Читать книгу: «Я скучаю по тебе. Укрощение строптивой. Книга 1», страница 11

Глава 18

Антон

Когда я понял, что Риты нет в комнате, сначала растерялся, потом сообразил: она же хотела пить. Кубарем скатился с лестницы и наткнулся на Арину Ивановну. Она бежала в мониторную комнату к охране. Что-то такое было в ее лице, что ударило меня по сердцу.

– Стойте! – я схватил кухарку за руку. – Что случилось?

– Рита…

– Что с Ритой?

– Анна Анатольевна…

– Где?

Больше расспрашивать не было смысла. Я оттолкнул ее и бросился к охране. На первом же мониторе увидел автомобиль матери, раздетую Риту, стоящую под дубом, и Степана, который обшаривал ее карманы.

– Мать вашу!

– Антон, стой! – издалека донесся голос отца. – Держите его!

Я кинулся вон из дома. Но успел только выбежать на крыльцо, как меня схватили. Не знаю, с кем, но дрался я отчаянно. Мозги в этот момент отключились, перед глазами был туман. Одна мысль стучала в виски: «Надо остановить мать!»

Я махал руками и попадал, бил ногами, и тоже не впустую, в отчаянии даже стал кусаться, но вырваться не смог. Меня затащили в дом, так как идти я отказывался, и бросили на диван. Ко мне кинулся отец и с силой сжал мои плечи, я скинул его руки и вскочил. Батя упал на меня и прижал к дивану.

– Остановись уже! – прохрипел он. – Девушка ушла.

– Это вы ее выгнали! – кричал я на темное пятно перед моими глазами: отец расплывался и то проявлялся, то исчезал. – Пустите! Я не хочу с вами жить!

– Антон! Прекрати истерику! – мою кожу обожгла пощечина, голова дернулась от удара, и виски пронзила нестерпимая боль. – Будь мужчиной!

Мужчиной я сейчас почему-то быть не мог. Со мной происходило что-то странное: комната кружилась и была словно в тумане. Мое тело сотрясал такой озноб, что во время крика я прикусил себе язык, и теперь рот наполнился слюной с металлическим вкусом. Я уже с трудом различал очертания мебели, предметов и людей. Так, какие-то бесформенные фигуры.

– Николай Сергеевич, – будто сквозь вату услышал я испуганный голос Арины Ивановны, – с Антоном что-то не так. Ему, кажется, плохо.

Я почувствовал, как прохладная ладонь прикоснулась к моему лбу, и задрожал еще сильнее. От этой тряски разболелось все тело.

– Вы выгнали Риту, – упрямо твердил я, но уже не слышал себя.

– Она ушла сама, – в голосе Арины Ивановны стояли слезы, – так захотела. Антоша, деточка, не сходи с ума. Свят-свят, что с тобой сделала эта девчонка!

Кухарка перекрестилась и убежала в кухню.

– Вот именно! Не сходи с ума!

В гостиной появилась мама, как всегда спокойная и элегантная. Она подошла к дивану, источая аромат парфюма, мой мозг почему-то отреагировал на запах, поставила сумочку на стол и села рядом. Я отвернулся: не хотел видеть ее.

– Антон, посмотри на меня!

Я поднял веки – в виски ударила такая боль, что невольно вырвался стон.

– О боже! Да он весь горит! – Встревоженный голос матери доносился будто из глубокого колодца. – Коля, вызови врача!

Тут же проявилась из тумана Арина Ивановна и положила мне на лоб мокрое полотенце. Это было так неожиданно, что я закричал от пронзившего меня холода, и мир вокруг исчез.

А дальше начало происходить что-то странное. Я все время проваливался в черноту. Свет-тень, свет-тень. Один раз выплыл и почувствовал качку: меня куда-то несли. Во второй раз я уже лежал в постели и слышал мужские и женские голоса. Кто-то горько плакал в два голоса. Мама? Я хотел протянуть к ней руку, но только пошевелил пальцами.

