Читать книгу: «Вне досягаемости», страница 5

– Ты знаешь, что твоя фразочка Фландерсу стала мемом?

– Это еще какая? – Я многого ему наговорил. Что-то мысленно, а что-то и в лицо.

– Ну вот это, мол, «не следует строить свою репутацию за чужой счет». – Она делает паузу. – Ты ведь знал об этом, да?

Я усмехаюсь.

– Не-а, не знал. Я уже говорил, что в социальных сетях особо не сижу. Но это круто. Правда. Я на все готов, лишь бы поставить этого придурка на место.

– Здесь наши мнения совпадают, но, может быть, в следующий раз мы поработаем над твоими репликами вместе, чтобы начальство видело и мой вклад.

– Может нашим следующим видео будет то, как я выхожу из душа и с меня случайно падает полотенце? Оператором поработаешь?

– Фу. Ну и мерзость! – реагирует Фонтина, излишне эмоционально, как от нее и ожидалось.

– Не так уж и мерзко, если прошлое видео посмотрели миллионы, верно? – смеюсь я.

Видео, которое, как я полагаю, стало вирусным, было не просто намеком на мое обнаженное тело. Мы смонтировали несколько отрывков – я стою в полотенце, затем оно падает, а когда я его поднимаю, на мне уже красуется гоночный комбинезон и широкая улыбка. Раз уж девушки снимают видео из разряда «собирайся со мной», то почему парни не могут?

Кажется, эта идея сработала.

– Миллионы? Ха. Не сидишь в соцсетях, а количество просмотров знаешь?

– Да не знаю я. Это просто догадка, и, судя по твоей реакции, она верна.

– Если твое эго станет еще больше, нам придется увеличить размер твоего шлема.

– Просто предупреждаю. Не смотри личные сообщения на моем аккаунте. Похоже, туда хлынули все психи страны.

– Видео он не смотрит, но личные сообщения проверяет. Я начинаю думать, что ты лукавишь, Риггс.

– Мне нравится заставлять тебя гадать. Но, серьезно, не проверяй их.

– Фу. Неужели все хуже, чем обычно?

– Тебе лучше не знать.

Я не против, когда фанатки присылают свои фотографии – какой парень был бы против? Но я не люблю, когда на фотках всякое выпирает там, где выпирать не должно.

Иногда, так скажем, нужно оставить хоть немного загадки для полета воображения.

– Окей. Никаких сообщений. – Она смеется, а затем дразняще бормочет: – Если бы они тебя знали, то не спешили бы слать свои фотки.

– Они охотятся не за моей личностью, Фонтина.

– Фу, опять гадость. Ты хочешь, чтобы из меня мой обед попер?

– Тебя так легко вывести из равновесия.

– А тебя так легко отвлечь. – Ее голос становится мягче: – Надеюсь, это помогло.

Я потираю рукой челюсть и слегка смеюсь, чувствуя некоторую благодарность за этот звонок.

– Так и есть. Спасибо. Я ценю это.

Она раздраженно вздыхает.

– Иди домой, Риггс.

– Скоро пойду, – говорю я, хватаю свой рюкзак, перекидываю через плечо и решаю последовать ее совету. Если мне еще не позвонили, значит, этого и не произойдет.

Очередная упущенная возможность. Еще один потерянный шанс.

Но почему в этот раз мне еще больнее?

Наверное потому, что я заслуживаю стать заменой Максиму больше, чем кто-либо другой. Уверен, каждый пилот здесь так думает, но я горбачусь тут дольше, чем многие из них. Я чуть ли не единственный пилот из местной талантливой группы, кому еще ни разу не выпал шанс вырваться вперед. Я выиграл Еврокубок, чемпионаты «Формулы‐4» и «Формулы‐3», набрал необходимое количество очков, чтобы сохранить суперлицензию.

Мне. Должно. Повезти.

Без сомнения, Ари скоро мне наберет. Мой агент печально известен тем, что постоянно звонит мне, чтобы обсудить причины, по которым я не прошел кастинг. То я слишком броский, то недостаточно яркий, или, по его мнению, создаю впечатление, что несерьезно отношусь к делу, потому что выгляжу больно веселым.

