Конец сезона

День Х, кстати, прошел, как я его себе и представлял, так что не вижу надобности пересказывать это все в подробностях. Просто один человек подвез другого до аэропорта, а тот – улетел. Вот и все.

Приехав домой, я открыл банку пива и плюхнулся в кресло на балконе. Когда я только въехал в эту съемную квартиру, то был недоволен тем, что лоджия не застеклена. Даже подумывал о том, чтобы поставить окна в счет квартплаты, но со временем свыкся с имеющимся балконом и научился даже находить удовольствие в том, чтобы в хорошую погоду вот так, вечером выйти на него и смотреть, как на город опускается ночь. Даже кресло купил специально. При переезде придется, конечно, оставить его здесь. Надеюсь, следующий жилец оценит мои старания.

Больше ничего особо примечательного я в съемную квартиру не приобретал, несмотря на то, что обновить обстановку тут бы точно не помешало. Когда видел отличный винтажный письменный стол на рынке или потрясающую стойку для журналов в дизайнерском магазине, то мне стоило неимоверных усилий отговорить себя от их покупки. Я понимал, что при переезде они обернутся нехилой головной болью. Так и жил. Не позволяя себе что-то большее, потому что все время переживал за то, как мне придется в будущем расплачиваться за свои действия. Впрочем, я обзавелся кое-каким набором посуды, добротным одеялом, пластинками и прочими мелочами, способными хоть как-то скрашивать будничную жизнь и придать обстановке вокруг некое подобие комфорта.

Да уж, теперь парой коробок при переезде точно не обойдешься. Удивительная способность людей накапливать вокруг себя предметы, которым они сами же и придавали какое-то значение, чаще всего оборачивалась против них. Год-другой – и обнаружишь себя по уши в вещах, которые по большому счету не имеют никакого смысла. Весь этот хлам можно вынести на помойку за пару часов. Жаль, что нельзя так же легко избавиться от мусора в голове. С годами там, внутри, образовывается приличный торфяной слой из несбывшихся надежд, обид и предрассудков, с которым практически ничего невозможно сделать. Разве только присыпать сверху счастливыми моментами и надеяться, что похороненные неприятности никогда не выйдут наружу.

Я сидел на балконе и рассеянно смотрел, как ветер треплет уже почти облетевшую яблоню под окном. Она без сожалений расставалась со своими прекрасными бледно-розовыми цветками, чтобы вступить в новую фазу своего ежегодного цикла. «Надо бы, наверное, уже и мне начать двигаться вперед», – подумал я, неспешно потягивая пиво и наблюдая за тем, как последние лепестки срываются с веток и безвольно уносятся куда-то вдаль, подхваченные резкими порывами ветра.

Спать я ложился в прекрасном расположении духа. Еще каких-то пару недель – и воздух в городе переменится на летний. Асфальт будет плавиться под ногами; пешеходные улицы будут заставлены тележками с мороженым и сладкой ватой; водители перестанут открывать окна и будут включать кондиционер на полную, пусть даже из-за этого им придется чаще заправляться; городские пляжи будут оккупированы жителями, с наслаждением подставляющим солнцу свою изрядно побледневшую за долгую зиму кожу; по пятницам на выезде из города будет образовываться многочасовая пробка из тех счастливчиков, у кого есть загородный дом; по ночам из окон будет доноситься пьяный смех молодежи, беззаботно гуляющей до рассвета. Несмотря на одинаковые признаки летнего сезона, все-таки, из года в год он начинается по-разному. То резко, когда буквально за один день, воздух прогревается до тридцати градусов, то постепенно, давая возможность хоть как-то подготовиться к перепаду температур и запастись светлой хлопковой одеждой.

Как именно начнется лето в этом году – я не имел ни малейшего представления. Но лежа в кровати, и уже почти проваливаясь в сон, надеялся, что оно, как в принципе и оставшиеся месяцы этого високосного года, будет отличным. По крайней мере, у меня не было никаких причин думать, что к зиме все пойдет наперекосяк.

