Читать книгу: «Полночный синий, или Художник и принцесса», страница 2

Прошло около двадцати минут, когда они остановились возле роскошного двухэтажного особняка, обнесённого высоким и надёжным забором. Ворота оказались закрыты.

– В доме никого нет? – уточнил Ильяс, хотя уже знал ответ. Аля кивнула, немного помолчала и с огорчением в голосе сказала:

– В дом не сможем попасть? Придётся вызывать кого-то, чтобы взломали замки?

Недолго думая, Ильяс позвонил в ворота соседнего дома. Раздался лай собаки, потом послышался голос:

– Сейчас, подождите, открою!

Лязгнули тяжёлые ворота, и на пороге появилась пожилая женщина, одетая в белый спортивный костюм. Аккуратная причёска, лёгкий макияж, маникюр, домашние мягкие туфли с каблучком – всё говорило об ухоженности и достатке. Женщина широко улыбнулась, всплеснула руками и вдруг неожиданно для Ильяса обняла его за плечи.

– Ильяс! Нашёлся! Наконец-то! А я не верила, что ты погиб. Когда тело Тагира нашли, а твоё нет, я сразу сказала, что ты жив.

Ильяс осторожно высвободился и виновато улыбнулся.

– Я тоже искренне рад вас видеть, хоть и ничего не помню, – смущаясь, произнёс он.

– Не помнишь? – удивилась женщина, её тонкие как ниточки накрашенные брови поползли вверх, – Как не помнишь…

– После аварии я потерял память, поэтому меня так долго не было. И я не мог сразу вернуться.

Женщина взглянула на Алю, которая стояла чуть поодаль и молча слушала их разговор.

– Это вы его нашли, да? – уточнила соседка Тагаевых.

– Да, – ответил за девушку Ильяс, – Меня нашла Аля и привела домой. Но у нас нет ключа…

– Ах да, конечно! – спохватилась женщина, – Сейчас… У меня есть все ключи. Когда с вами случилась авария, повар, горничная и охранник ещё ждали вашего появления, Ильяс. Но через неделю после похорон ко мне пришла ваша горничная Аня, отдала все ключи и сказала, что вся прислуга покидает особняк. Вы не беспокойтесь, я за ними всё проверила. Они ничего не взяли.

– Спасибо вам… Извините, хочу вас по имени назвать, но не помню.

– Вера Степановна я… – бесхитростно улыбнулась соседка, – Живу здесь почти одна, за домом сына и невестки присматриваю. Они ко мне внуков на выходные и каникулы подбрасывают. Так что заходите в любое время ко мне.

– Спасибо, Вера Степановна, – ещё раз поблагодарил Ильяс, забирая связку ключей, – И вы, если нужно что будет, приходите к нам.

– Да, это конечно, – снова улыбнулась женщина.

После того, как они распрощались и Вера Степановна задвинула за собой большую металлическую дверь, Ильяс безошибочно выбрал в связке ключ и открыл им тяжёлые ворота. И вдруг заметил, что сделал это привычным движением, заранее зная, что тяжёлый массивный ключ в замочной скважине нужно провернуть два раза. Конечно, многие замки отпираются так, но ключи-то он не подбирал, а пальцы сами взяли тот, который нужен! Он раздвинул ворота и вошёл во двор. Дорожки из каменных резных плиток оказались засыпаны опавшими и уже пожухлыми листьями. Почерневшие от первого заморозка георгины и астры на клумбах, довольно большой гараж, за ним небольшой парк из хвойных деревьев – всё это Ильяс оглядел внимательным, впитывающим каждую незначительную мелочь, взглядом. Так же легко он открыл двери дома, зашёл внутрь, по привычки разулся, стянув с ног тесные старые кеды. Он прошёл в просторный холл, затем в гостиную, обеденный зал и кухню. Везде царили тишина, сумрак, на мебели из дорогих пород дерева слой пыли, но все предметы аккуратно расставлены на своих местах – свечи в серебреных подсвечниках на каминной полке, большие напольные вазы, идеально-белая скатерть на большом овальном столе в обеденном зале, картины в тяжёлых позолоченных рамах, мягкий ворс персидского ковра.

– Аля, ты знаешь, где моя комната? – обратился Ильяс к девушке, которая молча следовала за ним из комнаты в комнату.

