Читать книгу: «Без лица: Другие», страница 4

Глава 3. Инициатива наказуема

– Полевые социологические исследования – это метод, при котором социальные явления изучаются с помощью непосредственного наблюдения в реальных условиях, – вещал замдекана. Голос его едва пробивался в Сашино сознание. На первой лекции они с Леденичевым, не сговариваясь, сели вместе. Взгляд его ласкал девушку, а теплая ладонь один раз сжала маленькую руку. Саша витала в облаках.

– В нынешнем контексте большое значение приобретают исследования в отдаленных населенных пунктах. Наша задача, как ответственных социологов – изучить общественное мнение по наиболее актуальным темам на периферии, там, где факторов положительного влияния намного меньше. Позже мы можем экстраполировать выводы на аналогичные исследования, проведенные в городской среде, и выявить дельту.

Саша почувствовала, как в руку ей ткнулся бумажный шарик – их уже ставшее традиционным средство общения. Она развернула смятый клочок. «Студентов отправляют проводить опросы в деревнях, чтобы посмотреть на тамошнюю лояльность режиму». Ах, вот оно что! А она все пропустила в сладких грезах. Замдекана объяснял про полевые исследования с конкретным умыслом – подготовить их к практике.

– В глухих лесах Марий-Эл в последние годы было создано немало новых поселений, – замдекана, низкий сухонький мужчина непонятного возраста, перешел на «человеческий» язык. – Для них запрет на капитальное строительство в природоохранных зонах был на время снят. В результате образовался целый анклав деревень и хуторов в самом сердце этих древних лесов, – преподаватель явно воодушевился. – Поскольку теперь мы одна большая Поволжская область, это зона выбрана направлением для первой волны социологических исследований. Сейчас формируется группа из аспирантов и студентов со второго по четвертый курс. Есть добровольцы? Сразу предупреждаю: кто станет волонтером, получить зачёт автоматом по моей дисциплине.

Леденичев немедленно поднял руку. Саша установилась на него, а тот призывно кивнул головой. Саша медлила. Одобрит ли мама? Но потом она вспомнила про Никиту Яновича, серые трусы и куриную ногу, и последовала примеру друга. Больше, чем друга.

– Леденичев, Колина, кто ещё? – замдекана отличался отменной памятью и помнил весь поток – 50 человек – по фамилиям. Как-то он обмолвился, что раньше поток был не в пример большей численности, но сразу же осекся.

Кроме первых добровольцев на практику вызвались еще три человека. Остальные молчали, и Саша их понимала: глухие леса, куда раньше многие с удовольствием ездили с палатками, сегодня пугали своей отдаленностью от города. А вдруг там, под кронами вековых сосен, свободно бродят Безликие? Некоторые студенты помогали своим родителям после учебы или сидели с младшими сестрами-братьями, пока мамы и папы трудились посменно. Поэтому многих без семейного обсуждения решиться на поездку было непросто. У самой Саши дух захватило от собственной храбрости. Или глупости.

– Хорошо, я вас записал. После занятий подойдите в деканат, возьмёте распечатки родительского согласия на подпись. Чуть позже мы устроим отдельное собрание для всех участников и огласим детали. А теперь все свободны.

Саша не удивилась, когда в коридоре Леденичев потянул ее к свободному подоконнику. Компания однокашников проводила их внимательными взглядами. Сплетен не оберешься… Но в свете последних событий это казалось незначительной неприятностью.

– Итак, – уже привычно начал Леденичев, и Сашу умилило это небольшое позерство. Он любил играть в детектива, который раскладывает все по полочкам в последней сцене. – Мы с тобой вызвались на практику в Марийские леса, которые могут оказаться очень опасными.

Леденичев улыбнулся, и Саша поняла, что ее подначивают. Она не верила в опасность миссии. В противном случае в бывшую Марийскую республику поехали бы отряды полиции и спецслужбы.

– Ты же сам не веришь в это, правда?

– Ну почему же. Леса там действительно могут быть опасными, и вовсе не из-за Безликих.

– А почему же? Из-за чего?

– Да просто чем дальше от города с его «положительными факторами», тем люди самостоятельнее. Задают вопросы, сомневаются. Раньше было ровно наоборот: городское население отличаюсь высоким уровнем скепсиса. Хотя бы в силу своей образованности и начитанности.

– И нас посылают, чтобы выяснить, как все далеко зашло? – высказала догадку Саша.

– Думаю, мы там будем просто для отвода глаз.

– Это как?

– Ну вот сама подумай: студенты второго курса, даже в сопровождении аспирантов и научного руководителя, едут исследовать потенциальных предателей режима. Разве не смешно? – Леденичев серьезно смотрел на Сашу. Смешно ему не было.

