Читать книгу: «Развод в 45. Предатель, которого я любила», страница 4

Глава 11

Стоит машине мужа с сыном и дочерью, сидящими в ней отъехать, я вздыхаю и, ухватившись за ободки коляски, качусь через весь дом в главную спальню. Лида – домработница и большая подруга, как раз находится там.

– Уехали? – спрашивает, убирая постель.

– Да.

– Ой, ну с богом, – взмахивает рукой и продолжает поправлять одеяло, прежде чем накрыть кровать покрывалом.

– В прошлый раз, когда год назад мы с сыном вдвоем поехали, бог сделал меня инвалидом.

Грубые и совершенно неправильные слова даже для меня само́й слетают с губ очень быстро.

– А ну-ка, перестань, – звонким сердитым голосом Лида заполняет тишину огромного дома. – Вина была не твоя. И не твоего сына. И не вздумай об этом забывать.

– Я просто переживаю, – поднимаю руки к лицу и тру его, немного резко.

– Что с тобой? – она оставляет постель в покое, смотрит обеспокоенно.

– У меня просьба, – сглотнув, начинаю издалека.

– Какая?

– Помоги собрать вещи Никиты в чемоданы.

Эти слова как кость в горле. Но я должна. Пришло время.

– То есть? Едет куда-то?

– Все его вещи. Абсолютно все.

– Зачем? – ее взгляд непонимающий и это нормально. Думаю, до этого момента каждый, кто с нами знаком, и не подозревал, что семьи, по сути, уже и нет вовсе.

Я замираю и, прочистив горло, произношу дрожащими губами то, о чем ни разу ни с кем не говорила.

– Мы разводимся.

– Что? – голос Лиды становится потерянным.

– Да. Это нужно было сделать еще несколько месяцев назад или больше. Но у Артура было поступление. И я не хотела, чтобы он думал о чем-то кроме учебы. А развод не та новость, что сто́ит озвучивать перед экзаменами. Я не могла быть такой эгоисткой. Теперь же он отправился учиться, и пора поставить точку в этом изжившем себя браке.

– Олесь… а что случилось? – она садится на край кровати, прямо напротив меня, сидящей в инвалидном кресле.

– У Никиты любовница, – голос сухой и безжизненный.

– Ах, – она хватается за сердце и вздрагивает, словно ей, как и мне, стало больно. – Как же так?

– Уже давно, – киваю ей.

– Как давно? Как ты терпела-то?

– Ты знаешь, каким был этот год для всех нас.

– Конечно, знаю, – она поджимает губы, опустив взгляд на мои ноги.

– Я просто… – запрокидываю голову, стараясь сдержать слезы обиды.

Сколько раз я задавалась этим вопросом. Сколько раз искала ответ, но не находила. Я не понимаю его поступка. Я просто… не понимаю. Двадцать лет. Не идеальных, но точно счастливых, чтобы закончить вот так?

– Я просто не понимаю, Лид, – озвучиваю свои же мысли, даю им жизнь, иначе свихнусь. – Как он осмелился сделать это, когда я изо дня в день ищу в себе силы встать на ноги и быть прежней? Ищу поддержки в каждом из вас. Как он вообще… Откуда в нем столько жестокости и безразличия. Это бесчеловечно. Мало его обвинений в произошедшем, которые как кислота разъедают мое сердце, так он еще дальше пошел. Любовница, Лида. Другая женщина… И когда? Сейчас, когда я… так уязвима и…

Всхлип все же срывается с моих губ, и единственная слеза катится по щеке, растворяясь на дрожащих губах.

– Ну-ну, тише, – Лида подходит и обнимает, наклонившись ближе. – Соберу. Прямо сейчас и займусь этим. Поплачь. Пусть сегодня ты поплачешь, Олеся. А завтра улыбайся. И каждый день после. Сегодня еще можно. Можно, – шепотом приговаривает, и я медленно успокаиваюсь в руках подруги.

– Спасибо, – вытираю влажные щеки.

