Читать книгу: «Под припев цикад и сов… Книга стихов», страница 2

Россия

 
Никогда не порхала синицей,
Через силу ступала порой,
А в лучистых глазах все дымится
Боль столетий и гнев твой святой.
Потерпи! Ты так долго терпела…
Но я знаю: осталось чуть-чуть!
Только б небо голубкою белой
Освящало твой праведный путь.
 

2023

Клеветникам России XXI века

 
Наверно, бес вас наплодил, чертяка,
Чтоб наш народ с досады хоть заплакал,
Стыдясь спасенных, вас, что так виляют,
«Не одобряют», подвывают, лают
Лукавой моськой, что при дяде Сэме!
Эх, сколько вас, злокозненное семя…
И в детстве, что ли, старшенькой сестре,
От всех вас защищавшей во дворе,
Вы, стайка малолетних шельмецов,
Плевали благодарственно в лицо?
 

Две Дарьи

 
Девушки-Снегурочки,
Девушки-подснежники —
Их уже и нет почти,
Нежной милой свежести.
Ту взорвали Дашеньку,
Эту – оболванили
И, к позору нашему,
Террористкой наняли!
 

Бесы

Не верится в беспамятное глупое человечество, тысячелетиями повторяющее одни и те же ошибки.

«…И колом в землю – замысел глумливый…»

 
…И колом в землю – замысел глумливый:
Землянам над куском своим урчать,
Крикливой коммуналкой косо, криво
Жить – да плевать в соседский чай!
Иначе – гнев начальственных баранов,
И в кружке кипяток лишь, пуст и крут…
Дурман когтит тысячелетья рвано,
Куда идем-бредем?!
                                       В Е Д У Т.
 

Русские музы зарубежья – Анна, Марина, Надежда

 
Ах, лебедь распрекрасный самый,
Умри! Довольно прыг да скок!
Теперь в Париж, и там есть дамы,
Заняться коими – восторг!
 
 
Им – лучик солнца уже, меньше,
Полынью выстеленный шлях…
А этих гениальных женщин
Поймал лукавый на мужьях.
 

Краски

 
У моря скорчился барак-уродец,
Но в предзакатный час
Гляжу: плывет вдали, встречь непогоде,
Как бронзовый баркас!
Векам и верстам подневольны краски,
Затем, что ЗДЕСЬ, СЕЙЧАС
Вершится жизнь привычно и пристрастно,
И без прикрас.
 

«И были лошади ничьи…»

 
И были лошади ничьи
И по степям ничьим пылили,
Над ними в облаках, что в мыле,
Светила плыли, тоже горячи…
 
 
И сколь немыслящих голов
Уже не пего, не кауро —
Железно, кольцами Сатурна
Сжимали, гнули ипподром веков!
 

Японский Нестор

 
Оживает влажной розой
Иероглиф… Дальше кисть
Заскользила нежно, грозно —
Непреложнее, чем жизнь.
 
 
Пагода приоритетов
Нераздумчиво четка,
И единым силуэтом
Громоздятся в ряд века…
 

Тургеневская девушка

 
Так легко взлетела по ступеням,
В горле – плеск нежданных сладких слез,
Вкруг беседки – птиц весенних пенье,
И благоуханье нежных роз…
Ах, наинежнейшая из женщин
Девушка Тургенева в саду!
О спасенье мира – и не меньше —
Спозаранку грезит на беду.
Так легко взбежала по ступеням…
А потом и в монастырь, в народ,
На чужбину с жаждою спасенья,
На позорный эшафот пойдет.
 

Русские поэтессы

Анне, Марине

 
Поэтессы, небес невесты…
Нет, зачем? Именуйтесь: ПОЭТ!
Из мужского, крутого теста!
И по кручам зыбучим отвесным
Напророчили путь им крестный,
И страшнее его – нет.
 

Два слова к двум цитатам

Внук Николая I вел. кн. К.К. Романов после объявления войны Германией, родины другого деда и обеих бабок, выбираясь из нее в Россию, был высажен из вагона и с малыми детьми шел пешком.

По воспоминаниям современников

«Вы скажете, может быть, что немцы не дадут вагона. Давайте пари, что дадут!»

В. Ленин в письме к И. Арманд

6 марта 1917

 
Дадут, Вильгельм не подведет.
Поставив за два века пару дюжин
Принцесс и принцев дюжинных недужных
(Екатерина лишь не в счет!),
В довесочек к невиданной войне
Большевиков подкинуть было нужно!
Что ж, по веленью бесов ли, «по дружбе»
Германия расщедрилась – вполне.
 

«Весь мир – театр…»

 
Конь каурый удрученный
В сон томительный скакнет,
Моря плеск серо-зеленый
Громким ржаньем перебьет…
Расплету ему косицы,
Что лукавый навязал,
Приголублю – рыжей птицей
Грянет между волн и скал!
Воля, воля… Нам бы, овцам!
В некончающемся сне
Золотом каурым льется
Солнце в ледяном окне
Ледяных времянок сирых,
Будь там бомж иль богатей…
В мире нашем нету мира,
Лишь крикливый театр теней.
 

Ахматова шестидесятых

«Меня бес дразнит… Ахматова В почтовом поезде!»

А. Блок «Записные книжки», 1914

 
И с несомненностью постичь:
В серебряно-седой царице
Та , давняя – бесовский бич,
Почтовый райский голубь – длится,
Трепещет в строгом складе губ!
И, как лесных зверушек стая,
Мир, искони «жесток и груб»,
У ног поэта замирает.
 