– Что-то я ничего не понимаю… а на самом деле что подразумевает эта поездка? – Сашу начала утомлять игра в детектива.

– Наверно, с нами в группе будет опытный профессионал своего дела. Он и оглядится там, и поговорит, и оценит ситуацию. А мы будем создавать шум и нелепую суматоху со своими опросниками, на которые и так никто честно не ответит. В то же время, выглядеть мы будем совершенно неопасно для местных.

– Но, может, тогда… отказаться?

– Ну вот ещё! – поразился Леденичев. – И упустить приключение? Конечно, нужно ехать. Мне очень хочется посмотреть на эти удаленные хутора и поселения в глухих местах. Кстати, ты знала, что марийцы – язычники? Может, повезет нарваться на какой-нибудь секретный жуткий ритуал?

– Господи, звучит как очередная глупая байка! – Саша нервно рассмеялась.

– Нет, вот как раз этот момент – правда. У них своя языческая религия, которую даже признавала старая федерация. – Леденичев перешёл на еле слышный шепот. – Я был в Марийских лесах ещё в семилетнем возрасте. Есть там такая речушка – Кундыш. Как-то мы провели возле нее три классных дня в палатках… В общем, мы с отцом видели в лесу деревянных идолищ. Тебе пора.

Леденичев легонько сжал Сашины пальцы, прощаясь. Они были в разных группах, и расписание семинаров отличалось, кроме совместных лекций. Поддавшись порыву, она поцеловала его в щеку – ведь никого же нет поблизости? – и жутко смутившись, пошла по коридору. Когда Саша вошла в аудиторию, то притянула все взгляды одногруппников. Многие улыбались, но кое-кто из девчонок смотрел тяжело, с прищуром. Преподаватель выкладывал на стол учебные материалы.

– Опаздываете, – бросил он. – В следующий раз сделаю замечание со внесением в личное дело студента.

«Какой гадкий бюрократ», подумала Саша, проходя между рядами в поисках свободного места. Она не любила этот предмет – «Критерии справедливости общественного строя».

– Сегодняшний семинар мы посвятим понятию справедливости в контексте социума. Начнем с краткого доклада на тему того, чем личная справедливость отличается от общественной. Прошу подкреплять выступление примерами и основной статистикой. Кто выбрал эту тему для семинара?

Поднялось пять рук.

– Кто хочет выступить?

Четыре руки опустились, осталась одна. Лена Рыкова – ярая общественница и социальный активист. Студентка встала, уверенно кивнула преподавателю, одернула мешковатую длинную юбку из спецовки (писк моды, между прочим), и вышла на середину свободного пространства аудитории.

– Понятие общественной справедливости – ключевой вопрос современной отечественной социологии, – бодро начала она. – В настоящее время большинство исследователей сходятся на том, что общественная справедливость расходится с понятием личной справедливости или абстрактной справедливости, что суть одно и то же.

– Можно своими словами, – ввернул преподаватель. – То, что вы выучили лекцию, я даже не сомневаюсь.

Лена немного покраснела и продолжила:

– В общем, личная справедливость – это иллюзия и абстракция. Индивид не может руководствоваться соображениями личной справедливости в своих действиях. Одному кажется справедливым бабку-процентщицу убить, другому – презреть интересы огромного числа людей из-за одной слезы ребенка. Ненадежно это, а потому личная справедливость была признана самым опасным аспектом индивидуализма.

– Своими, Рыкова, своими! Мою последнюю статью цитировать не нужно. Хотя отрадно, что вы отслеживаете такие публикации.

– Общественная справедливость – это тот единственный вид справедливости, который имеет под собой обоснование. Общественная справедливость – это те понятия о справедливости, которые разделяет конкретный социум в конкретном отрезке времени.

– Хорошо. Можете привести пример?

– Когда человек выпячивает свой индивидуализм и высказывает точку зрения, отличную от большинства, он лишается прав на продуктовое снабжение. Это справедливо, поскольку человек отказывается быть вместе с социумом. Тот, кто скажет, что это несправедливо, также лишается части прав. Личное суждение – это социальное преступление.

– Все правильно, – качнул головой преподаватель. – Индивидуализм – причина всех самых тяжёлых потрясений, из-за которых наше общество однажды оказалось на грани краха. Но новое понимание справедливости и основанные на нем Догматы позволили нам создать идеальный общественный строй. Хвала Лидеру.

– Хвала Лидеру! – хором повторили студенты.

– Вопросы по этому разделу? – профессор оглядел аудиторию поверх очков.

