Читать книгу: «Первый рассвет на зеленой земле», страница 3

Земля Красных Ара закончилась, границу они преодолели незаметно, и вот черный минивэн уже катил по зеленому серпантину бесконечных латиноамериканских дорог. Справа и слева неожиданно вырастали необычно правильной пирамидальной формы холмы, и Мокли порекомендовала присмотреться к некоторым из них.

– Считается, что эти холмы – не что иное как поросшие бурной тропической растительностью пирамиды, разбросанные по всей Зеленой Земле, когда-то образующие целые города. Никому нет дела до этих пирамид и дворцов. Иногда группы самоотверженных исследователей решаются на их изучение, но им не обойтись без помощи алчущих наживы соплеменников, и ни один из проектов к настоящему времени не был закончен. В истории были единичные случаи, когда черные копатели находили и вскрывали гробницы, опустошая сундуки с золотом и камнями, но это тоже редкость – это очень тяжелый труд, да и сбыть такой товар непросто. Куда легче похитить пару ценных путешественников или остановить автобус с туристами, – Мокли снова коснулась своей любимой темы безопасности.

Пассажиры смотрели каждый в свое окно. Солнце еще было высоко, но глаза закрывались от усталости и перенесенных сильных эмоций. Рука Суоми лежала совсем рядом с ладонью Мао, и у нее даже не было сил ее убрать. Она незаметно наблюдала за Мао, и вдруг он неожиданно порывисто коснулся ее руки.

– Суоми, ты любишь сов? Есть очень милые центральноамериканские, они живут в тростниках и питаются кузнечиками. Может, как приедем – возьмем и поселим у себя одну?

– Да можно, конечно, но они по ночам ухают… – ответила Суоми машинально, но осознав, что это – странное предложение. Ведь у себя на родине они жили каждый в своем доме, далеко друг от друга и встречались раз в год в путешествиях.

Уже смеркалось, когда они добрались до места второй ночевки. Они остановились на ночь в маленьком городке на вершине холма. Улицы города были вымощены камнем и настолько узкие, что казались игрушечными. Их домик буквально утопал в зелени и цветах – настоящий оазис. Они быстро разместились каждый в своей комнате, и из окна Суоми увидела маленькое озерцо. Она быстро спустилась по лестнице в сад и прыгнула в прозрачную воду. Это было искусственное озеро, свет ламп подсвечивал воду, и маленькие золотистые рыбки резвились в световых потоках. Вода была прохладная, и Суоми приходилось активно двигаться, чтобы не мерзнуть. Как только она остановилась отдохнуть, десятки рыбок облепили ее ноги и стали больно щипаться, что заставило ее быстро выскочить из воды. Согревшись и обсохнув, она ощутила прилив сил и решила принарядиться к ужину. Надев блузку своего любимого цвета фуксии поверх обтягивающих брюк, она отправилась к столу, с каждым шагом все больше ощущая голод. Столик, который выбрал Мао, окружали ветви бугенвилии с большими распустившимися цветами ярко-розового цвета. Открылась дверь и вошла Мокли. На ней был вызывающий наряд, словно она приготовилась к важной встрече.

– Приятное местечко, здесь всегда очень уютно, – произнесла она томно. Потом последовало еще несколько банальных фраз с таинственной улыбкой.

– Мао, на вас странное одеяние, но вам очень идет этот пронзительно синий цвет. – Мокли подсела ближе к Мао. – Для вас это какой-то особый вечер?

Мао, неизменно потягивая через трубочку свой свежевыжатый сок из чего-то экзотического, в свою очередь поинтересовался:

– Чем же оно странное? На мой взгляд, вполне аутентичное. Если в этом вечере может быть что-то особенное, то уж по крайней мере новая футболка не причина и тем более не следствие. Вот Суоми сегодня вечером тоже будто мимикрирует с ярко-розовыми цветами. Может, это для нее какой-то особый вечер?

