Читать книгу: «Незабудка. За гранью возможного», страница 6

– Вы, парни, все одинаковые. Для вас это лишь игры, приключения и выброс адреналина. Неужели тебя эта история ничему не научила? – Она указала на костыли. – Нет, я не хочу стать виновницей ещё одной трагедии. Вы больше не услышите от меня ни слова. – Она решительно поджала губы.

«Приехали. Боже мой, как же это оказалось непросто».

Мы с Квинном посмотрели друг на друга, и в ответ на вопрос в его глазах я кивнула. Тут же листы бумаги на столе снова зашуршали. Они как будто перешёптывались друг с другом на лишь им понятном бумажном языке. А затем, словно подхваченные внезапным порывом ветра, разом взметнулись к потолку, а оттуда снова медленно опустились вниз и рассыпались по комнате.

Ким в испуге зажала рот рукой.

– Это ты? – спросила она Квинна.

Квинн не ответил. Он уставился на клавиатуру на столе. Из-под кипы бумаг показался старый DVD-диск.

Ким тихо чертыхнулась.

– На нём имя моего отца, – пробормотал Квинн, и диск приподнялся в воздух.

Теперь я тоже смогла это прочитать. Кто-то кривым почерком написал на обложке: «Опыт № 10953, Юри В., Тобиас С.».

– Положи немедленно! Это секретные записи. – Ким бросилась к Квинну, но он удержал её на месте одним взмахом руки. Я почувствовала дуновение ветра, с помощью которого он мягко, но решительно отодвигал её назад, пока спина Ким не коснулась двери.

«Вот это да, тренировки не прошли даром!»

Не опуская левую руку, которой Квинн направлял воздух в сторону Ким, правой рукой он вытащил из-под книг проигрыватель DVD.

– «Секретные записи». Звучит как название фильма, который я не прочь посмотреть. Матильда, поможешь?

– С удовольствием.

Я вытащила диск из коробки и вставила его в дисковод, стараясь держаться в стороне от потока воздуха, которым Квинн прижимал Ким к двери комнаты. Для этого ему даже не нужно было смотреть в её сторону.

Проигрыватель заработал, и Ким, вздохнув, перестала сопротивляться.

– Только не говори потом, что я тебя не предупреждала.

На экране появилась комната. На первый взгляд она ничем не отличалась от обычной больничной палаты. На заднем плане виднелись кровать, монитор и стойка для капельницы. На стене висели большие часы.

Я напряжённо прищурилась.

Несмотря на плохое качество записи и не самое лучшее освещение, я сразу же узнала в женщине, которая появилась в кадре, маму Ким, только лет на двадцать моложе и с хвостиком на затылке.

– Сегодня вторник, двадцать девятое сентября, четырнадцать часов, – сказала она, – опыт номер десять тысяч девятьсот пятьдесят три… Нас всего четверо, остальные по-прежнему болеют гриппом. Мы с Джамалем займёмся поддержкой и возвращением, а Тобиас и Юри будут исследовать место, о котором говорил Джамаль.

– Джамаль, конечно же, хотел бы сам это сделать. – Сбоку показалось смуглое мужское лицо с густой бородой и белыми зубами. – Но у меня ещё не прошёл насморк, поэтому Сара запрещает мне путешествовать в потусторонний мир.

Мама Ким оттолкнула его в сторону:

– У тебя повышенная температура, Джамаль. Ну почему начинающие врачи всегда оказываются самыми плохими пациентами? Надень хотя бы маску, пока не заразил и нас.

– Да, и не вздумайте снова совать мне под нос неправильную бутылку, – сказал другой мужской голос. Он принадлежал длинноволосому, тёмно-русому парню, который на мгновение наклонился к камере. – В прошлый раз мне пришлось нюхать скипидар, и моё потустороннее «я» порядком растерялось, потому что в голову полезли мысли о том, как отремонтировать коридор.

«Боже мой! Какие странные у них были опыты!» – пришло мне в голову.

На видео все засмеялись.

– Сара так и не сказала нам, о ком или о чём она думает, когда чувствует запах скипидара, – сказал другой молодой мужской голос. У него был мягкий британский акцент.

