Читать книгу: «Вне досягаемости», страница 2

02
Риггс

Боковым зрением улавливаю бесконечную череду пестрых пятен.

Лица болельщиков. Спонсорские рекламные баннеры. Бетонные ограждения.

Когда я пролетаю по стартовой решетке и выхожу на первый поворот, все, кроме трассы, напоминает движущуюся разноцветную стену.

– Гарсия отстает на две целых одну десятую, – слышу я голос Пьера у себя в ухе, когда машина достигает предельной скорости. Я жду, что он отчитает меня за это.

Но он молчит.

По радио ни слова.

Все знают, что нам нужна победа.

Жизненно необходима.

Я немного сбавляю скорость, когда вхожу в поворот – практически чувствую, как Гарсия дышит мне в спину. Прежде чем снова нажать на педаль тормоза, я прохожусь большими пальцами по кнопкам на руле.

Осталось четыре круга.

Целых четыре круга мне предстоит удерживать этого ублюдка позади.

– Шины, – говорю я, выводя машину из поворота. Я весь гребаный день боролся за то, чтобы оставаться впереди него. – Думаю, нам следует…

– Ничего уже не исправить.

Я хмурюсь, когда выезжаю на прямую часть трассы, стараясь держаться как можно дальше от Гарсии. Мои руки устали, а шея болит.

Нам следовало сменить шины.

Я предупреждал Пьера. А он не счел это необходимым. Он все пялится на свои гребаные метрики – у него целая команда консультантов и помощников – однако в машине сижу только я. И чувствую, как шины вибрируют. Скользят. Ими невозможно управлять так, как я хотел бы.

И прямо сейчас мое тело расплачивается за этот долбанный промах. Остается надеяться, что это не скажется на итоговых результатах.

Нам нужна победа.

Нужен гребаный подиум, черт возьми.

Команда отдаст что угодно, лишь бы заработать немного очков. Чтобы заработать спонсорские бонусы. Эта гонка основана исключительно на деньгах. А когда их нет, выиграть практически невозможно. Может, у нас у всех и одинаковые машины, но весь мир гоночного спорта вращается вокруг денег.

– Отличная работа, – хвалит Пьер резким, но успокаивающим тоном. – Сейчас две и восемь десятых. Нам нужно поднажать на круге. Постарайся завоевать больше пространства в этом секторе.

– Понял, – отвечаю я дрожащим голосом, так как с каждым километром, который я набираю, скорость становится все выше.

Я уже тринадцать раз проходил эту трассу, но все еще прокручиваю в голове свои дальнейшие действия. Планирую каждый последующий шаг.

Сбавляю обороты, так как скоро начнется шикана. Сначала резкий поворот налево. Затем в том же направлении, но плавный и длинный, за которым следует едва заметный S-образный изгиб дороги. После виднеется стена, которая так и напрашивается на то, чтобы об нее потерлись кузовом до того, как выехать на узкий участок трассы, по ширине подходящий лишь для одной машины.

Если я смогу нормально проехать эту часть, удерживая Гарсию позади, то получится выиграть.

– Давай, вперед. Поднажми, – подбадривает Пьер, на что я отвечаю полным согласием.

Он следит за датчиками автомобиля. Он знает, какой прибор работает на пределе, и знает, чем мне придется поплатиться за каждый минувший сектор. Он – мои глаза, мои уши, мой наставник. Здравый смысл на пути, с которым я не хочу считаться, но который мне нужен.

Я крепко хватаюсь за руль и вхожу в первый поворот. Шины скрипят на разделительной полосе. Затем вхожу в S-образную часть и быстро проезжаю ее.

– Он справа от тебя. Приближается.

Дело дрянь.

Давай, Риггс. Давай. Давай. Давай.

Я сосредотачиваюсь на том, что является моей второй натурой. На навыках, которые я отточил на симуляторе или приобрел в ходе многочисленных упражнений на реакцию. На тех знаниях, которые я получил, пока изучал эту гребанную трассу круг за кругом.