– А как расценивать суждение по вопросу, по которому в обществе нет согласия? – вырвалось у Саши. Она даже не стала поднимать руку. «Что на меня нашло? Зачем высунулась?» – догнало запоздалое раскаяние.

– По какому вопросу в нашем обществе нет согласия? – строго спросил преподаватель. Саша замялась, но отступать было поздно.

– По поводу причин появления альтернативного облика, – робко продолжила она. – И по поводу его биологической основы… кто они такие? Стоит ли их… отделять от остального человечества?

– Это к нашему предмету не относится, – отрезал тот. – Мы говорим о практических наблюдаемых явлениях, а альтернативный облик – всего лишь теория, основанная на трудно проверяемых эмпирических данных. Сама постановка вашего вопроса неверная. Если бы природа явления была четко установлена, имело бы смысл говорить о мнениях на сей счёт. Пока этого не произошло, само высказывание любого мнения идёт вразрез с интересами социума. У общества пока нет позиции на этот счёт. На этом все. Следующий аспект темы…

Саша уткнулась глазами в тетрадь и больше не поднимала головы до конца занятия. Профессор полностью ее игнорировал, и это было к лучшему. Он относился к той категории наставников, что никогда и не при каких условиях не обсуждали Безликих.

Пара была последней, и когда она закончилась, Саша подумала, что сегодня ей не хочется ничего – ни неожиданных прогулок, ни общения, ни сюрпризов. Живот подводило от голода, поскольку она не озаботилась завтраком, так хотелось утром поскорее убраться из дома. Сейчас же идея отведать похлебки из злополучной курицы вовсе не показалась ей такой крамольной, как накануне. Возможно, она сможет свыкнуться и с присутствием Никиты Яновича, раз маме это настолько важно. Саша не умела долго фокусироваться на неприятностях.

До остановки она добежала за считанные минуты и теперь с нетерпением переминалась с ноги на ногу в ожидании автобуса. И жутко удивилась, когда напротив, протяжно скрипнув тормозами, с визгом остановилась старенькая «шестерка». Водитель пригнулся, и Саша разглядела Николая.

– Откуда…? – только и смогла вымолвить она.

– Садись, по дороге расскажу! – Коля загадочно улыбался.

Саша колебалась недолго. На автомобиле она не ездила уже несколько лет, и пусть гордость отечественного автопрома не сулила многих впечатлений, это был короткий путь до дома в комфортных условиях. Никаких потных тел, никаких нежелательных прикосновений. Новому приятелю после совместно пережитого кошмара Саша доверяла полностью. Иррациональность этого расположения не вызывала у нее никакой тревоги. Хороший, простой и работящий молодой человек, пусть и с крайне плоским представлением о реальности. Винить за это Саша его не могла – даже в самом страшном кошмаре, где она просыпалась Безликой, ей не могло и привидится детство в сиротском приюте. По-крайней мере, у нее были оба родителя, которые в ней души не чаяли. Раньше, это было раньше. Но было же!

– Хорошо. Но я живу далеко, на проспекте Победы, – сочла нужным уточнить Саша. Не кататься же он ее повезет? Домой, только домой! Она помирала от голода.

– Не проблема! Садись, здесь нельзя долго стоять, оштрафуют.

Саша запрыгнула на пассажирское сидение, и Коля дал по газам. Она тут же отметила, что водитель он весьма уверенный, но эту мысль быстро вытеснил животрепещущий вопрос:

– Как все прошло в милиции? Тебя быстро отпустили?

– Сразу после тебя, – ответил тот после небольшой паузы. – Ночевал уже у себя в общаге.

Саша кивнула и повернула голову к окну. В лицо бил теплый октябрьский ветер, который бывает только в период бабьего лета. Девушка задумалась: хочет ли она обсуждать случившееся на площади, Безликого – если это действительно был он? Николай не проявлял инициативу, а Саша очень устала. У нее от голода болела голова.

– Дядя работает водителем, сегодня у него выходной. Выпросил ненадолго машину. Должен он мне, – туманно пояснил приятель, но Саша не стала сильно вникать в детали. Ей повезло с транспортом как раз тогда, когда самочувствие оставляло желать лучшего, только и всего.

Старенькая «шестерка» бодро гнала по улице Карла Маркса, название которой так и осталось неизменным в числе немногих старых топонимов. Прохожие спешили по своим делам, никто не стоял группками и болтался праздно, без дела. Мелькали наспех отремонтированные фасады исторических зданий – никто больше не заботился о сохранении аутентичного облика, красили тем, что имелось в наличии, вразнобой. Из-за этого один из центральных проспектов стал похож на деревенскую улицу. Какие-то из совсем порушенных или горелых фасадов просто завешивали социальными баннерами. Ходили разговоры, что все это снесут и со временем построят новые здания. У людей было слишком много забот, чтобы беспокоится об историческом наследии. К тому же, как говорится, «Лидеру и его советникам всегда виднее, как правильно поступить».

