Читать книгу: «Бешенство Z», страница 2

– Подопытный объект из тридцать восьмой сдох, – сказал Левинсон лаборантам, не поворачивая головы. Затем аккуратно открыл верхнюю часть поликарбонатного контейнера-аквариума, как его здесь называли – ковчега, и протянул руку к лежавшей без движения крысе. – Так, ну-ка давай посмотрим, что тут у нас, – Юджин взял крысу за холку, поднял на уровень лица, повертел из стороны в сторону. Несколько раз щелкнул пальцем по передним лапам, чтобы посмотреть – будет ли реакция. Затем положил неподвижное тельце на левую ладонь, а пальцем правой руки попробовал раскрыть сначала глаза, затем челюсть. Внезапно крыса пришла в себя, тонко пискнула и рванула вверх по левой руке, еще не понимая, где она находится, и юркнула в едва заметную щель между рукавом костюма и манжетой перчатки, попав под одежду. Всё произошло настолько неожиданно и молниеносно, что ученый успел только дёрнуть рукой, пытаясь стряхнуть грызуна, и вполне ожидаемо у него ничего не получилось. Левинсон выругался, почувствовав мелкие цепкие лапы под одеждой, и чтобы крыса не забежала уже под рукав рубашки с коротким рукавом, надетой под спецкостюм, прижал ткань к руке в районе локтя. В ту же секунду Юджин почувствовал не очень болезненный, но достаточно неприятный укус в руку, и моментально ударил по этому месту кулаком, добив грызуна окончательно.

К ученому подбежали два ассистента и помощница. Левинсон был не испуган, нет – скорее раздосадован, что допустил столь глупую оплошность. Не потому что не успел среагировать на животное, казавшееся мёртвым, а потому что халатно подошёл к использованию специального костюма. По правилам безопасности, спецодежду с повреждениями следовало либо утилизировать и взять новую, либо не вступать в прямой контакт с подопытными. С одной стороны, Юджин был аккуратистом и педантом, и всегда следовал предписаниям, чаще всего написанным кровью, но с другой – из-за срыва сроков в части матобеспечения, что редко, но бывает, особенно когда ты находишься на другом конце земного шара, совершенно не желал приостанавливать работу или хотя бы вносить изменения в график. Ну, что же, иногда случаются неприятности, и даже профессионалы в повседневной работе допускают оплошности.

Левинсон не переживал насчёт возможного заражения бешенством. Он знал практически всё об этой болезни, и в том числе – как с ней бороться без последствий. Его угнетало другое – потерян подопытный экземпляр, как раз интересный тем, что показал нестандартную реакцию при развитии болезни.

– Сэр, вас укусили? Как вы себя чувствуете? – спросил один из лаборантов.

– Нормально. Не успела укусить. Жить буду. Возвращайтесь к работе, – соврал Юджин.

Подошла Оливия.

– Я так понимаю, вас все же укусили? Вам бы на карантин, по-хорошему…

– Да, куснула в руку, но не сильно. Пока времени прошло немного, да и потом – крыса, не собака. Слюны попало мало. Пойду в санитарный кабинет, пусть Войцех кольнёт меня антирабиком и иммуналом, и ранку заодно фурацилином обработает. Завтра ещё антибиотик поставлю, а послезавтра вакцину сделаем. И всё нормально будет.

– По нормам безопасности, вам следует лечь в одиночку на обследование у нас же…

– И выпасть из проекта на 8 недель? Уже май на носу, о чём вы. Понаблюдаюсь по ходу дела, всё равно ни с кем кроме персонала я не контактирую, – отрезал Юджин тоном, не терпящим возражений.

– Ну, как знаете… – Оливия на миг задумалась, – когда вы вернётесь, отчёт по исследованиям будет у вас на компьютере.