Суоми поняла, что вечер будет жарким. Мокли парировала:

– Просто на вас не футболка, а национальное платье для особых случаев, которое извещает нас о каком-то необычном и важном для вас событии… И вы зря его отрезали снизу, могли бы, например, подарить его Суоми.

– Я не люблю синий цвет в одежде, мне от этого одиноко… – попыталась привлечь к себе внимание Суоми.

– Оттого, что в цвете фуксии ты сливаешься с местным интерьером, ты не становишься менее одинокой, – отмахнулся, как от навязчивой мухи, Мао, больше заинтересованный перепалкой с Мокли, чем беседой с Суоми.

– Что бы вы хотели заказать из напитков? – голос возник ниоткуда, а затем появился официант, уже готовый налить шампанское Мао.

Но Мао остановил его, предложив начать опрос с девушек. Из петлицы у официанта выглядывал платок цвета фуксии.

– Вот видите, Мао, вам даже шампанское предложили от заведения – в качестве поздравлений, – не унималась Мокли.

Официант любезно предложил большое рыбное меню, и все согласились. Остаток вечера Суоми провела, уткнувшись носом в тарелку и занимаясь поисками косточек в рыбе, в то время как Мао и Мокли оживленно болтали, обмениваясь колкостями. Мокли раскраснелась, даже у Мао появился легкий румянец. Суоми же заметно повеселела, когда подали десерт, и это произошло по двум причинам: во-первых, это означало окончание невыносимого ужина, а во-вторых, она смогла наконец-то с удовольствием поесть. Больше она решила не пользоваться советами Мао при выборе блюд – у них были, как выяснилось, диаметрально противоположные вкусы. Отныне она будет брать только мясные и сырные блюда и, конечно, начинать с десерта. Правда, как выяснится позже, все-таки в некоторых вещах, и в том числе относительно сырных блюд, надо было все же полагаться на опыт и интуицию Мао.

Выходя из ресторана, они решили прогуляться. Неподалеку от места их ночевки был очень оживленный даже в это позднее время рынок. Он напоминал блошиные рынки, где продавалась ненужная всячина. Перо на широкополой шляпе появлялось то там, то тут среди ярких накидок, аляповатых сумочек, деревянных поделок и корзин с фруктами. Создавалось впечатление, что шляпа передвигается самостоятельно, хозяина нигде не было видно. Но шляпа постепенно приближалась, и вот перед ними возник уже знакомый им старичок-индеец, на этот раз он был с длинными черными, приподнятыми на концах усами.

– О! Какая встреча! – Мао протянул ему руку, чтобы поздороваться, индеец улыбнулся одним усом, вложил в ладонь Мао какой-то предмет, и мгновенно исчез. Мао опустил предмет в рюкзак очень осторожно, стараясь, чтобы никто не заметил, но Суоми, стоя у него за спиной, увидела ярко-красное перо, выглядывающее из рюкзака.

– Их должно быть всегда два, тогда они приносят удачу, – шепнул ей кто-то на ухо на незнакомом, но понятном ей языке. Когда она обернулась, то никого не увидела.

Мао двигался, как всегда, легкой походкой, отпуская шуточки по любому поводу и колкости в адрес Мокли и Суоми. Мао нравилось вызывать симпатию, и он воспринимал это естественно, привыкнув за долгие годы к повышенному вниманию, которое сам же и провоцировал. Мокли не сводила с него глаз, правда, тайком и была в полной уверенности, что Суоми тоже ничего не замечала. Суоми отметила, что все вокруг тоже неотрывно смотрят на эту парочку. Может быть, причина тому – необычное для мужчины одеяние Мао? В любом случае, Суоми так было очень комфортно: никто не мешал ей находиться в своих мыслях и внимательно изучать окружающее. Так они дошли до отеля, купив по дороге какие-то деревянные безделицы – статуэтки, картины, браслеты из красного, мыльного, хлебного дерева, гевеи и сейбы.

Священная игра в мяч.