– А как же Леночка?

– Сомневаюсь, что ему есть дело до дочери. Мне главное, чтобы он пошел на встречу и согласился на условия по поводу дома. Сама я его не потяну. Да и большой он для нас с дочкой и сыном, который теперь учится за тысячи километров отсюда. А Лена останется со мной, где же еще. Только бы Артуру никто не говорил. Хочу, чтобы он первый семестр отучился спокойно, а там уже поговорю.

– Ой, не знаю, Олеся, сложно будет сдержать такое втайне.

– В любом случае, – вытираю глаза, – я имею то, что имею. Ни больше, ни меньше.

Несколько часов, как Никита повез сына в аэропорт, проходят как пара минут. Все вещи мужа помещаются в четыре чемодана. Подумать только. Четыре пластиковых коробки, которые таят в себе все, что важно человеку. Память, вещи, безжизненные и не особо нужные безделушки.

Дочь поехала вместе с братом и отцом, поэтому мне удалось осуществить этот сбор вещей за раз. А я не смогла поехать. Да и обузой в длительной поездке быть не хотелось. Плюс мой страх, что все повторится, словно я проклята. Нет. Не хочу. Пусть Никита отвезет сына. Так, я буду спокойна.

В прошлом году мы ехали с Артуром вдвоем. Решили прокатиться на машине. Он сдал первый экзамен, и на обратном пути произошла авария, разделившая все пополам. Он не поступил, из-за того, что был суд, а я осталась прикованной к коляске.

Год действительно выдался чудовищным. Еще и такие новости от мужа. Это действительно больно. Держусь из последних сил на самом деле.

Услышав, как ворота во дворе пришли в движение, выкатываюсь в гостиную и встречаю улыбающуюся дочь.

– Ну как съездили?

– Супер. Тоже хочу полетать как Артурик.

– Окончишь школу, поступишь, как он, и полетишь.

– Ага, до этого еще целый век.

– А куда тебе спешить в твои четырнадцать.

– Ну, ма, – закатывает глаза и проходит мимо, быстро поцеловав в щеку.

За дочерью входит Никита. Для него улыбки у меня не остается. И когда он сталкивается со мной взглядом, смотрит, нахмурившись.

– Все в порядке? – оглядывает меня с деланным волнением.

– Да. Но нам нужно поговорить.

Дожидаюсь его кивка и развернув коляску, еду в свой кабинет, слушая глухие шаги, следуемые за мной «по пятам».

– Закрой, пожалуйста, дверь.

Он удивляется, но делает это. Затем садится в одно из двух кресел у небольшого кофейного столика.

– Олесь, я в душ хочу, поэтому можно…

– Можно, – киваю, даже недослушав его просьбу.

Сохраняя спокойствие, присущее моей натуре, приподнимаю плечи на вдохе и опускаю их на выдохе.

Собираюсь с духом и говорю:

– Пришло время нам с тобой развестись.

Я звучу уверенно и могу сказать откровенно, что горжусь собой.

Мои чувства к мужу долгое время, оставались сильными. Я знала о его другой жизни уже некоторое время и терпела ради сына. И пока это длилось изо дня в день, я все еще надеялась на что-то. Мое положение сильно уязвляло. Сейчас, конечно, тоже. Но больше нет мотивации для дальнейшего спектакля.

Больше нас ничего не может удержать в этом браке.

– То есть как это, Олеся?

Никита сглатывает и, нервничая, опускает обе ладони на колени, потирая их.

– Все просто. Я знаю о твоей любовнице. И я терпела все это слишком долго ради сына и его спокойного поступления в университет. Теперь, больше нет смысла сохранять брак. Можешь быть свободен.

– Я? Свободен? – он вскакивает на ноги и принимается ходить от стены к стене. – Ты терпела…

Он нервно смеется, запустив пальцы в волосы.

– Я свободен, – бормочет под нос. – Я просто… Нет, я в шоке. И… и что? – заикается. – Что дальше? Расскажешь всем, что я ушел к другой? Так выходит?

