Читать книгу: «Тени холмов: клятва конунга. Книга 1», страница 2

– Я съезжу домой за твоим подарком, переоденусь и приеду в ресторан. Идёт? – она кивнула и, отстранившись от меня, широко улыбнулась.

– Надеюсь, подарок шикарный? – шутя Бэтти стукнула меня маленьким кулачком в плечо.

– Даже не сомневайся, – уверила я подругу. – Позови, пожалуйста, ко мне Мэри.

Дав указания старшей медсестре, я поехала домой. Подъездная дорожка у дома так и не была почищена. В доме не горел свет. За весь день я даже не посмотрела, звонил ли он. Порывшись в рюкзаке, я поняла, что оставила телефон в клинике. По привычке зайдя в дом с чёрного хода, поднялась по ступенькам к нашей с Джеком спальне и замерла. Из комнаты доносились недвусмысленные звуки. Задержав дыхание и застыв, я не знала, что мне делать. Дверь была закрыта наполовину, и с этого ракурса вид был как в первом ряду кинотеатра. Мой муж занимался сексом с одной из наших общих знакомых. Мы жили с ней в соседних домах, и она лет на пять младше нас с Джеком.

– Джек, – с придыханием зашептала она. – Легче, мне так некомфортно, – она застонала, а мой муж замер над ней.

– Прости, детка, – его голос был совершенно иным. – Ты такая сексуальная, твоя грудь и бедра доводят меня до безумия. Ты стала слишком аппетитной.

Уличный фонарь, бросавший мягкий жёлтый свет в окно нашей спальни, позволял довольно хорошо рассмотреть влюблённую парочку в деталях. Джек отстранился от соседки, позволяя ей оседлать себя. От неожиданности я прикусила язык, ощутив вкус крови во рту. Аккуратный округлый беременный животик соседки выделялся в полумраке комнаты. Пол ушёл у меня из-под ног, впившись короткими ногтями в ладони, я пыталась не издать ни звука.

– Когда уже ты скажешь ей, что всё кончено? – слегка канюча, спросила она.

– Как только получу должность судьи, а я не получу её без поддержки прокурора. Я люблю тебя! Она лишь инструмент. – Джек поднялся на локтях, приблизившись к её лицу для поцелуя. – А ещё я не хочу, чтобы ей остались деньги и дом. Всё это появилось благодаря мне, я не хочу уйти ни с чем. – Девушка хохотнула и качнулась в плавном движении.

Я не могла вдохнуть и выдохнуть. Осев на ступеньках, пока двое в моей спальне любили друг друга, я старалась принять то, чему стала свидетелем. Звуки стали слишком громкими, до боли в перепонках. Запахи пота и чужих женских духов – невыносимыми. Всё ощущалось слишком резко и обрушилось на меня, как ледяной ливень. Сползая по ступеням нашего дома, я хотела только выбраться из этой камеры пыток.

Когда я перестала видеть что-то в Джеке, когда перестала получать удовольствие в нашем браке и открыла глаза? Когда всё превратилось в нескончаемую пытку? Когда мы уничтожили друг друга? После десятка неудачных беременностей, после растоптанных надежд, после унижений и оскорблений? Когда я стала трусом? Когда я позволила себя уничтожить как личность? На ватных ногах добравшись до машины, я поехала обратно в клинику.

Я не чувствовала ничего, кроме боли в груди. Я больше не могу и не хочу возвращаться в этот дом. Резко нажав на тормоз, распахнула водительскую дверь и перегнулась через порог, рвотные позывы не принесли облегчения, только усилили дрожь в теле. Боже, как я зашла настолько далеко в этом бреду? У меня не было злости к Джеку, я не хотела мести за потерянные годы, я хотела свободы, и Джек её хотел. И больше я не собираюсь ждать, это точка.

Я переступила порог клиники.

– Миссис Кэпвел? – воскликнула Мэри, подняв голову от журналов для регистрации лекарственных препаратов. В клинике было тихо и уютно.

– Никого?

– Пока нет, – она слегка улыбнулась. – Только звонила миссис Дорис, Уго опять залез в мусорный бак и наелся костей. Она волнуется, но мы договорились, что утром она привезёт его на осмотр. – Я согласно кивнула.

– Ты закончила с бумагами?

– Почти. Вы что-то хотели?

– Заканчивай и езжай домой, я сегодня подежурю.