Лето

Назойливый звук становился все громче и громче. Сквозь утреннюю дрему я не мог различить его источник. Гул постепенно нарастал, словно откуда-то издалека в мою сторону несется стадо диких лошадей. Сонное сознание пыталось сопротивляться неизвестно откуда взявшемуся звуку, но тщетно. Мою голову будто сверлили дрелью с узким наконечником ну, или, на худой случай, проходились по ней шлифовальной машиной, которую мастера обычно используют для полировки досок.

Нехотя я разлепил глаза и, щурясь из-за лучей, пробивающихся сквозь светло-зеленые шторы, попытался найти источник разбудившего меня шума. Первая мысль, что пришла в мою еще не собравшуюся по кусочкам после долгого сна голову, была о том, что кто-то из соседей вновь затеял бесконечный ремонт. Я как мог напрягал слух, но звук был не похож на дрель, как мне показалось спросонья. Затем я подумал о холодильнике. Может быть, этот старичок, что достался мне с неплохой уценкой из-за царапины на двери (спасибо неаккуратным грузчикам), приказал долго жить и теперь гудит, как атомная станция? Я натянул белье, сваленное в кучу возле кровати, и побрел на кухню. Холодильник стоял как ни в чем не бывало и никаких непривычных звуков не издавал. Только побулькивал слегка, словно какое-то гигантское животное, которое переваривает пищу после знатного обеда. Значит, не холодильник. Но что тогда? Разбудивший меня звук продолжал разливаться по квартире, отражаясь от стен, и даже не думал прекращаться.

Я подошел к окну и, отдовинув занавески, нашел наконец-таки причину моего раннего подъема. Ею оказалась обычная газонокосилка. Рабочий в сером комбинезоне умело управлял этой махиной, словно то была не громадная машина, в долю секунды срезающая вертящейся на бешеной скорости леской всю траву подчистую, а какая-нибудь клюшка для гольфа. Он размашисто, но методично водил ею из стороны в сторону, не пропуская ни одного сантиметра газона. Знаете, всегда приятно наблюдать за человеком, исправно делающим свою работу. Пусть даже этот человек – газонокосильщик, а время – чуть больше семи утра. Он заметил мою голову в окне и выключил свою жужжащую, словно рой шершней, машину.

– Ох, простите, сэр, я вас разбудил? – спросил он, вытирая пот со лба тыльной стороной зеленоватой от травы ладони.

– Да не то чтобы, – мне хотелось съязвить, но я сдержался, – просто не каждое утро начинается с шума газонокосилки.

– Таковы уж мои обязанности. Трава-то вон какая вымахала! Вот и приходится кому-то ее косить, вы ведь понимаете?

– Понимаю, – поддакнул я ему.

А я ведь и правда понимал. Наверняка этот мужчина не по своей воле встал с утра пораньше и принялся шуметь так, словно на тысячу миль вокруг – никого. «Интересно, сколько же он получает за такую нехитрую работу?» – задумался я. Уж не миллионы гребет точно. Это было сразу видно по его одежде и по тому, как он вел себя. Обычный работяга, каких тысячи, а то и больше. Честно делают свою работу за такие же честные гроши. На жилье-еду хватает, да и ладно.

– Сегодня будет чудесный день, – сказал он, мечтательно устремив взгляд вверх.

Я тоже поднял глаза и посмотрел на голубое небо, раскинувшееся над городом. Его словно только что спустили с какого-то небесного конвейера. Только вот облаков наштамповать забыли. Кто знает, может обычный небесный работяга, что отвечает за облака, сегодня немного приболел и взял отгул. Мол, поживут денек-другой без туч там, внизу, чай не обидятся. Обижаться было не на что – утро и правда выглядело многообещающе.

– И то верно, – ответил я.

Еще пару минут мы любовались ярко-голубым небом и, козырнув друг другу на армейский манер, вернулись каждый к своим делам. Он – к стрижке газона, я – к размышлениям о том, как бы провести этот неожиданно рано начавшийся день.