Утро было очень мягкое, и Суоми решила прогуляться. Внутренний двор был искусно украшен цветущими растениями, вьюнами, гротами, мостиками и водопадами на разных уровнях, она любовалась садом и изучала растения, и совсем было забыла про завтрак. Обратный путь ей преградило чудное дерево – с толстым волосатым стволом и длинными гибкими ветвями, спускающимися до самой земли и похожими на воздушные корни, на которых висели ровные круглые абсолютно одинаковые плоды размером с большое яблоко. Они, словно новогодние украшения, были аккуратно развешаны от самой макушки. Суоми сорвала один, сунула его в рюкзак и, заметив проход к ресторану, протиснулась сквозь плотные ветви и поторопилась на встречу с Мао и Мокли, давно уже поджидающими ее за столиком.

Вид у Мокли был немного растрепанный, но вполне отдохнувший, чего нельзя было сказать о Мао. Он, видимо, как всегда, зачитался приключенческими романами за полночь, а затем до утра прислушивался, не стучит ли кто к нему в номер. Мокли же, вероятно, долго беседовала с Мао перед приоткрытой в ее номер дверью, весело смеялась его шуточкам и когда наконец устала кокетничать, предложила выпить по коктейлю из свежевыжатых фруктов – она уже успела отметить, что более крепкими напитками Мао не заманишь. Однако все ее попытки обольщения оказались тщетными. Мао уклончиво отказался, вежливо пожелал хороших снов и сказал, что если ей понадобиться его помощь, не уточняя какого характера, и в каком диапазоне, он всегда готов ее оказать. Поэтому Мокли, расставшись с ним и потягивая в одиночестве слабоалкогольный коктейль у себя в номере, пыталась изобрести проблему, для решения которой было бы уместно постучаться в дверь к Мао в столь поздний час, когда часы давно уже пробили полночь. Уже на рассвете, когда запели птицы и первый луч ворвался в ее комнату, Мокли проснулась и обнаружила себя, затянутую в короткое черное платье с глубоким декольте, в кресле перед полупустым бокалом. Она осушила его и, свернувшись клубком, лениво отогнала от себя навязчивую мысль о том, что теперь нет ничего предосудительного, чтобы постучаться в дверь Мао и предложить ему составить ей компанию поплавать в бассейне для поддержания хорошей спортивной формы.

Все эти картины явственно пронеслись в голове Суоми, она одновременно приветливо и сочувственно помахала им обоим и отправилась заполнять тарелку сладостями, сырами и фруктами.

Дорога до древнейшего города Киригуа на Зеленой Земле прошла быстро и незаметно. В автомобиле всю дорогу царило спокойствие и благожелательность, за исключением последнего часа, когда Мао проснулся и решил, что музыкальный вкус их водителя немного омрачает его путешествие. Надев наушники, он включил мелодичные итальянские песни, которые с трудом можно было узнать в исполнении самого Мао, голос которого то и дело срывался на фальцет. Водитель долго вежливо покашливал, но Мао его не слышал или не понял, и тогда водитель предложил включить музыку в салоне.

– Нет-нет, спасибо! В наушниках звучание лучше. – И, Мао устроившись поудобней, продолжил свое соло до самого города.

Киригуа сильно отличался от Копана на земле Красных Ара. На входе в город их обогнали несколько индейцев с мачете в руках. Мокли замедлила шаг, пропуская их вперед.

– Ничего опасного, мы на территории древнего города, здесь мы неприкосновенны, но лучше не мешать им работать, они идут на поиски сандалового дерева – оно ценится на вес золота. И если кто-то вздумает нарушить их планы, то могут быть проблемы, и вполне серьезные. Все зависит от того, сколько они сегодня съели плодов с карамельных кустов, – пространно объяснила Мокли.

Все трое вошли в город. Ворота представляли собой две высокие стелы, где был изображен бог Маис с кукурузными початками на голове. Проходя мимо них, путники ощутили сильное дуновение жаркого ветра, приносящего запах печеного хлеба. Ветер продолжал дуть им в спину, подталкивая вперед, но когда они дошли до третьей стелы, также внезапно стих, как и возник.