Впереди еще один резкий поворот направо. У меня на мгновение отказывают тормоза. Визг шин. Дым. Руль подрагивает.

Дерьмо. Я соскальзываю со своей линии, справляясь с препятствием, и затем вновь обретаю контроль над машиной.

– Восемь десятых секунды.

– Понял. – Я возвращаю себе самообладание, мой пульс учащается, а адреналин зашкаливает.

Я выезжаю на следующую прямую. Мне нужно опередить Гарсию более чем на секунду, чтобы он не активировал антикрыло ⁶. Я ни за что не позволю этому ублюдку обойти меня и вырваться вперед.

Мы входим в следующий поворот, и когда я сбрасываю скорость, он пытается обогнуть меня. Я отрываюсь от него, ускоряясь как можно сильнее, чтобы увеличить дистанцию.

– Дави на газ, Риггс.

Отвали, Пьер, не до тебя сейчас.

Именно эта мысль преследует меня, пока я довожу все детали болида до предела.

– Одна целая и одна десятая.

Я вздыхаю с облегчением. Теперь я смогу продержаться до конца. Смогу выиграть эту гребаную гонку. Я смогу…

Машину трясет, и внезапно прижимная сила ⁷, действующая на мое тело, ослабевает. На руле мигают лампочки. Болид замедляется.

Гарсия со свистом проносится мимо.

Затем Монпье.

– Пьер! – кричу я в свой шлем, но знаю, что сейчас ничего сделать нельзя.

Двигатель почти задымился, словно подгоревший тост.

Гонка проиграна.

Твою мать.

Эти слова вырываются из меня снова и снова. Пока вдалеке появляется маршал с сигнальным флагом. Пока я выбираюсь из болида. Пока остальные работники окружают его. Пока я вхожу в паддок и захлопываю за собой дверь, стремясь остаться наедине. Я меряю шагами небольшую площадку, пытаясь унять остатки неуместного сейчас адреналина, которые буквально сжигают меня заживо.

Я был так близок к победе. Так чертовски близок, что уже чувствовал ее вкус. Близок к тому, чтобы попасть на «Формулу‐1» и на этот раз продержаться до конца. Близок к тому, чтобы немного заработать и отложить эти деньги на будущее, а не отдавать все до последнего цента этому спорту, который я люблю и ненавижу.

Люблю, потому что, как, черт возьми, может быть иначе? Ненавижу, потому что даже обладай я всеми долбаными талантами в мире, трудно выбиться из сотни гонщиков, когда у тебя дерьмовые машины, запчасти и поддержка.

Много моих друзей детства, с которыми я занимался картингом, воплотили свою мечту и стали звездами этого спорта. А я пока не смог присоединиться к ним.

У меня был один шанс. Один единственный шанс, который я упустил, собственноручно поставив крестик напротив своего имени.

Я сжимаю переносицу кончиками пальцев и зажмуриваю глаза, игнорируя двадцать сообщений, которые высвечиваются на экране сотового, лежащего в другом углу комнаты.

Сообщения от моего агента.

От мамы.

От друзей.

Все будет хорошо. Несмотря ни на что, ты отлично справился.

Это была захватывающая гонка.

Очень жаль, что двигатель подвел.

Ты еще им всем покажешь.

Я могу предсказать содержание сообщений, даже не читая их. Уже знаю, что они позитивные, подбадривающие и тому подобное.

Однако эти слова мне не помогут, когда я занят самобичеванием за то, что произошло. И за все последующее дерьмо, которое ждет меня в самое ближайшее время.

Раздается стук в дверь, которую приоткрывает заглядывающая внутрь Фонтина.

– Скоро пресс-конференция.

– Насколько все плохо? – спрашиваю я.

– О какой части гонки ты спрашиваешь? О той, где вы с Бикманом терлись шинами, а потом он влетел в стену?