– Я и впредь собираюсь держать это в тайне, мальчики, – повернувшись, ответила мама Ким. – Я проверю оборудование, а вы, ребята, готовьтесь.

– Надеюсь, на этот раз всё закончится быстро, потому что у меня сегодня ещё намечается встреча.

Парень с британским акцентом занял место Сары перед камерой, и от волнения я затаила дыхание, вглядываясь в тонкие азиатские черты лица: «Боже мой! Это наверняка отец Квинна». Он продолжил говорить, и сходство стало очевидным.

Квинн резко вдохнул, и я, незаметно скосив глаза, поглядела в его сторону. Каково ему сейчас, так неожиданно увидеть перед собой умершего отца и даже услышать его голос? Насколько я знала, до сегодняшнего дня у него была только одна его фотография. Незаметно я нащупала руку Квинна. Встречаемся мы или нет – сейчас это не имело значения, в такой момент обязательно нужно, чтобы кто-то держал тебя за руку. Я осторожно сжала его ладонь, и Квинн, не отрывая глаз от экрана, ответил мне тем же.

– Мы с Анной хотим сегодня сходить в кино. – Юри посмотрел в сторону Сары. – Я думаю, между нами начинается что-то серьёзное. Она мне очень нравится. – Он откинул с лица густые чёрные волосы и улыбнулся.

Квинн резко нажал на «стоп» и вернул видео в начало. При этом он не отпускал мою руку. А мышца щеки между подбородком и ухом – Ким наверняка знала её название – напряглась.

– Сегодня вторник, двадцать девятое сентября, четырнадцать часов, – снова пояснила мать Ким, и Квинн снова нажал на «стоп».

– Я не совсем уверен, но, по-моему, двадцать девятое сентября – это день смерти Юри, – прошептал он.

Я повернулась, чтобы посмотреть на Ким. Квинн уже давно опустил руку, но Ким по-прежнему стояла у двери.

– Это правда? – спросила я.

Она кивнула:

– Да, это последнее видео. Я ведь вас предупреждала, помните?

Квинн перемотал обратно на ту часть видео, где Юри говорит, что у них с Анной начинается что-то серьёзное. На глаза навернулись слёзы. На тот момент Анна уже была беременна Квинном, но никто из них об этом не знал. Как жестока бывает судьба.

На видео, напротив, царило весёлое и легкомысленное настроение.

– Анна? Это та твоя симпатичная подружка, которая изучает немецкий? – спросил длинноволосый парень за кадром.

– Ой!

Сара чем-то в него запустила, судя по звону, лотком для шприцов.

– Ты ей тоже очень нравишься, – сказала она, на что Юри снова улыбнулся.

– Вопрос только в том, не изменится ли это, когда она узнает, какой ты странный. – На заднем плане раздался хриплый голос Джамаля.

– Юри не странный, он супергерой, а женщины это любят. – Длинноволосый парень приобнял Юри за плечи. – Ну что, пойдём?

– Да, конечно. – Юри улыбнулся и на мгновение стал так сильно похож на Квинна, что у меня до боли сжалось сердце. Я поспешно отвернулась. Квинн стиснул челюсти. Его рука в моей казалась совсем холодной.

– Может, остановим видео? – тихо спросила я.

Квинн покачал головой. На его лице не читалось ни единой эмоции, оно застыло, будто высеченное из камня. Я могла только догадываться, что же сейчас творится у него внутри.

– Какой пароль? – поинтересовался длинноволосый парень, а Юри бодрым голосом ответил:

– Понятия не имею! Что там было на этой неделе, Сара? Фрукты и простые числа?

– Мы больше не используем фрукты с тех пор, как поругались из-за ревеня. Забыли, что ли? – сказала Сара.

– Потому что ревень – это овощ, вы, недалёкие простофили, – проворчал Джамаль, но Сара невозмутимо продолжала:

– На этой неделе – цветы, по алфавиту с начала до конца, плюс числа кратные четырнадцати от двухсот восьмидесяти и дальше. Мы дошли до «Б».

