Читать книгу: «Дом призрения для бедных сирот-2», страница 4

– А что же это? – я делано удивилась.

– Это каторга!

– Милый мой Генас, отныне в нашем приюте будет действовать правило: «Кто не работает, тот не ест», – мой голос всё ещё был ровным, однако в нём появились едва уловимые стальные нотки.

Правда мальчишка был слишком возмущён, чтобы их улавливать.

– Вы говорили, всего пять правил, – снова возмутился он. – А это уже шестое.

– Хорошо, это будет закон. Для всех без исключения, – сталь зазвенела.

Генас замолчал, но глядел исподлобья. Я понимала, что это ещё не всё. И оказалась права.

– Вчера вы сказали, что мы семья… – начал он, но я перебила.

– Мы и есть семья, Генас, большая семья, в которой все будут работать ради нашего общего блага. Разве тебе нравится жить в таком ужасном месте?

Я обвела рукой обшарпанный коридор с неискоренимым капустным запахом. Нажала сильнее на доску, которая прогнулась, отчаянно заскрипев.

– Вчера мы работали все вместе, сообща. И смотри, какой замечательный праздник у нас получился. Если мы продолжим и дальше стараться, то и наш дом станет замечательным. Чистым, красивым, ухоженным.

– Угу, – хмыкнул Генас скептически.

По лицам остальных я видела, что они согласны. Регулярной уборкой тут не обойдёшься.

– Послушайте, я сделаю всё возможное и невозможное, чтобы наш приют процветал. Поверьте, так и будет, я ни за что не отступлюсь. Но прямо сейчас у нас нет денег, чтобы привести дом в порядок. Однако мы можем делать что-то самостоятельно по мере сил. Потому что живём мы здесь уже сейчас, и, согласитесь, нам самим будет гораздо приятнее жить в чистом и опрятном доме. А для этого придётся приложить усилия. Договорились?

– Договорились, – нестройный хор голосов не был таким радостным, как вчера.

– Отлично! – внешне я излучала оптимизм. – Генас, можно я попрошу тебя ещё кое о чём?

– О чём? – мальчишка явно не ожидал уже ничего хорошего. И не ошибся.

– Проследи за соблюдением дежурств. Пожалуйста.

– Сегодня? – чуть подумав, поинтересовался он.

Но жизнь была к нему жестока.

– До конца недели. Спасибо!

Генас застонал. Я улыбнулась ему и остальным, а затем двинулась к лестнице.

Надеюсь, мне удалось достучаться до них и обойдётся без саботажей. Очень не хочется воевать сейчас, когда мы, наоборот, должны сплотиться.

Я направлялась на второй этаж. Среди возмущающихся дежурствами не было Димара и Невеи. К тому же я хотела оценить комнаты воспитанников, подозревая, что они меня не обрадуют.

И оказалась права.

На втором этаже не было холла, коридор разделяла закрытая дверь. Я подёргала за ручку, однако замок был заперт. Думаю, это была осознанная предосторожность, чтобы дети не забирались в неотапливаемую часть дома. Впрочем, и в жилом крыле из-за нехватки дров топили только две комнаты из восьми.

Я собралась открыть дверь первой, как вдруг снизу раздался крик:

– Госпожа директриса! Тут к вам!

Надо будет провести воспитательную беседу о том, что не стоит так кричать. Можно ведь подняться и сказать спокойно.

Я вернулась обратно на лестницу, перегнулась через перила, чтобы посмотреть, кто там ещё пришёл. У входной двери стоял человек, которого я никак не ожидала тут увидеть.

Глава 5

Что ему понадобилось? И каким образом он здесь оказался?

Я спустилась вниз, стараясь не спешить, чтобы не споткнуться. В груди зрело нехорошее предчувствие, заставляя нервничать. Пришлось незаметно отереть ладони о подол, пока меня загораживала лестница.

– Что вы здесь делаете? – из-за волнения я забыла о вежливости.

Смотрела на Потана, швейцара из городской управы, который так и мялся у двери, не зная, как быть дальше.