– Он пришел в себя! – услышал крик, поднял тяжелые, будто на них положили по кирпичу, веки, обвел комнату мутным взглядом, ничего не понял и снова отключился.

Проснулся я от надсадного кашля. Он рождался где-то глубоко внутри, сотрясал мою грудь, душил, не давал дышать. В правом боку засела ноющая боль. Когда первый приступ прошел, я открыл глаза и (о, чудо!) увидел, что нахожусь в своей комнате. Сквозь плотные шторы слабо проникал свет, поэтому невозможно было понять, день сейчас или ночь.

Я протянул руку в прикроватной тумбочке, но движение было скованным. Пригляделся: в локтевом сгибе торчала игла капельницы.

– Лежите, лежите! – Ко мне придвинулось незнакомое лицо.

– Вы кто? – Я с трудом разжал пересохшие губы. – Пить.

Женщина средних лет в белом халате вскочила и поднесла к моим губам трубочку. О боже! Какой восхитительно вкусной была простая вода!

– Лежите, я хозяйку позову.

– Что случилось?

– Вы заболели. Пневмония. У вас была температура под сорок, вы бредили и звали какую-то Риту. Сейчас наконец стало лучше, кризис миновал.

– А вы кто? – сказал, и грудь опять пронзил надсадный кашель.

Из глаз брызнули слезы. Женщина кинулась ко мне, помогла сесть и терпеливо ждала, пока я приду в себя. Наконец я смог нормально дышать и откинулся на подушки. Все тело покрылось липким потом.

– Я сиделка. Меня Анна Анатольевна наняла присматривать за вами. Сейчас я вас оботру.

– Зачем? – Я тупо не понимал, что хочет от меня эта женщина.

– В вашем состоянии нельзя иметь влажную кожу.

– Ладно. Понял. Валяйте. – Мне по большому счету было плевать, что с моим телом будет делать эта тетка. – Где мой телефон?

– Ваша мать забрала.

Женщина говорила, а сама ловко поднимала то одну руку, то другую, потом перевернула меня на живот, протерла спину.

– Полежите на боку, я сменю простыню.

Так же ловко она надела на меня футболку, но когда ее руки потянули мои боксеры, я вцепился в них пальцами.

– Я сам. Снимите с меня эту хрень! – Я поднял руку и показал на иглу.

– Как только капельница закончится, обязательно сниму.

В комнату вошла мама. Она махнула рукой, и сиделка исчезла. Мать села на край кровати и потрогала мой лоб. Я дернулся.

– Господи, сынок, ну что ты ершишься?

– Разве я твой ребенок?

– А чей же? – Мать ласково улыбнулась.

– Не знаю. Родных детей любят и желают им счастья, а ты ведешь себя как злая мачеха.

– Не говори ерунды! Я как раз и думаю о твоем счастье.

– Чем тебе Рита помешала?

– Антон! Не начинай все сначала! Включи наконец голову! Ты молод, полон сил, сколько в твоей жизни будет еще таких Рит? Ну, развлекся, побесился и хватит.

– Я ее люблю, как ты не понимаешь!

– Понимаю. А еще я знаю, что тебе надо окончить университет, встать на ноги и только потом уже заводить семью.

– Странная ты.

– Почему? – Мать взяла меня за руку, но я выдернул пальцы.

– Помолвку с Машей ты была готова одобрить, и тебе не мешали эти рассуждения.

– Помолвка не женитьба. Она может длиться несколько лет. А Маша – самая подходящая кандидатура в твоем окружении: она умна, красива, из семьи нашего круга.

– Только она мне не нужна.

– Ладно, поговорим позже. Тебе придется недельку провести в постели.

– Зачем? Я уже здоров! Верни мне телефон.

– Да, конечно. Ты три дня метался в бреду, практически без сознания.

– Сколько? – Я отказывался верить в случившееся. – Как три дня?