«О чём они говорили? И когда, наконец, начнётся их опыт? – Я попыталась разобрать, что написано на пакете, который Сара повесила на стойку капельницы. – А что это на заднем плане, старый телефонный аппарат?»

– Цветы? – ворчал длинноволосый. – Я знаю только розы. И маргаритки. Никто не знает цветов, которые начинаются на букву «Б».

– Бегония, – предложил Джамаль. – Бонсай, боярышник, брусника…

– Никто, кроме полнейших заучек, – со смехом прервал его длинноволосый.

Юри потянулся к камере и переставил её на другое место. За его спиной теперь виднелось что-то вроде деревянной обшивки с металлическим ободком. Такая стена никак не сочеталась с больничной палатой, а, скорее, напоминала старинный особняк из какого-то ужастика. Металлический ободок украшал затейливо вырезанный скорпион.

– Как пишется «беглония»? – в кадре снова появился длинноволосый, он нажимал на какой-то приборчик, встроенный в стену, на первый взгляд напоминавший кнопки лифта.

– Без «Л», тупица, – раздался голос Джамаля.

Я в очередной раз попыталась понять, чем они там занимались. Пока что на научный опыт это не походило. И уж точно ни на какое тайное общество.

– Всё, готово, – объявил длинноволосый.

– Сара, Джамаль, как там у вас? – спросил Юри. – Вы готовы?

– Готовы. – Джамаль и Сара ответили почти одновременно, и Джамаль добавил:

– Сделай нам одолжение, падай на этот раз на правильную сторону, Тобиас. И передавай привет призраку Даниэля.

«Что?» – Я не поняла ни единого слова.

Юри взглянул на наручные часы и провёл рукой по волосам.

– Сейчас четырнадцать часов девять минут, – сказал он в камеру. – Мы начинаем переход номер десять тысяч девятьсот пятьдесят три. Я пойду первым и проверю обстановку. – Он повернулся к длинноволосому. – Увидимся по ту сторону.

Юри нажал на деревянную панель со скорпионом, которая вдруг распахнулась, и я увидела, что это вовсе не панель, а двустворчатая дверь. Но только когда за ней обнаружилось мерцающее поле, в котором Юри без лишних слов исчез, я поняла, что мы всё это время смотрели на портал, который вёл прямиком на Грань.

Квинн затаил дыхание, и я почувствовала, что он поражён не меньше меня. Вдруг он резко отпустил мою руку и нажал на «стоп», а затем повернулся к Ким:

– Значит, у вашего тайного студенческого общества есть портал?

Кажется, Ким за это время побледнела ещё сильнее, во всяком случае, цвет её лица был едва различим на фоне белой двери, к которой она прислонилась.

Она кивнула. Я вспомнила, что она даже говорила об этом при нашей первой встрече: о том, что ей пришлось пообещать «седовласому» держаться подальше от портала и потусторонних дел.

«Почему мы тогда не придали этому значения? Раз люди не могут создавать порталы, значит, его создал кто-то с Грани. Случайно ли студенты-медики обнаружили его в катакомбах или кто-то им его показал? Если да, то кто? И почему? И как они смогли использовать его в своих целях?»

Я дрожала от волнения и не знала, какой из вопросов задать первым. Но не успела я раскрыть рот, как Квинн встал и потянулся за костылями.

– Предлагаю осмотреть это место своими глазами. – Выражение его лица, как и голос, по-прежнему оставались совершенно бесстрастными. От весёлого настроения не осталось и следа. Я никогда не видела его таким серьёзным и напряжённым. Ещё несколько минут назад мы могли общаться без слов, а теперь мне казалось, что даже мои взгляды отскакивают от невидимой стены, которой он себя окружил.

– Ты не можешь этого сделать, – вполне предсказуемо сказала Ким. – Мы… поссорились. Прозвучало много обидных вещей. У меня тоже есть гордость.

– Может, сначала досмотрим видео? – спросила я.

Мне по-прежнему не терпелось узнать, что произошло, когда длинноволосый прошёл через портал.

Квинн нагнулся к столу, вынул DVD из дисковода и протянул его мне.

– Это мы берём с собой, – сказал он, и хотя это, строго говоря, было кражей, я положила диск в футляр и сунула его в рюкзак.

