс. – Ты… дала мне его…

– Держись, – глаза Марии улыбнулись. – Мы увидимся в раю.

Она оставила Агнесс, удаляясь к Иисусу. Он ждал ее в стороне от остальных. Через несколько секунд, они, намеренно не прощаясь, исчезли, оставшись в сердцах.

Диана еще раз доказывала, что женская самоотверженность не знает границ даже в аду. На своих изящных плечах она протащила Самуила через добрую половину каменных улиц на пути к его покоям.

И хотя она не была самой маленькой и худенькой на свете, она чуть не подохла на десятом повороте тягать девяносто килограмм чистых мышц. Дело осложнялось еще и тем, что Самуил все время дергался как бешеный и орал матом ей на ухо. А на подходе к адской площади он вообще наотрез отказался идти дальше, сказав, что лучше раскается и вернется в рай, чем появится таким перед демонами. Впрочем, Диана и сама не горела желанием показываться в унизительном амплуа между адскими обормотами, поэтому, для проформы обозвав мужа олухом, свернула на окольные тропы, тем самым увеличив дорогу раза в полтора. Она предложила было Сэму направиться в ее комнату, которая была существенно ближе, но Князь смекнул, что если туда войдет, то из рабства уже не выйдет, и развопился так, что ей пришлось уступить его желаниям.

– Черт тебя дери! Осторожно! – кричал на нее Самуил, когда Диана продирала его сквозь ухабы непочиненных дорог. Его трахеи сипели от недостатка воздуха. – Мне больно!..

– Да чтоб ты задушился: больно ему! – хрипела Диана в ответ.

Ее каблуки заплетали ей ноги, но снять туфли она не решалась, ибо изуродовала бы ступни на острых щербинах камней, которые было не разглядеть во тьме да еще с такой ношей, отвлекающей все внимание на себя, как грудной ребенок. Воистину ей хотелось разбить ему башку за то, что он никогда не давал ни крупицы на ремонт улиц собственного Царства.

Диана шла на последних силах своей воли. На генералов надежды уже не оставалось: их должны были привести к ней мокрицы, но ни один урод так и не соблаговолил явиться.

Она должна была в одиночку довести своего придурка-мужа до комнаты и бросить его наконец на кровать.

Они преодолели почти четверть всех северных адских владений, когда, пожалуй, на самом ужасном повороте ада Диана зверски споткнулась в глубокой колдобине. Каким-то образом ей повезло не сломать себе ногу и удержаться, врезавшись пяткой в разломанные булыжники, пропоров задник туфли вместе с чулками и кожей. Она бешено вскрикнула, ее рука наткнулась на стенку, спасая от падения. Князь слетел с ее плеча, совокупляясь с другой стеной как раз больным местом. Диана, злопыхая проклятиями, схватилась за левую ногу, скидывая обувь и проверяя не задеты ли сухожилия. Но ее боль осилил крик мужа.

– Дура!.. – заорал Самуил, как пьяный хватаясь за стену. – Куда ты смотришь, шалава архангельская?!..

Эти слова переполнили чашу ярости. Княгиня повернула к мужу искаженное гневом лицо.

– Это я… архангельская шалава?.. – задохнувшись, прошипела она. – А ты кто такой?!.. Да лучше бы я осталась в раю служанкой Михаила, чем утирать твои сопли после очередного поражения от настоящего архангела!..

Диана узрела, как изменилось выражение его лица. Глаза Самуила сверкнули так, как она не видела уже давно. В это мгновение она поняла, что за «настоящего архангела» Самуил сейчас свернет ей шею. Она только выдохнула, не успев даже поддаться испугу и отойти. Князь глухо и страшно зарычал и кинулся на нее, протягивая вперед огромные, как молоты, руки.

Но, не достав считанных сантиметров до жены, он вдруг повалился на камни, корчась в смертельных муках. Это действительно был конек Михаила.