Мне нужна тишина и мой мобильный, который лежал где-то в кабинете. Ни одного пропущенного звонка или сообщения от Джона, но куча от Ти. Чёрт, Ти! Выругавшись себе под нос, набрала её.

– Ти, – я слышала смех и голоса людей, им там было хорошо. При всём желании я просто не могла сейчас к ней приехать. Меня выворачивало наизнанку, даже губы тряслись. – Мэри вызвала меня с половины пути. Извини, – соврала я подруге.

– Я поняла! – она расстроилась.

– Я компенсирую, обещаю. – Она вздохнула в трубку. – Заедешь завтра к нам? В моем шкафу стоит коробка с большим бантом.

– Спасибо, но мне нужна была ты. – Я знала, что она хочет мне сказать. Догадалась уже давно, но ей никак не хватало смелости признаться мне. И я бы не огорчилась, услышав от неё радостную новость. Я была бы счастлива вместе с ней. Дети – это счастье.

– Я тебя люблю, и с днём рождения.

– И я тебя люблю, – услышала я в ответ и положила трубку. Открыв верхний ящик стола, вынула документы на развод. И, больше не медля, вернулась на ресепшн.

– Мэри, сможешь закинуть это в почтовый ящик, когда поедешь домой?

– Да, конечно, – согласилась она, забирая из моих рук увесистый конверт.

– Наш гость ужинал? – спросила я из вежливости. Глаза Мэри расширились от ужаса. Про него попросту забыли в дневной суете. – Собирайся и езжай домой.

– Да, миссис Кэпвел.

«Боже, помоги мне больше не быть миссис Кэпвел!» – взмолилась я.

Я надеялась, что слышу эту фамилию последний раз в своей жизни, и моё дежурство в клинике тоже последнее.

Заглянув в операционную, я рассчитывала увидеть страдающего от безделья парня, но он полулежал на кушетке и что-то увлечённо читал. Где он нашёл книгу?

– Ужинать будете?

– Я думал, у вас тут голод – определённая стадия лечения.

– Что заказать?

Льёт нахмурил брови и поднялся с кушетки.

– С вами все хорошо?

– Да, всё отлично. Так что заказать, пиццу или лапшу?

– А можно и то, и то? Дядя всё возместит, – он улыбнулся.

– Принесу телефон и буклеты. – Через пару минут я выложила перед ним всё на кушетку. – Заказывайте на двоих, у меня внеплановое дежурство. Адрес доставки – ветклиника на выезде. – Он не сводил с меня глаз и попытался дотронуться пальцами до моей руки. Отшатнувшись от него, я отступила.

– Что с вами?

– Всё хорошо, тяжелый день.

Горячая вода хлынула на жёлтый кафельный пол, и через минуту душевую заволокло паром. Сняв грязную форму и шагнув под тёплые струи душа, я подумала, что нужно было взять для Льёта одежду Джека. Форменные брюки в цветочек кого-то из медсестёр смотрелись нелепо на его длинных ногах и походили на бриджи.

Горячая вода намочила волосы, тело покрылось мурашками. Перед глазами стоял образ девушки, сидящей верхом на моём муже, с изящным округлившимся животиком. Как давно у них роман? Джек счастлив? Удушающее ощущение никчёмности встало комком в горле. Гадкие слова, которые мне говорил Джек, пронеслись в голове стрелой. После очередной неудачи с зачатием он злился всё больше, и его оскорбления всегда попадали в цель. Бестолковая, неудачница, пустая, сирота при живых родителях, толстуха. Эпитеты всегда были разные, но такие правильные и подходящие к каждой ситуации.

Всхлипнув, я съёжилась, как намокший лист бумаги. Душ скрыл меня от мира и проблем, на которые я закрывала глаза слишком долго. Я спрятала себя в клинике, не желая видеть истину. И ведь не сказать, что я не предполагала, что Джек ходит налево. Догадывалась, и позволяла ему делать это, и многое другое, по совершенно простым причинам. Я не желала отпускать возможность перемирия с родителями путём жертвы. Я осознанно мучила себя в этом браке, чтобы они увидели, как ошибались.

Я слишком долго шла к этому шагу. Его нужно было сделать много лет назад, пять как минимум, или вообще не выходить за Джека. Как мне и советовала Ти. Она со слезами умоляла меня не торопиться, подумать, что Джек не мой человек. Но я не верила, мне казалось, что трудности, возникающие в нашем общении, мы преодолеем.