– Вот так! Сначала в ледяной воде искупался, потом ночь провел на полу в коридоре, караулил свою королеву и в довесок ко всему выскочил на крыльцо без одежды.

Я дернулся, но мать успокаивающе похлопала меня по руке.

– Ма-ма!

– Что мама? – Ее лицо вытянулось, уголки губ опустились, словно она вот-вот заплачет. Но она сделала паузу, а потом с силой воскликнула: – Скажи мне, сынок! Какая мать позволит отношения, которые только вредят ее ребенку? Нет, нет и еще раз нет!

Она пошла к двери, я выдернул из вены иглу, приподнялся, хотел вскочить, но меня повело в сторону, и я упал на пол. Мать закричала и кинулась ко мне. В комнату влетела сиделка.

– Все нормально. Я споткнулся, – оправдывался я, сам напуганный слабостью, которая буквально валила с ног.

– Антоша, давай сначала ты поправишься, а потом поговорим. Хорошо?

Возражать не было никакого смысла. Меня шатало, голова кружилась, в глазах разбегались радужные блики. Медсестра вернула иглу на место, я закрыл глаза и заснул.

В таком состоянии я находился целую неделю. Мне не разрешали вставать, кормили с ложечки, провожали в туалет и стояли под дверью, прислушиваясь. Один раз на скорой помощи отвезли в больницу, где меня обследовали со всех сторон. Я так хотел остаться здесь, но мама категорично была против стационара. Меня вернули в мою спальню. Я чуть не плакал от разочарования.

Телефон мне так и не отдали. Его приносили, когда звонила Маша. Говорить с ней отказывался и брал трубку, только если это был Макс. К нему у меня не было неприязни. Он болтал о том, что происходило в университете, но поделиться с ним сокровенным я не мог: всегда при разговоре присутствовал кто-то из родителей. Как только я отключался, мобильник у меня отбирали и уносили, ноутбук тоже исчез. У меня было стойкое ощущение, что я нахожусь под домашним арестом.

Просто с ума сходил, все думал, как сообщить Рите, что я не бросил ее, потому что испугался родителей, а заболел. Но время, проведенное в постели, помогло успокоиться, собраться с мыслями и принять несколько сложных решений.

И главное: я понял, что идти на таран родительского упрямства нет смысла. Нужно действовать хитрее и умнее. План новой жизни в голове уже созрел, разложился по полочкам и ждал, когда планировщик оправится настолько, чтобы приступить к реализации задуманного.

Через неделю я чувствовал себя вполне сносно: боль в боку почти прошла, кашель стал легче, только слабость заставляла большую часть дня валяться в постели. Не знаю, может быть, мне кололи снотворное, но я все время спал, даже любимый спортивный канал смотреть не мог: десять минут – и снова в отключке.

Мысли о Рите постоянно бродили в голове. Как она? А вдруг тоже заболела? У нее нет таких возможностей, чтобы организовать лазарет на дому. В промежутке между сном и бодрствованием я сходил с ума от неизвестности, но помощи ждать было неоткуда: в мою спальню входили только сиделка и родители.

Наконец, когда чувство тревоги и тоски пересилило мою немощность, я обратился к отцу:

– Пап, я ничего больше не попрошу, но, пожалуйста, съезди, навести Риту. Вдруг она тоже заболела.

– Ты в своем уме? Мать только расслабилась немного.

– Пап, девушка спасла меня. Неужели она не заслуживает награды? Я тебе адрес напишу. Ты только посмотри на нее издалека, если не хочешь общаться. И сфотографируй.

Отец нехотя согласился. Он вернулся к вечеру и, дождавшись, пока мы останемся в комнате одни, прошептал:

– Все в порядке с твоей королевой, не переживай. Она сильнее тебя оказалась. Живет, учится, работает. Грустная только.

– Правда? Грустная? Ох, батя!