– Как учеба? – спросил Николай.

– Да вроде как всегда. Проголодалась только сильнее обычного, – сама не зная почему, запросто призналась Саша. С Колей хотелось говорить о простом, человеческом. Не про семинар же ему рассказывать с его софистикой на тему видов справедливости?

– В бардачке лежит пряник. – приятель немного подумал. – Правда, он очень твердый.

– Ой, да что ты! – смутилась Саша. – До дома потерплю.

– Извини, больше ничего нет, – виновато (с чего бы?) признался Николай.

– У кого сейчас что-то есть, – пробормотала Саша. Их стремительно догонял черный внедорожник. Считанные секунды – и вот машина уже пролетела мимо. Саша с удивлением проводила его взглядом и даже наклонилась к лобовому стеклу, будто это помогло бы рассмотреть удаляющегося со скоростью кометы гиганта.

– Такие только у службистов, – прокомментировал Коля, заметив ее движение. – Я не завидую, кстати. Работа у них тяжелая – со всякой швалью и нечистью бороться.

«И с такими, как мой отец, для которого человеческая жизнь была превыше всего», подумала Саша и промолчала. Следующие полчаса она избегала разговора и отвечала односложно на Колины попытки выяснить побольше о ее жизни. Живет с матерью, учится в институте, друзей нет, хобби – рисование и чтение художественной литературы. Вот и все, ничего интересного.

– Высадишь меня на остановке? – попросила Саша.

– Я не автобус, – строго ответил Николай. – Довезу до дома. Говори, как лучше проехать.

Что-то в его тоне зацепило. Она задела его гордость? Саша вгляделась в профиль недавнего знакомого, который вдруг стал почти что другом. Челюсти крепко сжаты, по скулам гуляют желваки. Николай смотрел строго вперёд, и неуместно длинные ресницы стрелами указывали направление. Подбородок твердый, мужественный. Саша пробежалась взглядом и по рукам, сжимающим руль, которые оказались неожиданно крепкими и рельефными для худого, в общем-то, тела, вечно болтающегося в свободной спецовке. «Сейчас он выглядит старше, чем раньше», подумала она, а вслух сказала:

– Про остановку – это я из вежливости. Не хочу тебя напрягать. На самом деле, я буду безумно рада, если ты довезешь меня до подъезда. Голова от голода кружится. Нам вот к той четырнадцатиэтажке сначала, а дальше подскажу.

Николай резко обернулся, протянул руку, так что Саша даже слегка отпрянула от неожиданности, и погладил ее по щеке. Девушка опешила. Никто не прикасался к ней вот так – будто она бездомный щенок. Ей было и страшно, и приятно. Странная, необычная смесь ощущений. Саша поспешила задать вопрос:

– Ну, где я живу, ты примерно уже понял. А ты где обитаешь?

– В общежитии на «Черном озере». Знаешь его? На первом этаже, четвертое окно слева от входа.

Николай хотел еще что-то добавить к уже довольно подробному рассказу, но тут у Саши громко заурчало в животе, и она сжалась. Видимо, он расслышал что-то, так как сильнее вжал педаль газа, и Саше пришлось затормозить руками о пластиковую панель, чтобы не удариться о нее же носом. Коля выругался и сбавил ход.

– Я пока не умираю, – пояснила она на всякий случай. Обычно самоуверенный парень вел себя как-то странно, но мысль эта не успела развиться, потому что нужно было показывать дорогу.

Когда машина затормозила у Сашиного подъезда, она поспешила рассыпаться в благодарностях:

– Спасибо тебе большое! И дядю поблагодари за транспорт.

Николай вместо ответа взял девушку за руку. Александра успела подумать о том, что за столь короткое время парень уже перевыполнил социальную норму по прикосновениям, но мысль опять-таки заглохла где-то в зачатке. Со стороны Саши раздался стук по стеклу. Она повернула голову и увидела того, кого меньше всего ожидала – Никиту Яновича. Сзади маячила мама. Саша поспешила выйти из машины. Мужчина, одетый в засаленную спецовку, смотрел мимо нее – вглубь салона, на Колю.

