Читать книгу: «Посмертная маска», страница 6

VI

Ночь была полна тревожных мыслей. Макс ходил по коридорам, из комнаты в комнату. Туда и обратно, будто в тюремном дворике. Правительственная квартира больше не радовала его. Мысли, словно призраки, кружили всюду, атакуя его мозг:

«Что мы имеем? Витман и его клика против доступного биотеха. И только? Или Серёга и такие, как он, всегда были правы? Шапочку из фольги готовить? Чёрт, не смешно всё это… не смешно… Неужто могут быть обмануты миллионы? А сотни миллионов? Хотя Серый ведь сам не раз говорил, что никто и никак не в состоянии понять, что стоит за цифровым аватаром в твоей смешанной реальности: набор алгоритмов или перенесённое человеческое сознание. Кто может доказать? Кому нужно доказывать? Неужели я общался не с мамой всё это время? Но ведь она так похожа… Что чип делает, когда сообщает о сохранении твоей нейромаски в профиле? А самое главное: кто всё это спрашивает? И что он может сделать? И может ли машина вобрать в себя того, кто говорит в моей голове? Меня… может ли машина вобрать меня? Или они все лгут, наслаждаясь долголетием? Лгут тем, кто ничего не может себе позволить? Продают иллюзию… разве не этим раньше занимались служители культов?»

Он бродил по просторной и пустой квартире, чувствуя на себе чужой взор. Спектр болезненных, тянущих в разные стороны эмоций одолевал его. Рвал его.

«Что я могу сделать? Нет! Что должен сделать? – думал он, пока его не прожгла, словно озарение, мысль: – Нужно спросить у того, кто в помощи не откажет!»

Макс побежал к панорамному окну, залитому синим, оранжевым и пурпурным светом реклам. Бежал так, будто на террасе ожидал увидеть своего друга вживую.

«Нет! Я не должен подставлять Серёгу. Нет у меня права втягивать его в это! Это моя ноша. А он только начал жить… контракт… Чёрт! Если я помогу Штейнеру, то такие люди, как Серый смогут… творить, жить. Жить долго. Дьявол! Выстоять ли мне против системы?»

Ещё одна, подобная озарению, мысль ожгла разум.

«Вот до кого не дотянутся их руки! Вот кто поможет! Кто всегда поможет… кто испил жизнь до конца и знает больше, чем мы» – подумал Макс и вызвал свою маму в приложении «Vita Aeterna».

– Так поздно, сынок. Почему не спишь? Ты снова выглядишь нездоровым. Что тревожит тебя? – произнесла матушка, появившись из другого мира, чтобы дополнить его реальность.

И Макс поделился с ней своими тревогами. Словно древний человек на исповеди у священника, он сказал ей всё. И то, что считал тяжким грузом на своём сердце. И то, что растерян и не знает, как быть теперь ему. Макс сказал и про Штейнера, и про Витмана. Про войны корпораций и своём участии в них. Не умолчал он ни о своём рейде на «БойТех», ни о сути проекта «Макробий», исследователи и кураторы которого теперь сидят в изоляторе благодаря ему.

– Что мне делать, мама? – выдохнул Макс.

– О, бедный мой… Максимка… Как бы я знала, что тебе посоветовать! Вам, живым, так трудно приходится. Как бы я знала, что сказать. Но я просто старая баба, да ещё и перенесённая в виртуальное пространство. Я ничего не понимаю в играх корпораций, заговорах учёных, операциях и правительственных планах.

Она сидела рядом с ним на роскошной софе и в какой-то момент положила ладонь на его руку. Ему даже показалось, что он почувствовал её тепло и само её касание. Лёгкое и оберегающее. Он знал, что это игра воображения. Что он не ощущает её. Только видит её образ в смешанной реальности.

Зато видит хорошо. Различает каждую морщинку на её лице. Видит её такой, какой он её запомнил.

– Знаешь, сынок, могу подсказать только банальную и глупую, быть может, на твой взгляд, вещь: слушай сердце, слушай совесть в нём. Делай то, что велит оно из самой глубины своей. И примирись с отцом.

Когда Макс закончил говорить с матерью и закрыл приложение нейропосмертия, он ещё долго сидел в полной темноте и думал. Он и сам не заметил, как уснул. А на следующее утро он уже всё решил. Но перед тем, как приступить к действиям, он хотел ещё раз увидеть Дашу.

Когда в доступе вновь было отказано, Макс сел в эйр и полетел к ближайшему Центру «Vita Aeterna». Он решил силой взять то, что не давалось просто так.

– Почему мне не дают доступ?! – кричал он на сотрудников Центра, передав им данные Даши, с нейрочипа.

– На это есть объективные причины, господин…

– Я, чёрт побери, министр безопасности Союза! Немедленно соедините меня с ней!