«Родина, отринувшая многих…»

«Наша злая тоска по России даже не ностальгия, не патриотизм, а один Бог знает что…»

Русский парижанин первой волны эмиграции

 
Родина, отринувшая многих
Любящих, не клявших, не чужих,
Не виновна, нет. Спросить нам с Бога,
Что не защитил страдальцев сих?!
 
 
Им в изгнанье русское раздолье —
Изголовье сна и утра свет…
Что ж поделать с эдакой любовью,
У которой и названья нет?
 

Первая любовь

Зеленые холмы

 
Толстощекий складный бэби,
Светленький, такой хороший,
Хохоча, взвивался в небо,
Папкиной рукой подброшен.
 
 
Падало наклонно поле,
Сплошь рябое от ромашек!
Сын наш, налетавшись вволю,
Дремлет на коленях наших,
 
 
Сомкнутых, как руки, взгляды,
Как сердца в одном биенье…
Нынче там бетонным рядом
Блочные торчат строенья,
 
 
Перечеркивая склоны,
Где ромашек век не будет,
Хмуро держат оборону
Гаражи, сараи, люди.
 

Ночное озеро

 
Ловушками во тьме, разят бугры
Распаханной твердыни чернозема —
Обнявшись, топаем полночно, утомленно:
– Ох, ноги не сломать бы до поры!
– Нет-нет, дойдем!
                                                Как древняя икона
Пресветлый кажет лик, так нам полей хоромы
Блеск озера вдали! Влечем дары
Души, впервые истово влюбленной,
Кувшинке каждой, каждой камышинке сонной,
Вошли во вкус, уж нам не до игры,
Спешим по пахоте, что пашем, к дому
Обетованному, как Иордань святому…
Зря. Под луной крупинками икры —
                                                                            Асфальт!
 

Первая любовь

 
Льнут, тесно нижутся слова
На красной нити неотвязной мысли…
Ах нет, на нитях сердца – голова Здесь ни при чем!
Так страстно, чисто, Как освященные крестом,
Перебираем их. Потом
Рвем! Вместе с сердцем рвем
Те четки… Нить повисла,
Распались сердолики слов
Стекляшками: «…люблю… любовь…»
 

Быт

 
Нам бы веселой мудрости Хайяма
В раю бы жили, а не в окаянной
Ловушке быта серенькой обманной,
И не заметишь, как овраг в тумане…
Застрянешь – затоскуешь, вот беда.
И лишь Любовь спасает, как всегда!
 

«Доверчивая юная весна…»

 
Доверчивая юная весна…
Ах, гляньте: пара вишен на ладони
Любви неодолимой! Не до сна,
И рдеем мы, и сохнем…
                              Что ж, – и тонем.
Любовь все та же, лишь она нужна,
Чтоб выжить, выплыть, не коснуться дна,
Не нахлебаться черных вод вороньих —
Любовь, она одна!
 

Влюбленный

«Только влюбленный имеет право на звание человека»

Александр Блок

 
Приветила – свирелью лета,
Что волшебством
Льет жар в привычки и предметы,
Костер стал – дом,
Ковчег, вместилище СОБЫТИЙ:
Взгляд мельком, жест…
Он ими жив, он небожитель,
Солист, оркестр!
От всех потопов уплывет,
Шутя спасаясь:
Свирель из громовых высот
Ему играет
Гимн, колыбельную – да всё
Небесной манной!
 
 
Всех радуг ярче остриё
Свирели рдяной…
Но «Всё кончается!» – вот фраза
Земли утрат!
 
 
Безлюбье – вот он, безобразный
Нам всем колпак!
Бьет время леденящей Летой
В щепу ковчег —
Свирель навечно лишь с поэтом
Сквозь зной и снег,
А в прежнем сером оперенье —
Вцепись, держись! —
Кургузым суетливым эму
Дни, ночи – жизнь…
 
 
Эх, гриновский финал: любили долго,
Ушли в один и тот же день!
Круглогодичная сирень.
Вовеки не отравленная Волга.
 

Поэзия – выше!

 
Красавица – лебедь над тиной пруда,
Что ветром заоблачным дышит.
Ах, как дотянуться? Но знаю всегда:
Поэзия – выше!
Кавказа громады круты, высоки
У молний и громов под крышей,
Но как им без Пушкина легкой строки?
Поэзия – выше!
Вознесся собор, точно в небо окно,
Здесь все мы смиренней и тише,
И молим, и каемся… Но все равно
Поэзия – выше!
Что слово и слава высоких особ?
Душа моя их не услышит!
Да пусть задирают и нос свой, и лоб,
Поэзия – выше!
И что уж горячка, готовность убить,
«Уснуть, умереть» (если пышно!) —
Шекспировский пыл моей первой любви?
Поэзия – выше!
 

Два стиха о счастье

Из письма старого друга

 
Мерзлый ландыш губ девичьих
На весеннем на морозе…
Март так метко, так отлично
Раскидал снежинок грозди!
Юркнуть бы в подъезд пахучий —
Да к ребристой батарее!
Только в миллион раз лучше
Ручка в варежке согреет:
Трет мальчишке нос и щеки,
На груди затихнет птицей…
Этот вечерок далекий
В ночь вовек не превратится!
Снежной нежностью помечен,
Он светлее всё и слаще,
Беспечально юн и вечен,
И названье ему – счастье!