В своей фуражке и шинели, на которой сияли оба ряда начищенных медных пуговиц, он смотрелся чужеродно на фоне обшарпанных стен. Да и сам Потан ощущал себя здесь неуютно. Ещё с лестницы я заметила, как мужчина бросает по сторонам оценивающие взгляды. А на детей – ещё и настороженные.

Ребята, не успевшие разойтись после обсуждения графика, столпились неподалёку, и так же напряжённо наблюдали за чужаком.

В руках швейцар держал большущую коробку, обтянутую полупрозрачной золотистой тканью и перевязанную серебристой лентой с большим бантом на крышке. Словно боясь, что дети на неё покусятся, Потан крепко прижимал ношу к груди, сминая свисающие по бокам концы ленты.

Услышав мой голос, швейцар расслабился. Но лишь слегка. Внешне это выразилось тем, что он перестал так сильно прижимать коробку.

– Доброго дня, госпожа директриса, – Потан склонил голову.

– Доброго дня, – о вежливости я всё-таки вспомнила, но и о главном не забыла: – Что заставило вас покинуть свой пост, уважаемый Потан, и приехать сюда?

– Приказ господина градоначальника.

Ну разумеется, разве могло быть иначе.

– И чего же изволит господин градоначальник? – при одном упоминании о Монте в моём голосе прорезались язвительные нотки. Ничего не могу с собой поделать.

Однако Потан то ли не уловил их, то ли не обратил внимания. На его лице не дрогнул ни один мускул. Оно сохранило ту же напряжённую неподвижность.

– Господин градоначальник велел кланяться, принести извинения за недоразумение, что случилось меж вами в управе, и вручить небольшой дар в качестве подтверждения его полного раскаяния, – перечислил швейцар с таким видом, словно читал по бумажке.

Наверняка Монт заставил своего посланца заучить сообщение наизусть. Это меня разозлило. Если б хотел извиниться, мог и сам приехать. Но, видимо, господин градоначальник не счёл нужным тратить своё драгоценное время на такую мелкую сошку, как директриса сиротского приюта.

Конечно, его время на вес золота. А тут – час сюда, час обратно. Вдруг ещё пригласят дом обойти, оценить степень разрухи.

Я представила, как Монт брезгливо оглядывает мой приют, прикладывает к своему аристократическому носу надушенный белый платочек, чтобы не вдыхать запах кислой капусты, и рассердилась ещё больше.

Смолчать не могла. Спросила ехидно:

– Что ж ваш господин градоначальник сам не привёз свои извинения?

– Он хотел сам, но, к его великому сожалению, помешали непредвиденные обстоятельства неодолимой силы.

Ну разумеется! Проще сослаться на обстоятельства и заставить подчинённого заучить несколько фраз. Мерзавец, он и есть мерзавец. Ещё и трус.

– Ну, давайте посмотрим тогда на извинения нашего градоначальника. – Я кивнула на коробку: – Генас, возьми, пожалуйста, и открой.

Мальчишка с излишним рвением исполнил моё поручение. Видно, с самого начала снедало любопытство. Однако Потан его не оценил. Отвёл коробку в сторону, слегка поворачиваясь и перекрывая корпусом к ней доступ.

– Господин градоначальник велел передать лично в руки, – упрямо заявил швейцар.

– Или отдаёте Генасу, или везите обратно, – я демонстративно скрестила руки на груди.

Ещё не хватало, чтобы какой-то посланец какого-то мэра ронял мой авторитет в моём приюте перед моими собственными воспитанниками. Вот умеет же этот Монт вывести меня из себя.

Причем, даже не появляясь лично!

Потан растерянно смотрел на меня. Я смотрела на него, не двигаясь, всё так же держа руки скрещёнными, и ждала его решения. Если не подчинится, пусть отправляется обратно к своему «господину градоначальнику». Я скорчила рожу и передразнила чересчур уважительное обращение, правда только мысленно.

Швейцар стоял. На его монолитном лице, будто высеченном из камня, проступила работа мысли. Медленная, основательная и явно непривычная для Потана.

Этот человек привык беспрекословно исполнять приказы. На самостоятельные действия он не был рассчитан. И вдруг такое испытание!

От усилий у него даже капли пота выступили над усами.