Стелы в этом городе не были такими высокими, как на земле Красных Ара, но своими размерами поражали деревья. Гигантские сейбы, хозяева тропического леса, возвышались, раскинув свои ветви на широких открытых пространствах. Здесь они не боролись за выживание, как это происходит в непроходимых джунглях, а просто долго росли в свое удовольствие. Вероятно, почва в этих местах была более плодородная, и некоторым их них удалось достичь в высоту ста метров! Отдельные сейбы скреплялись верхушками, создавая плотную крону из двух или трех деревьев. В период расцвета города в V–VI вв. индейцы для обеспечения безопасности сооружали жилища на самых высоких деревьях и для большей прочности скрепляли верхние ветви, которые со временем переплелись. Индейцев, обладающих самым зорким зрением, селили в подвесных домах в верхушках, чтобы они оповещали о приближающейся опасности. Возможно, в результате селекции и совершаемых индейцами обрядов в этом городе на протяжении веков произрастали такие необычные деревья.

Мокли подвела их к камням, служившим у индейцев майя алтарями. Один из них привлек внимание Суоми. Это был зооморф G, он напоминал одновременно черепаху и лягушку. Его огромное каменное тело с когтистыми передними лапами, сложенными на груди, прижатыми ушами и большой открытой пастью без зубов было покрыто панцирем и украшено цветами, задние лапы были длинней передних и тоньше, с перепончатыми пальцами. На спине у зооморфа было прикреплено седло, на лапах красовались браслеты, а в носу торчало металлическое кольцо, словно его держали на цепи. Глаза большие, холодные, но совсем не бездушные – они полны сожаления, боли или разочарования.

Суоми обошла его кругом, пытаясь все же понять – кто это? Внезапно она вспомнила про воду во фляжке и уже было потянулась за рюкзаком, как оклик Мокли остановил ее:

– Суоми, ты где?

– Иду! – крикнула она в ответ и решила, что, наверное, не стоит расходовать воду, пока она еще не поняла ее предназначение.

Мао с Мокли оживленно беседовали, сидя на ступенях небольшой пирамиды. Суоми поинтересовалась, не знает ли Мокли, что означает это странное существо, получерепаха-полулягушка.

– Да, это интересная история. Считается, что это один из редких зооморфов, которых не использовали как алтарь. Когда его вырубили из камня и установили рядом с храмом, в эту же ночь он исчез и обнаружили его только спустя месяцы за пределами города. Жители потребовали вернуть его на место, но жрецы испугались кары богов, расценив это перемещение как желание богов отпустить его. Жители города настаивали на своем и подняли бунт. Они опасались, что зооморф, оказавшись на свободе, может причинить им вред или будет отбирать у охотников добычу. Жрецам пришлось согласиться и вернуть каменного идола обратно, но они поклялись богам никогда не использовать его в качестве жертвенного алтаря, посадили его перед храмом на цепь, развернув таким образом, что все обряды совершались перед его взором. На утро после каждого ритуала с жертвоприношением животных под головой идола накапливалось немного воды, которую жрецы собирали и окропляли охотников для благополучной охоты.

На Мао не произвела впечатления рассказанная история, он молча поднялся и стал взбираться по ступеням пирамиды. На самой вершине он подставил лицо ветру и солнцу, раскинул руки и стал произносить странные звуки на выдохе, похожие на мычание лося во время весеннего гона. После продолжительных дыхательных упражнений он вернулся бодрый и готовый к дальнейшим приключениям.

– Мы что-то немного задержались, хотелось бы посмотреть наконец площадки для игры в мяч, – сказал он Мокли с еле уловимым упреком.

– Мы придем к ним, но чуть позже, – бросила Мокли на ходу.