За восемь лет брака мы искалечили друг друга до отвращения. Может быть, Ти что-то знала про него уже тогда? Что-то гаденькое и мерзкое?

Забыть. Просто забыть и оставить этот багаж тут, в этом месте, и стать свободной. Вымывшись и одевшись в чистую форму с изображением «Тома и Джерри», вернулась в свой кабинет. В нижнем ящике рабочего стола у меня лежала хорошая бутылка рома. Выпивать плохо, заглушать стресс и эмоции алкоголем ещё хуже. Но, как говорил мой дед: алкоголь – это анестезия, позволяющая перенести операцию под названием жизнь.

Закрыв клинику, я выключила свет на вывеске, и фонарь над моей машиной погас. За окном опять разбушевалась метель. Ветер бросал мелкий снег, который метало во все стороны. В душе было так же гадко. Чем ближе я подходила к операционной, тем чётче ощущала аромат еды. Мой живот заурчал.

– Надеюсь, ты не трезвенник, и тебе уже можно выпивать? – подняв бутылку вверх, я вошла в ярко освещённую палату.

– Нет и да, – улыбаясь, ответил Льёт. Придвинув стул к койке, я поставила на неё два бумажных стаканчика и бутылку тёмного рома. Льёт вскрыл бутылку и плеснул в стаканы. – До дна! – Он стукнул стаканом о стакан, вручил мне сосуд, наполненный живительной влагой, и одним махом осушил свой. Я зеркально повторила его движения.

– Итак? – хлопнул он в ладоши. – Том и Джерри? – я опустила глаза на свою форму, словно видела её впервые.

– Да, люблю оригинальность. – Положив в рот жареную креветку в кляре, я зажмурилась от удовольствия. – Итак? – повторила за ним. – Что с тобой приключилось? Ты соблазнил чью-то дочь или жену? Или ты брачный аферист, и тебя выследила одна из жертв? – Он расхохотался, и был бесподобен в своей весёлости, кудряшки на его голове шевелились, как живые. Я непроизвольно улыбнулась.

– Ты кровожадная, а с виду и не скажешь, – он облизал пальцы и налил нам ещё рома.

– Хочешь напоить меня? – Мы сидели друг напротив друга, нас разделяла кушетка, заставленная едой.

– Тебе нужно расслабиться и выдохнуть. Обещаю тебя не трогать.

– Ой, напугал. Обещай больше не делать эту штуку с воздухом, – сболтнула я, и улыбка пропала с его лица.

– Какую штуку? – словно не понимая, о чем, спросил он.

– Пристальный взгляд, хрипловатый голос, мурашки по телу. На меня эта магия вуду не действует, – взяв коробку с лапшой, я принялась перемешивать её. Льёт не сводил с меня напряжённого взгляда, он перестал жевать и замер. – Расслабься, я никому ничего не скажу, это, собственно, меня не касается, что бы это ни было. Только со мной не делай этот фокус больше, это крайне неприятно, словно у меня жар или что-то типа того, – я поёжилась, вспомнив ощущения, ползущие теплом по позвоночнику. – Думаю, твой дядя задержится. Началась метель, дороги занесёт. Может, тебе лучше в отель перебраться? Завтра съезжу домой… – Я осеклась и прокашлялась. – …В магазин, куплю тебе одежду. Извини за джинсы. Кстати, как так вышло, что всё зажило с такой скоростью? – У меня не было цели узнать личные тайны или секретную информацию, я пыталась отключиться от своих мыслей и подумать о чём-то невероятно классном.

– Не знаю, это у меня от природы, – прозвучал размытый ответ.

– А у дяди твоего тоже есть такая способность? – осушив стакан и принявшись за жареные баклажаны в кисло-сладком соусе, уточнила я.

– Да.

– Это невероятно. Никогда не слышала о чём-то подобном, – воскликнула я и зависла на пару секунд. – Но вас можно понять. То, что скрываетесь. Если люди узнают об этом, сразу попытаются выяснить, что это за способность и в каком гене произошла поломка. Люди всегда пытаются исправить то, что, по их мнению, не является нормой, – грустно улыбнувшись, заметила я. – Ты ничего не ешь, – я показала подбородком на кучу еды. Парень дышал через раз, его мышцы были напряжены, и жилы на шее натянулись. Он потряс головой, словно прогоняя туман из мыслей, и я опять ощутила горячие мурашки по телу. Это было непривычно, будто мне под кожу запустили тёплых змеек.