Но больше всего меня бесит, когда кто-то говорит, что я рискую на трассе и вожу так же опасно, как мой отец, и они не хотят запачкаться в моей крови в случае чего.

А про этот комментарий, что Риггс слишком эгоистичен, я вообще молчу. Понятное дело, черт вас побери! Именно эгоизма требует успешный и долгоиграющий карьерный путь в «Формуле‐1». Они должны хотеть, чтобы я был таким. Должны хотеть, чтобы я сосредоточился на достижении целей и не беспокоился о чувствах других людей.

В этом спорте совершенно впустую тратится огромное количество денег, и каждый негодует, когда не удается попасть на подиум. Я слышал все оправдания, которые только можно придумать, объясняющие то, почему мне так не везет. Без сомнений, сегодня вечером будет еще одно. Именно поэтому лучше сейчас пойти домой, прихватить хороший напиток и поваляться в одиночестве.

Или в компании девушки.

Позже решу, кого именно приглашу к себе.

Но я позволю себе лишь одну ночь.

Одну передышку, чтобы утонуть в жалости к себе.

Одну ночь, когда я ненавижу быть сыном Итана Риггса.

Один миг секса из злости со всеми подряд, перед возвращением к привычной рутине и гонкам.

08
Риггс

Путь за пределы стадиона долог.

Через паддок, где все пялятся друг на друга, но никто не разговаривает.

Через турникет, где стоят охранники и толпящиеся за его пределами люди, ожидающие, что можно будет сделать быстрый снимок или пообщаться с пилотом.

Затем выход на почти пустую автостоянку.

На мою удачу именно в этот момент у меня в руке звонит телефон. По крайней мере, свидетелей плохих новостей не будет.

– Ари Форньер. Ну и какие причины на этот раз? – спрашиваю я вместо приветствия, в моем тоне сквозит сарказм.

– Спенсер.

У меня подкашиваются ноги от серьезности его тона. От того, что он называет меня по имени, хотя никто никогда так не делает. Дело в Максиме. Наверняка. Господи, все совсем плохо, да? Я оглядываю парковку, а затем и вовсе останавливаюсь.

– Что случилось?

– Ты.

– В каком смысле? – спрашиваю я.

– Они позвонили. Твой черед, Риггс. Наконец-то, мать твою, пришел твой черед.

– Ари… – Черт. К горлу подступают эмоции, на глаза наворачиваются слезы, пока я пытаюсь подобрать слова. – Лучше не шути так со мной.

– Даже и не думал. Только не о таких вещах. – Он замолкает и прочищает горло, этот момент явно проникает и в его черствое сердце. – Это происходит на самом деле. Поверь. Наконец-то пришло твое время.

– Как Максим?

Я пытаюсь переварить новость. Меня переполняет волнение, оно сплетается с чувством вины за то, что у меня появился шанс, поскольку мой друг был ранен. Накатывает внезапный прилив адреналина, ведь все, что я знаю, вот-вот изменится.

– Травмы у него несерьезные, но ему потребуется какое-то время на восстановление. По предварительным данным, с ним все будет в порядке.

– Хорошо. Это хорошо.

Я заставляю себя поверить в это, чтобы облегчить чувство вины за то, что его крах стал моей удачей.

– Моретти захотят заменить его кем-то. К счастью, до следующей гонки еще есть время, но это не значит, что они уже не думают об этом. Они провели несколько хороших заездов и не хотят терять темп.

Я знаю, что в последнее время у Моретти были тяжелые времена. Максим был их номером один. Это означает, что их второй номер, Эндрю Эрикссон, займет его место, а я стану вторым.

Хотя они провели две хорошие гонки после нескольких лет неудач.

Для меня это идеальное место, чтобы выступить и попытаться сделать себе имя – стать иконой мотоспорта, который в последнее время прослыл весьма посредственным. Я и мечтать не мог о лучшем моменте.

Ожидания есть, но чудес не предвидится. Хотя мы, «Формула‐2», используем одни и те же трассы с «Формулой‐1», мы все же участвуем в гонках в разные уик-энды, так что мое знакомство с устройством этих трасс тоже плюс.