Ложиться обратно в постель не хотелось, хотя та ждала меня, стыдливо прикрываясь смятыми подушкой и одеялом. Чтобы не поддаться соблазну лечь голым телом на прохладную простынь и забыться сном, я решил постирать белье. Если закинуть его в машинку прямо сейчас, то к вечеру оно будет уже сухим. Несомненный плюс лета – так это то, что свежевыстиранная одежда сохнет на солнце в разы быстрее, чем промозглой осенью, когда воздух насквозь пропитан сыростью и гниющей травой. Я аккуратно, словно раздевая женщину, снял с подушки светло-голубую наволочку. Пришлось немного повозиться, чтобы достать одеяло, но зато белая простыня поддалась гораздо легче: я сдернул ее с кровати одним махом, словно фокусник – скатерть со стола. Теперь постель выглядела уж совсем одиноко. Я накинул сверху покрывало, чтобы не оставлять ее вот так, вероломно раздетую, сгреб в охапку постельное белье (кстати, единственный комплект, который у меня был), загрузил его в стиральную машину и нажал на кнопку. Автомат отозвался радостным писком. Что ни говори, а всем хочется быть при деле. Даже стиральной машинке. Казалось бы, вроде, обычный предмет бытовой техники, но и та будто радуется, когда настает время загрузки белья и бодро совершает один оборот за другим, ни разу не сетуя на судьбу.

Покончив с делами в ванной, я вернулся на кухню, чтобы сделать себе нехитрый завтрак и сварить кофе. Сначала было подумал о том, что было бы здорово перекусить где-нибудь в городе, как мы обычно делали это с сестрой, но потом отбросил эту идею. Все-таки, сестра вот уже больше месяца как обживается в новом городе, а мне ничего не остается, кроме как избегать ритуалов, которые навевают на меня тоску.

Из приоткрытого окна тянуло свежескошенной травой. Такой запах, который не спутаешь ни с чем. Мне не нужно даже было выглядывать на улицу, чтобы понять, что под окнами на газоне то тут, то там раскиданы пучки еще не собранной травы. Где-то я уже слышал этот запах. Закрыв глаза, я попытался вспомнить. Просидел так несколько минут, глубоко вдыхая, чтобы подстегнуть память. Медленно, словно изображения на фотобумаге при проявке пленки, в сознании начали вырисовываться давно забытые образы.

Я стою в поле, сплошь покрытом желто-зеленой травой, которая доходит мне почти до плеча. На вид мне лет десять, не больше. Обычная майка, короткие шорты. Ноги обуты в изрядно потрепанные сандалики, а на голове – беспорядочные вихры. Ветер гонит по полю волны, принося с собой разные запахи. Я напрягаю память еще сильнее, пытаясь уловить, чем именно пахнет в том поле. Аромат клевера с привкусом мокрой земли щекочет мне ноздри. Вдруг я срываюсь с места и бегу, что есть сил, навстречу ветру. Трава хлещет меня по щекам, ноги то и дело проваливаются в борозды, оставшиеся после вспахивания, но я несусь вперед так, будто за мной гонится стая диких волков. Конечно же, никаких волков там не было. Те ни за что не выйдут в поле. Нет. Они прячутся в чаще леса, там, где чувствуют себя полноправными хозяевами, поджидая испуганных зайцев или азартных грибников, забравшихся слишком далеко в поисках добычи. Но детское воображение – удивительная штука. Чего только не придумают мальчишки, чтобы подстегнуть самих себя. Дай только пощекотать нервы. Вообрази они хоть стаю драконов – будут уверены, что те существуют на самом деле. Со временем, конечно, многие из них теряют дар воображения. Он просто заменяется другими, более необходимыми для выживания во взрослом мире, способностями. Например, сдержанно вести себя с коллегами, обращаться с женщинами, уметь принимать решения… Список можно продолжать бесконечно. Одни способности уходят, а другие – встают на их место. В каком-то глобальном смысле это и есть адаптация. Эволюция мальчика в мужчину, если хотите. Так что, будучи взрослыми, уже не многие способны вообразить себе реального дракона.