– Почему тебя удивляет причина? У тебя появилась любовница. Ты мне изменяешь. Ты, а не я. Другой причины я не могу озвучить, потому что ее нет.

– Но именно ты заговорила о разводе. Не я.

Его слова меня так сильно поражают, что я недоуменно смотрю на мужа. Он что, серьезно?

– О, так ты решил жить с двумя женщинами и не быть в разводе? Это вообще как? Может быть, ты запланировал ее переезд в спальню сына, раз он уехал?

– Не неси чушь.

– Тогда будь мужиком, раз уж пошел налево, – прикрикиваю на него, и он удивленно поднимает брови.

Привык к тихой и робкой Олесе. Признаться честно, я сама в шоке от своей храбрости.

– И как же ты будешь без меня, а? Как? Все эти твои попытки встать на ноги, массажи и… реабилитация. У тебя очередная операция в сентябре.

– Так тебя все-таки волнует мое состояние? От боли за меня ты нашел себе другую женщину? Или из жалости? Откуда в тебе столько лицемерия, Никит? Откуда? И откуда столько трусости сейчас?

– Это не трусость, – чеканит чуть ли не по слогам. – Это сопереживание. Сочувствие. Поддержка.

– Синонимами меня поддержать решил. Спасибо. Но на этом все. Наш сын уехал. Сдал экзамены и поступил. Больше я тебя не держу.

– Ты… Она меня не держит. Потрясающе, – снова смеется, разговаривая сам с собой. – Знаешь, что, прекрасно, – разводит руками. – Просто отлично. Но, – поднимает в мою сторону указательный палец, держа его ровно, – ты берешь на себя ответственность в этом разводе. Сыну и дочери расскажешь, что ты приняла это решение.

Смотрю на него и так горько сожалею, что вижу некогда своего мужчину, в которого была влюблена двадцать лет таким слабым духом.

– Посмотрим, что ты скажешь мне через неделю или месяц, Олеся.

– Просто уходи, – разочарованно произношу. – Уходи. К ней.

Он кивает и, одарив странным, сожалеющим взглядом, вылетает из кабинета, громко хлопнув дверью. А я вздрагиваю от этого удара. Словно кто-то сжал мое сердце настолько, что оно взорвалось, как воздушный шарик в тисках.

Глава 12

– По крайней мере, он не отрицал наличие женщины, – делаю горчайший вывод и закрываю лицо руками.

Больше нет никаких иллюзий. Его слова выжигают сердце даже сейчас, когда разговор уже окончен. Как и слезы, которые стекают по лицу.

Он ждет моего поражения, он хочет, чтобы я пришла к нему за помощью… приползла. Почему? Откуда эта злоба? Да что я сделала ему такого, чтобы уходить вот так жестоко?

Просидев в одиночестве не больше пяти минут, как мне показалось, я вытираю слезы и кручу колеса к двери. Затем беру направление в спальню. Стоит открыть дверь, я сталкиваюсь с растерянным лицом мужа.

– Ты собрала мои вещи?

Закрыв за собой дверь, на что у меня ушло время, так как я не очень мобильна, я разворачиваюсь к нему, чтобы говорить, смотря в глаза. Мы никогда не убегали от разговоров. До прошлого лета мы никогда не были на грани. Один случай. Один год. Этого оказалось достаточно, чтобы пошатнулись все качества нас. Его. Мои. Нашей семьи.

Так почему он так настойчив в сохранении того, что мешает ему быть с другой женщиной?

Я же отпускаю его. Любя… но, отпускаю.

– Никита, я не понимаю, почему ты так удивлен?

Он отмирает и, закрыв лицо одной рукой, ведет ею ото лба до подбородка, покрытого щетиной.

– Олеся, я… Господи, я так запутался. Просто… – смотрит на меня умоляюще. – Прошу, дай мне минуту.

Теперь я была растеряна.