– Да, – кратко ответила она и повела его на второй этаж. Они поднялись по широкой деревянной лестнице с лакированными перилами и витиеватыми чугунными балясинами, прошли по длинному коридору, пол которого застелен бежевым ковром. Свет не включали, в сумерках ещё хорошо виднелись очертания предметов, но от этого дом казался призрачным, таинственным, живым.

Аля остановилась возле одной из дверей. Ильяс отворил её и вошёл. Первое что он сделал, привычным жестом дотянулся до выключателя и включил свет. Люстра над потолком осветила комнату мягким желтоватым светом. Ильяс провёл взглядом по комнате и подошёл к платяному шкафу, открыл дверцу. Молодой мужчина испытал что-то похожее на шок, когда увидел, что все полки забиты одеждой, на плечиках аккуратно висят костюмы и рубашки, внизу стоят бесчисленные пары обуви.

– Вот это да… – потрясённо произнёс он, прикрыл дверцы шкафа и приблизился к столу. Столешница из красного дерева, покрытая лаком, была пуста, но Ильяс отодвинул выдвижной ящик в столе и обнаружил паспорт, водительские права, банковскую карту, другие свои документы и полностью разряженный сотовый телефон и ключи с брелоком, на котором изображена эмблема в виде овала с шестью звёздами внутри – одной большой и пятью маленькими. «Скопление звёзд в созвездии тельца», – машинально заметил он и открыл паспорт. Ильяс увидел в нём свою фотографию. «Да, это мой паспорт!», – убедился молодой мужчина.

– Аля… – задумчиво произнёс Ильяс, разглядывая водительские права, – Я был за рулём, когда случилась авария. И она произошла очень далеко от дома. Почему я с собой не взял водительские права? Ни паспорта, ни телефона, ни денег? Ничего не взял?

– Не знаю… – Аля, всё это время стоявшая возле двери неподвижно и наблюдающая за ним, настороженно взглянула ему в глаза, – Это странно, Ильяс. И на тебя не похоже. Ты всегда держал права в бардачке.

– Да, это странно… – тихо произнёс мужчина.

Он положил права в стол и задвинул ящичек, подошёл к аккуратно заправленной кровати, провёл ладонью по тяжёлому гладкому одеялу и услышал напряжённый голос Али:

– Ты осматривайся, а я домой поеду. Поздно уже.

– Подожди, Аля, – Ильяс развернулся к девушке, – Действительно поздно. Давай я тебе такси вызову, а лучше оставайся здесь. Столько комнат, выбирай любую. Хочешь, я тебе свою комнату отдам, а сам другую найду. Примешь ванну, отдохнёшь, поесть что-нибудь закажем. Не уходи, пожалуйста, Аля.

– Нет! Ненавижу этот дом, – резко произнесла Аля. И было в её взгляде столько отчаяния, что Ильяс не посмел настаивать.

– Хорошо, – быстро согласился Ильяс, – Слушай… Мы же во дворе гараж видели. Возможно, там есть машина. Пойдём, посмотрим.

Ильяс снова подошёл к столу, снова выдвинул ящичек и достал ключ с брелоком.

– Это же ключ от машины, – уверенно произнёс он, – «Субару». Авария произошла на «Гелендвагене»… Значит, в гараже должна быть ещё одна машина.

Аля настороженно взглянула в помрачневшее лицо Ильяса и с тревогой спросила:

– Ильяс… Что тебя сейчас насторожило? Да, у тебя была «Субару». Ты любил ездить именно на ней.

– Это и насторожило… – тихо произнёс Ильяс, задумчиво рассматривая брелок с эмблемой из шести звёзд в своих руках, – Поехал не на своей машине… К тому же «Гелендваген» это очень надёжный внедорожник, это одна из самых безопасных машин… И вдруг… такая авария. Не справился с управлением? Но я не был пьян, в крови не обнаружили ни алкоголя, ни наркотиков. Я был плохим водителем? Права я купил, да?

– Нет, Ильяс, – возразила девушка, – Ты очень хороший водитель. Ты никогда не попадал в аварии, ты даже штрафы никогда не получал.

– Это точно? – с сомнением переспросил мужчина.

– Да, – уверенно ответила Аля.

– Ладно, пошли в гараж, посмотрим, что там, – решительно произнёс Ильяс, отгоняя тревожные мысли. Всё равно они сейчас ничего не дадут, только голова снова заболит от напряжения.

Они спустились на первый этаж, прошли в холл. Ильяс натянул ставшие уже привычными старые поношенные кеды и задержался, наблюдая, как Аля присела на корточки и стала застёгивать ремешок на туфле.