Левинсон быстро прошёл в раздевалку, снял с себя защитный комбинезон, перчатки, маску, и сбросил всё в приемник на санобработку. Дохлую крысу выкинул из рукава в контейнер для биоотходов еще в лаборатории. Зашёл в душевую, встал перед зеркалом, осмотрел место укуса. «Ничего страшного, две маленькие отметины, даже крови нет. Может, эта крыса даже кожу не прокусила», – подумал он и, помыв руку водой с мылом, пошел в медкабинет.

После приёма у врача и обеда, Левинсон проследовал к себе в офис, и в течение получаса отправил отчёт о ходе разработок в США. Про укус инфицированной крысы решил умолчать, чтобы лишний раз не вызывать беспокойство относительно собственной персоны. Оставалось ещё два часа до начала рабочего дня в Северной Америке, однако спустя всего двадцать минут после отправки сообщения Юджину позвонили.

– Да, Джон, слушаю Вас, – ответил на звонок Левинсон. Его начальник, видимо, опять начал страдать бессонницей и уже с раннего утра торчал на работе.

– Привет, Юджин. Получил твой отчёт. Впечатляет, ничего не скажешь. Есть новости по срокам?

– Нет, сэр. Стационарный период заболевания по последнему эксперименту оказался очень коротким, продлить пока не получилось, но мы сделаем всё возможное. Если навскидку – предполагаю, что в течение одного-двух месяцев мы добьёмся результатов и выполним поставленную задачу. Но давайте лучше считать, что я хочу вас обрадовать отчётом на неделю раньше запланированного, чем огорчить на день позже.

– Хорошо, поставим тогда два месяца с текущей даты. Я передам сжатый отчёт наверх. Но на самом деле, я тебе сейчас не по этому вопросу звоню. DTRA собирается порезать расходы на биологические проекты, и часть наших исследовательских центров попадает под реструктуризацию. Кое-что они прикроют, кое-что объединят. Это временно, по требованию Конгресса. Как ты знаешь, сейчас у штурвала стоит республиканское большинство, но через полтора года предполагается очередная рокировка, и тогда – я так думаю – финансовые потоки на исследования за рубежом будут возобновлены.

– Плохо… Насколько всё сожмётся, в итоге?

– Да не особо сильно, просто несколько проектов придётся заморозить, а с полдюжины центров на длинных проектах перевести в другие лаборатории, ничего критичного.

– И я так понимаю, что вы не просто пришли поделиться новостью, Джон?

– Совершенно верно ты понимаешь, Юджин. Ты должен быть через три дня на собрании. Бери билеты сегодня же и вылетай первым рейсом.

– Хорошо, Джон. Я отпишусь по времени прилета, а там решим.

– Да, и вот ещё: пока никому из персонала на месте не говори ничего. Всё, хорошего полета.

Левинсон тихо выругался. В родных США между двумя главными правящими партиями уже много лет существовал негласный договор: сначала одни сидят четыре года, затем другие, и так по очереди. Таким образом, удавалось сохранять относительно ровные отношения между простым населением и показывать людям возможность честного демократического выбора. Однако главной особенностью республиканцев, удивительно мешавшей самому Левинсону в процессе его долгой трудовой карьеры, являлось абсолютное нежелание вкладывать деньги налогоплательщиков в проекты за рубежом. Республиканская партия, в основном, ориентировалась на внутреннюю политику и постоянно норовила сократить расходы на внешнюю. Так происходило много лет подряд, и итог всегда был один: четыре года биоразработки жили под щедрым крылом демократов, больших любителей устраивать конфликты, войны и разного рода проблемы странам на другом конце света. А затем ещё четыре года приходилось затягивать пояса, с разной степенью интенсивности, когда республиканская партия деньги американцев пыталась вкладывать в самих американцев. А учитывая, что Левинсон напрямую зависел, как управляющий проектами и лабораториями, от инвестиций Конгресса в DTRA, его подобный расклад, конечно же, не радовал. Приходилось постоянно бодаться с внутренним противником и нередко радикально менять планы.

Юджин выкупил билет до Нью-Йорка с пересадкой во Франкфурте. Прямых на завтра, увы, не нашлось. А из Нью-Йорка час на небольшом самолете на внутреннем рейсе, и он будет в Вашингтоне. До Лэнгли уже рукой подать. Впишется по времени.