Отец оказался настоящим другом: по памяти он написал мини-портрет Риты и на следующий день принес мне этот листок картона, залитый в целлофан. С этой минуты портрет любимой всегда лежал у меня под подушкой.

***

Сегодня был восьмой день моего заточения. Я умылся и подошел к окну. Утренний легкий морозец припорошил пожухлую траву и остатки листьев. Яркие лучи солнца отражались в серебре, весело играли бликами, и кое-где появились мокрые темные пятна талой воды.

Нестерпимо хотелось выйти в сад, а оттуда вырваться на волю, но я даже боялся об этом заикаться. Цербер в виде сиделки следил за каждым моим шагом. «Ничего, – убеждал я себя, – будет и на моей улице праздник!»

В дверь постучали, я даже не повернулся: кроме родителей и медсестры ко мне не допускали никого.

– Как ты, Антоша?

Арина Ивановна стояла с подносом у стола и улыбалась. Я, обрадованный, кинулся к ней и обнял добрую кухарку.

– Видишь, уже хожу, даже плясать могу, только не разрешают. Показать?

Я пустился вприсядку, но пошатнулся от головокружения и чуть не упал.

– Стой! Оглашенный! Успеешь еще, попляшешь. До свадьбы заживет, – засмеялась Арина Ивановна.

«Надо, чтобы зажило», – подумал я, но вслух спросил другое:

– Дома кто-то есть?

– Да. Охрана и прислуга, – ответила Арина Ивановна и поставила поднос на стол. Иди завтракать. – Я с аппетитом сделал несколько глотков кофе. – Ох! Ну ты и напугал нас! Ты даже в детстве так сильно не болел. Мать чуть не поседела.

– В ее тонированных прядях вряд ли можно заметить седину, – усмехнулся я, откусывая бутерброд с ветчиной. – У-у-у, как вкусно! Надоели эти жидкие каши. Арина Ивановна, а как вы моего Цербера обошли?

– Она на час домой отпросилась. Что-то ей там надо. Вот я и принесла тебе вкусняшек.

Стоп! Дома никого нет! Путь свободен!

Я сорвался с места и осторожно выглянул за дверь – пусто, потом заметался по спальне.

– Скорее, где моя одежда? Арина Ивановна, помоги мне сбежать. И деньги! Дай хозяйственные.

– Ты что? С ума сошел? – всполошилась кухарка и закрыла своим пухлым телом вход. – Только через мой труп! Не пущу! Да и вся охрана тебя караулит. Ты за порог выйти не сможешь, как схватят. Мать строго-настрого наказала.

– А отец где?

Я тяжело опустился на стул, пытаясь успокоиться. Опять чуть дров не наломал. Решил же действовать строго по плану.

– Этюды ушел писать. Они с Анной Анатольевной все время ссорятся из-за тебя. Ох, Антон, отстань ты от этой девчонки!

– Телефон с собой есть?

– Ну, а тебе зачем? – Кухарка подозрительно посмотрела на меня и шагнула к двери.

– Арина Ивановна, выручайте. Очень надо!

– Ритке звонить будешь?

– Нет. Я же не знаю ее номера. Вернее, не помню. Максу хочу. Арина Ивановна, миленькая, постой на стреме!

– Выпей сначала лекарство.

Она протянула мне блюдце со знакомыми уже пилюлями. Я проглотил их все разом и протянул руку.

Кухарка недоверчиво на меня посмотрела, вытащила из кармана мобильник и пошла к двери. Я обрадовался и сразу залез в интернет. Номер телефона Риты я не знаю, а вот кафе, где она работает, наверняка есть в сети. Нашел я его сразу и теперь подпрыгивал в ожидании ответа.

– Да, – раздался в трубке веселый голос официантки.

– Людмила, это я, Антон.

– Да пошел ты, ушлепок, в баню!

Услышав в ухе короткие гудки, я недоуменно посмотрел на телефон: это что еще за сюрприз? Хотя… я же пропал на восемь дней. Естественно, что со мной никто не хочет разговаривать.