– Алечка, давай помогу, – не дожидаясь её отказа, он тоже присел на корточки и осторожно дотронулся до ремешка, одним движением ловких длинных пальцев вдел ремешок в металлическую петельку и застегнул, то же самое повторил с другой туфлей. Аля застыла неподвижно, ощущая лёгкие прикосновения его пальцев, чуть прикрыла глаза, её ресницы задрожали. Ильяс поднялся и протянул руку девушке. Аля приняла его руку, осторожно взяла его ладонь и поднялась. Прикасаться к ней было так приятно…

– Пошли, – тихо произнёс он и уже уверенно направился в гараж.

Тяжёлые ворота отворились, ярко вспыхнул свет над самой дверью, и молодой мужчина удивлённо присвистнул, увидев сверкающий чёрный роскошный мерседес «Майбах» и скромно примостившуюся рядом тёмно-синюю «Субару».

Он не ожидал увидеть два автомобиля, он сомневался даже, что гараж не пустой. Ильяс подошёл к «Субару», взволнованно оглядел, открыл салон.

– Это моя машина, – уверенно произнёс он.

– Ты вспомнил? – с надеждой в голосе спросила Аля и подошла к его машине.

– Нет. Я просто это знаю, что моя. Смотри, Аля, здесь есть место ещё для одной машины, для «Гелендвагена». Скорее всего, я в тот день я был за рулём машины Тагира.

– Как ты оказался за рулём его машины? – настаивала Аля.

Ильяс прикрыл веки, замер на несколько секунд, потом встряхнул головой, открыл глаза и с отчаянием сказал:

– Нет. Ничего не помню.

Он сел на водительское место, провернул ключ зажигания, мотор заурчал. Ильяс посмотрел на загоревшиеся панели и с удивлением произнёс:

– Полный бак бензина… Садись, Аля, поедем.

Девушка села рядом, с опаской стала наблюдать за его действиями. Но Ильяс уверенно держал руль, переключил скорость на риверс и виртуозно обогнул загородивший проход «Майбах», проехав в опасной близости от мерседеса, но даже его не задев.

По шоссе он тоже ехал уверенно, ловко обгонял, даже заранее притормозил там, где всегда была лужа. И Аля поняла, что и это он сделал неосознанно. Он знал, как управлять своей машиной, он её чувствовал, скорость переключал не глядя, притормаживал мягко и плавно. И девушка всё больше недоумевала, как на широкой прямой трассе в хорошую погоду при хорошем освещении в надёжном полностью исправном «Гелендвагене» он попал в такую чудовищную аварию.

Пока ехали до города, Ильяс ориентировался сам, но, оказавшись на городских улицах, спросил у Али дорогу.

– Где ты живёшь? – поинтересовался он.

– На съёмной квартире.

– Тебе есть чем платить за неё?

– Ты заплатил за год вперёд, – ответила девушка.

Он остановился во дворе и вышел из машины.

– Не надо меня провожать. Всё равно зайти не приглашу, – предупредила Аля.

– И не надо, – спокойно отозвался Ильяс, – В подъезде темно, до двери провожу.

И последовал за ней на третий этаж до самой двери квартиры. Уже на площадке перед дверью Аля спросила:

– Назад сможешь вернуться?

– Да, я всё запомнил. Я вообще очень внимательный. Стал таким после потери памяти, наверное.

– Нет. Ты всегда был очень внимательным к этому миру. Ты писал картины, Ильяс.

– Да, я догадывался об этом. Я хочу всё изучить в доме, я уверен, подсказка есть в самом доме. Возможно, мне снова понадобится твоя помощь. Когда ты завтра сможешь со мной встретиться?

– Вечером после пяти я приду с занятий, – ответила Аля.

– Давай так. Утром я планирую поехать в банк, узнать о состоянии своих счетов, потом заеду в фирму Тагира. После семи вечера, думаю, освобожусь. Жди меня после семи, ладно?

– Хорошо, Ильяс.

Она провернула ключ в замке и зашла в коридор.

– Доброй ночи, Аля, – пожелал Ильяс и спустился по лестнице только после того, как девушка провернула ключ уже с другой стороны двери.