Перед вылетом нужно было собрать вещи и отдохнуть, поэтому Левинсон вышел из лаборатории за два часа до окончания рабочего дня. Замер температуры показал 37,1. Не страшно, это реакция на укус и последующие уколы. Да и вообще, такая температура часто бывает у возрастных людей в конце рабочего дня. Тревогу бить точно не стоит.

24 апреля. Киев. Аэропорт Борисполь. Юджин Левинсон.

Самолет был готов к взлёту. Вылетать предполагалось ночным рейсом, и Левинсон, как ни пытался поспать под вечер, ему это не удалось – начали мучить головные боли, температура поднялась уже до 37,5. Пить воду не хотелось совершенно, даже руки мыть или в душе мыться было крайне неприятно. Юджин принял амоксиклав в таблетках, а также ибупрофен, и примерно через полчаса почувствовал себя лучше, а головную боль начало отпускать. Учёный не сильно переживал по поводу своего состояния. Чего он только не успел за время своей практики нахватать, да и сегодняшний инцидент, пусть и не особо приятен, но до критических последствий точно не доведёт.

В самолете рядом с Юджином сел смуглый мужчина, очень дорого одетый, и всем своим внешним видом напоминающий серьезного бизнесмена или топ-менеджера крупной и богатой компании. Мужчина вежливо поздоровался, Левинсон устало кивнул в ответ. Общаться не особо хотелось, но и сон не шел. Радовало, что в салоне темно. Свет ещё с вечера слепил и очень раздражал.

Через некоторое время попутчику надоело просто так сидеть, хотелось себя чем-нибудь занять, и он обратился к Юджину:

– Вы ведь не местный, я сразу заметил. В Европу летите?

– Через Европу, скажем так. Во Франкфурте пересадка и дальше, домой.

– А куда дальше, если не секрет? – спросил новый знакомый, пытаясь вывести собеседника на разговор.

– В Нью-Йорк, – коротко ответил Левинсон. Сначала хотелось от попутчика отмахнуться, но чем-то этот жизнерадостный мужчина за сорок, своим внешним видом напоминающий испанца или итальянца, его заинтересовал.

– А-а, Нью-Йорк! Я так и знал, вы американец, – обрадовался собеседник, – В Киев обычно американцы прилетают по двум причинам: либо по бизнесу, либо по военным вопросам. Какая сейчас идет кампания против русских – вы сами догадываетесь. Но на военного, пусть даже консультанта, вы не похожи, поэтому предположу, что занимаетесь бизнесом.

– Вы очень проницательны… – Левинсон посмотрел на собеседника.

– Да, меня зовут Кристиан Перез, я из Аргентины, – представился общительный знакомый и протянул визитку, на которой было написано, помимо имени и контактов, что Кристиан является ведущим проектным менеджером в компании AR-Fertilizantes.

– Аргентинские удобрения? – Догадался Юджин.

– Они самые! Вы в этом рынке работаете?

– Нет, сэр, работаю я в совершенно другом рынке, но слово созвучное английскому, да и AR – альфа-код Аргентины, это было несложно, – Левинсон протянул своему новому знакомому визитку, на которой было написано: «Юджин Левинсон, коммерческий директор», а в левом верхнем углу был изображен логотип Vertex Pharmaceuticals. Конечно же, ни в каком Vertex он не работал и даже понятия не имел, где находится офис компании, но тем, кому предназначалась эта визитка, об этом было знать необязательно.

– Фармацевтика? Очень интересно. Крайне перспективное направление. И в мире вообще, и в Восточной Европе в частности. В Украине, России, и ряде других стран фармрынок каждый год растёт чуть ли не на четверть. Правильную профессию вы себе выбрали, дорогой Юджин, вне всяких сомнений. А чем вы конкретно занимаетесь?

