Читать книгу: «Заклинатель», страница 3

6

Они вернулись к машине. Лицо Ньи было мрачным.

– Этот человек, этот Н’анга, просто позор страны. Если в прессу просочится информация о том, что он делает, мы станем всеобщим посмешищем.

– Так вот почему вы нам помогаете, – сообразил Грей. – Теперь понятно…

– Я делаю свою работу. Разве вы здесь не по той же причине?

– Еще я хочу помочь Эддисону и Тапс.

– Все ясно, – бросила Нья. – Есть еще какие-то выводы относительно моего характера?

– Забудьте. На этом ритуале наверняка был кто-то еще, с кем мы можем поговорить и кто знает об этом жреце больше.

– Там собрались кумуша – деревенские жители. Как вы собираетесь их искать?

– Не знаю, по деревням проехаться? – предположил Грей.

– Очень непрактично. К тому же они не станут с вами разговаривать.

– Зато с вами станут.

– С чиновницей из министерства? Вряд ли.

– Эддисон и Тапс не селяне, – сказал Грей, – однако они там были. Могут найтись и другие вроде них.

– Как я уже сказала вам вчера вечером, никто из тех, кто присутствовал на ритуале, не захочет светиться. Если хотите помочь мистеру Эддисону, не тратьте время, пытаясь найти тех, кто там был и то ли может, то ли не может что-нибудь об этом знать.

– Тогда остается только прощупать связи Эддисона. Кто-то ведь рассказал ему о церемонии. Я рассмотрю дело под этим углом, а вечером встретимся с профессором Радеком.

– Перед этой встречей мне хотелось бы, чтобы вы переговорили кое с кем еще, – проговорила Нья. – Если вы вечером свободны и сможете пойти со мной, предлагаю встретиться в семь у вас в посольстве.

– Да, я смогу. С кем мы встречаемся?

Она дотронулась до креста у горла.

– Кое с кем, кто разбирается в джуджу.

* * *

Грей ушел, и Нья позволила себе легкий вздох облегчения. Не в ее характере себя нахваливать, но она хорошо сыграла свою роль. У нее появилось предчувствие, что Грей может оказаться ей полезен и поможет в ее поисках. Несмотря на молодость, в нем ощущалась компетентность, а еще он обладал качеством, слишком хорошо знакомым Нье, потому что она и сама им обладала. Доминик Грей был из тех, кто выживает.

Слава богу, что за расследование не взялся тот второй человек из американского посольства. Нья сильно сомневалась, что у нее хватило бы духу с ним работать. Ей был знаком этот типаж – такие думают, что их привилегированный статус представителей западной цивилизации по умолчанию дает им превосходство над коренным населением. Их доллары, евро или фунты открывают перед ними двери лучших клубов, позволяют ежедневно и еженощно питаться в самых дорогих ресторанах и вкушать столько грязных удовольствий, сколько их душенькам угодно. Они проникаются якобы врожденным чувством превосходства, словно всегда имели право на подобный статус, хотя на самом-то деле просто случайно оказались в нужном месте. В лучших традициях колониализма их глубинное чувство незащищенности порождало жестокость и черствость, держа человечность под тремя замками и позволяя им наслаждаться своим пребыванием в новой вотчине, не терзаясь угрызениями совести. Тут оставались только такие. Хорошие люди всегда уезжали, удрученные происходящим в Зимбабве и разочарованные невозможностью добиться реальных перемен к лучшему.

Она поехала через центр города, глядя прямо перед собой. Это стало ее привычкой – оскорблять взор повседневными реалиями Хараре не хотелось. И все-таки полностью избежать мелькающих образов ее измученного города было невозможно.

Путь Ньи лежал по улице Джулиуса Ньерере, Второй улице, затем по Ангва, а в опущенное окно просачивались воспоминания. Город обзавелся бледной аурой упадка, которой не было в дни ее детства. Когда-то Хараре был современным, чистым, полным энергии, надеждой Африки, гордостью и радостью страны. Он был словно наэлектризован. Апартеиду пришел конец, и хотя его пережитки до сих пор кое-где давали о себе знать, большинство людей, в особенности молодежь, в удивительном порыве товарищества приняли новое Зимбабве. Появилось множество рабочих мест, образование финансировалось государством и было превосходным.