– Срань господня, – это все, что я могу сказать, пока пытаюсь собраться с мыслями и вспомнить, какая трасса станет следующей.

– Тебе ой как повезло, что ты переехал в Веллингшир. Штаб-квартира Моретти расположилась как раз там.

– А ты мои мечтания чушью собачьей называл.

Он издает смешок.

– Я никогда не говорил, что они чушь собачья. Просто это больше походило на… какую-то нью-эйдж хрень для хиппи.

Я смеюсь, и с каждой секундой напряжение в теле уходит все быстрее.

– Ну, чем бы они ни были, сработало же, верно? Меня выбрали, черт возьми.

Я сжимаю в кулаке воздух, хотя больше всего на свете хочу прокричать это на весь город.

– Ты сделал это, Риггс. Получилось.

Реальность ударяет под дых. В ближайшие дни для меня наступит хаос. Хаос, который я видел собственными глазами, так что теперь буду готов к грядущему урагану.

– Так что дальше? Куда мне теперь? Когда мне нужно быть там, где я должен быть?

Адреналин начинает спадать. У меня дрожат руки и голос срывается.

– Я просил уточнить детали. Уверен, тебе дадут какое-то время покататься либо здесь, в Сильверстоуне, либо отправят пораньше на следующую гонку. Это будет просто безумие – формовка сидений, примерка костюмов, пресс-конференция, фотографии, встречи с гоночными инженерами по телеметрическим данным.

– Знаю. Я… – У меня не хватает слов.

– Езжай домой. Я бы посоветовал тебе паковать чемоданы, но пока не уверен, стоит ли. Так что просто вали домой, порелаксируй, помечтай или чем ты там, блин, занимаешься обычно.

– Да в тебе комик пропадает, – говорю я, садясь за руль.

– А то. Они пришлют мне контракт. Как только я его просмотрю и внесу необходимые изменения, передам тебе. Пока что я знаю только, что это временное место. Будешь гонять, а если установят, что Максим выбыл на длительный период времени, появится возможность для пересмотра и корректировок.

– Я согласен на все, что угодно.

– Больше денег. Намного больше. Больше льгот. Первоклассные места для проживания.

– Все это не имеет значения, Ари. – Больше – это возможность. – Это тот шанс, которого я ждал. Только он и важен.

– Верно.

– Он и больше ничего. – Черт возьми. Это действительно происходит. – Скоро поговорим.

– Отлично.

Я уже собираюсь закончить разговор, но он спрашивает:

– Эй, Риггс?

– Да?

– Поздравляю, чувак. Ты заслуживаешь этого больше, чем кто-либо другой.

Звонок завершается. Я сижу в своей машине, вцепившись руками в руль, откинув голову на подголовник, и эмоции захлестывают меня быстрее, чем я успеваю их осознать.

Я зажмуриваю глаза. Единственное, что я слышу, – это собственный пульс. Стук сердца заставляет мое тело чувствовать, будто оно подпрыгивает с каждым ударом.

Вот он, Риггс. Шанс, к которому ты стремился всю свою жизнь.

Мой крик эхом разносится по замкнутому пространству машины. Я затягиваю его, пока он не становится хриплым и не переходит в неуверенный смех.

Срань господня.

Чтоб меня.

Щеки болят от улыбки, а голова кружится от волнения. Это происходит. Это происходит на самом деле.

Ты слышал это, папа? Я сделал это. Наконец-то у меня получилось.

Я смахиваю слезу быстрым движением.

Мысли мечутся между тем, что нужно сделать и тем, что, вероятно, произойдет в ближайшее время. Я думаю о возможностях, которые наконец-то оказались у меня под рукой. О том, как я могу извлечь из этой ситуации максимум пользы для себя.

Но есть одна вещь, которую мне нужно сделать прямо сейчас.

– Мам, – говорю я, когда она берет трубку.

– Я знала. Знала. Знала! – кричит она, а телефон издает всевозможные нечеткие помехи, видимо, из-за того, что она там прыгает от радости. – О Боже. Ты молчишь. Пожалуйста, скажи мне, что я права.

Я смеюсь, и мне кажется, будто внутри меня открывается клапан, выпускающий пар.