Я, например, уже не могу. Но тот мальчик из моего воспоминания все еще может. И вот, он бежит по полю, стараясь обогнать ветер, что разносит запах клевера и травы на километры вокруг. Через сотню-другую метров поле начинает редеть, а земля под ногами становится тверже. Мальчик выбегает на обычную проселочную грязно-желтую дорогу и останавливается немного отдышаться. Он садится на землю и, тяжело сопя, осматривается по сторонам. Я же, теперешний, в свою очередь, пристально наблюдаю за ним сквозь завесу воспоминания. «Ближе», – командую я своему сознанию и, словно видеокамерой, приближаюсь к мальчику почти вплотную. С его лба стекают тонкие струйки пота, оставляя на немытых щеках продолговатые полосы. Он смотрит куда-то вдаль. Я следую за его взглядом, но не вижу ничего, кроме полоски леса, подернутой летней дымкой, какая бывает в особо жаркие дни. Моя «камера» возвращается к мальчику. Он увлеченно наблюдает за чем-то возле своей правой ноги. Присматриваюсь и я.

Ничего особенного – только пчела кружит над ярко-голубым цветком. «Василек», – всплывает у меня в памяти из ниоткуда слово. Наверное, именно так называется этот цветок. Полосатая пчела кружится над ним, не обращая внимания ни на ветер, ни на мальчишку, сидящего рядом. Просто усердно трудится, не отдыхая ни минуты. Для нее сейчас во всем этом мире нет ничего важнее этого цветка. «Красиво, все-таки, они смотрятся вместе», – думаю я. Пчелка и василек. Василек и пчелка. Мне бы хотелось, чтобы так продолжалось до скончания времен. Чтобы этот василек и эта пчелка были вместе. Встречались каждый день и вместе радовались солнцу. Но что-то подсказывает мне, что так не бывает. Слишком жесток этот мир. Вдруг пчелка не переживет эту зиму и впадет в глубокую спячку, от которой уже не очнется? А василек, проснувшись по весне, очень удивится от того, что пчелка больше не прилетает. Он будет стоять там, не в силах пошевелиться и отправиться на поиски. Только, качаясь на ветру, покорно ждать своей участи, пока однажды, другой весной, уже не сможет очнуться ото сна.

Мальчик, сидящий рядом, пока не понимает этого, а я не собираюсь ему рассказывать о том, что ничего в этом мире не вечно. Он сам узнает это, когда придет время. Запах летней травы становится настолько сильным, что у меня начинает кружиться голова и я, собравшись с духом, выныриваю из воспоминания, словно из-под толщи воды.

Я открыл глаза и нехотя проморгался. Кухня была абсолютно такой же, какой я ее помню. Кофе примостился у меня под рукой, а из окна, слегка колыша занавески, в квартиру пробирался ветер. Сперва я не понял, что изменилось за то время, пока я предавался воспоминаниям, но через пару секунд до меня дошло: стало очень тихо. Видимо, газонокосильщик закончил свою работу и теперь отдыхает где-нибудь на скамейке в тени.

Работы на сегодня не предвещалось. Редакция, от которой я обычно получаю заказы на статьи, переживает сейчас не лучшие времена. Помню, когда я только устроился туда шесть лет назад, мне казалось, что лучше места для просто не найти. Офис журнала располагался на последнем этаже старого дома неподалеку от центра. В мансарде, где находился наш отдел, были, как сейчас помню, косые окна в деревянных рамах, из которых открывался вид на крыши соседних домов и утопающий в зелени парк. Мне нравилось коротать обеденный перерыв на уютном балконе с невысокими коваными решетками, рассматривая жизнь внизу. Изо дня в день тысячи людей шли по своим делам даже не подозревая, что я наблюдаю за ними сверху. В ожидании очередного задания от главного редактора я сидел там, на балконе, потягивая кофе, и мечтал о том, что когда-нибудь у меня тоже будет свой журнал. Я думал об этом настолько всерьез, что даже начал подыскивать помещение и невзначай заводить разговоры с самыми перспективными на мой взгляд коллегами («Не хотели ли бы вы сменить работу?»). Но потом грянул кризис и эта идея растворилась в воздухе, словно утренний туман с приходом солнца.