– Господин, есть закон…

– Я вызываю гвардию и СТК! – кричал Макс, действительно открывая приложение МВБ, которое синхронизировало его с рабочими ПО министерства и Андросом.

Он и в самом деле вызвал Гвардию, полицию и спецназ. Полный решимости и гнева, он выпалил:

– Соедините меня с моим отцом, по крайней мере, первый раз в жизни! С отцом-то я могу поговорить?

Но тут появилась его мать. Сама, без вызова.

Умершие редко когда приходили сами к своим живым родственникам. Его мать не делала этого никогда.

– Мама, – удивился Макс.

Холодной иглой предчувствие коснулось его сердца.

– Разве этого ты хочешь? – вопросила она. – Разве совесть велит тебе лить кровь? Разве недостаточно страданий вокруг?

Повсюду началась паника. С шумом и грохотом появились в Центре отряды бойцов МВБ.

– Оставайтесь на местах! Без паники! Идёт задержание! – вещал усиливаемый микрофоном голос. – Полиция ЕАС! Оставайтесь на местах.

Предвкушение власти наполнило сознание Макса. Увещевания матери не произвели на него никакого впечатления. Но Макс не успел ни усомниться в себе, ни пожалеть о своих решениях, ни насладиться властью. Ибо мир перевернулся с ног на голову, когда его самого сбили с ног.

Его ударили по голени. Повалили на пол. Холодный металл впился ему в кисти.

– Не смотри! – крикнул он матери с пола. – Уйди! Не смотри на меня!

Он чувствовал бесконечную боль. Ведь последним, что он увидел в Центре, было изображение матери в дополненной реальности нейрочипа. Её образ дрогнул. А Максу надели на голову мешок.

А потом был изолятор. Тюрьма. Макса конвоировали туда в эйре.

«Быстро же я сменил министерские чертоги на казематы» – с горечью и злобной иронией думал он.

Его вели по коридорам и лестницам. Вели, заломив руки. Как когда-то давно.

Когда с его головы сняли мешок, Макс увидел серые стены и белёный потолок, решётчатое окно, металлическую койку и такие же металлические стол, стул и полку, на которой лежал тонкий матрац.

Железно заскрежетала дверь.

– Руки! – залаял голос из-за двери, и Макс сразу вспомнил, что нужно делать.

Он подошёл спиной к двери и через специальное отверстие, которое называли кормушкой, с него сняли наручники.

Макс остался наедине с собой. Он прилёг на тонкий матрац. На него нахлынул такой мрак, что поначалу он не мог ни о чём думать. Только где-то глубоко в недрах его существа билась, будто сердце, воля, не дающая пасть духом и желать себе смерти. Впрочем, биение воли им не осознавалось, он лишь чувствовал, что хочет во всём разобраться. А ещё чувствовал надежду.

Он проснулся от грохота двери. В кормушку протянули поднос с кашей и хлебом. Есть хотелось зверски.

«Голода не утолишь этим, но выбирать не приходится».

Поев, он ходил по камере туда и обратно, всё больше погружаясь в рефлексию. Началось всё с сомнения, а затем пришли и вопросы:

«Откуда узнали? Штейнера обработали? Пытали? Или не Штейнер это? Чёрт возьми!»

Только сейчас он заметил ту неприятную особенность тюрьмы, которая вгоняла человека в совершенно первобытное состояние.

«Нейрочип, конечно… конечно, он не будет работать здесь!»

Никакого нейроинтерфейса. Никакой дополненной реальности. Никаких уведомлений и хранилищ, нейрооблаков, никаких показателей здоровья. И никакой связи с внешним миром.

Тошнота подступила к горлу. Его пробила дрожь. Макс уже и забыл, что такое отсутствие технологий. Будто бы Прометеев дар угас, лишив его тепла и света.

«А как же наниты? Как же оздоровительные импланты? Их тюрьма тоже глушит?!» – вспыхнуло тревожно в голове Макса.

Ему стало казаться, что он умирает.

«Так, соберись! – приказал он сам себе. – Ты не умрёшь от отключённых имплантов. Ты же жил без биотеха ещё полгода назад!»

Чуть придя в себя, он подумал снова о своей участи и о том, почему Витман спустил на него псов. Могли ли слышать его разговор со Штейнером тогда в лабораториях «Заслон»? Конечно могли. Мог ли расколоться Штейнер? Мог. А может его мысли слышат, вернее, слышали, когда нейрочип был включён? Для крупных корпоратов из правительства Витмана нет ничего невозможного и ничего запретного. Макс в этом убедился. Тем более, его нейрочип был синхронизирован с Андросом.

«Быть может, Витман всех своих министров одарил такими роботами, чтоб лучше контролировать?»

Макс встал на цыпочки и схватился за внутреннюю решётку. Угол обзора позволял увидеть лишь кусок серой стены и тонкую синюю полоску неба.