– Мы живём в коммуне, – внезапно выпалил он, и моя рука застыла на полпути ко рту.

– Да? Вы что-то типа староверов? – всё же донеся до рта кусочки баклажана, я принялась его жевать. – О-о-о, как же это вкусно, – пробормотала я, облизав соус с губ. – Попробуй, – предложила я и подтолкнула коробочку ближе к Льёту. – И много вас там живёт? Тебе нравится? – сыпала я вопросами, и тут мои глаза расширились от внезапной догадки. – Ты что, сбежал? А я тебя сдала?

Он опять засмеялся.

– Знаешь, ты очень живая, и твои эмоции, – он сделал паузу, – я бы их пил на завтрак и ужин. – Румянец смущения залил мои щёки. – Нет, я не сбегал. И мы не староверы. Мне нравится жить в коммуне. Там я свободен. Куда хочу, туда хожу, нет запретов, но есть правила, которые все должны соблюдать, для безопасности.

– Например, не трепать посторонним о том, где вы живёте?

– Да, но иногда мы делаем исключения из правил. – Он наконец-то расслабился и принялся за еду. – Нас там порядка двухсот человек. Дядя, которому ты звонила, что-то вроде мэра.

– Оу-у-у, важный человек, – с сарказмом сказала я. Парень свёл брови на переносице.

– Разговор с ним не задался?

– Нет, всё прошло хорошо. Он немногословен, и у него проблемы с прощанием. Или, учитывая его обязанности, он просто очень занят, – поджав губы, сделала заключение я, ощутив облегчение во всём теле. Пружина, сжимавшая меня ещё несколько секунд назад, разжалась, и змейки больше не скользили под кожей.

– У него просто проблемы с общением, – гоготнув, сообщил мне Льёт.

– И чем вы там занимаетесь? Как обустроен быт? У вас есть школа, больница, как обстоят дела с работой?

– Школа есть, маленькая, нам хватает. С больницей всё сложно, у нас был фельдшер, но он ушёл на пенсию, а его смена так и не пришла. Так что приходится мотаться в ближайший город, если что-то серьёзное. А занимаемся мы, – он пожал плечами. – Как в любой деревне, каждому найдется работа.

– Разделение труда, – подытожила я. – Так вы продаёте то, что выращиваете и производите? За счет чего существует коммуна? – сыпала я новыми вопросами, и мне в голову начали заползать нехорошие мысли. Это что-то типа секты, обрядовые рясы, хоровое пение какой-то дичи, восхваляющей чертей, отказ от всего земного и пожертвование всего ценного, что у тебя есть, во благо коммуны?

– Наш прадед и его трое братьев купили землю в Африке. Начав её разработку, они наткнулись на жилы алмазов и золота. – Мой рот раскрылся от изумления, и креветка, зажатая между палочек, выпала на кушетку.

– Ты серьёзно? Это что же, как в «Охотниках за алмазами»? – прошептала я, будто боясь, что нас могут подслушать. Льёт вопросительно вздёрнул одну бровь. – Это роман французского писателя, – уточнила я.

– Я не знаю, о чём ты, но говорю чистую правду.

– Значит, в коммуне живут правнуки тех братьев?

– Ну, не совсем так. С годами примкнули люди, которые считали, что мы живём правильно, что прививаем детям правильные ценности, и, видя наш устрой, оставались у нас жить. Мой дядя приумножил капитал, руководит финансами и бюджетом. – Он замолчал.

– А тех, кто уехал, нет? – не веря в такую сказку, спросила я.

– У нас не тюрьма, – улыбнулся он. – Конечно есть. У кого-то меняются взгляды, или они видят для себя другой путь, никто никого не держит, свобода выбора и ничего больше.

– И где она находится? – Льёт уже набрал воздуха в грудь, чтобы мне ответить. – Нет, лучше не говори, – остановила я его. – Иначе меня убьёт непреодолимый соблазн съездить и проверить, ещё останусь навсегда, – улыбнулась я.

– Твой муж так легко тебя отпустит?