– Я вывожу на рынок в Восточной Европе биологически активные добавки к пище. Витамины, гиалурон, и всё такое. Не особо интересно, поверьте. Так что в детали вдаваться не буду, с вашего позволения, – ответил Левинсон и махнул рукой, всем своим видом показывая пренебрежение к теме, чтобы собеседник не начал расспрашивать о тех вещах, которые Юджин не знал.

– Ну, я так спросил, просто понимать, с чем вы работаете. Кто знает, чем мы могли бы быть друг другу полезны в перспективе…

«Ну, всё ясно», – раскусил общительного собеседника Левинсон, – «очевидно, очередной коллекционер контактов, думающий, где бы состыковать пару человек за комиссию или с кем бы по-быстрому провернуть небольшое дельце». В целом, Юджин достаточно позитивно относился к подобного рода персонажам: коммуникабельные, хитрые, голова работает, поставленных задач добиваются всегда и везде. Интересная личность. Больше всего он не любил серую посредственность – тех, кто не вникает в глубины вопросов, которыми занимается, судит о вещах, в которых не понимает, выносит своё ценное личное мнение, и при этом не слушает контраргументы. Проще говоря, подавляющую часть обывателей. Сам обладая незаурядными интеллектуальными способностями и талантами, Юджин глубоко ценил специалистов или таких же талантливых людей как и он сам, чем бы они ни занимались, и старался не общаться с теми, кто не мог ему что-то дать в части опыта и знаний. А что до господина Переза – Левинсон был уверен на девяносто процентов, что Кристиан как минимум хороший специалист в своём деле, и уж точно на все сто – что тот ещё аферист и пройдоха. И эти качества почему-то очень импонировали.

– Кто знает, может быть всякое. Тем более, из того что я увидел в вашей визитке, ясно что вы в достаточно близком секторе, хоть и не очень. А что привело вас в такие дали? Всё-таки, где Киев, а где Аргентина… Вы откуда, кстати?

– Ломас-де-Самора, – гордо ответил аргентинец.

– А, Буэнос-Айрес, – вяло улыбнулся Юджин, – и что вы здесь делаете?

– Я решал вопросы поставок азотных удобрений из Украины ко мне на Родину. Сейчас сложная политическая ситуация, и нужно быть готовым… ну вы знаете… да и очередь стоит. Самые крупные в мире производители удобрений – это как раз Китай и Россия, и нам, специалистам агросектора, так или иначе приходится ездить и договариваться.

– А почему именно в Киев, а не в Москву или Пекин, например?

– Ну вы знаете… – осторожно ответил Перез, – Аргентина очень зависима от США, и мы бы не хотели обострять наши отношения из-за сделок с Россией и Китаем, потому как могут быть проблемы. При этом люди должны что-то есть, а без удобрений получить хороший урожай даже в нашем климате – та ещё задача. Фермерам обязательно нужно иметь определённые запасы под рукой, и при этом не очень дорогие, потому как иначе стоимость продовольствия вырастет. Ну и мне приходится решать вопросы поставок, по вменяемым ценам…

– А-а, – закивал Левинсон, – Вы здесь используете фирму-прокладку, которая закупает удобрения в России, тащит товарными составами на Украину и – дайте догадаюсь – перепродаёт от своего лица как производитель, с отгрузкой из порта Одессы?

– Ну… почти… Вы очень догадливы, что есть то есть.

– И вы думаете, никто ничего не знает и не понимает?

– Конечно все всё знают. Кто надо знает. Ну а что, разве Швейцария в свое время не на этом же поднялась, когда воюющим странам нужно было как-то торговать друг с другом, не раздражая общественность? Что в Первую, что во Вторую Мировую войну. То же самое ведь, не так ли? Мир из-за глобализации очень сильно переплетён между собой. Конфликт в одной точке может привести к абсолютно непредсказуемым последствиям на обратной стороне глобуса.

– Ну да, разумно, – согласился Юджин. – Если не возражаете, Кристиан, я пройду…

Левинсон встал со своего места, чувствуя, что его опять сильно мутит и срочно нужно в туалет. Самочувствие ухудшалось, причем довольно быстро. И решительно непонятно было, что нужно делать – пить антибиотики, или что-то иное… да и таблеток с собой было два блистера всего, аптечку учёный по понятным причинам с собой постоянно не таскал.