Наверное, мне бы следовало сжалиться над пожилым мужчиной, тем более это была мелочь, но я не стала. За ситуацией внимательно следили дети. Я даже слышала скрип лестницы. Похоже, Димар с Невеей тоже присоединились к наблюдению.

Пауза затягивалась. Молчание становилось напряжённым. Потан всё больше терялся, ощущая наш численный перевес. Момент, когда он сдался, отчётливо проступил на его лице, резко обозначив глубокие морщины и заставив меня почувствовать себя жестокой тираншей.

Швейцар повернулся к Генасу и протянул ему коробку.

Мальчишка просиял. Моментально выхватил коробку, которая была чуть меньше него размером, отбежал на несколько шагов и поставил посреди вестибюля.

Остальные сгрудились вокруг Генаса, стараясь держаться подальше от хмурого Потана. Я осталась стоять, наблюдая за происходящим.

Мальчик попытался открыть коробку и встретил неожиданное сопротивление. Крышка не снималась так просто. Сначала нужно было развязать бант.

На лице у Генаса проступило недоумение. К такому жизнь его не готовила. Он вопросительно посмотрел на меня.

– Развязывай, – подсказала я, – тяни за ленты.

Приняв мои слова, как прямое руководство к действию, мальчишка нашёл оба конца и одновременно потянул. Бант слегка перекосило. Генас возрадовался. И вдруг всё застопорилось. Он дёргал и дёргал, сминая нежную ленту и девичьи сердца.

– Стой! – тонко выкрикнула Зимава и добавила, обернувшись: – Свет, помоги.

Вдвоём со Светаной они отодвинули Генаса, вполголоса обозвав безруким мальчишкой, и принялись за дело.

– Вы только посмотрите, что он наделал, – пожаловалась Зимава, приподнимая вытянутые и помятые концы лент.

– А что я? Я ничего, – Генас отступил, смущённо глядя на девочек. Кажется, впервые в жизни он растерялся настолько, что не смог ответить.

Тонкие девичьи пальчики действовали осторожно, но умело. Зимава распутывала затянутые узлы, а Светана помогала, придерживая длинные края. Пара минут – и, вытащив ленту из-под коробки, Зимава начала сматывать её в рулон, бросив на меня быстрый взгляд украдкой. Похоже, на правах освободительницы, девочка планировала оставить себе это изрядно помятое серебристое великолепие.

Крышку сняла Светана. С благоговением подняла шуршащую упаковочную бумагу и, ахнув, выпустила её из рук. Листы, зашелестев, опустились обратно. Никто не успел рассмотреть содержимое коробки.

– Эй! – возмутился Мишуст.

– Ну что там? – Милада нетерпеливо переступала с ноги на ногу.

– Открывай! – тонким голоском попросила Ири.

И только Андор молча вздохнул, но взгляда от коробки не отрывал.

– Давай уже, решайся! – скомандовал Димар, успевший спуститься с лестницы вместе с Невеей.

Светана решительно подняла оба листа и перегнула через стенки коробки. Дружное «ах» разнеслось по вестибюлю и прокатилось эхом по коридору первого этажа.

Я не выдержала и подошла поближе, чтобы посмотреть, что вызвало такую реакцию. Однако первой успела Невея. Словно забывшись или находясь в трансе, она подскочила к коробке, чуть не оттолкнув Светану. Та едва успела отойти.

А Невея уже поднимала нечто белоснежное, пушистое и мягкое даже на расстоянии. Будто большой котёнок.

– Какая прелесть! – восхитилась девушка, прикладывая к себе восхитительную белую шубку.

– Лиса!

– Горностай!

– Соболя!

Дети наперебой начали перечислять, чей это может быть мех. А я подумала о том, сколько невинных зверьков отдали свои жизни, чтобы очередная красавица надела на себя эту «прелесть». Почему-то я была уверена, что прежде не носила мех и от морозов спасалась как-то иначе.

«Синтепон», «кожзам», «экомех» – незнакомые слова проносились в голове. Так, будто должны что-то значить.

Я нахмурилась, пытаясь вспомнить. Встретив мой взгляд, Невея испуганно ойкнула и бросила шубу обратно в коробку.

– Простите, госпожа директриса! Это ваш подарок, я не должна была его трогать, – потупилась она.