– Мой муж давно интересуется другой жизнью, и ему нет абсолютно никакого дела до того, где я нахожусь, – с горечью ответила я. – Сегодня я видела, как он в нашем доме занимался сексом с соседкой. – Я сглотнула горький комок. – И она глубоко беременна. Нужно было ещё в прошлом году отправить в суд документы на развод, – пробормотала я себе под нос, и, сказав это вслух, я словно смирилась и приняла тот факт, что поставила точку. Молодой человек слишком внимательно и пристально смотрел на меня. Я ощущала его взгляд, не блуждающий по телу, а словно пытающийся забраться мне в голову и прочитать мои мысли.

– Значит, ты свободна? – отправляя в рот креветку, равнодушным тоном спросил он.

– Развод – формальность, свободна я уже года четыре или около того. – Про себя я отметила, что очень откровенна с незнакомцем. Совершенно точно это вина рома, а ещё тот факт, что мы видимся с ним первый и последний раз. Почему не провести сеанс психотерапии?!

– Четыре года – долгий срок.

– Да. Самое время для самокопания.

– Почему ты столько ждала? – Логичный вопрос. Я пожала плечами.

– Так было правильно. Нужно. А что подумают люди? – ухмыльнулась я. – Если бы в двадцать мне дали все знания, что у меня есть сейчас… – прервала я поток мыслей. – Нет, я точно знаю, что не была любима, не было страсти, дикого желания, толкающего тебя в бездну безумия. Я как-то всё это перепрыгнула и окунулась в ожесточённую войну с бесплодием и возможностью для нашего брака. Я ненавидела себя за это. Ненавидела себя за то, что не могу дать жизнь. Не могу вывернуться наизнанку или встать на голову, но зачать этого ребенка. Ненавидела за то, что я не такая, как им нужно. Меня убеждали, перекраивали, подгоняли под стандарты, и больше от меня ничего не требовалось. Не быть верной или умной, забавной, надёжной, вообще хоть какой-то, главное – не выделяться и быть благоразумной. – Горькая слеза скатилась по щеке. – Я вела борьбу со своей тенью или лучшей версией себя.

– Вот это тебя прижало, – заключил Льёт, и я хохотнула. Несмотря на свою обычную замкнутость, с ним я смогла расслабиться и открыться.

– Как ты снимаешь стресс? – задал странный вопрос Льёт.

– О-о-о, у меня особое увлечение, – мои губы изогнулись в ухмылке. – Гонки, – прошептала я и поиграла бровями.

– В смысле, ты наблюдаешь?

– Нет, я водитель, – ответила я, с удовольствием наблюдая недоверие, отразившееся на его лице. – Не веришь? – нагнулась я к нему ближе.

– Конечно, нет.

– Хорошо, – я вскочила на ноги и понеслась к выходу.

– Ты куда?

– Доказать тебе, что я не лгу, – бросила я через плечо. Выскочив на улицу, где уже улеглась метель, я горела предвкушением и трепещущим в животе триумфом. Подняв голову к тёмному небу, я глубоко втянула стылый воздух и выдохнула клуб пара. Где-то в стороне раздался хруст дерева, обернувшись на звук, я застыла. На меня смотрели ярко светящиеся то ли белым, то ли зелёным глаза. Большой волк, прижимая голову к земле, скаля белоснежные зубы, надвигался на меня, из его пасти доносилось утробное рычание, он периодически облизывал розовым языком кончик носа, шерсть на холке встала дыбом.

– Не двигайся, – раздался голос Льёта за моей спиной.

– Ты шутишь? Я ветеринар, уметь общаться с животными моя профессия. Он, наверное, голодный или ранен, – я пошевелила руками и добилась только ещё большего рычания. – Ладно, дружочек, не рычи, я ведь хочу помочь тебе, – заговорив елейным голосом, я попыталась сделать шаг в его сторону. Волк отступил.

– У тебя тут как мёдом намазано.

Я выпрямилась и не задумываясь повернула голову к Льёту.

– Что? – переспросила я, но ему не пришлось отвечать. На меня наступали ещё два волка. Внутри меня всё рухнуло. В юности я видела подобное пару раз, когда волки задирали одну овцу из стада деда. Они окружали, сужали круг постепенно, и к моменту, когда зубы волка впивались в шею овцы, она уже была мертва от сердечного приступа. Я, конечно, не глупая овца, но сердце в груди подпрыгнуло. – Льёт, медленно отступай и прячься в клинике, я отвлеку их на себя, – прошептала я, стараясь не двигаться.