– Ты права. – я почти шепчу эти слова, осознавая всю серьезность происходящего. – Наконец-то мои старания окупились.

Воспоминания проносятся в голове, как слайд-шоу.

Гонки на картинге, я еще ребенок, который пришел туда с собранной из подручных материалов гоночной машиной. Мама самостоятельно научилась обращаться с ней, чтобы помочь сыну, заменить ему отца, в котором он нуждался, ведь того больше не было рядом. Гоночный костюм, сшитый ею, чтобы я мог выглядеть как и все остальные.

Конечно, я был сыном Итана Риггса, но деньги Итана Риггса прибрали к рукам дерьмовый агент, что затребовал больше своих пятнадцати процентов, жадные юристы, забравшие свою долю, плюсом к этому наложились еще и штрафы по налогам на прибыль, которые так никто и не оплатил.

Уроки были усвоены на горьком опыте.

Мама крепко ухватилась за то, что у нас осталось.

Так что ночь перед гонкой мы провели в нашем пикапе, чтобы сэкономить деньги, поскольку отели были очень дорогими. Мы играли в глупые игры, пытаясь занять себя, пока лежали в кузове под навесом и ждали наступления утра.

В то время меня это смущало. Сын бывшего гонщика «Формулы‐1» пытается примерить на себя не по годам серьезную роль, которую исполнял его отец, но денег у него на это нет. Сравнение, которому я никогда не смог бы соответствовать.

Я бережно храню в памяти те времена, как знак почета. Особенно сейчас. Я добился всего без денег. Связей было мало. Я сделал это лишь благодаря упорству мамы и моей собственной чертовой решимости.

Маму буквально поглотили страхи, когда я перешел на автомобили. Я знаю, она боялась, что я пойду по стопам отца, но все же позволила мне увлечься тем, что отняло у нее мужа. Она позволила мне быть тем, кто я есть, и не пыталась внушить мне страх. Ее неизменная поддержка не только удерживала меня на земле, но и позволяла взлететь. Она была молчаливой опорой, когда я терпел неудачи и сомневался, стоит ли оно вообще того.

Она была моей скалой – всегда, даже когда я этого не заслуживал.

Конечно, она первая, кому я решил позвонить.

– Спенс. Я даже не знаю, что сказать, кому сказать и как это отпраздновать. – Она так взволнована, и это вызывает у меня улыбку.

– Знаю. Я чувствую то же самое. – Я бью кулаком по рулю, потому что это единственное, что приходит мне в голову.

– Так что дальше? – спрашивает она, а после я слышу, как она приглушенным голосом говорит кому-то на работе: – Мой малыш. Его взяли.

Затем раздается визг.

Я улыбаюсь. Ничего не могу с собой поделать.

– Я жду инструкций. Куда ехать и когда.

Пауза. Глубокий вдох.

– Дай мне знать, где мне нужно быть, – тихо говорит она.

Я знаю, как тяжело ей произносить эти слова. На какую жертву она при этом идет.

После смерти отца она поклялась, что никогда больше не ступит на трассу «Формулы‐1». Она видела мое увлечение картингом, но когда я начал гонять на автомобилях, особенно на трассах, где когда-то выступал мой отец, она не смогла этого выдержать. Хотя пыталась. Снова и снова. Впрочем, трасса не имела значения, результат был все тот же – паническая атака невероятных масштабов.

Но она все равно приходила.

Несмотря ни на что, мама старалась быть рядом со мной, когда я с трудом преодолевал эмоции, связанные с путем, который выбрал. Отцовским путем. А потом у нее случился приступ паники, такой сильный, что мы все подумали, будто у нее сердечный приступ.

То был последний раз, когда я позволил ей прийти на трассу.

Я уже потерял одного из родителей из-за гонок. И точно не собирался терять еще одного.

Я уверен, она испытывала похожие чувства. Отец был ее единственной настоящей любовью. Она видела, как он умирал. Я – единственная частичка папы, которая у нее осталась.

Так мы пришли к взаимопониманию. Я стал участвовать в гонках. Она наблюдала за этим по телевизору из дома. Будто одной мысли, что, если случится плохое, она тут же сможет переключить канал, каким-то образом хватало. В общем, мы пришли к общему заключению, что ей лучше не присутствовать на гоночном уик-энде.