На лицах детей проступало разочарование. В какой-то момент они решили, что это подарок для всех, что они тоже причастны. И это моя вина. Моё решение доверить открытие коробки Генасу заставило их так думать.

И значит, подарок должен стать общим. Вот только как это сделать? Носить её по очереди? Так большинству она будет велика.

Зачем вообще градоначальник прислал мне шубу, при одном взгляде на которую становится ясно, что она стоит баснословных денег?

А ведь это отличная идея!

– Как думаете, – обратилась я к ребятам, – сколько такая вещь может стоить?

– Золотых пятьдесят, не меньше, – предположила Невея.

– Или сто, – добавил Генас, который уже пришёл в себя.

– Тысячу! – выкрикнула Ири. И её тонкий голос заставил всех улыбнуться.

Всё-таки это будет подарок для всех детей. Я повернулась к Потану и официально произнесла.

– Передайте господину градоначальнику нашу признательность. Дом призрения принимает его дар с благодарностью. Завтра же мы поедем в город, чтобы продать шубу и на вырученные деньги приобрести детям необходимые вещи.

– Ура! – на этот раз вышло дружно. Именно так, как мне и хотелось.

Я улыбнулась. А потом повернулась к швейцару, лицо которого выражало крайнюю степень недоумения. Не знаю, как часто он служил посыльным градоначальника и развозил его подарки. Но вот так пренебрежительно к монтовским дарам точно никто прежде не относился.

Не удержавшись, я добавила:

– И передайте, пожалуйста, господину градоначальнику, что нам лучше сразу деньгами. Чтобы по рынкам не бегать, время не терять.

– Всё передам, госпожа директриса, – серьёзно ответил Потан. Снова поклонился, как мне показалось, чуть ниже, чем в первый раз, и добавил: – До свидания.

– Всего доброго, Потан, – ответила я.

Дождалась, когда за посыльным закроется дверь, и повернулась к детям.

– Завтра я, Невея, – обвела собравшихся внимательным взглядом, выбирая ещё одного, – и Димар поедем в город. Надеюсь, ты не доставишь мне неприятностей?

Я смотрела прямо на парня. Он ответил мне таким же прямым взглядом, а затем покачал головой.

– Пообещай вслух! – потребовала я.

– Обещаю, неприятностей не будет, – лицо у него было честное, и я решила поверить.

– Тогда готовьтесь. Если у вас на завтра стоят дежурства, поменяйтесь. Всё понятно?

Я говорила строгим голосом, однако с лиц детей не сходили улыбки.

– Раз понятно, тогда все отправляются обедать, – я кивнула на Поляну, как раз открывшую дверь кухни, а сама коснулась локтя собравшейся на обед со всеми Невеи: – Идём со мной.

Взбудораженные и воодушевлённые событием, дети не заметили, что я задержала Невею. Только Димар обернулся, а затем остановился, поджидая её. Но я махнула, чтобы шёл обедать, а сама завела девушку в свой кабинет.

– Садись, – указала ей на стул, поставила на другой коробку с шубой и закрыла дверь.

Судя по любопытству, с которым Невея осматривалась, прежде она здесь не бывала.

Я села за стол, достала лист бумаги. Покосилась на чернильницу и отточенное перо, а затем взяла карандаш. Хватит с меня мучений, и так израсходовала с десяток листов и миллион нервных клеток, пока переписала начисто письмо в Министерство.

– Невея, хочу с тобой посоветоваться по поводу завтрашних покупок. Думаю, ты лучше всех знаешь, чего и кому не хватает.

На лице девушки проступило явное облегчение. И у этой свои тайны? Как же непросто с детьми. Особенно когда их девять и все разновозрастные.

– Ты ожидала чего-то другого? – я попыталась распознать её реакцию.

– Нет-нет, – так быстро ответила она, что я уверилась – точно что-то скрывает.

Пытать Невею, конечно, не стала. Она производила впечатление девушки серьёзной и благоразумной. Разве что за исключением момента с шубой. Слишком уж восторженной была её реакция. Впрочем, восторгалась не только она. Это можно объяснить тем, что дети редко видят красивые вещи. Слишком редко.