Мао остановился у стелы, которая привлекла его внимание. Она располагалась под навесом, сооруженным из стволов деревьев и соломы, на ней была изображена фигура странного существа с круглой головой, обрамленной неким подобием шлема, на тоненьких лапках, в юбке, передние лапы были сложены на груди, как у зайца, когда он высматривает, нет ли опасности. Суоми голова существа напомнила одуванчик, а Мао и Мокли – скафандр. Со слов Мокли, жрецы когда-то поместили эту стелу под навес, опасаясь, что существо может быть замечено сверху. Поэтому стела сохранилась лучше остальных. Существо было изображено летящим высоко среди ветвей дерева. Мокли сказала, что точно такие изображения есть в храмах на земле инков. Мао, недавно посетивший Золотую Землю, возразил, отметив, что единственный схожий признак – это форма и размер головы. Но Мокли не сдавалась, она стала ссылаться на компетентные источники и слова очевидцев и убеждать Мао, что это не субъективное мнение, а определенная гипотеза.

– Вот именно, это чисто гипотетическое предположение! С такой же вероятностью можно предположить сходство жабы и зайца – у обоих короткие лапы и оба прыгают. Я думаю, это бессмысленный спор, так как я был свидетелем, а вы полагаетесь на чьи-то гипотезы. Спор завершен. Перейдем к следующему объекту, – ультимативно заявил Мао и направился к руинам пирамиды.

Мшистые ступени привели их к площади, на которой по периметру в длинной каменной стене располагались небольшие ниши под навесами из соломы. Они зашли в одну нишу – по бокам небольшие углубления с каменными плитами, служившими кроватями, были не больше полутора метров длиной. В центре находилось каменное возвышение, напоминающее стол. Это было типичное жилище для жителей города. Дома тех, что были побогаче, располагались выше, ближе к храму в центре города. Жилище влиятельных особ представляло собой одно единое пространство и отличалось от домов бедняков лишь размерами.

Остатки каменных строений утопали в зарослях низкорослых деревьев, листья которых напоминали лавр. Суоми взобралась вслед за Мао на третий уровень ступеней и стала медленно двигаться вдоль стены. Камни на полу и стены были зеленые и скользкие – повсюду рос бархатный короткий мох. Она завернула за угол, и перед ней открылся вид сверху на площадь города. Справа располагалась площадка для игры в мяч, куда так стремился попасть Мао. Для того чтобы добраться до следующей площади, ближе к храму, надо было преодолеть несколько рядов мокрых и полуразрушенных ступеней. Ощущалась высокая влажность, солнечные лучи не могли проникнуть сквозь плотные ряды листьев, и даже тропических бабочек не было видно. Здесь не было высоких деревьев, но переплетения лиан и кустарников полностью скрывали солнце. Это был район для бедняков.

На следующем уровне они наткнулись на стену с барельефами. Здесь было светлее, солнце хорошо освещало стены, и в угловом элементе, обращенном на запад, они обратили внимание на каменное изваяние старухи, с морщинистым телом, когтистыми лапами и клубком змей на голове. В руках она держала глиняный горшок, наполненный водой. Над головой старухи в отдельном сегменте был вырезан в камне знак, похожий на букву «И», и эта буква имела огромное значение. «И» – это богиня воды, олицетворение воды в ее устрашающем проявлении в виде наводнений, бурных речных потоков, не щадящих ничего живого. Она – посланница самой смерти и носит с собой скрещенные кости бога смерти. Богиня И ненавидит божество, олицетворяющее воду в ее проявлениях жизни, – Чальчиуитликуэ. Чальчиуитликуэ была изображена на угловом элементе, ее фигура была обращена на восток. Она сидела на камне, выступающем из бурного водного потока горной реки, в платье цвета зеленого нефрита, на голове – шляпа из ниспадающих лент, длинные пряди волос обрамляли узкое и длинное лицо молодой женщины. Когда всходило солнце, оно освещало божество, и собравшаяся за ночь роса начинала поблескивать в ее глазах, волосах и складках одежды. Чальчиуитликуэ словно завораживала, и трудно было оторвать взгляд от ее лица.