– Мы двигались параллельно друг другу. Я не виноват, что у него проблемы с ориентацией в пространстве. И я следовал протоколу, черт возьми – у меня было право проезда.

Она приподнимает бровь и вяло бормочет:

– Ага.

Отлично. Именно это я и хотел услышать.

– Бикман же не пострадал? Ничего не изменилось? – спрашиваю я, и Фонтина качает головой. – Ладно. Это гонки. Здесь такое было и будет. Ты прекрасно знаешь, что он поступил бы со мной так же, если бы мы поменялись местами.

Она закатывает глаза, но ее взор остается угрюмым.

– Тезисы для пресс-конференции: прекрасная командная работа, проблема с двигателем уже диагностирована и будет устранена. И повтори им несколько раз, что ты не намеревался никого сбивать и будешь изучать трансляцию гонки, чтобы извлечь уроки и провести работу над ошибками.

– Погоди-ка, – говорю я и надеваю кепку с логотипом команды, когда до меня доходит смысл ее последней фразы. – Они так сказали? Что я намеренно припер его к стенке?

Вот дерьмо.

Фонтина пожимает плечами.

– Ты и не скрываешь вашу неприязнь друг к другу.

– Но я бы никогда не проявил ее в процессе гонки.

– Я это знаю. И ты знаешь. Но публика думает иначе.

– Просто охренительно, – бормочу я.

– Улыбаемся и машем, Риггс. Думай о чем-то позитивном. Например, о котиках. И не забывай улыбаться.

– Тогда я предпочту думать о глубоком декольте и стройных ножках, – фыркаю я.

– Что бы ни поднимало твой парус, я не собираюсь помогать тебе с визуализацией.

– А я уж было решил, что у тебя на телефоне завалялось несколько фотографий кисок.

– Пошли уже, умник. – Фонтина машет рукой в нужном направлении.

Я вздыхаю, но все же плетусь на пресс-конференцию. Это последнее место, где я хотел бы оказаться – на скамье тех, кто не финишировал, – и, черт меня дери, оно уже успело стать моим личным проклятием.

– Первый стул справа, – подсказывает Фонтина, а затем повторяет шепотом: – Улыбаемся и машем.

Я делаю глоток воды и направляюсь к месту своего линчевания. В начале идут простые вопросы, которые адресованы моим соперникам: их мнение о гонке и планы на будущее. А затем наступает моя очередь.

– Риггс, в последнее время ведется небольшая дискуссия о ваших непоследовательных действиях, опрометчивости и даже некоем безрассудстве на трассе. Не хотите ли прокомментировать это? – спрашивает репортер.

– Это спорт, в котором ты садишься за руль, едешь на огромной скорости, пытаясь финишировать первым, и при этом ты должен учитывать массу деталей, не перегружать двигатель и быть крайне осторожным, если заметил, что шина твоего соперника в дюйме от твоей. Бывает, двигатели ломаются. Или болиды сталкиваются. Всякое случается. В этом спорте есть определенные препятствия и трудности, и именно это делает путь к достижениям таким непростым.

– Так вы признаете вашу вину в том, что двигатель вышел из строя?

– Я работаю в команде. Мы все виноваты, когда дела идут плохо, и все заслуживаем награды, когда болид финиширует первым. – Я решаю упомянуть всю команду, поскольку чертовски зол, что та же гребаная проблема с двигателем повторяется уже на четвертой гонке из шести.

– Судя по вашим радиопереговорам с командным мостиком… – встревает другой репортер.

– И что с ними? – осторожно уточняю я.

Я не могу точно воспроизвести в памяти разговор с Пьером. Особенно ту часть, которая пошла в эфир. Я лишь могу надеяться на то, что наши слова не будут использованы против меня и не поставят нас в неловкое положение.

– Похоже, что вы были расстроены решением не заезжать на пит-стоп, – продолжает репортер.