– Ну раз нет, тогда давай составим список самого необходимого, – покладисто согласилась я. – А потом второй список – чуть менее необходимого, но тоже нужного. Не знаю, сколько удастся выручить за шубу, поэтому постараемся быть скромными.

– Хорошо, – кивнула Невея и вдруг выпалила: – Постельное бельё! Пожалуйста, давайте купим новые простыни! Наши уже серые, а ещё прохудившиеся. Я не успеваю ставить новые латки.

Я выслушала столь страстную мольбу, с досадой отметив про себя, что снова не добралась до детских комнат. А затем внесла постельное бельё первым пунктом в список самого необходимого.

– Сколько комплектов?

Пока я писала, в кабинете стояла тишина. Невея не отвечала. Я подняла взгляд и вопросительно подняла брови, готовая записать цифру.

– Вы не притворяетесь? – вдруг спросила девушка.

– Что ты имеешь в виду?

Я пыталась подсчитывать, сколько может стоить постельное бельё. Или купить только ткань, а простыни и наволочки пошить в ателье? Или самим? А вообще, у нас есть швейная машинка? Может, какая-нибудь старенькая, плохонькая, главное, чтоб работала.

И неожиданный вопрос Невеи заставил меня растеряться.

– Вам правда есть дело до того, что мы едим, на чём мы спим, или вы такая же, как предыдущие?

– Какая?

– Равнодушная, лицемерная, не думающая ни о чём, кроме своей выгоды.

Казалось, Невею прорвало. Начав говорить, она уже не могла остановиться. Обвинения текли рекой.

– Господин Прыгора всё нам улыбался. Рассказывал, как он тут всё переменит, как хорошо мы заживём. Нужно только потерпеть, подождать немного. Мы все радовались, а потом он украл деньги и сбежал.

Я вдохнула, чтобы спросить, откуда она знает. Однако Невея ответила сама.

– Вы думаете, что дети маленькие глупышки и ничего не замечают? Воспитатели, не таясь, говорили при мелких. Жаловались, что он всё просчитал, нагрелся на сиротках, а их с учителями кинул. Что господин Прыгора кинул и нас, никого не волновало.

– А его предшественница? Госпожа… – я видела фамилию в бумагах, но она не отложилась в памяти.

– Госпожа Ишес, – подсказала Невея и махнула рукой. – Её волновало только то, чтобы доработать до пенсии без нареканий сверху. А потом уехать к дочери и нянчить внуков. Она считала, что самое главное – правильно составить отчёт, чтобы к нему не придрались и не прислали проверку. Как живём мы, госпоже Ишес докладывали воспитатели. Как мы успеваем – учителя. Даже если они врали или наговаривали, если наказывали несправедливо, её не интересовало. Главное, чтобы в бумагах всё было красиво.

Я дождалась, когда девушка выплеснет гнев и обиду. Выслушала накопившиеся претензии, а когда Невея замолчала и съёжилась на стуле, словно сдувшись, задала свой вопрос.

– Ты думаешь, я такая же?

Она покачала головой, а потом подняла на меня взгляд.

– Нет, – ответ был твёрдый, уверенный. Мне бы порадоваться. Однако Невея вдруг добавила: – Но я боюсь обмануться.

Подобная откровенность заслуживает уважения. Думаю, девушке было нелегко признаться в своих сомнениях и страхах. Даже если она поддалась импульсу. Поэтому я не спешила обижаться и ответила так же предельно серьёзно.

– У тебя есть причины сомневаться во мне, кроме неудачного опыта в прошлом?

Задумавшись на несколько секунд, Невея отрицательно покачала головой.

– В таком случае давай ты не будешь делать преждевременных выводов и дашь мне шанс проявить себя? А вот если я не оправдаю ваше доверие, тогда ты и зачислишь меня в свой список негодных директоров. Договорились?

– Договорились, – повторила она эхом. И до конца разговора так и смотрела на меня, словно ожидая подвоха.

– Тогда давай вернёмся к нашему списку. Сколько комплектов постельного белья нам нужно? Или, знаешь, я тут подумала, может, купить ткань и сшить его самим? Не дешевле получится?

– Раньше нас учили шить, – сообщила Невея. – И даже на машинке.