– По-твоему, я брошу тебя тут, а сам позорно спрячусь за дверью?

– Я разберусь, иди.

– Даже не подумаю.

Волки как по команде начали наступать на меня. Инстинктивно я отступила назад и, поскользнувшись, рухнула на спину. Для диких животных это был знак атаки. Добыча ослабла, можно нападать.

Льёт попытался меня поймать ещё в момент падения и закрыть собой от острых белых зубов. Всё происходило как в замедленной съёмке. Кто-то цапнул меня за ногу. Льёт, повернувшись лицом к волкам, ощетинился. Я ощутила, как его тело вибрирует, из его горла извлекались звуки, похожие на звериное рычание. Одной рукой он упёрся в снег, сгорбил спину и вытянул шею вперёд. Вторая рука держала меня на весу, не позволяя коснуться снега. Каждое движение происходило за доли секунды, но я, словно камера-паук, видела эту странную сцену с разных ракурсов. Внезапная острая боль пронзила мою икру, и я вскрикнула. Льёт отвлёкся от волков и посмотрел на меня, в его глазах был такой же блеск, как у волка, что напал первым.

– Кажется, я перебрала с ромом, – хохотнув, заметила я. – Но у тебя светятся глаза. Ты в курсе? – промямлила я, не сводя удивлённого взгляда с его глаз, напоминающих свет луны или саму луну. – Нет, я определённо перебрала… – Ногу пронзила новая боль. Десяток иголок воткнулся в конечность. Льёт повёл носом по воздуху.

– Ты ранена, – уверенно сказал он.

– Меня не первый раз кусает собака… волк, – поправила я себя. Льёт подхватил меня на руки, как будто я ничего не весила. – Не двигайся, – испуганно воскликнула я.

– Расслабься, все поджали хвосты и сбежали в лес.

– Развлекаешься? – Льёт развернулся, а у меня все волоски на теле встали дыбом от услышанного голоса. Высокий мужчина стоял, широко расставив ноги, твёрдо упираясь в снег, его прямая спина и широкие плечи завораживали.

– Лейф! – невозмутимо поприветствовал его Льёт. Лейф? Кто такой Лейф? Я открыла рот, чтобы спросить, но мужчина мне не позволил.

– Льёт! – рокочуще отозвался он. Льёт перехватил меня плотнее и прижал к своей голой груди, слегка отворачивая от незнакомца. – Ты готов?

– Нет, – резко ответил Льёт и стремительным шагом направился в клинику. Обернувшись, я наблюдала за напряжённой спиной мужчины и молилась, чтобы он пошёл за нами. Необузданное и дикое желание посмотреть на него при нормальном освещении почти вынудило меня крикнуть ему: «Эй, идём с нами!»

Льёт усадил меня на кушетку. Штанина пропиталась кровью.

– Что за чёрт? – вырвалось у меня. Место укуса опухло, там, где были проколы от клыков, кровь пузырилась, а синяя кожа привела меня в лёгкий шок. – Кажется, у него инфекция? Может, бешенство, поэтому они и вышли к людям? – накидывала я варианты, чтобы мозг начал работать и я поняла, что мне делать. В дверях мелькнула тень.

– Что случилось? – У меня побежали мурашки, как во время телефонного разговора. И я поняла, что сегодня разговаривала не с Кассом, а с этим мужчиной.

– Ничего особенного. Хорошая обработка и курс антибиотиков – и всё пройдёт, – я подняла глаза, и мы столкнулись взглядами. Это было как провидение. Я забыла, как меня зовут, где я нахожусь, воздух из комнаты исчез. Весь мир померк. Я видела только его светлые, почти белые зрачки. А такие вообще в природе существуют? Он не моргал, не дышал, не двигался, словно смотрел мне в самую душу и видел там меня. Вокруг нас возник вакуум. Он моргнул, и меня выкинуло в реальность – и я будто ударилась о бетонную стену. Мужчина повёл носом – я слышала, как он втягивал воздух, – а после спешно отступил на несколько шагов. Его глаза не шарили по моему телу или месту, где мы находились, они смотрели на меня. В меня.