Нья вспомнила, как, бывало, в послеобеденные часы лакомилась мороженым-трубочкой под медовой глазурью у павильона «Вестгейт» в окружении друзей – детей разных национальностей из дипломатического круга ее родителей: других зимбабвийцев, египтян, южноафриканцев, шведов, ирландцев, ганцев, датчан, американцев, индийцев, португальцев, застенчивых близнецов из Дубая. Ночные вылазки в «Эйвондейл», в «Кафе “Европа”» за граппой, посиделки в «Архипелаге» и «Черепахах», привычка быстро перекусить в «Нандо» перед тем, как отправиться в винный бар при отеле «Мономотапа». А сейчас она проезжала мимо безжизненных торговых центров, мимо пустых, обсаженных жакарандой бульваров, где когда-то работали магазины, толпились туристы и видны были все признаки процветающей экономики. Она вцепилась в руль. Все это счастье, весь этот потенциал – все это оказалось растрачено тем же правительством, благодаря которому когда-то появилось. Неважно, что тому виной: жажда власти, паранойя, жадность – Нье плевать было, что именно пошло не так, что положило начало той нисходящей спирали, которая превратила любимое Зимбабве ее юных лет в очередное нищее африканское государство.

Нет, ни малейшего сочувствия Нья не испытывала. Она просто знала, что ей этого не вынести.

Ее задача на сегодняшний день была слишком знакомой. Предстояло оценить условия жизни в Мбаре, пригороде, который стал одной из очередных потенциальных целей гнусного правительственного проекта расчистки, заключавшегося в тотальном и непродуманном сносе трущоб. Ведя машину, она сглатывала, пытаясь избавиться от кома в горле, вызванного видом самодельных хижин из поставленных друг на друга листов гофрированного алюминия. Сквоттеры ютились и в крошечных картонных лачугах, используя их в качестве прибежища, пока не зарядили дожди. Канализация, электричество, водопровод и другие атрибуты современности либо отсутствовали, либо доживали свои последние дни. Тут постоянно опасались то дизентерии, то холеры и ежедневно побирались, чтобы добыть еду и питьевую воду. Дети в обносках порскали от «лендровера» с правительственными номерами и таращились на нее, будто она была инопланетянкой. Шелудивые одичавшие коты и псы крадучись пробирались по дальним окраинам этого напоминающего ночной кошмар лабиринта.

Нью трясло от ярости и бессилия, пока она вела машину через трущобы. Она остановилась лишь у сиротского дома для больных СПИДом детей, чтобы оставить там привезенные с собой продукты и поношенную одежду.

По привычке она снова потянулась к крестику, но мстительно отдернула руку. Бог ничего не сделал, чтобы облегчить участь этих людей, которые наверняка взывали к нему куда чаще, чем те сволочи, которые позволили ее стране прийти в упадок.

Ей захотелось снять крест, но она не могла. Его подарил отец, и другого Нья от него не получит. Никогда.

И это тоже повод порвать со старой привычкой.

Она подготовит свой доклад. Предоставит начальству именно то, о чем ее просили: конкретный отчет о тех трагедиях, которые обрушатся на этих людей, когда их жалкие дома будут уничтожены. Сообщит о неминуемых последствиях намеченных действий – и сделает это в нейтральном, бесстрастном тоне, который усвоила в министерстве.

Нья восстановила самообладание, только оставив Мбаре далеко позади и смахнув слезу, которую не помогло сдержать даже ее столичное самообладание. Мысли вернулись к другому заданию: наблюдению за американцем. В правительстве знали о распространении джуджу в основном потому, что опасались дурных отзывов в прессе, но разобраться с этим явлением не было приоритетной задачей.