Я слегка усмехаюсь и качаю головой. Продолжай играть по их правилам, Риггс. Желаемый результат – продвинуться из «Формулы‐2» в «Формулу‐1». Делиться с журналистами своими остроумными замечаниями – не вариант.

– Я могу думать и чувствовать что угодно, но именно моя команда ответственна за решения по болиду. Они в этом разбираются, поэтому я делаю, что они говорят. Слаженная работа всей команды – единственный способ добиться успеха в этом виде спорта. – Я прочищаю горло и поднимаю брови, как бы говоря журналистам: «Надеюсь, на этом все?» Они прекрасно осведомлены о том, что я не фанат пресс-конференций.

– Но во время радиообмена вы выразились иначе, – продолжает мужчина.

– Это было сгоряча. Адреналин зашкаливал. Такое бывает. Моя команда знает, что я уважаю их и мнения, которые они высказывают. Только это имеет значение, – говорю я.

– А Бикман? – раздается голос с заднего сиденья.

– Я рад, что он в порядке. Никто из пилотов не хочет попасть в аварию или стать ее причиной. По радио можно сболтнуть то, о чем потом пожалеешь, и то же самое происходит на трассе – события, которых ты на самом деле хотел бы избежать. Да, было касание шин. Но специфика гонок такова, что с таким же успехом я мог бы оказаться на месте Бикмана, а вам уже пришлось бы допрашивать его. У каждого могут быть подобные промахи.

Я улыбаюсь и встаю со своего места. Ну вот и все, дело сделано.

– У Риггса на сегодня запланированы важные дела, – говорит Фонтина, следуя за мной.

– Еще один вопрос, Риггс, – раздается голос, который я слишком хорошо знаю.

Харлан Фландерс. Вот черт.

– Как думаете, ваши вчерашние ночные выходки повлияли на результаты гонки?

О чем он, черт возьми, толкует?

Я останавливаюсь как вкопанный и свирепо смотрю на репортера.

– Вы имеете в виду спонсорский ужин, который команда устраивала два дня назад?

– О, нет. Я говорю о клубе, выпивке и танцах на барной стойке.

С моих губ срывается смешок. Какой же он придурок. Я всем своим видом пытаюсь показать, что его вопрос мне кажется полным бредом.

Он явно пытается подорвать мою репутацию простыми слухами.

– Если только клуб, о котором вы говорите, в реальности был моей спальней. Уверяю вас, остальное – бессмыслица. Предположим, чисто гипотетически, что я был в некоем клубе – как это все связано с поломкой двигателя?

– Это вы мне и скажите, – с вызовом бросает он, что редко делают другие репортеры. Но с этим парнем у нас особые отношения, поскольку я неосознанно увел его девушку несколько месяцев назад.

Ну, не то чтобы увел. Скорее одолжил. Я не из тех, кто станет увлекаться пассиями более чем на одну-две ночи.

И если бы я знал, чем это увлечение обернется, то никогда бы не переспал с ней. Откуда мне было знать, что они вместе? Она уверяла, что не замужем. И была крайне настойчива, а я повелся. Мы повеселились, а затем разошлись. И я двинулся дальше.

По-видимому, Фландерс никак не угомонится, поскольку это не первая конференция, куда он заявляется со своим дерьмом.

Я ухмыляюсь, и на моем лице читается ясный ответ: «Да пошел ты».

– У вас есть более профессиональный вопрос, Фландерс?

– Двигатель не выдержал вашей несдержанности. Такими темпами можно и самому на нем спечься, – предупреждает он.

А твоя подружка еще более несдержанна во время минета. Ох уж, эти легкие взмахи рукой и щелчки языком.

Я вижу, как несколько человек в комнате неловко переминаются с ноги на ногу, явно чувствуя, что здесь происходит нечто большее, чем простой диалог о гонках, и мои брови взмывают вверх.

Неужели остальные еще не догадались, учитывая, что этот ублюдок не в первый раз донимает меня подобной ерундой?