В то время, как Мао и Мокли отправились дальше, Суоми достала фляжку и собрала в нее несколько капель, оставшихся с раннего утра в складках нефритовой одежды Чальчиуитликуэ. Суоми показалось, что Чальчиуитликуэ улыбнулась ей. Суоми наклонилась и дотронулась ладонью до вытесанного в камне водопада. Вода заструилась по ложбинкам и впадинам, и небольшой фонтанчик забил у ног каменного изваяния. Суоми быстро наполнила фляжку, умылась и собралась было уже утолить жажду, как фонтан окаменел, а совсем близко раздалось угрожающее шипение. Со стороны западного угла стены медленно приближался двухметровый питон. Суоми вскочила и бросилась в сторону, убирая на ходу фляжку в рюкзак. Она обогнула стену, держась за уступы камней, шипение продолжалось. Рука соскользнула, Суоми потерла равновесие и упала на мшистые ступени. Суоми почувствовала легкое покалывание в левой ладони и стала быстро подниматься по ступеням, чтобы догнать Мао и Мокли, обтирая на ходу грязь. Перепрыгивая через ступеньки, она с трудом удержалась от очередного падения и, наконец, добралась до верха пирамиды. Спустившись, она попала на площадь для священной игры в мяч, где ее уже ждали и, как всегда, о чем-то спорили Мао и Мокли. Суоми внимательно осмотрела ладони, на которых было несколько ссадин, вытерла их о брюки и присела рядом с парочкой.

Площадка для игры в мяч выглядела необычно. Это были построенные друг напротив друга ступенчатые платформы, играющие роль скамеек, у подножия которых располагались небольшие каменные площадки, с наклоном под сорок пять градусов. Между ними находились ровные зеленые лужайки для игры каучуковым мячом. Игра в мяч имела огромное ритуальное значение для индейцев на протяжении всего периода существования священных городов. История зарождения священной игры до сих пор не раскрыта. Но существует предание, что когда-то два брата играли в мяч на площади перед лестницей в подземный мир и издаваемый азартными игроками шум и возгласы соглядатаев пробудили владыку подземного мира и его гостей от долгого сна. Повелители ночи и хозяева подземного мира не могли нарушить клятву и забрать виновников их беспокойства раньше назначенного срока и решили заманить их к себе хитростью. Они пригласили братьев, чтобы те обучили их азартной игре. Процесс обучения длился много лет, братья успели состариться, но жители подземного мира не желали отпускать их, и тогда братья предложили финальную игру, которая определила бы их судьбу. Финальная игра состоялась, но три властителя тьмы были побеждены и вынуждены были покинуть подземный мир. Поэтому игра в мяч олицетворяла борьбу темного и светлого миров и символично проходила у подножия лестницы. Правила игры тоже остаются загадкой.

Мао внимательно слушал рассказ Мокли, затем медленно встал, лицо его было бледное:

– Да, эта игра будет бесконечной… – в его взгляде была тревога и озадаченность. Суоми и Мокли встали, переглянулись и решили держаться поближе к Мао. Суоми стало не по себе. Она оглянулась на лестницу, восточная сторона ее оказалась в тени, и она не могла видеть изображение Чальчиуитликуэ, но с запада подул влажный ветер, приносящий затхлый запах, словно кто-то открыл подвал, и она снова услышала шипение. Суоми не стала поддаваться панике и тем более делиться своими опасениями с Мокли и Мао, и промолчала, когда Мокли поинтересовалась, почему она так задержалась на стене.

Мао пришел в себя, когда они набрели на стелу с изображением бога кукурузы. Божество было представлено в образе молодого мужчины, голова которого заканчивается в виде кукурузного початка и окружена длинными прядями в форме листьев маиса. Мао долго смотрел на изображение божества, затем прервал наконец молчание неожиданным вопросом:

– Можно ли где-нибудь отведать кукурузные лепешки, приготовленные по старому рецепту, с применением шаманских заклинаний, придающих силы? Что-то резко навалилась усталость, может быть, это от голода. Кстати, когда мы наконец дойдем до площадки для игры в мяч?

Суоми и Мокли переглянулись, пытаясь понять – говорит ли он серьезно или шутит.