Черт, да даже мне иногда тяжело на все это смотреть. А ей, наверное, в сто раз хуже.

– Мы заключили сделку, мам. Тебе нельзя на трассу, – говорю я, хотя мне бы очень хотелось, чтобы она там была.

– Но сейчас все иначе.

– Вовсе нет. Сначала дай мне одному поучаствовать в паре заездов. Так мне не придется беспокоиться о тебе, и я смогу сосредоточиться на трассе. На болиде.

– Спенсер.

– Я серьезно. Зачем сейчас все портить? Все же работает.

Она выдыхает.

– Я должна там быть. Я хочу там быть.

– Мама, – говорю я, пока она говорит с кем-то на заднем плане, после чего слышится радостный восклик.

– На работе все с ума сойдут, когда я объявлю об этом, – говорит она о доме престарелых, в котором работает. – Но мне все равно. Мой малыш наконец-то добился своего, – громко возвещает она, а затем шепчет: – Не могу дождаться, когда увижу лицо старой ворчуньи Мод, когда расскажу ей об этом. Она считает, что единственный вид спорта, на который стоит тратить время, – это крикет. Старуха будет в бешенстве, когда я стану каждый день гонок украшать общую комнату клетчатыми флажками.

– Бедняга Мод, – говорю я.

– Спенсер Риггс, – тихо произносит она, и я понимаю, что, когда мама называет меня полным именем, шутки отходят в сторону. – Я так сильно горжусь тобой. – Ее голос переполняет гордость, и это трогает мое сердце любовью, которую ребенок хочет получать от своего родителя. – Он бы тоже гордился.

Сердце щемит от боли и тоски по отцу.

– Надеюсь на это.

– Я это знаю. – И, будто бы почувствовав необходимость снять напряжение, она безумно смеется. – Это так волнующе. Мне пора возвращаться к работе. Уверена, тебе тоже нужно идти. Ведь… ура-а-а!

– Ты сумасшедшая.

– А ты меня другой и не хотел бы видеть.

– Это уж точно.

– Я люблю тебя, сынок.

– Я тоже люблю тебя, мам.

Я заканчиваю разговор, качая головой и жалея бедные уши стариков, на которые она собирается присесть. Без сомнения, так и будет.

Я завожу двигатель и направляюсь домой. Передо мной вырисовывается силуэт трассы, небо и облака постепенно начинают окрашиваться в цвета заката.

Но есть одно упрямое облачко, которое еще не окрасилось в другие цвета.

Одно упрямое облачко, похожее на голубую сахарную вату.

Я тоже люблю тебя, пап.

09
Камилла

Я смотрю на здание «Моретти Моторспортс» снаружи.

Монолитное здание из стекла и камня растянулось будто бы на целые километры, а рядом раскинулось огромное искусственное озеро. Вокруг него зеленая трава, на которой установлена копия одного из наших оригинальных болидов «Формулы‐1».

Дедушка хотел выглядывать из окна своего кабинета и получать напоминание о местечке в Италии, где он вырос. Его маленький домик стоял рядом с озером, которое он частенько посещал со своими братьями.

Он привез озеро с собой в Веллингшир, когда решил разместить штаб-квартиру «Моретти» здесь, в Великобритании. С тех пор все так и осталось.

Я стояла здесь чуть больше двух недель назад и думала, что просто заехала пообедать с отцом перед обратной поездкой в Рим. Думала, что он, как всегда, скажет мне свое обычное «тебе стоит сюда перебраться». Но я не ожидала, что отец попросит меня возглавить второй семейный бизнес. Бизнес, основанный на страсти.

Оливковое масло сделало наше имя известным на весь мир, дало моему деду капитал для финансирования того, что он любил почти так же сильно, как мою бабушку, – гонок «Формулы‐1».

Пятнадцать дней назад я покинула это здание в замешательстве и нерешительности. Двенадцать дней назад сидела в пабе с Изабеллой и Джией, отвергая все возможные варианты этого нового блестящего плана, прежде чем уехать домой собирать вещи, чтобы отправиться в «новое приключение».

