Читать книгу: «Оливер. 8 важных уроков моего лучшего друга», страница 5

Урок 7. История про вердикт врача.

Мы вместе с Оливером всегда ненавидели ветеринарные клиники.

Я по причине того, что не могла смотреть и уж тем более держать его, когда ему делали различные процедуры. Ну, а он, как и все, просто не любил больницы. Однако нам приходилось там появляться как минимум раз в год, а как максимум ещё и перед каждым полетом. А летали мы, как вы уже знаете, часто. Однако с возрастом (напомню, что в одночасье я узнала, что он уже совсем не мальчик, а прям дедушка) походы в вет.кабиент стали привычкой еще и по причине ухудшающего здоровья.

После очередного приступа Оливер совсем обессилел: есть почти перестал, только лежал, спал и изредка поднимался, чтобы попить воды. Его состояние меня беспокоило, и мы незамедлительно отправились в уже известную нам Московскую ветеринарку, в которой последнее время наблюдались. Я укутала его в любимый плед, а затем вместе с подругой по имени Настя отправилась в больницу, чтобы услышать вердикт врача.

Конец января, вечер, завтра каждой из нас на работу, очередь тянулась, а значит мы могли остаться тут надолго. Однако моя подруга была не намерена оставлять меня наедине со своими переживаниями, поэтому сидела рядом и отвлекала от реальности рассказами обо всем подряд. Мои жалкие старания поддержать разговор были заметны Настей, поэтому как только я замолкала и начинала пристально смотреть или укутывать своего любимца, она не обижалась, а лишь тактично ждала, когда я снова вернусь из своего временного провала и продолжу нашу беседу.

Обычно Оливер был нетерпелив к долгому ожиданию, да и особый больничный запах сразу же наводил на него тревогу, поэтому он никогда не сидел на месте и вечно норовил выбежать в открывающуюся дверь. Сегодня же он спокойно спал у меня на руках, а я прижимала его к себе.

«Мы следующие» тяжело выдохнула я и ещё раз проверила Оливера. Он повёл ухом, но глаза не открыл. Его тяжелый вздох сказал мне лишь о том, что он все и так знает. Как знала и я. Но надежда умирает последней, поэтому, заходя вновь в знакомый кабинет, я как по шаблону продиктовала встречающему нас врачу имя/ порода/ возраст (а на тот момент момент ему было уже 16 лет) / симптомы. Рассказала о вялости и последнем приступе. Выдохнула, чтоб вновь услышать «а что вы хотите – у него ведь уже возраст». Однако в это раз утонченная женщина-ветеринар с пучком на голове ошарашила меня своим вопросом:

– УЗИ делали? – проговорила теплым голосом она, поглаживая Оливера, который так и не открывал глаз, лежа на смотровом столе.

– Нет. А надо? – поинтересовалась я. Во мне как будто проснулось второе дыхание.

– Я думаю, что многие вам скажут, что в его возрасте вялость и упадок жизненных сил это нормально, и все же я рекомендую вам сделать УЗИ внутренних органов, возможно есть еще какие-то причины. Я же пока не готова вам ставить диагноз.

– Это возможно сделать прямо здесь и сейчас? – решительно уточнила я.

– Конечно, я сейчас подготовлю кабинет.

Подхватив Оливера на руки, я отправилась за ней в соседнее помещение. Приглушенный свет, кушетка, монитор, мазь и сам датчик, которым «просвечивают» необходимую зону на теле. Мы были в комнате втроём.. Мне были даны краткие рекомендации о том, как положить и держать своего лучшего друга. Уже в следующее мгновение Оливер послушно лежал на спине, а по пузу растекалась прохладная мазь. Ветеринар своей опытной рукой начала тут же проводить сканирование. В какой-то момент она остановилась, обратившись ко мне. Она указала на непонятные для меня пятна и пояснила, что вероятнее всего это опухоль. Её голос был настолько решительный, что эта информация скорее не напугала меня, а наконец-то за долгое время вселила уверенность. Как минимум в том, что теперь нам известно с чем бороться.

Еще пару минут она продолжала сканировать Оливера, затем вытерла мазь и поблагодарила его за терпение. Я, укутав его обратно в плед и взяв на руки, присела на стул рядом с ней.

Конечно, мне не воспроизвести весь монолог, где она более профессиональным языком объяснила сложившуюся ситуацию, и все же вердикт был таков – из-за старых травм желудка и кишечника у него образовалась опухоль именно в районе этих органов. (В начале нашего знакомства после первичного осмотра врач по этим же причинам рекомендовал мне посадить Оливера на специальную диету.) Все положение еще, естественно, усугублялось и возрастом – не каждый пес проживет в таком активном режиме 16 лет! На фоне стремительно развивающейся опухоли очевидным становится его нежелание есть (а возможно и болезненые ощущения при приёме пищи), а следовательно и вялость. При этом учащающиеся боли становятся теми самыми причинами спазмов и приступов с судорогами, которые стали беспокоить нас в последнее время.