Ей нужно соблюдать осторожность; она чувствовала, что Доминик Грей умен. Он может оказаться ей полезен, но придется постоянно быть начеку и не дать ему догадаться о ее истинных целях.

Он не должен узнать, почему она на самом деле помогает ему искать Уильяма Эддисона.

7

Харрис закинул ноги на письменный стол, прикурил сигарету и заложил руки за голову.

– Что удалось узнать? Эддисон уже выполз из своей норы?

Грей сел на неудобный металлический стул, развернутый к столу, не сутулясь и не напрягаясь, в расслабленной позе человека, способного в любой момент приступить к действиям.

– Его подруга понятия не имеет, что с ним случилось.

И Грей сжато изложил начальнику, как прошла встреча с Тапс. Харрис выдохнул в находившееся у него за спиной открытое окно второго этажа.

– Я такой чуши ни разу в жизни не слышал. Пытаться добиться чего-то от людей в третьем мире по-хорошему – все равно что бекон жарить на оливковом масле. Послушай, найди нужного дилера, и он выведет тебя на Эддисона.

– Не думаю, что они были под наркотой.

– Но тогда что это было? Девица сказала правду? С земли поднялась завеса тумана и поглотила ее дружка? Отличный результат сбора данных, Грей. Я уж постараюсь, чтобы твою гипотезу передали послу, а потом и президенту.

– Свидетельница просто расстроена и сбита с толку. А я лишь держу тебя в курсе дела.

– Ты бы мне еще на скрипке сыграл.

Грей глубоко вздохнул.

– Нужно выяснить, как Эддисон узнал про обряд. Похоже, это не общедоступная информация. Кем бы ни был человек, сообщивший ему про это сборище, он, похоже, может о чем-то знать.

– Так-то лучше. Идеи есть?

– Я надеялся на твою помощь. Ты знаешь, с кем он дружил, где бывал? Может есть кто-то, кто сможет что-нибудь мне рассказать?

– Он дружил с послом, но с ним я уже переговорил, и ему ничего не известно. А помимо посла и этой его подружки… – Харрис пожал плечами. – Проверь его квартиру, может, найдешь какую-нибудь зацепку.

– Какой адрес?

Харрис черкнул что-то на первом листке разлинованного блокнота, вырвал его и с ухмылкой передал Грею.

– Как развивается сотрудничество с нашей маленькой чертовкой? У тебя уже был шанс узнать ее поближе? Увидеть ее с непрофессиональной стороны?

– После того как мы побывали у мисс Чакавы, Нья спросила, не хочу ли я к ней заскочить и познакомиться получше.

– Правда? И как оно? – оживился Харрис.

Грей закатил глаза и встал.

– Да ладно тебе! Откуда мне было знать? – возмутился Харрис. – В таких странах никогда ни в чем нельзя быть уверенным.

– Ты слишком часто бываешь в борделях, прекращай это, а то у тебя создается превратное впечатление об отношениях между мужчинами и женщинами.

– Мы опять об этом? Проституция ничем не отличается от свиданий. Как ты думаешь, почему мы платим за ужин и за выпивку? Из соображений благотворительности? И даже не заводи эту шарманку насчет брака. В таких странах это узаконенное рабство, да и в Штатах дела обстоят ненамного лучше.

– Я предпочитаю старомодный способ. Выпить, поболтать, и никто за секс не платит.

– Проституция позволяет сразу перейти к делу и избежать мучений, которые растягиваются на десятилетия. Так оно лучше всего для всех участников.

– Ясное дело, Харрис, ты прав.

* * *

После того как Грей объяснил ситуацию и показал удостоверение личности, комендант здания, где жил Эддисон, стал радостно кивать и улыбаться.

Грей находил шона невероятно душевными людьми, готовыми веселиться, невзирая на все беды Зимбабве. Хорошо бы обзавестись бутылочкой подлинной радости жизни – похоже, у многих шона такие имелись в загашниках.