– Кажется, полное отсутствие трезвого мышления и сосредоточенность на вещах, которые не касаются гонок, вполне могут привести к подобному результату, – продолжает Фландерс.

Уголки моих губ вновь ползут вверх, имитируя ледяную улыбку.

– Я крайне серьезно отношусь к работе и к тем, кто вложил в меня свое время и деньги. Для меня важно только мнение начальства, команды и моих болельщиков. Ваше мнение в этот список не входит. И не следует строить свою репутацию за чужой счет.

Я встаю на ноги, пока остальные пилоты сидят неподвижно. Мой взор падает на затемненный угол, где устроился этот придурок, а холодная улыбка становится еще шире. Затем я выхожу из зала, лишь мельком замечая, как Фонтина бросает на меня взгляд. Тот самый, который означает, что очередной пилот прибавил для пресс-секретаря работенки.

– Ну что? – спрашиваю я, двигаясь вперед по коридору, пока короткие ножки Фонтины едва поспевают за мной.

– Не нужно меня спрашивать, если ты и так знаешь ответ, – бурчит она.

– Этот парень – полный придурок. У него на меня зуб. Все мы уже это поняли. Думаю, даже фанбаза в курсе, поскольку он продолжает преследовать меня.

– Ладно. Похоже на то, что пресса по-прежнему благосклонна к нам, – говорит Фонтина и похлопывает меня по плечу.

Черт, и как я вообще должен это понять? Пресса может как поднять тебя на пьедестал почета, так и лишить всего. И хотя, работая здесь, я успел во многом налажать, я прекрасно осознаю, кто кладет колбаску на мой бутерброд.

Команда. Пресса. Болельщики. Социальные сети.

– Фландерс хотел спровоцировать меня, а я никак не отреагировал. Ты, наверное, в шоке от моей выдержки.

– Зависит от того, продемонстрируешь ли ты эту выдержку слоняющимся у парковки репортерам.

– Ну, если в голову ничего интереснее не стрельнет…

– Не верю, что говорю это вслух, но надеюсь, это будет декольте и стройные ножки.

– Они меня вполне устроят.

Фонтина закатывает глаза и наигранно остро реагирует на мой толчок локтем. Несмотря на то, что она мой куратор в «СтарВан Рейсинг» последние несколько лет, Фонтина стала мне почти младшей сестрой. Язвительная. Не терпит всякой чуши. Огрызнется в ответ при необходимости.

– У меня есть идея, – бормочу я.

– Не нравится мне это, – ухмыляется она. – Все твои идеи сумасшедшие, безрассудные и могут навлечь на нас неприятности.

Или сделают меня еще более известным, если какая-нибудь выходка разойдется по новостям. Именно так и произошло с парочкой моих коллег.

Черный пиар – тоже пиар.

– Ничего безумного. Просто настало время для еще одного видео.

– Ты имеешь в виду те ролики, которые мы снимали, где ты в очередной раз планируешь сделать глупость ради адреналина?

– Именно, – говорю я и расплываюсь в улыбке, которая покоряет большинство женщин и автоматически стаскивает с них лифчики.

Но на Фонтину она не действует.

Хотя когда-то давно я испытывал на ней силу своего шарма. Рад, что из этого ничего не вышло.

– Просто отлично. Притворюсь, что ничего не слышала. – Она затыкает уши.

– А что тебя смущает? Ты сама помогла мне с последним видео.

– С тем, где пытаюсь отговорить тебя от прыжков с парашютом? Вообще-то я не намеревалась сделать из тебя героя вирусного ролика, а пыталась помочь тебе остаться в живых.

Я развожу руки в стороны.

– Смотри-ка, я выжил. – Девушка закатывает глаза. – Неужели ты думаешь, что прыгать с парашютом за спиной опаснее, чем лететь в болиде со скоростью двести миль в час?

Фонтина смотрит на меня с нескрываемым скептицизмом.