Дни проходили один за другим. Полные мыслей, сомнений и вопросов. Тревога волнами накатывала на него. Но волны пока что разбивались о скалы Максовой закалённости. Однако бывали моменты, когда казалось, что скалы вот-вот источит бушующее море отчаянья. Он пробовал заговорить с надзирателями, но те молчали. А когда его повели в баню, то впервые Макс увидел, что надзиратели у него не обычное дубьё, а бойцы в серых экзоскелетах без опознавательных знаков.

Время он считал по приносимой ему пище. Три раза и день минул. Три раза и минул.

Макс ждал, что его вывезут в суд для ареста. Или что следователь придёт к нему. Или что хоть один болван в броне заговорит с ним. И чем дольше ничего не происходило, тем страшнее ему становилось.

Холодная сырая камера истощала его. А серые стены поглощали всё его внимание без остатка. В свете яркой мерзко жужжащей неоновой лампы, которую никогда не выключали, он рассматривал трещинки на стене. Трещины и вспузырившуюся краску. Мозг, для которого теперь не было ни книг, ни Сети с её блогами, сериалами, играми, музыкой и кино, рисовал узоры на стене.

В гигиенических наборах, что ему приносили, почему-то не было бритв, хотя они должны были быть там. Макс помнил это. Помнил из позапрошлой жизни. Потому борода чесалась теперь нестерпимо.

«Правильно, – думал он со злостью и нервозной весёлостью. – Правильно, что есть ещё одно мерзкое ощущение. Не всё же одной лампе отдуваться».

От её света болела голова, поэтому Макс часто стал сидеть и лежать с закрытыми глазами.

«Жаль, что нельзя закрыть так уши».

Он постоянно думал теперь с закрытыми глазами. И мысль о том, что Серёга прав, приходила к нему всё чаще и чаще.

В конце концов, Макс стал болеть. Кашель душил его, а озноб встречал утром и провожал вечером. Лекарств, конечно, ему никто не приносил. И на врача рассчитывать не приходилось. С ним по-прежнему не говорили.

Но в один из серых дней его выдернули из ставшего привычным порядка. Его подозвали к кормушке, чтобы надеть наручники.

– Подождите, только возьму мыло и полотенце… – пробормотал Макс.

– Не в баню, – отчеканил искажённый шлемом экзоскелета голос.

– Чего? Ты говорящий , что ли?! – скорее не усмехнулся, а искренне обрадовался Макс. – А куда, если не в баню?

– Узнаешь!

На голову ему надели мешок. Затем он ощутил, что они вышли на свежий воздух. Ощутил даже сквозь тьму и духоту мешка. Его посадили в эйр.

А потом была лестница. Спуск. И долгий, долгий коридор. А когда с головы сняли мешок, он оказался среди хрома и стекла. В огромном кабинете на самой верхушке экобашни.

Перед ним за столом сидел президент Витман.

– Ну, здравствуй, Максим! – громко сказал Витман. – Посадите его передо мной. Вот так. Теперь свободны.

Когда бойцы в экзоскелетах покинули кабинет, Витман продолжил говорить.

– Что ж ты сразу и в госизмену ударился, а, Максим? Я-то думал, мы друзья. А тут вот как оказалось. Шрёдар или как там этого мудрилу зовут?

– Штейнер, – бросил Макс.

– Да хоть Гёте. Какая разница? Важно то, что я не могу тебя, друг, понять. Вот не было нихрена у тебя. Появился я. Стало дохрена. И всего. Что не так? В чём проблема?

– Ты, удовлетворить любопытство своё, меня выдернул из подземелья? – спросил Макс, и злая ухмылка скривила его лицо. Тут же он зашёлся страшным кашлем.

– Ууу, Максим, ты заболел там. Хорошо, что у меня иммунитет не как у простого смертного. И да, я выдернул тебя, чтобы удовлетворить любопытство. Выдалась свободная минутка. Процедуры сегодня я уже прошёл.

– Хочешь знать, зачем я хотел сделать то, что хотел? Ты смакуешь процедуры, молишься в тайне на биотех, владеешь людьми и корпами, умами и потрохами, и спрашиваешь меня, зачем я хотел помешать тебе? Тебе и твоей клике. Смешно, господин Витман, смешно.

– Смешно, что те, ради кого ты помышлял о революции. А по-другому не назвать. Не назвать тот ужасный проект, который замышляли ублюдки. Ублюдки, которым ты хотел помочь! Смешно, что они все срать хотели на тебя, когда тебя сдуло из кабинета министров. Вот что смешно!

– Тебя напугало возможное долголетие твоих налогоплательщиков, Витман? – рассмеялся Макс, но смех почти тут же стал кашлем.