Жилище Эддисона свидетельствовало о том, что он всю жизнь путешествовал и был холостяком со средствами. В квартире не было беспорядка, но не хватала тепла женского присутствия. Винтовая железная лестница отделяла кухню от прямоугольной гостиной. Вдоль одной стенки тут выстроились резные книжные шкафы, вдоль другой тянулся винный стеллаж. Произведения искусства и коллекционные предметы со всего мира заполняли шкаф-витрину. Довершали картину кожаный диван и два мягких кресла, каждое из которых было покрыто звериной шкурой – похоже, они украшали в Африке дома всех экспатов.

Грей задержался в кухне, пустой, если не считать раковины, полной грязных тарелок. Потом поднялся по лестнице на второй этаж и оказался в спальне. В ее интерьере преобладали красные тона, и ее обстановку, казалось, доставили прямиком из гарема. Бо́льшую ее часть занимала громадная кровать с многочисленными подушками и какой-то валяющейся в изножье одеждой. Шелковые простыни заскользили под пальцами Грея, когда он откинул их в сторону.

Грей осмотрел гардеробную, сундук с одеждой, отодвинул многочисленные алые занавески, за которыми скрывался балкон, выходящий на улицу. Потом переместился в ванную и тоже не нашел там ничего интересного. Усевшись на краешек спрятавшейся за стеклянным щитом ванны, он, задумавшись, стал барабанить пальцами по стеклу.

Еще раз осмотрев спальню, Грей подошел к кровати и взял с нее пару брюк. Проверил содержимое карманов, надеясь обнаружить какой-нибудь чек, но нашел лишь книжечку спичек. Там не хватало всего трех штук, а значит, они появились у Эддисона совсем недавно.

Он перевернул упаковку и прочел на обратной стороне название: «Клуб “Лаки”».

Пожалуй, стоит взглянуть, что это за местечко.

* * *

Грей позвонил Нье узнать, сможет ли она встретиться с ним в «Клубе “Лаки”», но нарвался на голосовую почту и сбросил соединение. Одно дело – осмотреть без разрешения Ньи квартиру гражданина США и совсем другое – поехать, следуя зацепке, в центр Хараре что-то расследовать там. Он взвесил свои возможности и двинулся в сторону клуба. Важно было не терять времени. Кроме того, выпить пива и осмотреться в заведении законом не преследуется, и Нья сама поручила ему порасспрашивать об Эддисоне.

Адрес, написанный на обратной стороне картонки со спичками, привел его в юго-западную часть Центрального делового района, на Банк-стрит. Городские пейзажи здесь уже не столь радовали глаз. Остановившись на углу, Грей вгляделся в перспективу протянувшейся в южном направлении беспорядочно застроенной Чинхойи-стрит. На стенах ветшающих бурых зданий колыхались рваные объявления, на тротуаре валялся всякий мусор, покосившиеся фонари и гудящие кривые трубки неоновых огней ждали, когда опустится покров темноты. На балконах пивнушек и второразрядных клубов толпились мужчины, спуская свои немногочисленные никчемные зимбабвийские доллары в попытке забыть, как их пришлось добывать.

Неприметное заведение на углу терялось среди баров и заброшенных лавочек, большинство из которых обходились без вывесок. Грей знал, что некоторые из них обслуживают клиентов, которые хотят избежать как опасностей глухих окраинных переулков, так и любопытствующих взоров высшего общества. Все в этом районе отнюдь не соответствовало респектабельности, культивируемой и насаждаемой в деловых кварталах Хараре.

Разумно было бы оставить эту часть города нетронутой, подумал Грей. Лишить разочарованных людей всех способов выпустить пар – значит напрашиваться на бунт.

Настороженность Грея усилилась, стоило ему только открыть деревянную дверь «Клуба “Лаки”» и увидеть на сцене в дальнем углу молодую девушку топлес, танцующую у одного из двух пилонов. Стриптиз-клубы в Хараре были запрещены законом. Они существовали либо подпольно, либо чуть более открыто, если у хозяев имелся прикормленный правительственный чиновник. «Клуб “Лаки”» из-за отсутствия вывески не бросался в глаза, но зайти в него мог прямо с улицы любой желающий. Значит, кому-то за это платили, а следовательно, закон на территории клуба не действовал.