– Она цела? – девушка пожала плечами, и я мысленно отметила, что нужно спросить Поляну или пройтись позже по хозяйственным постройкам.

Разговор с Невеей занял больше часа. Я даже не думала, что список самого-самого необходимого окажется настолько длинным. Кажется, шить самим придётся не только простыни, но и нижнее бельё, рубашки, платья и ещё много всего.

Без швейной машинки тут точно не обойтись.

Глава 6

За обедом я расспросила Поляну. Она задумалась и пожала плечами.

– Была где-то, надо глянуть. А на кой вам эта рухлядь?

– Рухлядь? – я даже переспросила. – Невея сказала, их учили шить на ней.

– Учить-то учили, токмо машинка та постарше нас с вами будет. Учителка по шитью долго просила поменять. А ей всё – потом да потом. Вот и допотомились, – Поляна махнула рукой. – Ржавая она наскрозь. Не работает она. И смотреть нечего.

– И всё же я хотела бы взглянуть. Вдруг ещё можно что-то сделать.

Повариха только плечами пожала, мол, хочешь – смотри, раз заняться больше нечем.

И я пошла смотреть. После обеда собрала комиссию из Невеи и Димара для оценки работоспособности агрегата и отправилась.

Вителей повёл нас к хозяйственным службам. Эта часть двора не была расчищена, идти пришлось гуськом, ступая в следы впередиидущего.

Я заметила, что постройки различаются. Некоторые были воздвигнуты на каменном фундаменте, стены возведены из брёвен и покрыты плотно сбитой камышовой соломой. Другие же кое-как сколочены из кривых досок. В некоторые щели пролезала ладонь. Крыши были так же деревянными, покрытыми поржавевшими жестяными листами.

Бревенчатые выглядели более старыми. И сами брёвна, и камыш потемнели, однако стойко держали удар. Язык не поворачивался назвать их сараями, настолько фундаментально они смотрелись.

– Эти постройки более ранние? – решила я уточнить у Вителея.

– То с прежних времён, значит, остались, усадьба когда тут стояла, – подтвердил старик, подводя нас к шаткой деревянной сараюшке и добавляя: – А эти уже при нас с Полей строили. Токмо завалятся они скорее. Помяните мои слова!

Я не собиралась спорить. Всё выглядело именно так.

Старые службы были организованы разумно, в два ряда, с оставленным между ними пространством, чтобы свободно проходить или разместить нужный инвентарь. Зато новые понатыкали как придётся. Разной ширины и высоты, кое-где они почти перегораживали проход, и меж стен можно было протиснуться разве что боком.

По тому, как уверенно Вителей подвёл нас к одной из сараюшек, стало понятно, что машинка не терялась. По крайней мере, один человек точно знал её местонахождение. Однако в приюте уже давно ничего не шили, потому и необходимости искать швейный агрегат не возникало.

Вителей потянулся к ржавым проушинам и не без труда вытащил короткую толстую палочку, служившую здесь замком. Дверь душераздирающе заскрипела, открываясь. На меня пахнуло сырым деревом и ржавчиной.

Внутри, благодаря проникающим сквозь щели солнечным лучам, было довольно светло. Я разглядела земляной, вытоптанный до твёрдости пол, свободный в центре и заставленный по краям разным хламом.

Машинка стояла почти у самой двери. Слово «рухлядь», подобранное Поляной, как нельзя лучше описывало это… это ржавое нечто.

Сама машинка стояла на небольшом столике, под которым располагался педальный механизм, заставляющий её работать. Кроме столешницы и четырёх маленьких ящичков по бокам, все детали были сделаны из железа.

– Вот, она и есть, – Вителей указал на машинку, вокруг которой мы уже сгрудились, исполненные скорбного молчания.

– Что скажешь? – я смотрела на Димара, ожидая его вердикт.

Парень шмыгнул носом, а затем пожал плечами. Всё это, не отрывая взгляда от швейной машинки.

– Плохо, что в сырости стояла, – наконец выдал он.

– Значит, не выйдет её запустить? – мне требовался окончательный приговор.

– Надо смотреть, – Димар не стал лишать меня надежды. – Только не здесь. Дядь Вить, сами затащим в дом? Или на санях тянуть придётся?