Ким не стала возражать, только покачала головой.

Квинн посмотрел на неё:

– А ты устроишь нам экскурсию по этим катакомбам.

– Я уже сказала, что не могу. – Ким продолжала качать головой, как один из тех пластиковых зверьков на батарейках, которых коллекционировал мой двоюродный дедушка Макс и которые никто в семье не хотел бы получить в наследство. – Я больше не общаюсь с этими идиотами. Так что это невозможно.

По комнате пронёсся сильный порыв ветра и снова взметнул в воздух листья бумаги. На этот раз светильник под потолком тоже начал раскачиваться.

– На твоём месте я бы сделал так, чтобы это стало возможным, – сказал Квинн. Его голос был таким холодным, что у меня по коже побежали мурашки. – Иначе… надеюсь, у твоих родителей есть хорошая страховка от последствий ураганов.

»7«
Квинн

Когда мне было лет двенадцать, мы поехали на горнолыжный курорт, и я на несколько часов застрял на сломанном кресельном подъёмнике. Сначала мне было просто скучно, я злился, потому что очень хотел во что бы то ни стало ещё раз проехать эту трассу, только теперь самостоятельно. А потом я начал замерзать, и чем больше времени проходило, тем сильнее холод проникал под одежду, пока наконец не пробрался в каждую мою косточку. Мне стало так больно, что я заплакал. Не самая удачная идея в таком холоде, учитывая, что слёзы тут же превращались в кристаллы. Постепенно боль сменилась онемением, и это было почти приятно. Я сам стал частью холода, промёрзлой насквозь ледяной глыбой. В тот момент я подумал, что так, наверное, чувствуешь себя, когда умираешь.

Я не вспоминал об этом случае уже много лет, но сегодня, пока мы смотрели видео, всё моё тело вдруг заболело, а потом в каждую клетку проник точно такой же, как тогда, в детстве, парализующий холод. Пусть даже чувствительность из пальцев ног на этот раз не исчезла. Увидев своего биологического отца, я превратился в осколок льда. И, как и тогда в детстве, это походило на смерть.

До сегодняшнего дня Юри был для меня не более чем лицом на фотографии, он не вызывал у меня абсолютно никаких эмоций. Даже когда я узнал, что мы с ним происходим от загадочных граничных существ, ничего не изменилось: Юри Ватанабе оставался для меня просто именем и загадкой, которую надо было решить, одной из многих головоломок, связанных с Гранью. Но увидеть его вот так, пусть даже только на экране, увидеть, как он двигается, говорит и улыбается – это меня совершенно ошеломило. Впервые я осознал, что он был реальным человеком, к тому же очень похожим на меня. Человеком, с которым я хотел бы познакомиться.

«На чьей бы совести ни была его смерть, он же придал моей жизни совершенно неожиданный ход», – эта мысль наполнила меня леденящей душу яростью.

Моя угроза наслать цунами на дом Ким, если она немедленно не приведёт нас в эти проклятые катакомбы, подействовала безотказно, хотя и не так, как я рассчитывал. Её изумлённые глаза наполнились слезами.

– Ты ничем не лучше их, – всхлипывая, сказала она.

– Наверное, потому, что я один из них, – ответил я. – Ну, давай, поторапливайся. Можешь сказать маме, что мы продолжим заниматься в ближайшем кафе. – Я и сам слышал, как угрожающе звучал мой голос, но слёзы Ким ничуть меня не трогали.

«Мы и без того потеряли из-за неё слишком много времени».

– Квинн. – Меня пронзил взгляд Матильды и то, как она произнесла моё имя. Она вложила в свой голос и строгость, и теплоту, но за ними слышались забота, сострадание и намёк на страх. Именно это привело меня в чувство. Меньше всего мне хотелось, чтобы Матильда меня боялась.

Тогда, на лыжном курорте, когда я замёрзший вернулся домой, мама посадила меня в ванну с тёплой водой, а папа налил в чашку горячего куриного бульона, чтобы прогнать холод. Я до сих пор помню это чувство, когда я постепенно оттаивал. Даже спустя несколько часов некоторые части моего тела горели огнём.