Темное помещение с низким потолком и без единого оконца пропахло застоявшимся пивом и по́том, а еще Грей уловил вонь рвотных масс. Грязноватые столики кучковались перед сценой, как мушиный рой. Слева за открытой дверью виднелся коридор.

За одним из столиков у сцены спиной к Грею сидели четверо мужчин, они смеялись и наблюдали за извивающейся у пилона девушкой. Никто не заметил, как он вошел; гремевшая в зале музыка квайто заглушала другие звуки.

Грей позволил двери закрыться за ним на оставшиеся несколько дюймов. Отступать теперь уже поздно.

8

Грей выбрал столик на полпути между стриптизершей и входом. Так, чтобы оставить себе пространство для маневра, но при этом сидеть достаточно близко к происходящему на сцене и не вызывать ни у кого подозрений.

Заморенная девушка с остекленевшими глазами, на которой из одежды были одни только стринги, вышла из коридора и направилась к нему. Не встречаясь с ним взглядом, спросила, что он будет пить, и челюсти Грея сжались сами собой. Скорее всего, она больна СПИДом, или, как его называют тут, слимом. Тут наверняка вдобавок и бордель, к гадалке не ходи. И это в стране, где уровень заболеваемости СПИДом, по оценкам, составляет двадцать процентов… безумие.

Он заказал пиво и решил, когда девушка вернется, поинтересоваться у нее, нельзя ли поговорить с менеджером. Песня кончилась. Вместо нее заиграла другая, с точно таким же ритмом. Один из посетителей впереди обернулся, вероятно, ища официантку, заметил Грея, на миг вперил в него взгляд, а потом подтолкнул своего соседа, который зашептал что-то другому.

Они встали, повернулись к Грею, и тот выругался. Эти ребята оказалась моложе, чем он думал, – подростки, одетые в зеленые спортивные штаны и майки с эмблемами правящей партии ЗАНС-ПФ, Зимбабвийского африканского национального союза – Патриотического фронта. Одежды и юные лица выдавали в них «Зеленых бомберов», членов молодежного крыла союза.

Грей знал, что это за организация. В попытке политизировать подрастающее поколение правительство организовало военизированные тренировочные лагеря, предлагая регулярное питание и стипендию всякому, кто туда запишется. Для тех, кто голодал на улицах, никакой реальной альтернативы этому не было. А в некоторых районах страны ребят, которые не хотели в этом участвовать, похищали и загоняли в лагеря насильно.

В этих лагерях разворачивались сюжеты, словно сошедшие со страниц современных романов ужасов. Без настоящего присмотра и системы отчетности, промывание мозгов и насилие стали там обыденностью, а невинные деревенские мальчишки превращались в морально опустошенных и преданных режиму солдат. Обеспечив им фактическую безнаказанность, правительство рассылало их по всей стране – следить, чтобы население послушно голосовало за ЗАНС-ПФ. В Хараре, впрочем, они не были особенно заметны и обычно ограничивались преследованием членов ДДП, оппозиционной партии.

Во всяком случае, так считалось.

Грей сочувствовал этим мальчишкам, а их стадный менталитет вызывал у него неприятные воспоминания. Когда он бродил по улицам Токио, спасаясь от отцовских запоев, ему приходилось постоянно остерегаться жестоких уличных банд, контролировавших теневую жизнь города. Грей, против ожидания, не был легкой добычей, но шпаны всегда было слишком много. Приходилось выбирать между бандами и папашиными кулаками. Члены шаек хотя бы знали, когда остановиться…

Крепкий парнишка, явный вожак, сделал большой глоток пива и вытер губы бугрящейся мышцами рукой. Потом он двинулся к Грею, который встал так, чтобы за спиной у него находился стол, а подход справа отреза́ла пара стульев. Парнишка остановился, лишь когда между ними остались считаные дюймы. Из каждой поры его кожи несло алкоголем.