Если кто и знал этого мужчину напротив, то это я. Но сейчас, для меня самой он казался чужаком. Не физически, а эмоционально. Он был другим.

– Пожалуйста, прости, что прошу об этом, – продолжает, когда я молча смотрю на него, расхаживающего по комнате.

– Хорошо, – отвечаю отстраненно и тут же выкатываюсь из спальни.

Как бы мне ни хотелось получить свои ответы, я даю ему это время и остаюсь в своем кабинете еще какое-то время. Гораздо дольше, чем одна минута, которую он просил. Но он не приходит сам. А когда я снова возвращаюсь в спальню, его там уже нет. И дома тоже.

Я не спрашиваю ни у кого, куда уехал муж. Просто жду.

– Мам, можно я пойду погуляю с одноклассницами, – Лена выбегает в гостиную, где я сидела с книгой уже на самом деле одетая для прогулки. В тех самых новых джинсах.

– Конечно. Только держи телефон включенным и будь дома к пяти.

– Два часа всего?

– Лен, – смотрю на нее без улыбки, но мягко. – Нагуляетесь за это время.

– Да мы только со двора успеем выйти и уже домой. Давай хотя бы до семи?

– Дочь…

– О, папа приехал, пойду у него спрошу.

Тяжко вздыхаю, услышав ее вопрос, адресованный к Никите.

– А что мама ответила?

– Она сказала до пяти.

– Значит, до пяти.

– Да блин.

– Елена, – громко произношу ее имя и она, топая босыми ногами, идет в свою комнату, забирает сумочку и так же топая уходит.

Никита появляется в дверном проеме гостиной.

Нас обволакивает тишина.

В доме никого кроме нас. Лида ушла, я ее отпустила. Дочь гуляет.

Больше нет путей к отступлению. Пришла пора начать говорить.

– Итак? – я поджимаю губы и смотрю в его темнеющие глаза.

Муж проходит мимо меня и останавливается у окна.

– Как ты узнала?

– Случайно. Или может быть, кто-то решил, что пора бы мне узнать. Так вышло, что я была единственной, кто не в курсе, что нас в этом браке трое.

– Олеся, – он вздыхает так тяжело, словно мне просто.

– Услышала разговор двух женщин. Кто бы мог подумать, что занятия онлайн приведут меня к правде. Жаль, что не ты мне ее раскрыл.

Муж разворачивается в этот момент и смотрит с болью.

– Прости меня.

Его голос как тонкая вафля, которую кто-то безжалостно ломает в руке.

– Мы оба знаем, что этого невозможно.

– Но я хочу, чтобы ты знала, как мне жаль.

Опять слова. Так много важных слов для этого мира, которые в данный момент обесценивались. Потому что были ложными. Потому что ими пытались прикрыть ложь и боль.

– Я не должен был так реагировать в твоем кабинете и… то, что я сказал… Я так не думаю. Это были эмоции.

Но ему не хватило эмоций признаться в том, что у него другая, а на оскорбления хоть отбавляй.

– Уже и не знаю, какой вопрос будет правильно задать первым. Кто она? Почему она? Почему мы? А правда, почему Никит?

Стараюсь дышать ровно. Правильно задерживать дыхание, чтобы слез не было. Не каждый день ведешь беседы о том, почему рухнул брак. Но в ответ снова вздох. Снова далекий отстраненный профиль.

– Я не горжусь этим, Олеся.

– Я была бы очень удивлена, скажи ты другие слова.

Он кивает, соглашаясь, а я жду. Я хочу правды. Может быть, она угомонит мое сердце и остудит эти чувства.

– И все же, это было случайностью. Просто… ты стала другой, – удар сердца о ребра. – В доме было невозможно находиться. В него возвращаться не хотелось… – еще два удара, каждый сильнее предыдущего. – И я просто устал. Обвинять тебя в случившемся, злиться на себя за это… Видеть все это.

И словно не бьется вовсе.