– А тебе всё лишь бы смеяться, да? Был дурачком – зеком и наёмником. Им и остался в шкуре министра. Может, тебя развеселит ещё и то, как о тебе говорят всюду в Сети. Тебя клеймят как изменника, предателя и террориста. Все твои акции устрашения стали понятны, наконец, простому народу.

– То есть ты изначально хотел подставить меня? Свалить «БойТех» и «Заслон» на меня, так?

– Не изначально, Макс. Нет. Только после того, как на тебя донесли. Хочешь знать кто?

– Штейнер? Или твой Андрос?

– Твоя мать.

Произнеся это, Витман ожидал, что уколет ядовитой иглой, но вместо ужаса он увидел другое.

– Тебе опять смешно? – раздражённо бросил Витман.

– Да, – задыхаясь от смеха и кашля, отвечал Макс. – Смешно, как вы гоните людям это кино про важность нейропосмертия и программы «Aeterna», а сами не вылезаете из клиник. Вы живёте нанитами и клеточной терапией, которые мало кому по карману. Втайне вы покланяетесь биотеху и вливаете в него свои бабки, а людям предлагаете симуляцию жизни после самой жизни… ха-ха-кха-кхе…

– Ты не веришь, что твоя мать могла исполнить гражданский долг из посмертия?

– Это была не моя мать! А сраная маска долбанной нейронки!

– Ааа, так ты полагаешь теперь, будто есть какой-то заговор? Будто ни я, ни твои бывшие коллеги не верим в нейропосмертие и оцифровку личности? – тут уже рассмеялся Витман. – Мой чип работает, Макс. Он в моём мозгу. Хочешь дам тебе ограниченный доступ или выведу на окно свой нейроинтерфейс? Я верю в «Vita Aeterna», Максим. Отчего не верить? Из-за фриков, неформалов и маргинальных циников, отрицающих гуманизм?

Макс снова закашлял.

– Не понимаю, смеёшься ли ты? – спросил Витман.

– Тебе не стоит говорить ни о циниках, ни о гуманизме, мразь, – процедил Макс.

– А я ведь тебя не оскорблял. Нехорошо. Я ведь вырос на идеалах трансгуманизма. По тюрьмам не мотался. Людей не убивал.

Витман встал и подошёл к панорамному окну, через которое открывался вид на бесконечный город. Хром, стекло и неон. Впрочем, сейчас неон заглушало солнце.

– Я выведу тебе свой нейроинтерфейс на окно, чтобы ты поверил.

Что-то замкнуло в мозгу Макса, и он подскочил с кресла, как только увидел, что Витман встал к нему спиной. Но сделав пару шагов, он услышал жужжание роя.

Шесть небольших квадрокоптеров, ощерившихся стволами и иглами, резко спустились из-под потолка. Коптеры зависли между ним и Витманом.

– Ты хотел убить меня? Глупо. Ты бы не пробил стекло. А сил задушить меня или размозжить мою голову у тебя нет. Нет и сноровки застать врасплох. Второй срок превратит тебя в развалину. Загубит тебя.

Когда Витман произнёс это, панораму города перекрыл нейроинтерфейс Витмана. Макс увидел состояние его здоровья, его уведомления, качество подключения к Сети. А потом Витман открыл окно приложения «Vita Aeterna», закрыв город анимированным пурпурным знаменем.

– Видишь, Максим?

Подписка была премиальной. В боковом окне Макс увидел, что вчера Витман говорил со своими родителями.

– Поэтому я вовсе не циник. Не разрушитель мира, как ты. Я рад тому, что мы построили рай здесь. На земле. И создали душу. Которая не умрёт.

– Чего же ты оттягиваешь свой прекрасный рукотворный рай?

– Хочу подольше побыть в известном, Макс. Я ведь обычный человек, в конце концов. Простой обыватель.

– В человеке много всего есть, Витман. И зверского и божественного. И от природы и от духа. Так вот в тебе больше от насекомого. Ты самый жалкий из всех обывателей, господин президент.

Стоящий за охранными дронами Витман молчал с полминуты, а затем сказал:

– Мне скучно. Уведите его.

И Макса увели. На крышу небоскрёба «ВитСинт» – корпы Витмана. Почему-то на сей раз, они забыли надеть ему повязку на глаза. То ли хотели убить его, то ли Витман приказал, следуя идеалам гуманизма. Макс был рад в любом случае.

Он увидел солнце и небо. Впервые за несколько месяцев.

«Не знаю, кого зову, но, быть может, неведомый голос Вселенной ответит мне… Пусть у Серёги всё в жизни сложится. Пусть Штейнера и других настоящих учёных минёт неволя и погибель. Пусть родители, Даша и другие… пусть мёртвые упокоятся. И пусть ложь падёт!»

Макс никогда не чувствовал себя настолько свободным, как в тот миг. Он был готов ко всему. К страданиям, к лишениям и к борьбе.

Он сам выбрал борьбу.

И жизнь.