В туалете он провёл почти полчаса – сел, прислонился головой к холодной стенке, закрыл глаза, борясь с тошнотой. Юджин был раздосадован тем, что обстоятельства сложились так неудачно: сначала этот укус, потом срочный отзыв в США, притом времени не дали вообще. Воистину, закон Мёрфи работает: если что-то может пойти не так – оно обязательно пойдёт не так, в этом учёный успел убедиться уже неоднократно. Более того, Юджин уже практически был уверен, что до Нью-Йорка он в таком состоянии просто не дотянет. Придется выходить во Франкфурте, сдавать билет и искать медицинскую помощь. Хорошо, если отпустит быстро, и удастся следующим рейсом добраться до Нью-Йорка. Однако был риск не успеть на собрание, и тогда вообще вся идея с перелётом множилась на ноль. Поэтому Левинсон отправил Оливии смс-сообщение, что болен и вероятнее всего этим рейсом в Нью-Йорк не попадёт, и попросил пока отчёт напрямую не слать, так как требовались некие пояснения вышестоящему руководству. Как дойдёт – так дойдёт, неважно. Скорее всего, она увидит смс когда самолет будет уже во Франкфурте.

Озноба не было. Или Левинсон его не чувствовал. По крайней мере, в этом плане состояние улучшилось по сравнению с тем, что было хотя бы даже два часа назад. Он умылся холодной водой, немного пришел в себя, мутить стало меньше, голова также постепенно переставала кружиться. Выйдя из туалета, Юджин подошел к стюардессе и попросил стаканчик воды. Пить не хотелось совершенно, даже рот и горло высохли, однако он понимал, что в его состоянии как раз необходимо, пусть даже через силу, обильное питье.

Получил воду, отхлебнул половину, и пошёл на свое место. Протиснулся к сиденью возле окна, сел, прислонился к стеклу и задремал. Сны снились сюрреалистичные и бредовые, и даже тогда у спящего человека было ощущение, что что-то в организме происходит не так. Очнулся Юджин от тряски за плечо. Над ним склонились стюардесса и обеспокоенный Кристиан.

– Господи, Юджин, мы уж подумали, что с Вами всё совсем плохо, – сказал Перез, – не могли Вас разбудить минут пять, наверное.

– Что случилось? – Левинсон осоловело покачал головой, понимая, что головокружение опять его настигает.

– Самолет идет на снижение. Пристегнитесь и готовьтесь к посадке, – вежливо попросила стюардесса, указав на ремень.

– Хорошо… я только сейчас… одну минуту. Мне опять нужно в туалет, – Юджин попробовал встать и тут же рухнул на пол между рядами. Кто-то из пассажиров позади вскрикнул, люди забеспокоились, половина салона начала выглядывать со своих мест в проход. Стюардесса позвала коллегу, мужчину-стюарда, они подняли Левинсона и усадили его назад в кресло. Юджин на миг потерял сознание, и приходить в себя стал только когда оказался в кресле. Стюард светил ему в глаза тонким фонариком, придерживая рукой за правое плечо. Левинсон, не понимая, что он делает в этот момент, укусил стюарда за руку. Укусил больно, до крови. Осознание пришло спустя секунду, но в голове все смешалось и гудело, и Юджин тотчас же забыл об этом. Стюард одёрнул руку, шумно вдохнув в себя воздух, и отошёл на полшага назад.

– Лэся, он меня укусил! – Обратился пострадавший к коллеге, – на сумасшедшего вроде не похож, на пьяного тоже… больной, что ли?

– Что с вами? Вам плохо? – спросила стюардесса.

– Я… приболел, сейчас буду в порядке, – Юджин тяжело дышал и пытался прийти в чувство.

Кристиан протянул ему стакан воды.

– Вот, выпейте, обычно помогает.