Я нажал кнопку вызова снова – никакой реакции. СМС я написать не мог, потому что звонил на стационарный номер, вот и набирал раз за разом без перерыва.

– Антошка, давай быстрее! – заволновалась у входа Арина Ивановна. – Кто-то приехал.

– Сейчас!

Я покрылся холодным потом и сел на кровать. От слабости клонило в сон. Черт! Надо перестать жрать таблетки! Наконец в ухе опять щелкнуло.

– Чего тебе надо, дарагой?

– Слушай, Гарик или как там тебя? – Я обрадовался так, что чуть не завопил от счастья. – Позови хозяина, быстро.

– Сам зови! – отключился усатый кавказец.

У меня внутри все дрожало от разочарования и злости. Я набрал снова.

– Арина Ивановна, поговорите вы, – зашептал яростно я.

– Не втягивай меня в свои игры! Хочешь, чтобы я без работы осталась? – замахала руками она.

– Просто скажите, что я тяжело заболел и как поправлюсь, обязательно приду.

– Да, – услышал я и сунул трубку в руку кухарки.

– Здрасте! – выпалила она. – Меня зовут Арина Ивановна, а вас как? Очень приятно, Азамат Григорьевич, вы заказы на дом принимаете?

– Что-о-о? – заверещал я одними губами.

– Нет? Очень жаль. Мой внук тяжело заболел. – Я вытер пот со лба и устало опустился на кровать. – Он ничего не ест, все просит…

– Чахохбили, – подсказал я, догадавшись о задумке сообразительной кухарки.

– Чахохбили. Он пробовал это блюдо у вас, и теперь каждый день мечтает о нем. – Она замолчала, прислушиваясь к ответу. Я тоже приник ухом к телефону, но ничего не разобрал. – Мы хорошо заплатим, – я показал три пальца, – в тройном размере за доставку и еду.

Арина Ивановна отключилась и посмотрела на меня. Я крепко прижал к груди кухарку.

– Спасибо! Спасибо!

– Привезут через час. Думаешь, Рита приедет?

– Нет, она сейчас на занятиях. Наверняка отправят Людмилу или Гарика. Я напишу записку. Хотя лучше бы встретиться и переговорить с глазу на глаз.

– Ладно, пиши. Скоро твоя сиделка вернется. Лучше бы успели до ее приезда.

Я кинулся к столу, и тут в голову пришла новая мысль.

– Арина Ивановна, позовите ко мне Степана.

– А он уволился.

– Как?

– После того случая сразу ушел вместе с Ритой и больше не вернулся. Парням из охраны сказал, что работать на семью эсэсовцев не хочет.

– Правда? А почему я только сейчас об этом узнаю? – Новость была просто сногсшибательной: на нашей стороне появился еще один человек. – Добудь мне его номер телефона.

Я летал по комнате от счастья. Мой план начинал приобретать реальные очертания. На таком подъеме я и написал Рите послание.

«Рита, Риточка, Ритуля, моя королева Марго!

Ты лучшая, прекрасная, умная и замечательная, и я тебя очень и очень люблю. Не думай, что я пропал, потому что испугался родителей. Я глупо, совершенно непредсказуемо заболел воспалением легких. Меня держат под домашним арестом, но это ничего не значит. Как только разгребу завал в своей жизни, я обязательно, слышишь, обязательно к тебе приеду, и мы больше никогда не расстанемся.

Смысл жизни – это любовь. Мой смысл – это ты! Люблю тебя, звездочка моя! Скучаю так сильно, что готов выть на луну. Потерпи еще чуть-чуть, малышка. Скоро я буду рядом.

Твой бестолковый мажор Антон».

– Антошка, – в дверь заглянула Арина Ивановна, – приехали из кафе.

– Кто? – Я мгновенно оказался у входа.

– Толстяк какой-то.

– Зови его.