Первым делом он ставит свой на зарядку свой сотовый телефон, снова недоумевая, почему в тот день ничего с собой не взял – ни документов, ни денег, ни сотового… И это было странно, учитывая, что в современном мире никто с сотовыми телефонами не расстаётся ни на минуту. И вдруг страшная догадка заставила его похолодеть, по спине прошёлся озноб – он, что, знал, что всё это ему больше не понадобится?!.. На душе стало жутко. Тишина дома как-то сразу стала давящей, угнетающей. Он решил отвлечься, спустился на кухню, заварил кофе. Молока в холодильнике не было, поэтому он насыпал в кружку сухого из большого пакета в верхнем шкафчике над большой плитой. Пока кофе остывал, Ильяс снял с себя старую одежду с чужого плеча и встал под струи горячей воды. Боже… какое же это было наслаждение… Уставшее тело, давно не знавшее мытья (не считая таза холодной воды в нетопленой бане) расслабилось так, что Ильясу показалось, ещё чуть-чуть и он испытает настоящий оргазм. Душистое мыло, мочалка, шампунь с потрясающе тонким приятным ароматом – всё, что было ему недоступно долгие недели, сейчас он оценил сполна. Мылся он долго, не в силах заставить себя прервать это чувственное удовольствие. Потом брился, чистил зубы, сушил феном волосы. И все эти когда-то привычные действия делал с таким наслаждением, что не спешил, растягивая минуты.

Опоясавшись белым махровым полотенцем, он босиком проходит в свою комнату, раскрывает дверцы шкафа и с не менее острым наслаждением выбирает одежду – чистую, новую, свою… Он берёт белую футболку и трогает её, чувствует, какая мягкая под пальцами ткань, подносит к лицу и вдыхает. От вещей идёт слабый освежающий аромат свежести. Наверно, какой-то очень хороший кондиционер для белья. Он надевает футболку, мягкие спортивные штаны и смотрит на себя в зеркало. Его вещи, идеально чистые, свежие, идеально сидящие на нём, придавали уверенности и вызывали чувство комфорта. Ему вдруг стало стыдно, что именно Аля увидела его убого одетым, небритым, с немытой головой. Хотя именно Аля ему ничего не сказала про его внешний вид. Или ей это совершенно безразлично, или она так взволнованна и расстроена, что ни на что не может обращать внимания.

Ильяс ещё раз бросил взгляд в зеркало, перед тем как вернуться на кухню. Казалось, его вещи даже были напитаны его энергией и сейчас давали ему силу. А, возможно, так на самом деле и было. Хотя к дому он, как ни странно, тёплых чувств не испытывал. Почему? Ведь это же его дом. Его родной дом. И Аля не захотела оставаться. Почему?

Он думал обо всё об этом, устроившись за столом на кухне, и задумчиво пил остывший кофе. Неужели здесь произошло что-то, что им обоим тяжело будет вспоминать… Аля… у него не было сомнений, что она его женщина. Да, он ничего не помнит, он не помнит, что чувствовал к ней. Но с первой секунды, как увидел её сегодня утром, почувствовал к ней такую нежность, что в груди защемило. После того, как он пришёл в себя, он жил не разумом, от которого не дал подсказок, а чувствами и ощущениями. Он доверял им. И при отсутствии памяти не мог положиться на логику, разум и здравый смысл. Ему оставалось только слушать свою интуицию, а она вела его безошибочно к Але. Когда он дотронулся до неё, такой рассерженной, колючей, нервной, его как током пронзило.

Ильяс выпил кофе, и почему-то ужасно захотелось есть. Да, он же после прихода Али и не ел ничего. Он разогрел в микроволновке блинчики с мясом, которые обнаружил в морозилке, заварил чай. И с аппетитом поел.