– Этот клуб не для тебя, – заявил он, покачивая бутылкой пива, которую держал в правой руке. Остальные трое замерли в нескольких футах позади него, высокомерно усмехаясь и сложив на груди руки.

– Я просто пива выпить зашел, – сказал Грей.

– Тебе, мурунгу, никакого пива тут не будет. И ничего другого тоже.

Грей не хотел устраивать никакого скандала, особенно учитывая, что вообще-то не должен вести расследование в одиночку.

– Хорошо, найду другой бар.

– Отличная идея, ага, – осклабился вожак. – А перед уходом оставь на столе кошелек. Нам за беспокойство пиво полагается.

Грей залез в карман, вытащил бумажник, открыл так, чтобы продемонстрировать удостоверение личности, и снова убрал в карман.

– У меня дипломатический иммунитет.

– Со слухом проблемы, что ли? Я сказал, что этот клуб не для тебя. Тут никаких иммунитетов не полагается.

– Я имел в виду, что у меня есть право сделать с тобой все, что пожелаю, – сказал Грей негромко, словно вожак был один.

И увидел, как в глазах у того мелькнуло сомнение. Однако, если он просто уйдет, парень потеряет лицо, это было ясно как день. Грей встал.

– Как я уже сказал, я пойду куда-нибудь в другое место.

Вожак левой рукой схватил Грея за грудки и напрягся. Бутылка в его правой руке была наготове. Он придвинулся еще ближе, изо рта у него несло спиртным и табаком.

– Кошелек оставь.

Грей выпрямился и посмотрел на него сверху вниз:

– Не дождешься.

Вожак замахнулся бутылкой, метя в голову Грею. Тот проследил, как меняется поза нападавшего, дождался, пока его рука окажется в верхней точке, а голова запрокинется, и тут рука Грея взметнулась змеей и ударила его по горлу перемычкой между большим и указательным пальцем. Грей бил вполсилы, но мальчишка выронил бутылку и схватился за шею. Грей вцепился ему в плечи, развернул, правой рукой запрокинул голову, заставляя противника оставить в покое горло и потянуться к собственной макушке. Левой рукой он обхватил незащищенную шею, давя на кадык, поднажал посильнее, чтобы придушить, и пнул под колено, заставляя ноги вожака подогнуться. Грей потянул его назад, усиливая хватку, как питон, не давая ни вдохнуть, ни выпрямиться, восстановить равновесие и начать сопротивляться.

«Зеленый бомбер» кашлял и задыхался. Грей шепнул ему в ухо:

– Завязывай копошиться, а то трахею раздавлю.

Парень перестал трепыхаться. Все произошло так быстро, что остальные трое только сейчас двинулись к Грею. Вожак вскинул руку ладонью вперед, и Грей ослабил хватку настолько, чтобы тот смог говорить.

– Ты знаешь, что сказать, – бросил он.

– Назад, – прохрипел парнишка.

Его дружки принялись растерянно топтаться на месте. Грей вместе с вожаком попятился к выходу, шаря глазами по залу. Он надеялся, что мальчишки не нападут – очень не хотелось нанести им увечья. Как раз когда он почти добрался до двери, из коридора вышел человек в черном костюме в сопровождении еще двух типов в белом. Руки последних прятались под пиджаками. Они вели себя как телохранители, хоть и не были такими крупными, как тот, что в черном.

Грей уже собирался оттолкнуть своего пленника и выскочить наружу, когда черный костюм на языке шона принялся поносить «Зеленых бомберов». Он был высоким и необычайно крепким, его кожа отливала насыщенным эбонитовым глянцем. Подростки тут же отступили и вернулись на свои места в противоположном конце зала. Телохранители встали по бокам от входа в коридор, а черный костюм подошел к Грею, который не ослаблял хватки на горле вожака, и сказал:

– Можете его отпустить, он вас больше не побеспокоит. – Испепелив мальчишку взглядом, он что-то рявкнул на шона и снова перешел на английский. – Как ты смеешь играть в свои грязные политические игры в моем заведении?! Я – бизнесмен. Я обслуживаю тех, кто платит деньги. Уверяю тебя, этому человеку я куда больше рад, чем всей твоей сопливой команде.