Глава 13

Теперь и мне нужна была минута. Огромная минута, украденная у этого мира. Чтобы не заплакать от несправедливости, чтобы не разозлиться до бессилия.

Он устал, а больно ведь было мне. И сейчас тоже… больно.

С каждым мгновением Никита преображался. От мужчины, которого я безоговорочно любила, он быстро сдавал позиции. Словно над ним всегда были включены сотни лампочек и вот они взрывались. Одна за другой. Свет медленно рассеивался, тускнел.

Это угасала моя вера, моя любовь и надежда.

– Я знаю, это звучит ужасно. И как уже сказал, этим я не горжусь, Олеся. Я виноват.

Молчу.

Он сказал, что виноват. Сказал, что не гордится. Нет смысла тыкать его носом в эту подлость.

– Ты сказал, что это было случайностью?

– Да.

– Как? Ты подвернул ногу на асфальте и упал в кровать к какой-то женщине? – мне не была присуща подобная ирония, но сейчас она внезапно вертелась на языке. – Или познакомился в…

– Я приехал к тебе на работу. Это было незадолго до аварии. У тебя шло занятие, и я сел у школы искусств. Она привезла племянницу на вокал.

– Карину? – догадалась и без того.

– Да.

– Значит, я услышала тот разговор не совсем «случайно». Ясно, – грустная усмешка растворяется на губах. – Так ты общался с этой женщиной до того, как я стала «другой»? – возвращаю ему это слово.

– Нет… – машет головой. – Что бы ты сейчас ни думала, нет, Олеся. Она со мной поздоровалась. Подождала, пока девочка войдет внутрь, и завела обычную беседу. Мы не знакомились, ничего такого.

– Тогда как, Никита?

Он отводит взгляд. Касается подбородка и долго молчит.

– Она привезла ее к нам домой. На занятие. Я в тот момент вышел из дома. Ходил за двором.

– Ходил?

Слово застревает в горле. И подозрение закрадывается вместе с ответом, который он озвучивает.

– Ты была… не в настроении, – Никита сглатывает и снова смотрит в сторону.

Я помню те дни после больницы. Помню, какой уязвимой я была среди своей семьи. Боль, которую испытывала, привыкая к новой реальности.

В больнице было проще. Дома… я надеялась, что стены и родные люди придадут уверенности. Но на самом деле во мне было так много стыда, неловкости, что ждали за каждым поворотом. Наверное, я действительно стала другой. И слишком медленно приходила в себя. И пришла ли?

Достаточно ли этого, для оправдания мужа?

Скорее всего, мы поссорились. И он пошел прогуляться.

– Понятно.

– Мы просто общались.

– Общались? – в груди зарождается что-то похожее на смех. – Как много ты ей рассказал о нас?

– Олеся, – он пытается остановить.

– Наверное, ты рассказал ей о том, как тебе тяжело? Уверена, она с радостью тебя пожалела и утешила.

– Все не так.

– Никита, а давай без увиливаний? Думаешь, смягчив сейчас свой рассказ, это что-то изменит?

– Олеся, я не могу… Проклятье, – вскидывает руки и начинает ходить по кругу. – Я просто не могу иначе.

Нас прерывает шум у входа. Затем мимо проносится Лена.

– Ты же ушла гулять, – кричу ей вдогонку, подъехав к коридору, через который она пронеслась.

– Никто не вышел сегодня.

– Ясно.

Разворачиваю коляску к мужу.

– Как я уже сказала, разводу быть. И нам нужно обсудить условия…

– Господи, зачем торопиться?

– В смысле?

– Я знаю, что… Сейчас это сложно объяснить.

– Ты уже все объяснил. Не стоит. Нужно все рассказать дочери. Хотя Артуру я бы предпочла не сообщать так скоро.

Выкатываюсь из гостиной и еду в направлении спальни, так как мне нужно в уборную. Но он нагоняет и встает передо мной, очевидно, несогласный.

– Олеся я против развода, – его голос отнюдь не тихий. Никита на взводе.