После снова продолжил исследовать дом. Кабинет Тагира он узнал сразу. Массивная мебель, тяжёлые, не пропускающие свет портьеры, антикварного вида шкаф, забитый папками. Разобраться во всём потребуется много времени. Ильяс пока не стал задерживаться в кабинете, продолжил осматривать дом. Он побывал во всех комнатах первого этажа, включая кладовые для съестных припасов и для инвентаря садовника. Он поочерёдно открывал двери комнат на втором этаже и заходил в них. И вот здесь его ждал сюрприз. Двери всех комнат были не заперты, и Ильяс беспрепятственно их осматривал, но не обнаруживал ничего странного. Всё, как обычно, спальни, ещё одна гостиная и тренажёрный зал, но вот одна комната, самая крайняя слева, оказалась заперта. Ильяс постарался подобрать ключ в увесистой тяжёлой связке ключей, которые вручила ему Анна Степановна, но ни один из многочисленных ключей не подошёл к замку. Это насторожило Ильяса, но он решил пока оставить эту комнату. Если не найдутся ключи, дверь можно будет открыть другим способом, сломав замок. Ильяс поднялся на мансарду. И вот тут его ждало самое интересное. Ещё поднимаясь по узкой ступеньке и вдыхая уже прохладный воздух, он ощутил запах красок. Такой родной, такой любимый запах… Перепрыгивая через две ступеньки от нетерпения, Ильяс забежал на мансарду, включил свет и замер. Нет, это не было чувства восторга, это было чувство такой радости, что дыхание перехватило. И в одну секунду он понял, что, наконец-то, в это мгновение он нашёл себя, себя самого. Вдоль стен стояли холсты. Некоторые картины были закончены, на других можно различить только наброски, некоторые закрыты тканью. Ильяс подходил к каждой картине, долго рассматривал, любовно трогал дрожащими пальцами, на его лице всё это время оставалась лёгкая улыбка. Он брал в руки тюбики и флаконы с краской, кисти, палитру, вдыхал запах пыли, растворителей и масляных красок. Неизвестно, сколько времени он бы провёл в мансарде и уже даже хотел взять в руки кисть и подойти с ней к чистому холсту, как вспомнил, что обещал Але. И это его отрезвило. Тяжело и с сожалением вздохнув, Ильяс выключает свет и спускается с мансарды вниз. Он ещё немного блуждает вокруг дома, пытается открыть дверь подвала, но она тоже оказывается заперта, и от неё тоже не находится ключей в связке. Ильяс возвращается в дом и до пяти утра лихорадочно разбирает содержимое стола и шкафа, просматривает документы и обнаруживает закрытый сейф. «Надо будет вызвать мастера и открыть сейф», – решает Ильяс. К большому разочарованию, ничего ценного для себя он не обнаружил, кроме номера телефона адвоката фирмы Тагира.

Ильяс решил позвонить адвокату сразу же, как только настанет утреннее время, когда уже удобно делать звонки, и попросить о встрече. Он уже отчаялся в своих попытках найти что-либо, что поможет им с Алей, как вдруг на самой верхней полке массивного дубового шкафа пальцы почувствовали что-то гладкое, тонкое. Ильяс приподнялся на цыпочки, пытаясь заглянуть выше, и обнаружил вложенный в папку зелёный лист документа. Он достал папку и открыл её, лист выпал из папки на ковёр. Ильяс наклонился и дрожащими пальцами поднял его. Это оказалось свидетельство о рождении. «Тагаев Альмир Тагирович», – взволнованно прочитал Ильяс и посмотрел на дату рождения. Она была напечатана два месяца назад! Голова закружилась, в глазах запрыгали чёрные мелкие точки. Ильяс снова сел на ковёр, тяжело вдохнул, пытаясь справиться с неровным дыханием. Это его сын! Его. Ильяса. Так почему же отчество не его? Ильяс несколько раз моргнул, пытаясь избавиться от мушек, и принялся снова разглядывать документ. В графе мать написано: «Напольская Алевтина Сергеевна». Отец «Тагаев Тагир Амирович».

Но… почему?! Аля же сказала, что это его ребёнок, его сын. Тогда почему отец не он, Ильяс, а Тагир?

Ладно… об этом он спросит Алю вечером, уже пять утра, и нужно хотя бы часа три поспать. Новый день обещает быть долгим и трудным. Перед тем, как лечь в постель, Ильяс вспомнил о своём сотовом телефоне, который мигал зелёным огоньком в темноте. Значит, зарядился. Ильяс провёл пальцем по экрану, хорошо, что в блокировке стоял не пароль, который Ильяс бы не вспомнил, а отпечаток его пальца. На экране в заставке появилось лицо Али, Ильяс удовлетворённо улыбнулся. Да, он и в прошлой жизни любил эту женщину. Т снова удивился своим мыслям, как будто то, что было до потери памяти, воспринималось его сознанием как прошлая жизнь.