– Мао, может быть, вам надо снова выполнить ваш восстанавливающий комплекс упражнений, и тогда выобретете бодрость и вам еще долго не понадобиться искать, чем подкрепиться, потому что в ближайшее время это сделать невозможно – просто негде. Маисовые лепешки и незаменимый свежевыжатый сок в пяти часах пути от этих мест, – с неприятной ухмылочкой пропела Мокли.

– Ну, тогда я настоятельно прошу меня отвести на площадку для игры в мяч, там я смогу восстановить силы.

Мокли посмотрела на Суоми, и в ее взгляде промелькнула безнадежность.

– Мао, но ты же сидел на ступенях площадки для игры в мяч прямо у входа в Царство Тьмы. Ты еще сказал про бесконечность игры… – осторожно заметила Суоми, беспощадно указывая на провалы в памяти Мао.

– Какую бесконечность?? Суоми, ты что, как всегда паришь мыслями где-то в третьем пространстве? – вяло отшутился Мао.

Мао очень гордился несколькими чертами своего характера и способностями. Прежде всего – это аналитическое мышление и прекрасная память, позволяющая ему прогнозировать любую ситуацию и восстанавливать в голове все события до мельчайших подробностей. Может быть, эти особенности и явились причиной потери интереса к жизни в обычных условиях и как следствие – зарождения жуткой скуки от предсказуемости событий и поступков людей в его землях. Это побудило его искать места, где его логики, интеллекта и эрудиции было недостаточно, чтобы понять сущность чего-либо и просчитать все ходы, где недостаточно было только понимания вещей, требовалось другое чувство, которым не были наделены обычные люди, особое видение происходящего, где все время примешивалось потустороннее, не являющееся потусторонним в этих местах.

Мао также гордился многими своими другими особенностями, и, называя их «особенностями», он нередко отождествлял их с талантами. Он мог задержать дыхание под водой на десять минут и нырнуть без акваланга на пятьдесят метров. Он мог днями без сна бродить по болотам и лесам в поисках дичи, высвистывая рябчиков с таким мастерством, что они слетались к нему с мест кормежки, и даже еноты приходили на свист, почувствовав легкую добычу в виде парочки увлекшихся своим пением птиц семейства куриных. Даже пересмешники не дразнили его, а восхищенно исполняли свою песню. Перемещаясь по болотам, лесам и полям со своим волшебным манком, он при желании мог приманить любую дичь, но ограничивался птицами. Когда спустя несколько дней без сна и еды он чувствовал усталость, то забирался на самый высокий холм, доступный ветрам, раскидывал руки и с закрытыми глазами долго и громко дышал, издавая на выдохе звуки, напоминающие голоса разных животных, и это могло продолжаться несколько минут. За это время некоторые звери, навострив уши и направив носы в сторону голосов их сородичей, пытались уловить запахи. Медведи поднимались на мохнатых лапах из зарослей кустарников, но не почуяв ни своего, ни чужого, они возвращались к своим занятиям. Мао же открывал глаза и уже снова был полон сил и энергии двигаться дальше, без еды и сна.

Поэтому сейчас Мао было крайне необходимо пополнить запасы энергии, и он надеялся это сделать на площадке для игры в мяч. Суоми поняла, что он действительно не помнит последний час пути, но не хотела обижать его, зная, как он болезненно может это воспринять, и после опрометчиво сказанной фразы исправилась:

– Но я тоже не помню эту площадку, давайте пройдем на нее еще раз.

Мокли была иного мнения и попыталась, наоборот, уязвить самолюбие Мао, которое, по мнению Мокли, зашкаливало. Она просто не знала его и не чувствовала его слабости, а может быть, хотела побольней укусить за прошлый потерянный в ее понимании вечер.