– Почему? Теперь ты волен делать что пожелаешь. Тебя уже явно заждались, вне этого брака.

– Господи, почему ты меня не слышишь? – теперь он срывается практически на крик.

– Мам, пап? Что происходит? – дочь выходит из своей комнаты и смотрит на нас растерянно.

– Сам скажешь? – смотрю на Никиту, который замер.

– Олеся, – он шипит раздраженно и устало, и я принимаю решение.

– Мы с твоим отцом разводимся, Лена. У него… – горло так болит, словно в него льют раскаленное железо, но я продолжаю: – У него другая женщина.

– Как? – дочка снова теряется и смотрит то на меня, то на отца. Затем останавливает взгляд на Никите. – Стой, та женщина…

Я вслушиваюсь в ее слова, не до конца понимая, о чем речь.

– Дочка, – пытается вставить муж, но дочь перебивает.

– Та женщина, пап. Ты сказал, что просто подвез коллегу, так как она беременная. Это была она?

– Что? – с разочарованием и дикой болью смотрю на него. Его встречный взгляд полон сожаления. Но я не готова к этому. И схватившись за ободки коляски, разворачиваюсь и уезжаю в комнату, чтобы не слышать его извинения и попытки оправдаться.

Глава 13

Словно дикий, необузданный поток ледяной воды уносит меня в комнату. Я тону в этой бездне и не могу выбраться. С первым всхлипом первая слеза скатывается по щеке…

Я выдержала его рассказ о любовнице. Выдержала и смогла, как я думала, дать отпор. Дойти до точки в разговоре. Не разрушиться на его глазах. Я даже смогла открыть эту горькую правду дочери. Но ребенок…

У него ребенок. От другой женщины.

Это слишком. Это просто… слишком.

– Господи, – будто захлебываясь, хватаюсь одной рукой за горло, где все разрывается от боли, второй за боковушку коляски и проваливаюсь.

Стиснув зубы до скрежета, я рыдаю.

Если до этого я позволяла парочке слезинок оставить след на коже, то сейчас я не могу сдержаться. Я не могу.

Я готовилась к разводу. Думала, что готова. Но как же я ошибалась.

Стук в дверь заставляет вздрогнуть.

– Уходи, – ломким как стекло голосом прошу его. Он не может проситься войти. Не сейчас.

Только не сейчас.

– Мам? – голос дочери заставляет захлебнуться новым потоком слез.

– Я не могу, – отвечаю совсем тихо, так как голос будто пропал.

– Мам, – продолжает она. – Папа ушел. Я попросила его уйти. Мам, пожалуйста.

Как могу, стираю со щек слезы. Не пытаясь наивно их скрыть. А чтобы… попытаться попросить ее ненадолго оставить одну.

Дрожащей рукой, щелкаю замком, и Лена тут же вваливается в комнату.

– Мам, – слезно смотрит на меня, разрывая и без того раненое сердце.

– Все…

Но она не дает договорить. Она обнимает меня и плачет вместе со мной.

Мой ребенок, на которого я только что скинула бомбу.

– Прости, солнышко. Я не должна была…

Глажу ее по спине, прижимая к себе крепче.

– Прости, пожалуйста.

– Ты не виновата. Ты не виновата, мам…

С трудом оторвав ее от своего плеча, вытираю ее мокрое лицо. Хотела бы улыбнуться, но не могу. Никак не получается.

– Мне нужно прилечь, дочь, – смотрю на нее, поджав губы.

– Хорошо. Но я с тобой останусь, можно?

– Конечно.

Неловко забираюсь на кровать и ложусь на свою подушку, положив ее повыше. Лена забирается ко мне и тут же попадает в мои объятия.

Мы молча лежим какое-то время. Я глажу ее по плечу, заботливо обнимая. Боясь потревожить эти минуты.

– Так… значит, вы разводитесь? Ты знала о ней?

– Знала. Какое-то время знала. Но молчала и не поднимала этот вопрос.