– Да, малышка, так и есть. Я искал тебя тысячу лет, – тихо произнёс он в темноту, с нежностью разглядывая фото Али. Очень красивое, кстати, фото, сделанное с любовью. Аля стояла в парке возле ели, пушистые ветви которой сгибались под тяжестью снега. Светлые волосы распущены, а в них золотой свет заходящего солнца. Это освещение называется золотой час, вдруг вспомнилось ему из ниоткуда. Красиво. Очень. Такой снимок мог сделать только любящий мужчина. Значит, она всегда была с ним, в его сердце, душе, в его телефоне. Ильяс с трудом закрывает её фото и начинает просматривать контакты. Но, кроме имён – Тагир, Эльмира, Аля, других абонентов не знал, хотя их было много, очень. Но всё больше мужские имена. Просмотрел переписку в смс и социальных сетях, но все сообщения были удалены. Вероятно, это сделал он сам заранее. И тоже это очень, очень странно, как будто он не хотел оставлять следов после себя.

Ильяс заметил, что деньги за услуги связи переводятся с его номера через банк автоматически, поэтому даже сейчас он на связи. Он открыл интернет, набрал в поисковике информацию о Тагире Тагаеве. Интернет выдал несколько статей, касающихся бизнеса и нескольких благотворительных мероприятий, на которых присутствовал Тагир или спонсировал их. Ничего конкретного, кроме того, что Ильяс узнал, как выглядел его родственник. Высокий мужчина сорока с небольшим лет, правильные и красивые черты лица, черные большие глаза, большой чувственный рот, прямой нос, волосы чёрные как смоль и кудрявые. Видно, что под белоснежной рубашкой выделяются твёрдые мускулы. На одном снимке он стоит с бокалом шампанского, на его руке два золотых перстня, один с насыщенного цвета синим сапфиром, другой кровавый рубин. Через вторую руку небрежно перекинут серый пиджак. Брюки из серой тонкой ткани идеально на нём сидят, в приоткрытом вороте рубашки виднеется толстая золотая цепь. Туфли из натуральной мягкой светло-коричневой кожи, лёгкая щетина на лице. Роскошный богатый мужчина, смуглый, похож на итальянского актёра. Да, красивый у него родственник. Ильяс на него, кстати, похож. Очень. Ладно, хотя бы что-то узнал. Его жизнь возвращается к нему, медленно и постепенно, но возвращается, он теперь не в пугающем вакууме как раньше. Вместе с возвращением прошлой жизни, хотя правильнее было бы сказать прежней жизни, к нему возвратилась и ответственность за бизнес, за дом, но самое главное – за Алю и его маленького пропавшего сына. Ильяс был счастлив, что именно эта часть жизни сегодня вернулась к нему. Это было счастье с привкусов горечи, но это было намного лучше растерянности и незнания себя.

Поспать всё же удалось два с половиной часа. Уже в полвосьмого Ильяс звонил адвокату Виктору Ароновичу и договаривался с ним о встрече. И только после этого принял душ, выпил кофе, надел чёрную брендовую футболку, серые джинсы, идеально севшие на его фигуру, накинул чёрную кожаную куртку и (какое счастье!) надел свои по размеру ботинки, мягкие, удобные, не жмущие ступню, сел в машину и поехал в город, пользуясь навигатором.

В банке вести оказались неутешительными. Все счета арестованы, и только на личном счету Ильяса была небольшая денежная сумма, которой хватит, чтобы скромно прожить месяца два или три. Разговор с адвокатом Михаилов Валентиновичем Рудневым только подтвердил плачевное состояние дел.

– Работников пришлось уволить, штат сократить до минимума. Все счета ушли на погашения займов. Фирму нужно официально признавать банкротом. Я ждал вас, Ильяс Ренатович, нужно начинать эту процедуру. Дальше тянуть просто нельзя.

– Да, конечно, – пребывая в лёгком шоке, отвечает молодой мужчина, – Я сделаю всё, что от меня требуется. А что послужило причиной банкротства? Такой большой, хорошо налаженный бизнес…

– Четыре месяца назад сгорели склады и ангар, куда пришла большая партия машин из Японии. Тагир Аронович как-то выкрутился тогда, ему пришлось взять кредит для новой партии товара, но, когда прибыл товар, его постигла та же учесть.

– Снова пожар? – уточнил Ильяс.

– Да, кто-то намеренно поджог снова. Первый раз тоже был поджог. Это конкуренты.

Какая-то смутная тревога охватила Ильяса.

– Ему угрожали?

– В том-то и дело, что никак себя не проявляли. Я не знаю подробностей, Ильяс Ренатович. Тагир Аронович сам разбирался с этой проблемой, помощи у меня не просил.