– Ну как же ты не помнишь, Суоми? Ты же подошла к нам в разгар нашего спора о сути игры в мяч. Мао был уверен, что это всего лишь состязание, где побеждает сильнейшая команда и лучшего ее игрока приносят в жертву. Быть выбранным для совершения ритуала жертвоприношения считалось очень почетным как доказательство истинной преданности богам. Я пыталась доказать ему, что это не просто игра, а она прежде всего символизирует борьбу жизни и смерти и в жертву никого из команды не приносят, так как это бессмысленно – расставаться с лучшими игроками священной игры.

– Не будем терять времени, сейчас мне необходимо либо хорошенько перекусить или … – прервал Мао их спор, так и не вникнув в его суть.

– Хорошо, я отведу вас в одно необычное место, где вы сможете утолить голод, –согласилась, наконец, Мокли, и направилась в чащу джунглей.

Они двигались больше двух часов в полном молчании, слушая голоса джунглей и шуршание ветвей. Заросли становились все гуще, они медленно поднимались по склону, раздвигая руками цепкие стебли растений, Мао вспомнил тех нескольких индейцев с мачете, которые заходили вместе с ними в город. Сейчас было самое время научиться применять мачете для расчистки пути. Мокли указывала направление, Мао шел впереди. Пришлось надеть перчатки, так как очень скоро руки были все в мелких порезах и ссадинах от листьев и острых колючек. Силы стали покидать Мокли, Суоми от усталости несколько раз споткнулась о корни растений, но внезапно растительность стала менее густой и местность приобрела небольшой уклон. Появились редкие низкорослые деревья с овальными зелеными плодами.

– Это какао, вы можете вскрыть плоды и взять несколько с собой или пожевать их, они дадут нам силы добраться до места отдыха, – посоветовала Мокли, срывая один из них.

Мао достал острый охотничий нож.

– Почему ты не вспомнил о нем раньше? Было бы легче пробираться через заросли, – спросила со скрытым упреком Суоми.

– Не хотел использовать его не по назначению. Если можно обойтись без него, я так и делаю. Это охотничий нож, и он должен оставаться острым, – ответил Мао, взрезая плоды какао и доставая из них зерна. – Возьмите, подкрепитесь, вам надо, – протянул он несколько зерен Суоми и Мокли и, аккуратно обтерев лезвие салфеткой, убрал нож в чехол.

– Вам тоже не помешает, – сказала Мокли Мао, забросив в рот сразу несколько штук, – бобы какао раньше использовались в качестве денежной единицы, возьмите несколько с собой, так, на всякий случай.

Мао отнесся скептически к такому предложению, заявив, что предпочитает общепринятую валюту.

– Возможно, зерна когда-нибудь вам помогут… – обратилась Мокли к Суоми, не получив поддержки у Мао.

Суоми наковыряла горстку плодов и положила их аккуратно в отдельный мешочек в кармане куртки. В ее куртке было так много отделений, от совсем крошечных на одну монету до достаточно вместительного мешка, что куртка иногда доставляла ей неудобство оттопыренными и увесистыми кармашками, заполненными всякой всячиной, необходимой, ценной, нужной и не очень и вовсе вроде бы бесполезной, но которая могла в другой ситуации оказать ей неоценимую услугу, и именно по этой же причине она не могла с ней расстаться. Бобы какао нашли себе место рядом с сушеными бананами и листьями коки.

После какао-бобов все почувствовали себя в хорошей физической форме и ускорили шаг. И вот перед ними открылась небольшая поляна, на которой возвышалась каменная стела. Трава на поляне напоминала ухоженный газон, что выглядело по меньшей мере странно в глубине джунглей. Вскоре причина такого ровного газона предстала перед ними. Это было целое семейство карликовых пони, настолько миниатюрных, что возникало ощущение, что находишься в Зазеркалье. Пони остановились буквально на минуту, внимательно изучили вновь пришедших и снова невозмутимо принялись за дело, общипывая торчащие пучки травы. По периметру площадки росла кукуруза, и початки уже были большие, почти созревшие. Согласно легенде, Пернатый Змей очень давно подарил индейцам зерно маиса, добытое им в большом муравейнике, и с тех пор маис – основная пища жителей полуострова Юкатан.