Сейчас всё происходило схожим образом. Злость постепенно покидала меня, как тогда холод. Кадры с видео стояли у меня перед глазами, заполняли каждую часть моего тела, которое теперь горело как огонь.

– У него такие же странные мочки ушей, как у меня, – неожиданно для самого себя пробормотал я.

Матильда кивнула.

– И это движение, когда он приглаживал волосы, точно такое же, как у тебя. – Она нерешительно улыбнулась мне, и я почувствовал, что холод окончательно меня покинул.

Матильда была моей «ванной» и моим «куриным бульоном», мне хотелось заключить её в объятия и поделиться своими мыслями. Хотя, наверное, стоило бы поискать формулировку получше, чем «ты моя ванна». Кажется, эта фраза не входит в набор романтических признаний, которые пишут на открытках ко Дню святого Валентина. Да и комната Ким была не самым лучшим местом для выяснения статуса наших отношений и уж точно не под её укоризненным взглядом.

«Нет, я хочу побыть наедине с Матильдой. Желательно прямо сейчас».

Я откашлялся:

– Может, отложим эти катакомбы на другой день. Уже поздно.

В лице Ким читалось облегчение, но Матильда смотрела на меня как на сумасшедшего. Решительно покачав головой, она сказала:

– Если мы сейчас уйдём, она наверняка предупредит тех студентов. Надо идти прямо сейчас, нравится ей это или нет. К тому же ещё не так уж и поздно.

Ким тихонько вздохнула, и у меня тоже чуть не вырвался горестный вздох. Но Матильда, конечно, была права – такую возможность нельзя было упускать.

Всё остальное ещё немного подождёт.

– Ну что ж, вперёд, – сказал я и, прихрамывая, направился к двери.

* * *

Безобидные вихри, которые я устроил в комнате Ким, кажется, настолько сильно её испугали, что она шла перед нами по университетской клинике так, словно к её спине был приставлен заряженный пистолет. Ким прошла мимо лифтов, приёмного покоя и отделения гематологии. Мы сворачивали в новые и новые коридоры, в которых неприятно пахло дезинфицирующим средством.

Я стиснул зубы, чтобы Матильда не заметила, как я устал и насколько неуверенной становилась моя походка. Хотя и подозревал, что Матильда предложила вызвать такси именно для того, чтобы я не переутомился, а не затем, чтобы, как она утверждала, избавиться от преследователей. Правда, когда мы выходили из дома, краем глаза я заметил подозрительный силуэт, который скрылся за припаркованной машиной. Кроме того, у меня ныла шея. А Ким вообще страдала паранойей – за каждым кустом ей мерещились волки-оборотни. По дороге к стоянке такси она несколько раз оборачивалась и смотрела в небо, словно ожидая увидеть там беспилотник или гигантскую птицу. Но в итоге, похоже, смирилась с тем, что не избавится от нас, пока мы не получим всю интересующую нас информацию. Видимо, ей хотелось покончить с этим как можно быстрее – очень уж резво она неслась по извилистым коридорам.

– Парней там всё равно не будет, – это были её единственные слова, но она повторила их несколько раз.

За комнатой с надписью «Станция переливания крови» она открыла пожарную дверь на лестничную площадку поменьше, и мы наконец начали спускаться. Однако лестница закончилась всего двумя этажами ниже в совершенно нормальном на вид подвальном помещении, хотя и в довольно пустынном его уголке. В коридоре одиноко стояла больничная койка без матраса, а за дверями, судя по табличкам, находились складские помещения. Ким открыла металлическую дверь, на которой красовался жёлтый предупреждающий треугольник с надписью: «Осторожно! Ядовитые вещества. Без защитной одежды не входить».

– Это фальшивка, – пояснила она, когда Матильда с сомнением остановилась у порога. – Эрик сочинил.

Ни Матильда, ни я не спросили, кто такой Эрик, потому что после того, как за нами захлопнулась дверь, Ким снова остановилась и открыла блок с предохранителями, испещрённый ещё большим количеством предупреждений. То есть на первый взгляд мне показалось, что это блок предохранителей, но никаких приборов внутри коробки не оказалось. Не было у неё и задней стенки, а вместо неё зияла тёмная дыра, достаточно большая, чтобы в неё пролезть.