– Из-за брата?

– Да. Экзамены – это хлопотно и ответственно.

– Понимаю.

– Пожалуйста, не говори ему пока что.

– Думаешь, он не узнает?

– Нет. Потом я скажу ему сама.

– Ладно. Но что нам делать?

– Если честно… Я сейчас и думать не могу. Это… тяжело, понимаешь?

Она отстраняется и поднимает голову.

– Ты его любишь, да?

– Да, – перевожу взгляд в сторону. – Хотела разлюбить. Каждый раз думала, что этот день, когда он опоздал на ужин, когда уехал раньше, – последний. И наконец-то смогу. Но… Возможно, эта новость образумит.

Из глаз снова вытекают предательские слезы, но Лена уже легла на мое плечо и не видит их.

Столько счастливых лет уместились в одно слово, разрушающее их слово «измена». И теперь их будто не было. Словно воспоминанием остались. Их нет.

– Не хочу… – врывается в мои мысли голос Лены.

– Что? – снова начинаю гладить ее по плечу.

– Чтобы вы разводились, не хочу. Это странно.

– Я понимаю, но… – она не дает договорить и перебивает возбужденным голосом:

– Как я буду жить? Артур хотя бы уехал, и ему не придется… бегать туда-сюда. А я? Ты могла подождать еще несколько лет. Почему ты не подождала, пока я не поступлю в университет и не уеду. Почему подождала только его поступления?

– Лена, – пытаюсь ее успокоить, с трудом проглатывая ее слова, но она резко садится и разворачивается ко мне лицом.

– Мам, ну, пожалуйста, – просит умоляюще, даже складывает руки в этом жесте. – Давай поговорим с папой, чтобы он бросил ту… И ребенка этого.

– Дочка, – воздух становится неожиданно ядовитым, отравляет все изнутри.

Конечно, она не знает о предательстве так много. Она растеряна и боится.

– Твой папа… Я не могу, понимаешь. Он обидел меня.

– Ну ты же сказала, что любишь его. Я скажу ему, чтобы он попросил прощения и все будет хорошо. Ну мам…

– Лена, – с горечью смотрю на нее, – это не работает так. Не все можно решить просто сказав: "Прости. Мне жаль". У него другая женщина. И она ждет от него ребенка.

– Я уже ненавижу этого ребенка, – чуть ли не кричит она.

– Господи, дочка.

– Что? – соскакивает с кровати и топает ногой. – Если бы не ребенок, ты бы простила папу и все. Я бы попросила его расстаться с ней, и ничего бы не было.

– Мы бы все равно развелись, Лена. Я сказала ему, что мы разводимся до того, как узнала о том, что его новая женщина беременна.

– Это не одно и то же.

– Милая, иди ко мне, – тыну руку, но именно сейчас ненавижу свое положение сильней всего.

Моя дочь расстроена и срывается в пропасть обиды и боли. Ей страшно, а я не могу ее даже утешить. Подойти и обнять.

– Пожалуйста, Лена…

– Нет, я пойду и все скажу папе. А потом вы поговорите.

Она открывает дверь и тут же натыкается на Никиту, стоящего на пороге комнаты.

– Вот и ты. Я против, ясно? Откажись от этого ребенка и попроси прощения у мамы. Мы семья. Я не собираюсь выбирать между вами. Мама вообще не ходит, а ты ребенка заводишь.

Муж сталкивается со мной взглядом, и я чувствую себя еще более жалкой, чем когда-либо. Словно я сама использовала бы когда-нибудь свою инвалидность для того, чтобы он остался.

– Поговори с ней, Никита. Может быть, она услышит тебя.

Он кивает и, обняв за плечи Лену, уводит ее из дома, так как я слышу, что входная дверь закрывается и наступает полнейшая тишина. Только стук моего сердца и прерывистое дыхание. Вот что осталось от женщины, которая недавно была счастлива и не подозревала, во что превратится ее жизнь в какие-то сорок пять лет.