По его тяжелому, почти гортанному английскому произношению сразу стало ясно, что он – не коренной зимбабвиец. Грею показалось, что он говорит как выходец из Западной Африки. Грамотная английская речь не звучала в его устах противоестественно и натянуто; некоторым африканцам такое вполне удается.

Грею так хотелось поучить этих юношей манерам, но ему нужно было заниматься расследованием. Он толкнул вожака вперед, а мужчина отвесил ему оплеуху, заставив растянуться на полу. Музыка замерла, остальные «Зеленые бомберы» надулись за своим столиком, с настороженной безучастностью наблюдая за происходящим. Стриптизерша стояла, уперев руки в бока, и ее нагота казалась теперь нелепой.

Черный костюм махнул рукой в воздухе, и ритмичные барабаны зазвучали снова. Он протянул руку Грею и прогремел:

– Я – Лаки, что, как известно, значит «везение». Полагаю, вам до сих пор было не известно, что Лаки – африканское имя, не так ли, мистер…

– Грей.

Лаки сверкнул президентской улыбкой. Его нижняя челюсть выпирала, как у культуриста, а когда он говорил, мышцы шеи бугрились над воротничком. Из-за коротко стриженных волос голова казалась почти квадратной, а широкое полное лицо усиливало общее впечатление массивности. Грей легко мог представить этого человека на танке, с громадной сигарой, во главе идущей на столицу повстанческой армии.

– Пожалуйста, примите мои извинения, – сказал Лаки. – Здесь вам всегда рады. Какой позор, что этим мальчишкам позволено рыскать по всей стране, будто бродячим псам! – Он махнул в сторону коридора. – Мне хотелось бы лично засвидетельствовать свое почтение новому клиенту. Давайте пройдем ко мне в кабинет, выпьем виски. Гарантирую, вы сочтете такое времяпровождение более приятным.

Грей воспринял это скорее как приказ, чем как приглашение, хоть и не думал, что Лаки собирается немедленно сделать ему какую-нибудь пакость. Похоже, хозяин заведения говорил правду, утверждая, что служит деньгам, а не политическим идеям.

Лаки провел его скудно освещенным коридором мимо шести закрытых дверей через задрапированный занавесками проем в дальнем конце. Прямо перед ним начинался еще один коридор, он уходил вправо.

А за занавесками в просторном помещении звучал африканский джаз. В центре стояли роскошные кожаные диваны и кресла, слева вдоль стены тянулся бар с широким ассортиментом напитков. Возле дальней стены виднелась рулетка, у которой сейчас никого не было.

Двое мужчин, черный и белый, дружески пикировались у бара. Ошеломляюще красивая зимбабвийская девушка за стойкой взглянула на вошедших. Лаки поднял два пальца, и руки напоминающей газель красотки пришли в движение. Ей было явно не больше шестнадцати лет, и Лаки в глазах Грея пал еще ниже.

А тот провел американца к паре мягких кресел в центре помещения. Двое телохранителей заняли кресла в нескольких футах позади Лаки. Барменша принесла два бокала с виски, Лаки полез в карман костюма и достал две сигары. Грей отказался от предложения, а Лаки закурил. Грей вспомнил образ, возникший у него в голове, когда он только увидел этого здоровяка, и ухмыльнулся про себя. Затем осторожно осмотрелся: ни окон, не камер видеонаблюдения, ни дверей, помимо проема в стене за занавесками.

– Как видите, – сказал Лаки, – мой клуб больше, чем кажется на первый взгляд. Его переднее помещение предназначено для тех клиентов, которые… в основном передвигаются пешим порядком.

– Похоже на то.

– А вы немногословны, мистер Грей. Всегда находил это признаком осторожного человека. Позвольте полюбопытствовать, как вы обнаружили мой клуб?

– Узнал о нем от знакомого.

– Неужели? Могу я поинтересоваться, от какого именно?

– От Уильяма Эддисона.