– Затащим, чегой не затащить-то, – Вителей, как и всегда, был преисполнен оптимизма. – Тут тянуть-то три шажка. А коль на полозья поставим, так и домчим с ветерком.

Старик прошёл вдоль стены, отыскивая что-то, известное только ему. Однако когда он с довольным возгласом потянул гремящую и сотрясающую остальной скарб железяку, Димар бросился на помощь. Откинув в сторону лишнее, они извлекли на свет полозья, спаянные двумя поперечными перекладинами. И тут же начали устанавливать сверху швейную машинку.

Нам с Невеей оставалось только выйти наружу, чтобы не мешаться под ногами.

– Что думаешь? – поинтересовалась у девушки. – Получится у Димара её починить?

– У Димара «золотые» руки! У него всё получится! – с жаром воскликнула Невея, заставив меня внимательнее к ней присмотреться.

Похоже, одну тайну я готова разгадать. Завтра ещё присмотрюсь к этим двоим, чтоб убедиться наверняка.

Следующие полчаса ушли на то, чтобы приладить на полозья доски, на доски – агрегат, а затем доставить всё это в дом. Влажный металл сочился ржавчиной, пятная руки и одежду. Нам с Невеей по-джентльменски запретили подходить к машинке, чтобы не испачкались. Поэтому мы шли чуть позади, наблюдая за работой.

Путь до дома был не самым ровным. Сугробы испещряли наши следы, впадины и выпуклости. Ещё и торчащие из снега кустики прошлогодней травы цеплялись за ножки агрегата, которые так и норовили соскользнуть с полозьев, хотя Димар привязал их найденными кусками верёвки.

Зато наше прибытие было встречено восторгами младших детей и сдержанным любопытством со стороны Генаса.

– Зачем вы это притащили? – поинтересовался он, скорчив брезгливую мину.

– Починим и будем шить, – ответила я, надеясь, что удача на нашей стороне и у Димара получится вернуть машинке рабочее состояние.

– Что шить? – не понял Генас.

– Всё, что захотим, – улыбнулась я и мечтательно добавила: – Всё, что захотим.

Агрегат установили в холле, чтобы падал свет от окна. По лицу Димара было видно, как он подумал о том, чтобы затащить машинку на второй этаж, ближе к своей комнате. Но, к счастью, эта затея не показалась ему разумной.

Дотемна он возился с ржавой рухлядью, вытирая и очищая её. Девочки пофукали на неприятный запах и разошлись, а мальчишки остались помогать.

Вскоре сквозь неплотно запертую дверь кабинета до меня начал долетать голос Димара, с каждой фразой становившийся всё более раздражённым.

– Не трогай!

– Куда ты лезешь?

– Испачкаешься.

– Я же сказал, испачкаешься!

Пришлось вмешаться.

Я вышла из кабинета и окинула мизансцену строгим взглядом, степень строгости которого ежедневно тренировала перед небольшим зеркалом. Мишуст с Генасом дружно сделали шаг в сторону от агрегата.

– Что здесь происходит? – строгий голос я тоже тренировала. И, похоже, получалось неплохо.

– Помогаем Димару, – ответил Генас не слишком уверенно.

– А разве не вы сегодня дежурите? – удивилась я. Слегка напрягла память и неожиданно «вспомнила»: – Точно, уборка в комнатах – Генас и Мишуст.

У обоих сделались постные лица. Генас тяжело вздохнул и выдохнул, оттопыривая нижнюю губу. Мишуст тоже вздохнул, подражая товарищу, и закатил глаза.

– Так! Быстро натянули на лица энтузиазм и отправились наводить чистоту! – строгость голоса повысилась почти до максимальной, затем последовала угроза: – Если сама не успею проверить, попрошу девочек. Должно быть идеально чисто! Бегом!

Мальчишки двинулись, правда, совсем не бегом. Напротив, как могли, оттягивали начало наказания. Именно так они воспринимали уборку. Шли нога за ногу, усиленно шаркая стоптанной обувью по скрипучим доскам.

Я не стала делать замечание. Им и так предстоят два тяжёлых часа, по одному на каждую комнату. Они ещё не знают, что у меня в планах расселить их при первой возможности. Так что пусть радуются, что пока комнат всего лишь две.