– Нам что, надо туда? – спросила Матильда с явным беспокойством в голосе.

Ким кивнула:

– Не волнуйся, за стеной можно будет снова выпрямиться.

Матильду это, казалось, не слишком-то успокоило. Наверное, она уже пожалела, что настояла на нашей поездке. Я ободряюще улыбнулся ей, и после секундного колебания она улыбнулась в ответ. Поймав её улыбку, я почувствовал, будто у меня внутри зажёгся свет. Мне так хотелось поцеловать Матильду. Как же я жалел, что не сделал это ни в трамвае, ни по дороге к дому Ким, ни в парке. Но я немного опасался, что она не испытывает ко мне прежних чувств, и не хотел выглядеть дураком. Я собирался дождаться идеального момента. Зато теперь мне казалось, что все идеальные моменты на сегодня уже закончились.

– Если вы не хотите, можем вернуться. – Ким посмотрела на нас с надеждой. – Там действительно страшно. Нет света, более того…

– Хорошая попытка, – подытожила Матильда, расправив плечи.

«Ну что ж…»

– Ты первая, – сказал я Ким.

Вздохнув, Ким включила фонарик на своём телефоне и полезла в коробку:

– Не хочу, чтобы они подумали, будто я возвращаюсь к ним по доброй воле, – пробурчала она.

Мы с Матильдой последовали за ней в длинный изогнутый коридор с кирпичными стенами, который, казалось, располагался немного под уклоном. Здесь пахло сыростью.

Даже Ким двигалась теперь медленно. Она всё время находилась не менее чем в пяти метрах впереди нас – тонкий силуэт, окружённый кольцом света. Я бы с удовольствием прислонился к стене и отдохнул, но не хотелось выдавать свою слабость, тем более если мы уже так далеко зашли. При свете мобильника Матильды я разглядел ворсистый влажный слой, наросший на стенах, и мне ещё больше расхотелось к ним прислоняться.

– Сказать по правде, мне ужасно страшно, – прошептала Матильда. – Здесь наверняка есть крысы! И пауки. И другие животные, исчезнувшие в канализации много лет назад.

– Какие, например? – спросил я.

Нам не помешал бы ещё один фонарик, но мои руки были заняты костылями, поэтому я не мог держать телефон. Суперспособность в виде обострённого зрения пришлась бы сейчас как нельзя кстати, но, как и большинство способностей, она как назло не появлялась, когда я в ней так сильно нуждался.

– Например, маленькие кайманы, которые сбежали из лабораторий и террариумов, питались здесь медицинскими и радиоактивными отходами и после скрещивания с крысами создали новый вид, – сказала Матильда, и мне вдруг показалось, что она не шутила.

Через силу я улыбнулся.

– Сюда. – Ким ждала нас у железной винтовой лестницы, которая, казалось, терялась в бесконечности. Мы были ещё на пути к ней, а Ким уже начала спускаться. – Не успели мы дойти до ступенек, как Ким сказала: – Почти пришли.

– Угу. – Матильда остановилась. – Я видела такое в одном фильме. На полпути вниз ступеньки растворялись в воздухе…

– Эти не растворятся, – заверила её Ким. Матильда неохотно полезла за ней, а я подошёл ближе. – Здесь не так глубоко, как кажется.

Спуск терялся в тёмной глубине.

– Здорово, всегда хотела добраться до центра Земли, – сказала Матильда.

Каждый раз, когда я задевал костылями ржавые перила, по туннелю прокатывался предательски громкий звук.

Я тихо выругался.

– Они и так уже знают, что мы идём, – сказала Ким. – Эрик установил систему наблюдения и предупреждения. Так что дверь будет заперта. Если они там.

– А если нет? – спросил я.

– Если их там нет, то дверь и так заперта. – Мне показалось, что я разглядел, как Ким пожала плечами. – Я же вам говорила, что туда не пробраться. Но то, что я говорю, никого не интересует.