С тех пор я больше не думал о том, чтобы начать выпускать собственный журнал, да и, вообще, какую-либо периодику. Люди, казалось, совсем перестали читать. Да и шутка ли – на дворе экономический кризис. Тут не до журналов. Все мысли были только о том, как не оказаться на улице из-за того, что просрочил арендную плату. Тяжело пришлось всем, но мне, надо признаться, повезло больше многих.

Я был у руководства на хорошем счету и оказался практически единственным, кого не сократили. После череды увольнений компании пришлось съехать из того красивого офиса с видом на парк в помещение поменьше, до жути напоминающее типичную конторку частного детектива, какой ее обычно показывают в фильмах. Даже не думал, что такие существуют на самом деле. Вот уж действительно, пока не увидишь что-то собственными глазами – не поверишь.

Находиться в том офисе было невыносимо. Стены, выкрашенные в унылый серо-бежевый цвет, давили на меня, а окна, жалюзи на которых вечно заклинивало, выходили на переулок с мусорными контейнерами. Клянусь, каждые пять минут я вздрагивал от звука летящего в бак пакета и бьющегося стекла. «Сколько вообще мусора могут оставлять за собой люди?», – думал я каждый раз, когда слышал очередное лязганье ржавой крышки бака. Хотя, наверное, я и сам произвожу ничуть не меньше мусора. Просто никогда не зацикливался на масштабе. Мусор, это ведь, такая штука, которую замечаешь, только когда он накапливается. Выкинул – и дело с концом. Уже не моя проблема. Бьюсь об заклад, что если человеку показать сколько пакетов мусора он выкидывает за год, у него бы волосы на голове зашевелились. А так от этого выигрывают только сортировочные и перерабатывающие станции. Ладно, хоть их человечество догадалось построить, а то сидели бы сейчас с ног до головы в банановой кожуре, да смятых банках из-под пива.

Спустя несколько месяцев работы в той жуткой бетонной коробке, я не выдержал. Хотел было уволиться, да начальник, с которым мы уже стали чуть ли не друзьями, предложил работать из дома, а в офис приходить когда потребуется. Делать было нечего – я согласился. Поначалу было непривычно, но быстро втянулся. Теперь, можно сказать, сам себе хозяин. Знай только сдавай вовремя готовый материал, а в остальное время – занимайся чем душа пожелает.

Как раз недавно я закончил статью о том, как живут люди, уехавшие из нашего города в поисках лучшей жизни. Пришлось немало потрудиться, проводя со всеми интервью, но результатом я был доволен. Бывает же так: просиживаешь годы напролет на одном месте и думаешь, что жизнь не меняется. Но она, кажется, кипит у всех, кроме тебя. Особенно остро я это почувствовал, когда опрашивал людей для статьи. Все, как один, рассказывали истории о том, как они здорово устроились на новом месте. Один парень уехал в Италию, купил виноградник и теперь производит экологически чистое вино. Другой – отправился за океан, в Аргентину, купил несколько внедорожников, арендовал офис и теперь занимается тем, что показывает туристам местные красоты. Одна женщина не побоялась взять мужа с двумя детьми, купить билет в один конец в Австралию и организовать там волонтерский проект для животных.

«Надо же, – думал я, общаясь со всеми этими людьми, – а жизнь, оказывается, может быть интересной». Можно сказать, я даже немного вдохновился этими историями. Представлял себя на их месте: как слежу за побегами виноградной лозы и дегустирую первый урожай в сезоне; как увлеченно рассказываю толпе туристов в смешных походных жилетах, карманы которых набиты всякой всячиной, о горах; как перевязываю лапу кенгуру и несколько раз в день осматриваю местность вокруг приюта на предмет ядовитых змей. Мне хотелось бы попробовать прожить все эти жизни, но это была не моя история. Чего хотел бы я сам? Это, пожалуй, тот самый вопрос, с ответа на который начинаются перемены. Но, пока я не нашел на него ответа, мне приходилось только перебиваться неким подобием жизни и делать вид, что я доволен тем, что есть и пытаться разобраться в себе.