Бросив взгляд на Димара, пытающегося то ли отвинтить, то ли отломать какую-то деталь, решила не задавать вопросов. Пусть парень занимается, может, что и выйдет.

В коридоре установилась благословенная тишина, и я вернулась к работе. Нужно ещё раз перечитать и довести до ума письмо в Министерство, чтобы завтра отправить.

Утром меня разбудил жуткий вопль.

Сквозь снова не задвинутые шторы проникал серый рассвет, едва позволявший различать предметы в комнате. Я вскочила с кровати. Как была, босая, в одной сорочке, бросилась в коридор спасать детей. Уверенная, что их если не убивают, то похищают, или ещё что похуже.

В распахнувшуюся дверь кухни выскочила Поляна, в отличие от меня полностью одетая и с ухватом наперевес. Из-за её массивного тела выглядывал Вителей.

На втором этаже раздался топот ног. Значит, детей тоже разбудил этот вопль.

Но, раз они спали, что же тогда произошло?

Ко мне начала возвращаться способность трезво мыслить. В вестибюле, откуда донёсся крик, стало очень тихо. На фоне окна виднелась одинокая фигурка кого-то из девочек. Кажется, Зимава.

Что она здесь делает в такой час?

– Вителей, запалите фонарь! – крикнула я в сторону кухни, а затем повернулась к девочке: – Что произошло?

Она засопела, всхлипнула и разрыдалась, уронив деревянную швабру, которая с грохотом упала на пол. Меж столпившихся воспитанников протиснулся Вителей с фонарём. Приподнял его повыше и осветил сцену из фильма ужасов. И было сложно разобрать – Зимава здесь жертва или главный монстр.

Девочка стояла в паре шагов от швейной машинки. Её сорочка, заткнутая за пояс и обнажившая ноги до колен, оказалась перепачкана разводами ржавчины, в сумерках напоминающей кровь.

Ржавчина была повсюду. Размазана по полу, по ведру с водой, по ногам и рукам плачущей Зимавы.

– Так! – применила я действенный приём со строгим голосом. – Все расходимся! До подъёма ещё час.

Но расходиться никто не спешил. Дети с любопытством разглядывали Зимаву, строя предположения, чем она занималась в столь ранний час.

Пришлось добавлять строгий взгляд.

– А ну быстро по кроватям! А то заставлю дежурить до завтрака.

На этот раз подействовало. Воспитанники отправились на свой этаж, продолжая оглядываться на Зимаву и отпускать негромкие реплики, вызывающие взрывы смеха.

– Вителей, дайте, пожалуйста, фонарь. Я позже верну.

Протянула руку, дождалась, когда в неё ляжет нагретая стариковской ладонью дужка, и подошла к Зимаве.

– Идём со мной, – приобняла девочку за плечи, стараясь не испачкаться ржавчиной.

В кабинете усадила её на стул. Закутала в армяк, здраво рассудив, что на тёмном ржавчина не будет особо заметна.

Зимава продолжала всхлипывать. Поэтому я не спеша растопила печь и села рядом с ней. Надо бы дать девочке воды, но для этого придётся идти в кухню. Ладно, узнаю, что стряслось, а потом отведу её к Поляне, пусть напоит успокаивающим чаем. Немного узнав повариху, я была уверена, что она уже заваривает травы.

– Рассказывай, – тихо попросила я.

– Вы меня накажете? – всхлипнула девочка и приготовилась снова заплакать.

– Пока не знаю, – ответила ей честно, – ты же ещё ничего не сказала. Может, и наказывать не за что.

Зимава снова всхлипнула. Вытерла нос, отчего на нём появилось ржавое пятно, и начала говорить.

Всё оказалось очень просто. Сегодня было её дежурство. Проснулась Зимава рано и, вместо того чтобы нежиться в кровати, решила быстренько вымыть коридор, пока там никого нет. Зато потом весь день свободна.

Помня об экономии, фонарь зажигать не стала. Да и зачем? В приюте она очень давно, может на ощупь найти любую комнату. К тому же уже светало, очертания предметов вполне различимы.