– Знаешь, пора бы пересмотреть твой контракт и запретить все смертельные выкрутасы, кроме гонок.

Я одариваю ее улыбкой.

– Превосходно. Значит, мне лучше поторопиться с выкрутасами, если скоро лавочку прикроют.

Она закатывает глаза и стонет.

– Как же ты бесишь.

– Именно этого я и добивался.

Ее так легко вывести из себя.

– Только постарайся не отдать концы, ладно?

– Разве не в этом цель каждого дня? – Я пожимаю плечами, а Фонтина раздраженно качает головой.

– Увидимся позже, Риггс. И держись подальше от неприятностей.

– Обещать не стану.

Я шутливо отдаю ей честь и направляюсь к своему трейлеру, но через какое-то мгновение останавливаюсь на месте.

Мне требуется секунда, чтобы осмыслить открывшийся передо мной вид на целый стадион и гоночный трек. Люди – болельщики, сотрудники мероприятия, репортеры – все еще толпятся у трибун. Команды усердно копошатся в боксах и паддоке, забирая все, что они вложили в создание этого своеобразного лагеря, который простоит всего неделю.

Эта картина возвращает меня в детство. Я, сидящий на плечах у своего отца. Будучи совсем наивным юнцом, я стал частью чего-то настолько большого, не осознавая всю его грандиозность.

И вот я здесь, смотрю на все изнутри. Реально здесь, черт подери.

Почти достиг того, чего хотел.

Я там, где многим и не снилось оказаться. И я так близок к своей мечте. Почти ощущаю вкус победы и трепет перед новым уровнем.

Я смогу справиться с любым Харланом Фландерсом в мире, если только доберусь до вершины.

Годы в картинге. Бесконечные часы тренировок. В погоне за заветной мечтой, я откладываю свою жизнь на потом. Делаю шаг вперед, а затем два назад – почти ничего не осталось кроме душевной боли и разбитого сердца. Попрошайничество, заимствование и воровство – я прошел через многое, чтобы оказаться здесь. Чтобы с гордостью носить свою фамилию и оставаться частью этого большого мира.

Спенсер Риггс. Гонщик «Формулы‐1». Один из двадцати пилотов, кто получил подобное звание.

Это и есть моя мечта. Почувствовать рычание двигателя, ощутить жар под ногами и услышать гул взбудораженной публики воскресным днем, когда я наконец пересеку финишную черту.

Я все сделаю.

Я должен.

Ты будешь мной гордиться, папа.

Это был чертовски долгий путь, неустанная работа, но я не остановлюсь, пока не заставлю тебя мной гордиться.

03
Камилла

«Да. Я молюсь, чтобы сезон прошел удачно, доктор Бергман».

Я не должна была услышать этот разговор. Разговор между мамой и врачом отца.

«Он борется изо всех сил, но в последнее время стресс берет над ним верх».

Она стояла у их дома, прижимала телефон к уху и говорила о чем-то вполголоса.

«Иногда ему становится лучше, иногда хуже. Все, о чем я могу просить – чтобы он чувствовал себя хорошо как можно чаще. Мне правда кажется, что победа сотворила бы с ним чудеса».

Беспокойство в ее голосе разбило мне сердце.

«Даже толика успеха улучшила бы его душевное состояние. Эти приступы депрессии и тревоги случаются все чаще. Я думаю… хороший сезон не помешал бы нам всем».

Эти пронзительные слова, через которые я почувствовала всю заботу и любовь мамы к отцу… я приняла твердое решение, даже не сходя с места.

Я противилась именно этому. Возвращению домой и встрече с демонами лицом к лицу. Неминуемо они выбираются на поверхность, хотя, клянусь, мне казалось, они давно мертвы и закопаны.

Однако я возвращаюсь из-за папы. Хочу помочь в этой борьбе, чем смогу, даже если под силу мне будет лишь снизить уровень его стресса. И из-за мамы, чтобы она смогла побыть с отцом подольше, и уход за ним был не такой выматывающий.