Теперь, когда я вернулась, моя жизнь полностью перевернута, новая квартира – Мекка нераспакованных коробок и беспорядка, а разум полон решимости извлечь из этого максимум пользы. Осторожность сменяется предвкушением, а после растворяется в бурлящем возбуждении от начала чего-то нового. Но когда я смотрю на символ гоночной иконы, которая когда-то была предметом зависти всей индустрии, во мне пробуждается что-то еще, нечто большее.

Существует список обещаний, которые я дала самой себе. Список, над которым я поклялась работать и который должна выполнить, когда впервые переступила этот порог в качестве сотрудника.

В профессиональном плане я полна решимости изменить ситуацию в компании к лучшему – поменять имидж, создать ажиотаж и каким-то образом поспособствовать победе в гонке или, по крайней мере, занять призовое место – в течение года моего пребывания в должности.

Ну а в личном плане этот список более обширен. Как только войду в здание, я пообещаю себе избавиться от всех страхов и неуверенности, которым я позволяла владеть собой слишком много лет. Я готова победить призрака, коему позволяла сдерживать себя, – включая силу, которую я неосознанно отдала кому-то другому в процессе.

Новый город. Новая работа. Новая ты.

Вперед, Камилла.

Я открываю дверь и вступаю в свою новую жизнь.

Утро проходит как в тумане. Меня водят из отдела в отдел и представляют сотрудникам. Я далеко не слепая. Прекрасно вижу, как они обмениваются понимающими взглядами. Без сомнения, по офису от кабинета к кабинету разлетается шквал сообщений, в которых то и дело звучит слово «кумовство».

Но я не позволяю данному факту беспокоить меня. Не могу. Я бы, наверное, чувствовала то же самое, если бы была на их месте.

К сожалению – или к счастью для меня – авария Максима в минувшие выходные и беспокойство о его выздоровлении, а также о том, как команда сможет двигаться дальше, затмевают мой приезд.

– Представления закончены? – спрашивает отец, когда я вхожу в конференц-зал, где мы сегодня будем работать бок о бок.

Как будто это опять же не кричит о «кумовстве».

– Закончены, да.

– И что? Какие мысли? Первые впечатления? – Он широко улыбается, глаза блестят жизнью. Папа выглядит счастливым, и пока что для заглаживания вины мне этого достаточно.

– Как только они поймут, что я понимаю, что делаю, они смирятся с моим присутствием.

– Так и будет. Я нисколько не переживаю. – Он ерзает на стуле. – И после этих выходных ты нужна нам больше, чем когда-либо.

– Как дела у Максима?

Его протяжный вздох говорит сам за себя.

– У него ожоги третьей степени на руках. Тяжелое сотрясение мозга. Врачи думают, отек ему не грозит, но они не узнают об этом точно, пока не разбудят его. – Папа качает головой, на лице отражается беспокойство. – И кто знает, что с ним будет в психологическом плане.

– Когда его выведут из комы?

– Не уверен. Они решили, что займутся обработкой ожогов, пока он в отключке, чтобы избавить его от мучений. – Он подпирает подбородок рукой. – Черт, Кэм. Я думал, он… Ох, если бы не система защиты… Мне страшно подумать, о чем был бы этот разговор.

Каждый генеральный директор опасается, что кто-то из его пилотов погибнет или получит серьезную травму во время его главенства. Мой отец не исключение. И он не ошибается насчет системы защиты головы и шеи. С момента введения обязательного использования подголовников в мотоспорте стало гораздо меньше травм головы.

Технология, безусловно, стала лучшим другом гонок.

– Ну, эта информация лучше той, что ты боялся сорок восемь часов назад, верно? Так что нужно опираться на положительные моменты.

– Согласен.

– Не хочу показаться грубой, но что дальше? Кто заменит его на это время? – спрашиваю я, зная, что механизм никогда не останавливается.

Его вздох звучит красноречивее слов.

– Едва ли существует время, когда травма пилота уместна, но сейчас особенно дерьмовое для этого время. Нас застали врасплох. Пашми подписался…

– Это наш запасной пилот, да?

Он кивает.

– Да. Для него это на пользу. Он подписал полный контракт. Но для нас это плохо, так как это произошло на прошлой неделе, а мы еще не успели заполнить вакансию.