Левинсон отхлебнул немного и вернул стаканчик. Его попутчик тоже был изрядно взволнован. Кристиан тоже выпил воды из стаканчика Юджина и отдал пустую тару стюардессе. Он ещё не знал, что в воде была заражённая вирусом слюна Левинсона, и что учёный был инфицирован глубоко мутировавшим и крайне вирулентным штаммом с очень коротким стационарным периодом, изучить который и принять соответствующие меры пока не представлялось возможным – прошло слишком мало времени.

Левинсон потерял сознание во Франкфурте, когда самолет катился по рулёжной дорожке. Бортовая команда заранее вызвала медиков, и врачи с больничной каталкой уже ждали на выходе из рукава. Учёного срочно отвезли в больницу, а в пути Юджин пришёл в себя, у него случилась вспышка неконтролируемой агрессии, и он перекусал двоих медиков из реанимационной бригады. В больнице он также попытался укусить несколько человек из медперсонала, однако его быстро спеленали. В процессе борьбы, однако, его слюна попала в рот одному из санитаров и в глаза медсестре. Таким образом, Левинсон успел заразить четверых медиков, которые чуть позже заразят членов своих семей, и так по цепочке вспышка эпидемии начнёт распространяться по Германии. В немецкой клинике, уже через час после поступления пациента, медики официально констатировали его смерть – остановилось сердце и умер мозг. Тело учёного было отправлено в морг.

Тем временем, укушенный стюард «Украинских авиалиний» после Франкфурта отправился тем же самолетом в Лондон, спустя полтора часа.

В это время Кристиан Перез летел в Нью-Йорк на пересадку. По прилёту ему стало хуже, картина повторилась уже перед посадкой, он успел точно так же как и его попутчик укусить стюардессу и одного из пассажиров в процессе оказания медицинской помощи, а затем – несколько человек в Нью-Йоркском аэропорту. Кристиана также отвезли в больницу.

Укушенный Перезом пассажир после оказания медицинской помощи сделал пересадку и следующим рейсом вылетел в Тихуану, а экипаж, в составе которого была уже заражённая стюардесса, после отдыха повёл самолёт в Каракас…

24 апреля. Франкфурт. Больница «Нордвест». Раннее утро.

В морге третьего корпуса больницы «Нордвест» дежурили два патологоанатома в ночную смену. «Нордвест» был самой большой клиникой во Франкфурте, принимавшей свыше двадцати тысяч пациентов в год, и чаще всего всех пострадавших на транспорте или в окрестностях города, включая аэропорт, свозили сюда. Всего в больнице было одиннадцать корпусов и четыре научных института, и моргов было также несколько – все они располагались под землей, на минус втором этаже огромной подземной системы переходов и технических помещений, разбросанных на территории всего комплекса.

На смене, помимо двоих патанатомов, присутствовали охранник – немолодой мужчина-немец, в прошлом году потерявший работу на стройке из-за тяжелого перелома ноги и ныне досиживавший свой предпенсионный год возле входа со стороны улицы ради стажа и отчислений, а также санитар на приёмке, в том числе ведущий картотечный учёт поступлений.

Из реанимации привезли пациента – опрятного мужчину около пятидесяти лет на вид, который час назад скончался по непонятным причинам, и санитар, проведя опись документов, имущества и внеся все необходимые записи в реестровую книгу, принял больничную каталку из рук медсестры и повёз тело в зал, где проводились препарирования трупов.

– Встречайте, господа. У нас новый посетитель, – бодро отрапортовал санитар, прокатив каталку через дверной проем, закрытый полосами резины, свисавшими сверху вниз от потолка до пола.

– Михаэль, ты у меня ассоциируешься с неприятными сюрпризами уже. Только я собрался поесть и отдохнуть в конце смены, как ты мне пассажира тащишь, – недовольно пробурчал патологоанатом, весьма странного вида мужчина лет тридцати пяти, сухой, высокий и в очках. Мужчина отложил двойной бутерброд на металлический поднос для инструментов и поставил рядом железную кружку с кофе. Любому неподготовленному человеку зрелище трапезы в подобном месте показалось бы отвратительным, но патологоанатомы – народ своеобразный, циничный, и ко всему привыкший. Поесть в двух метрах от лежащего исполосованного скальпелем тела или просто среди трупной вони было делом привычным и обыденным, и никто из местного персонала никаких сантиментов по этому поводу не испытывал.