– Понятно, – произнёс Ильяс, хотя ему было вообще ничего не понятно.

Оказалось, что платить за дом станет для Ильяса очень большой тратой. И он понял, что дом нужно будет продавать. Но пока он не спешил этого делать. «Пока не найду сына, дом продавать нельзя», – решил Ильяс. Он всё ещё надеялся, что найдёт в доме подсказку.

С такими неутешительными вестями он отправился вечером к Але. Девушка оказалась дома не одна, но её соседка тактично ушла в другую комнату и плотно прикрыла дверь. Ильяс прошёлся по маленькой уютной гостиной, зашёл в кухню и сел возле окна. Он чувствовал, что ему тут, в этом пространстве, нравится, ощущал тепло и уют, и уходить не хотелось.

Аля провела по нему внимательным взглядом непроницаемых светлых глаз. Да, она заметила, что он снова стильно одет, побрит и даже прежняя самоуверенность вернулась к нему. И вмиг сникла, он вчерашний, небритый, в простой поношенной одежде и немного потерянный, нравился ей намного больше Ильяса сегодняшнего, так ставшего похожим на себя прежнего, дерзкого и самоуверенного.

– Ты всегда занимал это место, когда приходил, – с подозрением в голосе заметила она.

– Да? – Ильяс даже не удивился, – Я здесь часто бывал?

– Да, часто, – сдержанно ответила Аля и отвернулась к окну. Стояла напряжённо, вглядываясь в темнеющие тени от деревьев во дворе. Ильяс поднялся, подошёл и дотронулся до худых плеч.

– Мне здесь было хорошо, я это чувствую.

Аля поёжилась, напряглась, продолжала стоять молча и неподвижно. Тогда Ильяс отошёл, достал папку и вынул из неё тонкий лист.

– Вот всё, что мне удалось найти прошлой ночью, – произнёс он.

Аля резко повернулась, взяла из его рук свидетельство о рождении, опустилась на стул и несколько долгих секунд изучала его.

– Аля, объясни. Я не пойму. Почему в свидетельстве о рождении отцом записан Тагир? Ты же говорила, что отец Альмира я.

– Алексея, – быстро исправила она и продолжила с горечью, от которого у Ильяса сжалось что-то в груди, – Я хотела назвать сына Алексеем, но мне даже этого не позволили.

– Хорошо, Алексея, – согласился Ильяс, присел рядом, погладил девушку по дрожащей руке, – Аля… Алечка… Пойми, чем больше ты мне расскажешь, тем быстрее я найду нашего сына.

– А если… его уже нет в живых? – глаза Али наполнились слезами, губы задрожали. Она не могла справиться с начинающейся истерикой, – Что, если с ним что-то случилось?! А я ничем не смогла помочь ему…

– Он жив, Алечка, – с уверенностью произнёс Ильяс, – Расскажи мне, ответь на мои вопросы. Что случилось с нами?

– Нет. Не скажу. Сам вспомнишь, если захочешь, – упрямо ответила Аля.

Ильяс тяжело вздохнул и терпеливо продолжил, как будто разговаривает с маленьким неразумным ребёнком:

– Ты сейчас увеличиваешь время моих поисков, Аля. Я хочу обратиться в полицию.

– Нет! Не делай этого, Ильяс! Нет! – не сдерживая истеричных высоких нот, очень эмоционально и отчаянно стала возражать девушка.

– Но почему? Аля, ты хочешь, чтобы я нашёл нашего сына, но не хочешь мне в этом помочь, почему?

Аля опустила взгляд, схватила со стола салфетку и нервно смяла её в кулачке, её губы дрожали, но она заставила себя произнести сиплым глухим голосом:

– У нас был контракт. Ты и твой дядя Тагир обманом заставили меня подписать его.

– Какой контракт? – терпеливо, но настойчиво спрашивает молодой мужчина.

– О суррогатном материнстве. Вы заплатили мне деньги за это. Когда я хотела расторгнуть контракт, то вы не позволили мне этого сделать. А после рождения ребёнка, Тагир забрал его сразу же, в больнице. Я только один раз кормила его… Только один раз видела! Я ничего не знаю о нём. Как он себя чувствует? Не болит ли животик, не прорезаются ли зубки… Кто о нём сейчас заботится? Баюкает ли его кто ночами, когда он плачет. Мне постоянно снится плач моего сына… Я слышу его каждую ночь… – глухие отчаянные рыдания не дали говорить дальше. Аля захлебнулась в отчаянных, горьких и безутешных слезах.