– Значит, тебе пришлось пошопиться, – говорю я понятным мне языком.

– Верно.

– В «Формуле‐2» или ты нашел кого-то из запасных пилотов других команд? – спрашиваю я. Поскольку пилоты могут менять команды, а команды могут расторгать контракты в любой момент, мне любопытно, что папа задумал.

– Мы пригласили пилота из «Формулы‐2».

– Оу. – Это не то, что я ожидала от него услышать. – А это не скоропалительное решение? У нас нет столько времени, чтобы ждать, пока какой-то новичок получит суперлицензию. Приспособится. Изучит болид.

– Он знаком с «Формулой‐1», и у него есть лицензия. Он посещает регулярные пятничные тренировки со своей нынешней командой.

Господи.

– Так это значит, что он даже не запасной пилот?

Если бы он выигрывал чемпионаты, то наверняка был бы где-нибудь запасным пилотом.

– Мне он нравится.

Класс. А мне вот уже не нравится это решение.

– И как же можно случайно наткнуться на болид «Формулы‐1», чтобы потренироваться в нем? Звучит как-то странно, если спросишь меня.

– Или целеустремленно.

Я смотрю, как отец занимается своими делами, печатая на ноутбуке, как будто этот разговор не имеет такого уж серьезного значения.

– Пап.

– Хм?

Я жду, когда он поднимет глаза.

– Вот почему мы проигрываем. Мы берем первого попавшегося пилота средней квалификации.

Он улыбается – медленно и уверенно. В его голосе слышится нотка удивления.

– Неужто будем бодаться с тобой в первый же день, Камилла?

– Разве не для этого ты пригласил меня сюда? Чтобы учиться? Задавать вопросы? Попытаться улучшить то, что у нас уже есть?

– Так и есть, да, – медленно кивает он. – Но еще и для того, чтобы сидеть и слушать. Трудно учить, когда тебя осуждают.

Ну что ж, ладно. Работа на него может оказаться сложнее, чем я думала.

– Как его зовут? – спрашиваю.

– Спенсер Риггс. Уверен, ты о нем слышала.

– Пап, за последнюю неделю, пока я собирала вещи, у меня едва хватило времени познакомиться с пилотами нашей команды, не говоря уже о том, чтобы изучать пилотов «Формулы‐2», которых я никогда и не планировала узнавать.

– Понял, – говорит он, и его улыбка становится шире. – Я думаю, этот парень тебе понравится.

– С чего бы? Потому что он хороший пилот или потому что он очаровал тебя? – Папа бросает на меня взгляд, мол, поосторожнее. Я поднимаю руки в знак капитуляции. – Это вполне обоснованный вопрос.

– У него настоящий талант, Камилла. В этом году у него лучшее время прохождения круга в «Формуле‐2». Хорошо финиширует. Слышал, он отлично ладит со своей командой. – Отец качает головой из стороны в сторону, как будто что-то обдумывает. – Кроме того, я думаю, тебе он придется по душе.

– Угу. И почему же?

– Он не шарахается от камеры. Любит внимание.

– Что ж, будем надеяться, что он и от подиума шарахаться не будет.

– Забавно, – говорит он, и я улыбаюсь, напряжение между нами спадает. – Я серьезно. Камера его любит, в нем есть определенная харизма, которая, как мне кажется, тебе понравится. Он симпатичный. У него много поклонников, а это полезно для маркетинга. По крайней мере, так Элиза говорит.

Элиза. Я ломаю голову, пытаясь сопоставить имя с лицом. Моя новая правая рука.

Точно. Элиза Коддингтон.

По крайней мере, у нее есть мнение, которым она не боится делиться. Я полностью за подобное поведение.

– Что ж, это плюс, – говорю я. – Какой у него рекорд в «Формуле‐2»?

Отец лишь кривит губы.

– Пап? – То, что он не отвечает, это уже ответ. – Это та часть, где я говорю тебе, что ты сходишь с ума. Тебе не кажется, что это серьезная проблема?

– Конечно, говори честно, – усмехается он.

– Я думала, мы обо всем договорились, поэтому ты и пригласил меня на борт. Свежий взгляд. Новые подходы. Откровенные мнения.