Пока она говорила, к горлу медленно подкатывал комок. В мои планы не входило разрыдаться, но глаза предательски наполнялись слезами. С одной стороны я наконец-то получила единственный вразумительный ответ, который объяснял всё, от чего ранее остальные разводили руками и пожимали плечами. А с другой стороны, теперь у меня в голове вертелось только два вопроса: МОГЛА ЛИ я что-то изменить, если бы более тщательно требовала проводить осмотры, и МОГУ ЛИ я еще что-то изменить.

На первый вопрос я получила утвердительное «нет». По словам врача, мое решение и соблюдение простой диеты позволило Оливеру прожить так долго и счастливо. К сожалению, также она констатировала, что, исходя из его родословной, у него была изначальная предрасположенность к подобным заболеваниям (это по линии добермана). Поэтому то, что он еще со мной в таком преклонном для собак возрасте отчасти и моя заслуга.

На второй же вопрос она дала мне неоднозначный ответ. По сути в данный момент у меня есть возможность хирургически продлить его жизнь. Для этого необходимо провести операцию по удалению всего, что возможно удалить с точки зрения осложнений. Поставить катетер, чтобы даже в периоды, когда он будет не в состоянии принимать пищу самостоятельно обеспечивать его едой. Но вероятность того, что он переживет первый этап очень мала, что уж говорить о вживлении инородного тела, даже с учетом того, что именно оно может поддерживать его жизнедеятельность!

– Но есть и другой путь! – продолжила она после подробного рассказа о том, как может отразиться хирургический процесс из первого варинат на жизнь Оливера.

Я сглотнула накопившийся комок слез, я стиснула зубы в ожидании объяснений. Я предполагала услышать предложение о том, чтобы тут же прекратить его страдания, которое я очень много раз слышала за последний период от разных специалистов. Об этом и речи быть не могло! Я не могла позволить себе поступить так с тем, кто был со мной так открыт, честен и всем сердцем любил меня такой, какая я есть!

– Я думаю, вам стоит просто жить и радоваться каждому дню, – всё тем же теплым голосом произнесла она. – Перестаньте придерживаться диеты, позвольте ему есть в умеренных, конечно же, количествах то, что хочется. Проводите время так, как будто это ваш последний день вместе. Единственное, о чем я вас прошу, если поймете, что ему станет очень больно, не откладывайте этот момент. Будьте сильной и сами примите решение отпустить. Очень эгоистично держать того, кому становится невыносимо больно.

Я больше не могла сдерживать слез. Дрожащим голосом я задала самый глупый вопрос этой милой женщине:

– А как я пойму, что ему больно?

– Поверьте, вы поймете, – ответила она, не смотря на меня, как будто знала, что от её взгляда я разрыдаюсь еще больше.

Вытирая мокрые глаза, я вынесла Оливера из кабинета. Моя подруга Настя все также сидела и ждала нас на диванчике в холле больницы. Я передала ей Оливера, который успел уснуть, пока я разговаривала с ветеринаром, а сама направилась оплатить прием и УЗИ.

Уже дома, лежа в постели, поглаживая костлявую спину ослабевшего Оливера, я вновь и вновь прокручивала в своей голове то, о чем говорила мне врач. Я понимала, что второй вариант единственно верный, поэтому мною было принято решение следовать этой рекомендации немедленно.

На следующий же день в рацион Оливера я добавила его любимую колбасу. Сначала это лишь сподвигло его поднять голову и принюхаться к знакомому, но редкому запаху в его миске. С каждым днем он находил в себе силы вставать и съедать все больше лакомств, тем самым приобретая чуть больше сил. Он даже снова стал выходить и встречать меня с работы. Конечно, уже без прыжков в высоту, а просто медленно доходил до коридора и тяжело, но радостно смотрел на меня. Прогулки хоть и не увеличились по времени до прежних, зато стали чуть более живыми и энергичными.

Все разговоры и вопросы о его здоровье и состоянии стали для меня в одночасье такими простыми и легкими, а все потому, что я действительно поняла его очередной урок.

Он доказал мне, что наша жизнь – это действительно лишь один момент – момент здесь и сейчас. Мы можем бесконечно вспоминать и любить прошлое, и несомненно должны идти в будущее, однако не нужно забывать о том, что происходит сегодня, в настоящем! Нужно быть и делать все для того, чтобы быть счастливым сегодня, иначе все это бессмысленно!

Урок 8. Его последняя история.