Я подпрыгивал от нетерпения на пороге, а когда увидел пыхтящего Азамата, поднимавшегося по лестнице, выскочил в коридор и затащил его к себе в комнату.

– Э, дорогой! – Азамат хлопал глазами с такими длинными ресницами, что ему позавидовала бы любая женщина. – Знал бы, что тебе везу, не поехал бы.

Он развернулся и хотел уже уйти, но я не позволил.

– Подождите, послушайте, что я скажу.

Я усадил хозяина кафе на стул и стал излагать ему свой план. Он только головой качал и удивленно хмыкал.

– Любишь, значит, нашу Ритулю?

– Очень. Жить без нее не могу. Каждый день скучаю.

– Тогда чего дома сидишь? За наследство держишься? А че, богато живете, – он огляделся. – Зачем отказываться.

– Нет, дело не в деньгах. Я хочу, чтобы все счастливы были.

– О, твой план родителей не обрадует.

– Согласен, но я единственный сын, позлятся и простят.

– Антоша, – в спальню заглянула Арина Ивановна. Ее глаза возбужденно блестели, – сиделка приехала.

– Все, спасибо большое за чахохбили. Записку Рите передайте, только проследите, чтобы не выбросила. И скажите, что мы встретимся через несколько дней.

Азамат тяжело поднялся, сунул мое послание в карман и вовремя: в комнату вошла сиделка. Она подозрительно оглядела нас, но я схватил ложку и демонстративно засунул в рот еду.

– Вкусно, дорогой? – засуетился Азамат.

– Очень! Вы просто спасли меня от голодной смерти.

Как только они ушли, я кинулся к окну. Окна спальни выходили на дубовую аллею. Я смотрел, как уходил хозяин кафе, как его провожала наша кухарка, и за обе щеки уплетал рагу, которое и вправду было невероятно вкусным.

Вечером приехала мама, которой сиделка доложила о случившемся. Но повар из кафе кавказской кухни не вызвал подозрений, а мой проснувшийся аппетит доказал, что я стою на пороге выздоровления.

– Мама, завтра я еду в университет. Скоро зимняя сессия, нужно сдавать зачеты.

– Ты еще не поправился.

– Мамочка, я не могу больше сидеть в четырех стенах. Ну пожалуйста!

– Хорошо. Еще три дня. Я хочу, чтобы ты окреп.

– Убери тогда от меня своего соглядатая.

– Зачем? Клавдия Ивановна прекрасно за тобой ухаживает.

– Можно тогда хотя бы телефон? Я будто в клетке сижу или на необитаемом острове.

– Да, пожалуйста.

Мама открыла сумочку и вытащила смартфон последней модели. Я был все себя от счастья и кинулся ее целовать. Она хитро улыбнулась и пошла к выходу.

– Да, сынок, можешь выходить на прогулку в сад. Но помни, за ворота ни ногой. Иначе…

– А если я уйду, что будет? – Я не отрывал глаз от мобильника и не мог дождаться, пока она исчезнет.

– Иначе отправлю в Швейцарскую клинику. Сама отвезу и буду караулить, пока не поправишься.

– Хорошо, не волнуйся, я не нарушу нашу договоренность.

– Вот и славно.

Мать вышла за дверь, я провел пальцем по экрану и сразу открыл журнал вызовов.

Это была совершенно новая и чистая симка. В памяти светились только пять телефонов: родителей, Макса, Пашки и Маши.

– Вот зараза! – прошипел я, но почему-то совершенно не расстроился: контакты – дело наживное.

Главное, можно звонить в кафе. Я полез в интернет: он тоже был отключен. Мама постаралась по полной программе. Не страшно! Мы договорились с Азаматом на субботу, а сегодня был понедельник. У меня осталось несколько дней, чтобы завершить домашние дела и соединиться с Ритой.

Я настолько сгорал от нетерпения, что сжал нервы в кулак и стиснул зубы, чтобы выдержать это испытание.