Лестница закончилась очередным коридором с кирпичными стенами и сводчатым потолком. Матильда посветила мобильным телефоном во все стороны, видимо, чтобы убедиться, что здесь не прячется какая-нибудь крыса-крокодил. Судя по всему, мы находились в системе старых каналов. Я разглядел несколько ответвлений, уходивших в темноту. Ким целенаправленно вела нас в узкий боковой туннель и через несколько шагов остановилась перед тяжёлой металлической дверью, за которой вполне могло находиться бомбоубежище.

– Пожалуйста, скажи, что за ней находится тайная комната, а не просто ещё один коридор. – Матильда высказала именно то, о чём я думал в тот момент.

Долго мне так не протянуть, нога болела, и всё труднее было удерживать равновесие на наклонном полу. Ужасно длинная лестница меня доконала.

– Ага, – сказала Ким. – Это и есть потайная комната, и, как я уже говорила, она заперта. Сюда не попасть. Но вы же хотели убедиться в этом сами.

Матильда посветила телефоном на дверь и стены рядом с ней.

– Это камера наблюдения? – спросила она.

«Да, это камера».

Мы все уставились в объектив, и дверь резко распахнулась. В коридор хлынул поток света. В дверном проёме стоял кто-то с белоснежными, седыми волосами, торчащими в разные стороны, с дикой причёской а-ля Эйнштейн.

– Асистолия и агональное дыхание! – крикнул он нам истеричным голосом и вбежал обратно в комнату. – В течение примерно девяноста секунд. Начата сердечно-лёгочная реанимация. Пациент не реагирует.

Ким стала белой как полотно. То есть побледнела ещё сильнее, чем была в обычном своём состоянии.

– Кто там?

Она последовала за Эйнштейном к двум больничным койкам, стоявшим рядом. Мы с Матильдой тоже нерешительно переступили порог. Это без сомнения была та самая комната с видео – я узнал большие часы, резного скорпиона на одной из створок деревянной двери и странную клавиа-туру на стене рядом с ней. Там, где на видео было мерцающее поле, через которое проходил мой отец, теперь виднелся лишь голый камень.

В центре комнаты лежали двое молодых людей явно без сознания: один на больничной койке, другой – на полу рядом со второй койкой. Оба были подключены к капельницам и мониторам. Хотелось бы мне никогда раньше не иметь дела с мониторами, до боли знакомыми мне со времён реанимации, не узнавать тревожных звуков, которые они издавали в данный момент, и связанных с ними технических терминов.

Я почувствовал, что меня вот-вот стошнит.

Монитор слева не показывал никаких отклонений, кроме слегка повышенного пульса, но на правом мониторе творился настоящий хаос: зелёная линия пульса была слишком ровной, а артериальное давление резко упало. Парень тоже выглядел не совсем здоровым.

– Начинаем компрессию грудной клетки! – крикнул Эйнштейн, пока Ким ошеломлённо переводила взгляд с одного монитора на другой. – Ты что, отпустил их обоих одновременно? Вы тут совсем спятили? Неужели непонятно, что один в критической ситуации никогда не сможет позаботиться о двух одновременно?

Вместо ответа Эйнштейн, неистово напевая мелодию «Highway to hell»⁶, в ритме песни нажимал на грудь лежащего на полу парня.

– Мы теперь всегда так делаем. Ты больше не с нами, поэтому у нас нет выбора, – запыхавшись, пробормотал он. – Мы переходим на ту сторону по двое, с интервалом в полчаса, чтобы у третьего было достаточно времени для каждого возвращения. До сих пор всё шло хорошо. Фарис превысил время на двадцать пять минут, но несколько минут назад портал мерцал как обычно, он бы успел. Только вот он до сих пор не проснулся. – Слёзы текли по его щекам, очки едва заметно запотели. – Почему он не просыпается?

Зелёная линия несколько раз неравномерно подпрыгнула.

– Прошло слишком много времени! Ему нужен адреналин! – Ким ринулась к шкафу, стоявшему сбоку, и вернулась со шприцем, вытаскивая его на бегу из стерильной упаковки. – Один миллилитр супраренина, разведённого на десять миллилитров, в вену! – Она потянулась к руке парня. – Хорошо, что хоть катетер нормальный поставили, – сказала она, отсоединяя трубку капельницы и присоединяя шприц. Её рука при этом слегка дрожала.