После этого материала во мне что-то переломилось. Я уже не мог по-другому смотреть на все, что окружало меня так долго и казалось нормальным. Такое часто случается с людьми: не знай они, какую возможность упускают – не будут и сожалеть. Но стоит только, хоть на секунду, приоткрыть им завесу в другой мир, так они захотят большего. Живут же люди в глухих деревнях и понятия не имеют, какого это – жить в городе, где одновременно происходит миллион разных событий. Бывают и те, кто никогда в жизни и не думал о том, чтобы поехать посмотреть какой на самом деле мир большой. Люди, питающиеся только в дешевых забегаловках, не знают какими могут быть блюда в ресторане. Живущие на скромное пособие не представляют, какого это – не думать о деньгах и иметь возможность позволить себе что-то большее. Люди, которые никогда никого не любили, не знают, насколько можно быть близким с другим человеком.

Бóльшая часть людей даже не подозревает о том, что всю жизнь живет за занавесом, словно актер на замену, которому так и не суждено увидеть софиты главной сцены. Хотеть большего, как мне кажется, совершенно нормально. Моя проблема в другом – я часто забываю об этом сам. А, может, это мое собственное сознание выстраивает неведомые защитные барьеры, стараясь уберечь меня от таких мыслей. Все потому, что стоит мне только позволить себе задуматься о том, что я нахожусь не там, где хотел бы, горькая смесь отчаяния захватывает меня настолько, что абсолютно все вокруг начинает казаться бессмысленным и я начинаю сомневаться в своем здравом уме.

Если сильных духом людей такие мысли подталкивают к действиям, то меня, чаще всего, просто парализует. Гордиться тут нечем, но что есть, то есть. Вот и сейчас я пребывал в пред коматозном состоянии, от которого никак не мог избавиться. Прогулки помогали мне немного развеяться, поэтому, не дожидаясь, когда газонокосильщик снова заведет свою машину, сунул в карман ветровки кошелек, ключи от дома и, убедившись, что дверь квартиры закрыта, вышел из подъезда и побрел куда глаза глядят без особой цели.

Я чувствовал, что где-то, совсем рядом, есть другая жизнь. Не был уверен, что именно в ней я буду счастлив, но очень хотел попробовать. Странное чувство, конечно: быть недовольным своей жизнью, но не находить в себе сил что-то изменить. Все время казалось, что вот, еще чуть-чуть, и все вокруг перевернется с ног на голову и вот уж тогда-то заживем. Но время шло, ничего не менялось. Только уверенность в том, что где-то меня ждет другая жизнь, таяла, словно шарик мороженого, упавший на раскаленный июльский асфальт.

Неожиданно для себя я оказался у входа в парк. Такое со мной бывает довольно часто. Крепко задумавшись на ходу – ни с того ни с сего оказываюсь в каком-то месте, не особо понимая, как именно сюда попал. Будто сознание отгораживается от внешнего мира, пока ноги выполняют свою чисто механическую функцию и переносят мое тело по им одним ведомому маршруту. Таких случаев – тысячи. Задумавшись или сильно устав за день, люди приезжают в квартиру или дом, где жили раньше и соображают, что что-то не так только тогда, когда ключ застревает в замочной скважине и никак не хочет проворачиваться.

Я огляделся по сторонам, чтобы понять, где именно нахожусь. Улица казалась знакомой и, немного пораскинув мозгами, я понял, что дошел до парка, в котором проводил много времени еще будучи студентом. Конечно, за долгие годы городской пейзаж здесь изменился. Одни деревья стали выше, другие – пропали вовсе, первые этажи зданий вокруг сплошь состояли из кофеен и недорогих закусочных. Припаркованные машины вдоль дороги были явно на порядок дороже тех, что стояли здесь во времена моего студенчества. Словом, все меняется. Удивительно, что понять это можно только вернувшись в хорошо знакомое место спустя долгие годы. То, каким оно было, навсегда будет похоронено в памяти.