Диана моргнула, пытаясь прогнать оцепенение. Она стояла на одном каблуке, из левой ноги лилась кровь. Широко раскрытые глаза коснулись беспомощно барахтающегося супруга. Рука Михаила, похоже, сохранила ее и в преисподней.

– Сэм, прости меня!.. – Диана бросила себя к супругу. – Ты один самый лучший, я только тебя люблю!.. Ты мой Князь, Владыка ада!..

Она крепко обхватила его шею и стала целовать и прижиматься. Самуил сипел и закатывал глаза, не в состоянии противиться ее ласкам. Его касалось ее голое тело, у самых ушей он слышал частое биение сердца в груди Дианы.

– Князь, – послышалось внезапное.

Диана встрепенулась, вспугнутая в своей страсти. Неизвестно откуда, из самого мрака, появился Варфоломей.

– Бездна, из какого гроба ты вылез?! Где всех вас черти носят?!..– она поднялась и, не давая ему ответить, властно приказала: – Давай веди хозяина в покои!..

Варфоломей повиновался. Он быстро подошел к Князю и взвалил его на себя.

– За мной! – махнула рукой Диана и пошла вперед.

Процессия двинулась дальше. Самуил молчал, по-видимому, приходя в себя. Он еле двигал ногами от потери крови, всем телом налегая на первого генерала.

Варфоломей был бледен. Его лицо привычно искажалось звериной гримасой. На нем не было кольчуги, но на поясе болтался меч. Верно, вынул из себя. На татуированной груди чернела запекшаяся кровь, выделявшаяся пятном из-под самодельной перевязи. Было очевидно, что он умер бы, но не позвал Жанну, чтобы она помогла ему с перебинтовкой.

– А где остальные обалдуи? – фыркнула Диана презрительно. Она нарочно шагала быстро, чтобы Варфоломею было тяжелее. Освобождение от непосильного бремени явно добавило ей энергии. И остервенения тоже.

– Не могу знать, прекрасная, – должность первого придворного все еще накладывала на Варфоломея обязанности преклонения. – Я как только смог, сразу пришел…

– Когда собрал свои кости, – брякнула Диана. Она ускорила шаг.

Глаза Князя мученически бороздили камни, то закрываясь сами собой, то открываясь и мелькая светлыми ресницами. Неожиданно он напряг руку, которой опирался на Варфоломея, и треснул генералу подзатыльник.

– Осел! Прекрати пялиться на задницу моей жены! – завопил на него Князь. – Она моя!..

Варфоломей, видимо, настолько офонарел от такого, что даже не нашелся что ответить. Особенно учитывая то, что на Диану он почти не смотрел вообще, насколько это было возможно, идя сзади нее. Княгиня, скривив губы, покосилась на мужа.

– Чего глядишь как кошка?! Иди сзади!.. – велел Самуил.

– Ладно, раз ты такой нервный! – показала зубы Диана. Она замедлилась и шмыгнула назад.

Сейчас Княгиня и вправду выглядела просто кричаще, напоминая дикую женщину из американского сериала про непроходимые джунгли Амазонки. Взъерошенная блондинка, без туфель, которые выкинула еще на повороте, в рваном чулке, она широко шагала по камням, в чисто символической юбке с драными краями, оставшейся от длинного платья, обтягивающего ее, словно резинка, до такой степени, что из-под него был четко виден каждый кружавчик нижнего белья. Теперь Князю оставалось только терзаться вопросом: зачем он так одел ее сегодня утром?.. Голосом тигрицы Диана поминутно прочищала першащее горло.

Мучимый болью и внезапно вспыхнувшей ревностью, Самуил волочил сапоги, стискивая зубы. До самого кабинета Князя никто больше не произнес ни слова.

Варфоломей ввалил Князя в гостиную, разойдясь наконец грудным кашлем. Самуил отпихнул первого генерала. Ему вдруг полегчало, и он сам доковылял до дивана, без сил плюхаясь на подушки.