В субботу, перед тем как уйти из дома, я долго суетилась. Он и так уже плохо ходил в последнее время, но всегда старался меня провожать. Этот раз был не исключением. Он вышел в коридор, где я металась из стороны в сторону, и присел, тяжело опустив голову. Я села рядом. Он прижался и расслабился всем своим телом так, что повалился прямо в мои объятия. Мы просидели так минут 20. Я плакала и разговаривала с ним. Мне кажется я понимала, что это могли быть наши последние посиделки.

Я давно приняла этот факт как данность. И каждый день был нашей маленькой победой, нашим собственным праздником. Поэтому я в очередной раз хотела убедиться, что мы снова выиграли этот бой.

Но мне нужно было ехать. Я по обыкновению все приготовила для того, чтобы он не скучал без меня, однако с такими долгими прощаниями сердце начинало обливаться кровью, что мысленно я подумала о том, чтобы отменить планы.

Но Оливер вдруг посмотрел на меня и, будто понимая все мои сомнения, встал и отошел к стене, как будто отпуская меня. Я кивнула ему молчаливое «спасибо», еще раз проверила миски и все необходимое, чмокнула его и спустилась вниз.

В воскресенье, вернувшись домой, я услышала тихий лай.

Он дождался меня. Заныкался между стеной и барной стойкой на кухне, но дождался меня. Ему явно было больно, ведь он почти через каждые 30 секунд обозначал это своим тяжелым приглушенным «гав». Он ведь вообще практически не лаял за всю нашу совместную жизнь, а тут через каждые 30 секунд… тихий и отрывистый один четкий «гав».

«Вы поймете…» – в голове сразу всплыли слова той дамы-ветеринара, а значит принято решение – не дать ему мучиться. Я понимала, что единственное, что смогу сделать сейчас для него – дать легко уйти, как она и говорила.

Но сказать это проще, чем сделать. Страх самой принять такое бесповоротное решение и увидеть последствия не только брал верх, но и парализовал мозг. Я понимала, что не справлюсь с данной ситуацией в одиночку, мне нужен родной и близкий человек рядом. Наплевав на все приличия и осознавая, что нарушаю рабочий режим, я позвонила своему молодому человеку Андрюше и попросила быть рядом со мной. Я была готова дождаться его с работы, лишь бы не ехать в больницу одной. Мой спаситель без доли сомнения обозначил мне ближайший интервал по времени, попросил собраться и быть сильной. Он отнесся с пониманием к моей истерике, хоть и не был так привязан к Оливеру, ведь на тот момент мы только начинали встречаться.

И вот они. Долгие и мучительные минуты ожидания. Постепенное осознание неизбежности. Боль душевная от его боли физической. Даже сейчас, спустя год, я фиксирую эти воспоминания со слезами на глазах и долгими паузами перед каждым предложением. А тогда это был немыслимый калейдоскоп всех видов боли.

Я прижала его к груди, убаюкивая словно маленького ребенка. От покачивания ему заметно становилось чуть легче: он с меньшей периодичностью вздыхал и произносил свое жалобное «гав». Я вспомнила обещание, которое дала ему в день, когда наконец-то отпустила свою первую болезненную потерю.

Я уже упоминала, что пережила утрату моей бабушки по папиной линии. Я опущу описание моей привязанности к этому человеку. Но пережить и отпустить ту боль, что я ощутила с её уходом помог мне именно Оливер. После похорон я сообщила всем, что уеду ровно на три дня. Попросила не писать, не звонить и не волноваться, просто принять тот факт, что мне нужно побыть наедине с собой. Мой близкий друг Кирилл, который очень много помогал мне в тот период, увез меня в домик, что находится в селе Грачево. Небольшой населенный пункт недалеко от города с проблемами для сигнала сотового оператора, замечательной природой и немноголюдностью – идеальное место для того, кто решил спрятаться от всех.

Первый день я ходила словно на автопилоте. На второй мы решили прогуляться к озеру и немного отвлечься. На третий день я уже даже с энтузиазмом принялась готовить обед в старом чугунке на открытом огне. Все это время Оливер всегда был со мной или возле меня. Как только накатывала грусть – он тут же подходил ко мне. Но больше всего мне нравилось сидеть в старом кресле на улице и медленно гладить Оливера по спине, пока мыслями я разбирала завалы эмоциональных истерик в своей голове. Я вспоминала все болезненые переживания, которые сваливались когда-либо на мою голову: проблемы на работе, недопонимания дома, все дурацкие ситуации в тяжелых отношениях (которые закончились перед моим переездом в столицу) – каждый раз именно Оливер был со мной! Просто сидел или лежал рядом, позволял быть молчиливым собеседником или шелковистой игрушкой для того, чтобы занять мои руки в момент, когда мысли уносят меня далеко от реального мира. Был всегда, как и эти три дня.

И вот на третий день, сидя уже в привычном мне за эти дни кресле, словно на троне, я гладила Оливера. Мы были одни, когда я решила снова поведать ему мои умозаключения.