Делать было нечего, так что я заглянул в ближайший магазин на углу, взял банку пива, первый попавшийся под руку сэндвич с полки и, расплатившись наличными, направился вглубь парка. Там я расстелил куртку на манер пледа под одним из деревьев, где иногда коротал часы, прогуливая скучные лекции, открыл еще ледяное пиво и начал уплетать свою нехитрую еду, глазея по сторонам. Я ожидал увидеть толпы студентов, но потом сообразил, что они, скорее всего, сейчас уже либо сдали сессию, либо уже и вовсе разъехались на лето кто куда. Одни – навестить родителей, другие – на подработку. Мне это было только на руку.

Летним утром все парки в городе принадлежали собачникам и бегунам. Начиная с пяти утра то тут, то там можно было встретить либо неспешно прогуливающихся со своими питомцами людей всех возрастов, либо экипированных с ног до головы любителей пробежек. Собаки у меня никогда не было, да и бегать я особо не любил – уже через пятнадцать минут начинал задыхаться так, словно вообще разучился дышать, а сердце ухало в груди так сильно, словно вот-вот, казалось, затрещат ребра. Я честно несколько раз пытался начать бегать, но тщетно. Забрасывал это занятие уже через неделю максимум, потому что не получал от процесса ни малейшего удовольствия. Что ни говори, а процессы, не доставляющие человеку никакой радости, ни к чему хорошему не приводят. Нравится бегать – бегай на здоровье. Но это не значит, что тогда ты будешь вправе осуждать людей, которые терпеть это не могут. Просто делай что нравится – и дело с концом. Хочешь – спи до обеда, хочешь – заведи трех собак, хочешь, даже, обзаведись детьми. Если это действительно то, что тебе нравится – никто и слова не скажет. Только будь честен в первую очередь сам с собой, чтобы не обвинять потом всех подряд в том, что ты не счастлив. Мне вот нравится пить пиво в парке ранним летним утром. И, не скрывая это от самого себя, я имею возможность насладиться этим чудесным днем.

Мои размышления прервал громкий лай и я повернул голову по направлению к звуку. На дорожке из мелкого гравия стояли двое собачников. Один из них пытался угомонить своего пса, который заходился лаем так, словно вот-вот был готов сорваться с цепи. Другой же, наоборот, оттаскивал свою собаку изо всех сил натянув поводок. Они перекинулись какими-то словами, которые мне было невозможно расслышать из-за лая, и разошлись каждый в свою сторону. Первый парень, на вид примерно моего возраста, чей пес разогнал своим лаем стаю голубей, усердно клевавших что-то возле скамейки, не спеша пошел в мою сторону. Собака же довольно семенила рядом с ним, высунув язык от жары. Парень дошел по газону до тени, отбрасываемой точно таким же большим дубом, под которым сидел я сам, и сел на траву, достав из рюкзака бутылку воды. Попил сам и после напоил пса. Наблюдая за тем, как собака радостно лакает из его руки, разбрызгивая воду во все стороны, я ощутил, как пересохло во рту и сделал пару больших глотков пива.

Парень отцепил поводок и, достав яркий мячик, начал бросать его метров на десять от себя. Пес раз за разом смешно семенил по газону за игрушкой, а я без единой мысли в голове смотрел на эту умиротворяющую картину. Стоило мне только зашуршать пластиковой коробкой, чтобы достать вторую половинку сэндвича, как пес остановился, навострил уши, принюхался и ринулся прямо по направлению ко мне. Должно быть, услышал скрежет пластика или просто почуял ветчину, кто знает. В любом случае, мне оставалось только наблюдать, как расстояние между нами стремительно сокращается. Владелец собаки, заметив, что его пес как оголтелый мчится на меня, резко вскочил с места и побежал в нашу сторону так быстро, словно хотел поставить новый мировой рекорд по стометровке. Я даже не успел опомниться, как пес уже оказался рядом со мной. В памяти еще была свежа картина, как он, оскалив острые зубы, что есть мочи лаял на другую собаку, так что я слегка напрягся и был готов к чему угодно. Я знал, что лучше не делать никаких резких движений и не бежать. Или это были правила на случай встречи медведя в лесу? В любом случае, я продолжил сидеть, как и сидел, держа сэндвич в руке.