– Совершенно верно. – Наши глаза встречаются, и его улыбка наполняет меня гордостью. Он откидывается назад и сцепляет пальцы за головой. – Что ж, посмотрим. Спенсер Риггс. За последние два года он пять раз был на первой позиции на старте.

– А сколько побед? – спрашиваю я.

Победы – это все в этом спорте. Победы приносят очки. А очки жизненно важны для спонсирования.

Но мой отец просто поднимает палец, чтобы угомонить меня и продолжить свою речь:

– Этот парень рожден для спорта. Знает каждый аспект трассы как свои пять пальцев. Обладает глубокими инженерными знаниями, превосходной реакцией и удивительной способностью приспосабливаться к различным условиям. Он первым приезжает на трассу каждые выходные и последним покидает ее. После заезда он всегда просматривает записи, чтобы понять, что он сделал не так и, как может добиться большего успеха.

– Ты все еще не ответил на мой вопрос, – говорю я, но не сбрасываю со счетов те качества, что он перечислил.

– Он профессионал как на трассе, так и за ее пределами и знает, что команда всегда на первом месте.

Я прочищаю горло и приподнимаю бровь.

– Пап?

– Он выиграл три гонки в прошлом сезоне, Кэм.

– В прошлом сезоне? Не в этом? И… это все? – вопрошаю я. Гонщики, попавшие в «Формулу‐1», доминируют в своем дивизионе. Они победители чемпионатов. Они известны болельщикам «Формулы‐1». Люди вообще знают, кто такой этот Риггс?

– Он провел много гонок, но обстоятельства, не зависящие от него, помешали ему победить.

– Типа какие обстоятельства?

Отец раздраженно вздыхает. Очевидно, он уже начинает сомневается, стоило ли приглашать меня в команду.

– Отказы двигателя. Предостережения в неподходящий момент. Его сбивали. Но парень сильный, настойчивый…

– По-моему, он просто невезучий.

– Такое случается. Это гонки. Но у парня есть талант, Кэм. Такой талант, какого я не видел уже очень-очень давно. Пришло его время. Я думаю, он может стать отличным дополнением к нашей команде.

– Очевидно, что никто другой этого не заметил, иначе он бы уже заполучил контракт, верно? – Стоит ли мне беспокоиться о решениях, которые отец сейчас принимает? То есть… – Может, лучше взять запасного пилота какой-то другой команды? Найти контракт, который можно выкупить. Разве это не более безопасный вариант?

Отец уверенно подходит к окну, смотрит на офисы за его пределами, уперев одну руку в бедро.

– Да, это было бы неплохо, но ничего не изменилось бы, если бы мы выбрали более безопасный вариант, не так ли? – Он поворачивается, чтобы посмотреть на меня, и мне нравится озорство в его глазах. – Я хочу встряхнуть нашу компанию. И думаю, Риггс – тот человек, который сможет это сделать.

Существует очень тонкая грань между встряхиванием и полным провалом. Будем надеяться, что мы получим первое.

– Риггс?

– Его все так называют.

Супер. Кто вообще пользуется фамилией в качестве имени?

– Я воздержусь от суждений.

Папа смеется.

– Ты никогда не была той, кто просто слепо следует за кем-то.

– Никогда, – отвечаю я.

– Он тебе понравится. Я обещаю.

– М-м-м. Самоуверенный пилот, которого только что повысили в должности, и, который, скорее всего, вовсю будет пользоваться всеми преимуществами этого повышения – деньгами, вниманием и женщинами. Не могу дождаться встречи с ним.

– Похоже на правду. Ты крутишься в этом бизнесе всю свою жизнь. Ты же знаешь, как это бывает. Отчасти это шоу…

– А отчасти – нет, – фыркаю я.

– Ну, ты сама сможешь в этом убедиться, поскольку он уже едет, чтобы познакомиться со всеми.

– Прямо жду не дождусь, – криво усмехаюсь я.

– При встрече с ним прояви побольше энтузиазма. Мы хотим, чтобы он на самом деле считал, что мы ему рады.

– Ну, может, мы и хотим, чтобы он был здесь, но ему придется заслужить свое место, как и мне.