– Только потому, что я всегда на этом настаиваю. – Эйнштейн пристально глядел на монитор. Его седые волосы вводили в заблуждение – теперь я увидел, что ему было лет двадцать, не больше. В тот момент он выглядел ещё моложе, с широко раскрытыми от страха глазами за стёклами круглых очков. – Фарис каждый раз твердит, что это лишнее. Чтоб я успокоился и не действовал на нервы. Ты же его знаешь. – Фыркнув, он втянул воздух. – Я его убить готов, пусть только сначала вернётся.

Пока мы смотрели на монитор, прыгающая зелёная линия выпрямилась и через несколько секунд снова превратилась в образцовую зигзагообразную линию с регулярными скачками. Давление тоже стабилизировалось, лицо порозовело, писк монитора стих.

В наступившей тишине были отчётливо слышны вздохи облегчения, вздохнули и мы с Матильдой. Только сейчас я понял, что мы держались за руки. Я понятия не имел, когда наши ладони соприкоснулись, да и она, видимо, тоже, потому что мы одновременно отпустили руки и коротко смущённо улыбнулись друг другу.

Настенные часы показывали, что с момента нашего появления прошло всего две минуты, хотя мне казалось, что пролетела целая вечность. Я посмотрел на Ким с уважением. В отличие от рыдающего Эйнштейна, она точно знала, что надо делать. Возможно, когда-нибудь из неё получится неплохой врач.

Теперь Ким повернулась к парню на второй койке:

– У Надима слишком высокий пульс.

Она достала какой-то пузырёк, отвинтила колпачок и поднесла его к носу парня. Ноздри Надима слегка раздулись, а по комнате поплыл слабый запах ванили.

Мы с Матильдой обменялись быстрым взглядом.

«Интересно, о чём сейчас думает Матильда?»

Если я правильно прочитал выражение её лица, в голове Матильды роились многочисленные догадки, в то время как у меня лишь множились вопросительные знаки.

– Как давно он там? – спросила Ким, когда Матильда тихонько закрыла за нами дверь, вероятно, опасаясь, что какая-нибудь крыса-крокодил прошмыгнёт следом.

– Какое тебе дело? «Продолжайте без меня!» – это кто говорил? Уже забыла? – Вновь оживший парень как ни в чём не бывало сел на койке.

Он был довольно симпатичным, с бронзовой кожей, тёмными глазами, тонкими чертами лица, гладко выбрит. По взгляду Матильды я понял, что она тоже отметила его внешность. Меня пронзил короткий укол ревности.

– Что она здесь забыла? – поинтересовался он у того, которого я окрестил Эйнштейном. – А кто эти двое? – Он кивком указал на нас с Матильдой, но ответа дожидаться не стал, а принялся сбрасывать трубки со своего голого торса. – Я должен вернуться.

– Ты с ума сошёл, Фарис? – возмутился Эйнштейн. – Ты хоть понимаешь, что я тут только что пережил? Если бы не Ким, ты, наверное, сейчас был бы уже мёртв. Но, конечно, Фарису, зависящему от адреналина, подавай новую дозу впечатлений, и поскорее. Не будь ты таким эгоистичным невеждой, ты бы на коленях благодарил Ким. И кого она, по-твоему, могла с собой привести? Ты что, совсем тупица?

По быстрому взгляду, которым окинул меня этот Фарис, я понял, что он прекрасно знает, кто я.

– Это не какая-то прихоть с моей стороны. – Он начал снимать катетер. – Похоже, Надим попал в беду, ему нужна моя помощь. Там, где ещё недавно был дом из рыбьей чешуи, появилось одно из этих разноцветных клубящихся облаков. Я никогда раньше не видел такого большого.

– Туман-дурман размером с дом? – недоверчиво спросил я.

Самое большое облако тумана-дурмана, которое мне довелось встретить на Грани, было меньше моего платяного шкафа, а Гиацинт поднял такую панику, будто оно было гигантских размеров.

Фарис поджал губы:

– Туман-дурман? Это такой технический термин? Он… очень опасен?