– Ну извини, Ульрих, потом поешь. На, принимай, – санитар подкатил тележку к столу, в четыре руки перегрузили тело, после чего Михаэль удалился чтобы вернуть каталку сестре, ожидавшей возле лифта.

Ульрих занимался подготовкой к описи. Первичный результат пришёл из реанимационного отделения на компьютер достаточно быстро – смерть некоего Юджина Левинсона, гражданина США, наступила, по предварительным причинам, от сердечной недостаточности. Учитывая, что человек умер не из-за криминальных обстоятельств, не насильственно, судебно-медицинский эксперт не требовался, и можно было приступать к работе. Оставалось дополнить описанием историю болезни и начать процедуру сохранения тела, внося необходимые наблюдения по мере работы. Патологоанатомам в морге клиники «Нордвест» в ночные смены выдавали диктофоны, на которые сначала надиктовывались наблюдения, по причине отсутствия ассистентов в это время суток, а затем, после окончания процедуры и перед уборкой тела в холодильник, данные с диктофона переписывались вручную на компьютере в историю болезни и бланк заключения.

Вскрывать поступившего пациента пока не планировалось. Гражданин иностранного государства либо должен был отправиться на Родину, а для этого тело необходимо было подготовить к перевозке, либо получить принципиальное письменное разрешение от ближайших родственников. А его пока не было, т.к. специальные службы в данный момент устанавливали контакты супруги.

Тем временем, санитар Михаэль игнорировал уже седьмой по счету звонок на телефон умершего, лежавший в ячейке специального пронумерованного шкафчика с личными вещами пациентов. Ему совершенно неинтересно было разговаривать с родственниками или отвечать на вопросы незнакомых людей. Однако когда телефон зазвонил в восьмой раз, стало окончательно ясно, что кто-то очень настойчивый звонит по срочному вопросу и точно не отстанет. Михаэль выругался, со вздохом встал со стула, отложив в сторону мобильный с включённой аркадной игрой, и открыл шкафчик. Трубку взять не успел, однако увидел на экране восемь пропущенных звонков от некой Оливии Тэйлор. «Да что тебе нужно, неугомонная? Жена, что ли?» – только подумал Михаэль, и мобильный телефон вновь ожил в руках. Оливия звонила в девятый раз.

– Алло?

– Юджин, я до Вас дозвониться не могу! Я получила Ваше сообщение, с вами все нормально?

– Мадам, я не Юджин. Меня зовут Михаэль Бок, я медицинский работник клиники «Нордвест» города Франкфурт, Германия. Вы его жена?

– Нет, не жена. Я его коллега по научной работе. Скажите, с ним всё в порядке? – Голос у женщины был крайне взволнованным.

– Сожалею, но господин Левинсон скончался в реанимации нашей клиники. Его привезли сюда в состоянии нервного расстройства, и врачи предполагают, что на фоне перевозбуждения случился инфаркт. Это то, что мне сообщили.

Оливия выругалась, шумно выдохнула и замолчала. Молчала долго.

– Вы меня слышите, мадам? Вы будете забирать тело?

– Да, я вас слышу. Не вешайте трубку. Тело будет забирать жена, её номер либо я Вам продиктую, либо в телефоне посмотрите, если нет пин-кода. Я вам свой тогда тоже продиктую. Запишите.

– Записываю.