– Мистер Эддисон – хороший клиент. У него исключительный вкус и на женщин, и на виски. Вчера ночью я обратил внимание на его отсутствие, хотя он обычно всегда присоединяется к нам по средам. Интересно, что могло помешать ему в этот раз. – Лаки поднял свой бокал. – Возможно, вы тоже станете нашим завсегдатаем.

Грей тоже поднял бокал и оценил про себя Лаки: просто эталонный типаж хозяина заведения подобного рода.

– Никогда ничего нельзя знать заранее.

– Как вы познакомились с мистером Эддисоном?

– Я работаю в американском посольстве.

– Мои лучшие клиенты как раз оттуда! Теперь, когда в Зимбабве не рады иностранным журналистам, мне бы пришлось жарить на улице кукурузу, не будь дипломатов! – взревел Лаки и хлопнул себя по коленке. От смеха его костюм пошел волной взбугрившихся мышц. Отсмеявшись, он спросил: – Ждать ли нам мистера Эддисона сегодня вечером? Буду рад, если вы тоже останетесь. Вы обнаружите, что после захода солнца у меня в клубе куда занятнее. Все самое лучшее мы приберегаем на вечер.

– Сегодня не удастся, но когда-нибудь обязательно.

Лаки стрельнул взглядом в сторону эффектной барменши и развел руками:

– Понимаю, друг мой. У каждого из нас свои обязательства.

– Совершенно верно, так оно и есть.

Хозяин клуба поднял свой пустой бокал и сделал знак принести еще две порции выпивки. Грей сделал отрицательный жест.

– Мне нужно вернуться в посольство. На самом деле, я ищу Уильяма. Не видел его уже пару дней.

– Неужели? А у этой его дамочки вы уже справлялись?

– Она тоже не знает, где он.

Лаки пыхнул сигарой.

– Мистер Эддисон проводит свой досуг ничуть не менее разнообразно, чем любой другой мужчина из числа моих знакомых. Возможно, он просто решил поразвлечься где-нибудь в другом месте.

– Не знаете, в каких еще клубах он бывает? – спросил Грей.

– Тут не могу вам помочь. Но точно знаю, что днем он здесь редкий гость.

– Да, знаю. Я просто рассчитывал на… везение.

Чтобы понять игру слов, связанную с его именем, Лаки понадобилось несколько секунд, а потом его тело заколыхалось в очередном приступе смеха. Успокоившись, он вытер глаза.

– Уверен, мистер Грей, ваше общество будет мне приятно. Заскакивайте снова. Однако, боюсь, помочь вам с поисками мистера Эддисона я не смогу. Но уверен, он объявится.

Грей встал, намереваясь уйти.

– Когда мы с ним виделись в последний раз, он назвал одно имя. Или, скорее, фамилию шона. Может, вы ее слышали?

– Что за фамилия?

– Н’анга.

Непринужденная болтовня у стойки за спиной Грея смолкла. Он покосился на телохранителей: глаза у тех широко раскрылись, а сами они переминались с ноги на ногу. Лаки же сохранил внешнее самообладание, однако его голос стал суровым.

– Где вы ее слышали?

Грей умудрился изобразить пораженное замешательство, которое, впрочем, было не совсем притворным. Его действительно удивила подобная реакция со стороны настолько жесткой публики.

– Эддисон в пятницу упомянул. Говорил, что собирается встречаться с этим самым Н’ангой в субботу. А я тогда торопился и ни о чем не стал расспрашивать. Так вы знаете этого человека?

– Забудьте это имя.

– Я не уверен, что правильно вас понял.

Лаки снова засмеялся. Теперь смех прозвучал как короткое мрачное стаккато.

– Вы производите впечатление сильного человека, во всяком случае, с сопляками в первом зале справились отлично. Но послушайте меня хорошенько, мой новый друг. – Он снова пыхнул сигарой, выпустив большой клуб дыма, и помолчал, ожидая, пока тот рассеется. – В Африке есть кое-что такое, от чего лучше держаться подальше.