Если это единственная возможность, с помощью которой родители позволят мне заботиться о них и помогать, то я непременно воспользуюсь ею.

Конечно, предложение отца когда-то было моей мечтой. Это было все, чем я хотела бы заниматься.

Тем не менее, это все теперь выглядит немного – ну, сильно – иначе. Мне придется покинуть работу, которую я люблю. Ради своего эго я бы предпочла сказать, что незаменима там. Но это ложь. Я собрала отличную команду, которая в состоянии легко включиться в любую работу и выполнить ее безукоризненно. Вот только это не означает, что покинуть прежний пост будет просто. Как записать и передать все необходимые инструкции следующему кандидату, не упустив мелкие детали, которые ты даже не осознаешь?

Кроме того, возникнет масса сложностей с тем, чтобы переехать в Великобританию через всю Европу. Конечно, я могла бы оставить свою квартиру как есть и быстро двинуться в путь, но домашние растения все равно придется раздать знакомым, а еще увидеться с друзьями на прощание и отменить доставку некоторых заказов. Нужно будет позаботиться обо всех повседневных мелочах, о которых обычно даже не задумываешься.

Не говоря уже о том, сколько вещей предстоит собрать.

Денег у меня хватает, чтобы оставить всю мебель в квартире и ничего не везти с собой, однако личные вещи и одежду все равно придется брать.

Это тотальный переворот в моем тщательно продуманном мире и ритме жизни.

Я не в восторге менять все так кардинально… Но как я могу отказаться? Папе нужна помощь. Человеку, который дал мне в жизни все, что только возможно. Как я могу сказать ему «нет»?

Иногда любить кого-то – значит жертвовать собой ради его блага.

Мой случай как раз один из таких.

Смирившись с тем, что собираюсь бросить весь свой уклад жизни в миксер и нажать кнопку запуска, я вхожу в родительский дом.

По большинству стандартов он весьма экстравагантен – просторные комнаты, много света, белая мебель и натуральное дерево. Это место напоминает таунхаус на пляже Малибу, где родилась мама, а не дом в типичной сельской местности Англии, куда решил перебраться отец после жизни в Италии. Но все здесь так или иначе отражает натуру моих родителей.

Элегантно, но тепло и гостеприимно. Просторно, но по-домашнему уютно.

Нет никаких сомнений в том, где сейчас будет отец. Его любовь к кулинарии – неизменная константа в жизни и главный способ по снятию стресса. Настигающий меня запах чеснока и базилика подсказывает, что я двигаюсь в правильном направлении.

– Ох. Пахнет просто божественно, – бормочу я, подходя к отцу и целуя его в щеку. Он протягивает мне ложку, чтобы я попробовала его домашний соус «Маринара», хотя обычно у меня не бывает сомнений насчет вкусовых качеств еды, приготовленной его руками.

– Неужели? – Он приподнимает брови. – Тебе следовало навещать меня почаще. Тогда я бы постоянно баловал тебя стряпней.

– А если я не буду больше навещать тебя? Что если я перееду сюда и займу должность маркетолога в крошечной, никому не известной гоночной команде?

Я запомню улыбку, появившуюся на губах отца, до конца своих дней. Его глаза сияют ярче солнца. Ямочки на щеках становятся глубже. Все его тело расслабляется, когда он кладет нож и смотрит на меня со слезами на глазах, прежде чем смахнуть их.

– Ты серьезно? – спрашивает он.

Я киваю.

– Еще как. Мне нужна неделя или две, чтобы вернуться и собрать вещи. А потом я приеду сюда.

Он протягивает руку.

– До конца сезона.

Я пожимаю ее.

– До конца сезона?

А потом я притягиваю его к себе и крепко обнимаю.

Если мой отец может встретиться лицом к лицу со своими демонами, то и я смогу.

Мы оба сможем противостоять им.