Оливия продиктовала свой номер телефона, а также номер телефона жены своего руководителя и старого коллеги. Потом попросила подождать минуту на линии. Левинсон был старым другом, очень помогал ей по работе, и такая утрата была не только тяжелой для самой Оливии, но и для её подразделения и науки в целом. Однако Оливия была женщиной умной и видавшей виды, поэтому раскисать и заламывать руки в слезах и причитаниях не стала, потому как дело было крайне важным и в голову стали приходить очень и очень дурные и мрачные мысли относительно ситуации вообще. Пока она лихорадочно соображала, что делать, Михаэль терпеливо ждал на линии. Он никуда не спешил, да и был достаточно воспитанным человеком, чтобы в такую минуту уделить внимание собеседнице по столь важному поводу, как смерть знакомого человека.

– Вы меня слушаете? – спросила, наконец, Оливия.

– Да, мадам, слушаю вас.

– Тогда слушайте внимательно: я – учёный-вирусолог. Господин Левинсон был им тоже. И я предполагаю, что причиной его смерти стал не сердечный приступ. Сейчас, – тон стал железным и холодным, будто судья читал приговор подсудимому о повешении, – вы должны… подчеркиваю – должны сообщить мне всё, что вам известно. Когда привезли, что говорят, что видели, что слышали. Чтобы вы понимали: это дело государственной важности.

Михаэль сначала испугался – не ввязался ли он в какое-то серое дельце с бандитами или спецслужбами – причем непонятно было, что хуже. А через мгновение, ухватившись за слово «вирусолог», стал максимально собран и ответственен.

– Мадам, кто его доставлял – я не знаю. Его привезли из аэропорта еще ночью, ближе к утру. Сказали, что поступил с непонятной проблемой, похожей на сердечный приступ на фоне нервного перевозбуждения. Сначала привезли в полуобморочном состоянии, очень бледного. Затем он очнулся, начал что-то кричать, вести себя очень буйно, пытался бросаться на медсестёр, его скрутили, он резко обмяк, подумали что опять сердце схватило, повезли его срочно в реанимацию, но даже не успели довезти – считай, только доставили, он и умер. Анализы пока не пришли, вскрытие не делалось – так как по законам Германии, для этого требуется разрешение родственников. Это пока все что я знаю.

– Сейчас он у Вас в морге?

– Совершенно верно. Даже более того, я сам являюсь санитаром морга, тело передали буквально час назад.

– Господин Бок, напрягите память, что ещё слышали? Какие детали?

Михаэль вспомнил, что ему сказала медсестра возле лифта:

– Да, есть детали. Он пробовал кусаться. И как говорят реаниматологи, которые его привезли, в машине он укусил двоих медиков, и еще кого-то то ли в аэропорту, то ли в самолёте, которым прилетел.

Оливия молчала.

– Вы расстроены, мадам?

– Расстроена? Нет, это не то слово. Я в ужасе. То, что происходит на наших с вами глазах, может в конечном счёте привести к абсолютно непредвиденным последствиям. Теперь слушайте меня максимально внимательно.

– Да, мадам, слушаю и готов записывать. Что стряслось? – Михаэль по тону собеседницы понял, что дело очень серьёзное, и, видимо, простирается несколько дальше смерти отдельно взятого гражданина.

– Я сейчас Вам расскажу картину в целом, и мне потребуется Ваша помощь. Речь идет о глобальном распространении смертельно опасного вируса, высоковирулентного и с крайне коротким стационарным периодом. У Вас есть контакты местного министерства чрезвычайных ситуаций, полиции, министерства обороны, правительства?

– Контактов у меня, конечно же, нет. Но я найду через интернет, с кем связаться.

– Очень хорошо. Персонал клиники также предупредите через главного врача. Боюсь, не пройдёт и нескольких часов, как всем Вашим сотрудникам придётся в это дело включаться. Нужно быть наготове прямо сейчас, и предупреждёнными.

– Продолжайте, я готов обзвонить всех кого вы скажете.

– Отлично. Пожалуйста, не контактируйте с телом и старайтесь никого в морг не пускать раньше времени. Сделайте что угодно, придумайте что-то…

– Может, следует связаться с санитарно-эпидемиологической службой города?

– Да, несомненно, но в первую очередь с правительством, полицией, спасателями и военными. Сейчас речь идёт об изоляции населения на карантин.

– Принято. Что мне сказать?