– Аля, мы тебя так рано не ждали. Вон, до магазина решили пройтись. – мама кивнула на бидон, зажатый в руке. В такие наливали либо молоко, маскирующееся под натуральное (на самом деле, химия), либо пиво. – А ты, значит, с ветерком…

Под взглядом матери Саша смутилась.

– Это Николай подвез… помнишь его? Мы вместе были … – она хотела добавить «в милиции», но спохватилась. Информация была не для Никиты Яновича ушей.

– Помню-помню. – мама буравила взглядом парня, который как раз выходил из машины.

– Разрешите представиться как следует: Николай. Осипов, – добавил Коля, обходя автомобиль и становясь рядом с Сашей, будто оказывая ей поддержку. – Сотрудник «Хозтоваров №1» на Большой Красной.

Все это прозвучало крайне веско. И «сотрудник» – так обычно говорили про тех, кто трудился в «органах», остальные были просто «работниками»; и четкая фамилия «Осипов», которую носил и кто-то из правительства. Саша слегка скривилась, подумав, что Коля избрал самую нужную тактику с такими, как Никита Янович. Тот, к слову, уже оглядывал парня с ног до головы, пытаясь идентифицировать по визуальным признакам и соотнести с координатами на какой-то внутренней шкале. Посмотрел на обычную старенькую «шестерку» и, видимо, сразу отмел принадлежность Коли к небожителям; рубашка парня была аккуратной, но местами заштопанной, а на чистых брюках всё-таки красовались несмываемые пятна машинного масла. Коля был той же касты.

– Хорошо бегает? – мужчина кивнул на автомобиль, и не думая оказывать ответную любезность и представляться.

– Не жалуемся. – и снова это неуловимое отличие от речи простого паренька; за Колей стояло некое «мы», смутное и неясное, но Никита Янович прищурился. А потом протянул руку и крепко пожал Колину ладонь.

– Никита Обломов, – выдал он неожиданно благородную фамилию. – Тоже сотрудник. Внештатный, – добавил он совсем уж непонятное и замолчал.

Саша переводила взгляд с одного лица на другое: растерянное мамино, спокойно-непроницаемое Николая.

– Вы поднимайтесь, – опомнилась мама. – Мы сейчас что-нибудь к чаю купим. Правда, Никита? А может, один сходишь? Я с молодежью пока…

– Простите, Ольга Сергеевна, но мне нужно ехать. Очень приятно было познакомиться. Надеюсь, не в последний раз. – и, вновь пожав руку Никиты Яновича, Николай сел в «шестерку» и тронулся с места.

– Приезжай ещё! – с радушием хозяина прокричал вслед Никита Янович. В этот момент Саша решила придумать ему прозвище. «Боров?» Нет, слишком просто и грубо. К тому же, девушка смутно понимала, что папа бы не одобрил такого образа мышления. Будто бы она цепляется к лишним килограммам. Уже поднимаясь в лифте и невольно глядя на мужчину с близкого расстояния, она нашла нужное слово – «Груздь». Почти не обидно. Весь он был такой разлапистый, липкий и промасленный, к тому же выскочил неожиданно, как гриб после дождя. Или черт из табакерки. Почему черти выскакивают из табакерок, Саша не знала, но успела прочитать до антропокризиса множество классической литературы, оттуда и почерпнула старомодное выражение. Пока ещё было можно…

Дома Груздь сразу направился к холодильнику и извлёк из него куриные ноги и пузатую бутылку без этикетки.

– Живем! – удовлетворенно произнес он, а мама пошла хлопотать: загремела кастрюлькой, открыла кран, кинулась искать одну-единственную выжившую в апокалипсисе последних лет хрустальную стопку. Саша удалилась в свою комнату. Их семье несказанно повезло: отец враг народа, а квартиру за ними оставили. Жили бы сейчас в общежитиях, как четверть населения страны, и прости-прощай личное пространство… Возможно, дело было в том, что папу увезли в неизвестном направлении ещё в самом начале хаоса. Активно отнимать жилье за общественные преступления стали относительно недавно, когда режим окончательно укрепился.

Когда мама заглянула к ней перед сном, Саша показала форму из деканата и объяснила, что вызвалась добровольцем на практику. Родительница было возразила свое привычное, про юный возраст и гендерные опасности, но Саша привела убойный аргумент:

– Это социально одобряемое поведение – вызваться волонтером для изучения общественного мнения, мам. Отражается в личном деле.

И мама сдалась. Поставила витиеватую подпись на форме, в последний момент смазав особенно затейливую закорючку, и пообещала, что поможет собраться. Провести в Марийских лесах предстояло всего одну ночь, и Саша сказала, что справится сама – с собой можно было взять всего один рюкзак. Поэтому багаж должен быть максимально необременительным.