Ильяс крепко прижал к себе бьющуюся в истерике Алю и стал успокаивать, укачивать как маленького ребёнка. «Сколько боли ей пришлось пережить. По моей вине», – с отчаянием и горечью думал он, слушая её рыдания, остро ранящие его в самую душу, а вслух не мог ничего сказать, не мог найти слов, чтобы утешить. Наконец он смог произнести, и голос его прозвучал на удивление уверенно, твёрдо:

– Когда мы найдём нашего сына, то переделаем свидетельство о рождении. В графе отцовства должно стоять моё имя.

Аля подняла заплаканное лицо, нетерпеливо потребовала:

– Найди его! Ильяс, умоляю, найди его…

– Обязательно. По-другому и быть не может, – уверенно пообещал мужчина, – Он жив, я знаю. Я уверен даже, что с ним всё более-менее хорошо, потому что человек, которому по каким-то причинам нужен был наш ребёнок, первым делом позаботится о его безопасности. Он пристроил его туда, где безопасно, поверь мне, Алечка. По детским домам искать нет смысла. Это может быть частный пансион.

Аля подняла опухшие заплаканные глаза и с надеждой взглянула на мужчину.

– Если ты вернёшь мне сына, Ильяс, я сделаю для тебя всё… всё, что потребуешь, – с отчаянием пообещала она.

– Не надо, Аля, – Ильяс заботливым, каким-то даже отеческим жестом пригладил растрепавшиеся пряди волос девушки, – Ты мне ничего не будешь должна. Это я тебе должен. И я исправлю всё, что успел совершить. А сейчас отдыхай, выпей успокоительное и ложись спать. Мне сходить в аптеку?

– Нет, у меня есть успокоительные капли.

– Прими их и ложись. И знай, что я ищу нашего сына, Аля, не бездействую. Когда я найду нашего сына, ты должна быть в хорошей форме, чтобы заботиться о нём, поэтому не позволяй себе падать духом, отчаиваться. Обещай мне, моя девочка больше не плакать.

Он вытирает её слёзы горячей сильной ладонью, Аля на миг, всего лишь на одно мгновение, прижимается щекой к его большой ладони, но тут же сразу отстраняется. Он хочет прикоснуться губами к её мокрым щекам, высушить слёзы поцелуями, но не делает этого, отстраняется и направляется к двери, обувает ботинки, накидывает на плечи куртку и уходит.

Домой он возвращается усталым и подавленным. Большой дом встречает его тёмными окнами, чернильные сумерки сгустились, тучи скрыли луну. Ильяс затворил тяжёлые ворота на замок, закрыл и гараж, перед этим бросив взгляд на машины, невольно полюбовавшись ими. Скоро он не сможет содержать два автомобиля, «Майбах» придётся продать. Но это потом, он не хочет думать об этом сейчас…

Ильяс идёт по дорожке, так и не разметённой от листьев, и в темноте поскальзывается и наступает в лужу.

– Чёрт… – шипит молодой мужчина и чувствует, как правый ботинок промок.

Зайдя в дом, он первым делом включил свет в холле и коридоре, а потом стягивает с ног мокрую обувь. Пока ботинку просохнут, нужно найти им замену на завтра. Ильяс поднимается в свою комнату, открывает шкаф и задумчиво выбирает обувь. Пожалуй, в ботинках было сегодня жарко, надо надеть туфли или кеды. Он садится на корточки и перебирает коробки с обувью, поочерёдно открывает их и рассматривает. Оказывается, он любил хорошую добротную обувь. Ильяс решает пересмотреть всё, что у него имеется, прежде чем решить, что надеть завтра. Но в одной из коробок рядом с тёмно- коричневыми лакированными туфлями замечает два ключа в связке, один покрыт красной краской, а второй – чёрной. Это ему кажется странным, но интуитивно он уже знает, какие двери открывают эти ключи. Он берёт их в руки, чувствуя, что его пальцы при этом как-то непривычно нервно подрагивают, поднимается на ноги и, оставив раскрытые коробки с обувью на полу возле шкафа, выходит из комнаты. Он идёт по тускло освещённому коридору до самого конца, останавливается возле последней двери налево, вставляет красный ключ в скважину. Ключ легко проникает в замок, все его рёбра идеально совпадают с выемками замочной скважине. Два поворота ключа, и дверь медленно отпирается…