– Лейф? – откуда-то издалека раздался голос Льёта. – Лейф? – Мы с мужчиной продолжали неразрывно общаться глазами, и возникшая между нами фигура Льёта прервала наше странное общение. По кабинету прокатилось рычание. – Лейф, – Льёт поднял руки вверх, словно сдаваясь. – Я отхожу. Видишь? – Я моргнула и, нагнувшись в сторону, попыталась понять, что между ними происходит. Рычание усиливалось. – Давай выйдем, поговорим. – Льёт уверенно пошёл на мужчину, и они покинули операционную и закрыли за собой дверь.

Удивившись всему происходящему, я отчего-то не отреагировала нормально. Не бежала без оглядки, не кричала от рыков и светящихся глаз. Всему виной чёртов ром! Мне никогда не везло на этот напиток. Оторвав взгляд от закрытой двери, я вновь посмотрела на кушетку; на ней всё ещё стояли наш ужин и почти допитая бутылка рома. Представив, что меня сейчас ждёт, даже несмотря на обезболивающее, я приложилась к горлышку. Откуда здесь взялись волки? Мне кажется, в наших лесах не водятся волки! Приложившись ещё раз к бутылке, я попыталась найти в себе смелость и разобраться с раной, которая за время моих размышлений стала выглядеть ещё хуже. Вокруг укуса образовался отёк, и вены начали проступать, словно по ним медленно распространялась фиолетовая краска. Дверь операционной открылась, и вошёл Льёт.

– Давай я помогу тебе. – Он переоделся. Чёрный джемпер с V-образным вырезом обтягивал его ярко выраженные мышцы, а джинсы сидели как влитые, будто он в них родился.

– Не нужно. Я сама.

– Что тебе нужно подать и где это лежит? – настаивал он.

– Крайняя тумбочка, там обезболивающие. – Льёт начал открывать ящики, кажется, не понимая, где крайний.

– Здесь снотворное, тебе левее, – подсказала я, он кашлянул и передвинулся к нужному ящику.

– Вот, – он положил на кушетку ампулу и шприц.

– Спасибо, – посмотрев ему в глаза, поблагодарила я. – Было приятно познакомиться, – я намекнула ему, что пора прощаться. Его движение было быстрым и неожиданным – я ощутила укол. Лёгкое головокружение – и я падаю назад в руки Льёта. – Что ты сделал? – бормочу я заплетающимся языком. Кто-то вошел в операционную, не клиника, а проходной двор. Льёт переводит взгляд с меня на вошедшего, я вижу, что он что-то говорит, но не слышу ни звука.

Меня поднимают в воздух, я вижу, как мелькает потолок клиники, стараюсь не уснуть, но в какой-то момент мои глаза закрываются.

Сладко потянувшись, я натянула до подбородка мягкое, почти невесомое одеяло. Незнакомый хруст постельного белья меня насторожил, и я замедлилась в привычном ритуале просыпания. В моём доме подобной роскоши нет, у меня просто нет на это ни времени, ни желания. Максимум, на что я способна, это вынуть вещи из сушилки и запихнуть их в шкаф. Именно запихнуть, и никак иначе. Да, это мой страшный секрет. Я ненавижу раскладывать бельё, гладить его или вообще что-то с ним делать. Это убийственно скучно, и я не хочу тратить время на такую глупость, как глажка белья.

Запах, витавший вокруг меня, также был мне незнаком. Воздух казался сладким. Не приторно сладким, как ванильный освежитель, а как тропический лес после дождя. Повернувшись на бок, я всхлипнула от резкой тянущей боли и всё вспомнила. Нога, волки, двое странных мужчин, укол. На этой мысли я резко села – и упала обратно в облако подушек. Болело всё, даже кончики волос, которые почему-то были распущены. Осмотревшись по сторонам, я запаниковала.

Всё вокруг меня было незнакомым и странным, словно из другого века. Подняв глаза к потолку, я обнаружила, что лежу под балдахином из парчи, и запаниковала ещё больше. Откинув одеяла, осмотрела себя. Я была одета в длинную белоснежную сорочку из тонкой ткани. Широкие длинные рукава, на концах затянутые узкими лентами с рюшами, изящно обрамляли мои запястья. И всюду кружево, кружево. Тонкое, пронизанное светом, как паутина.

– Что за чёрт! – пробубнила я себе под нос.

Приподнявшись на локтях, сморщилась от прокатившейся по телу боли и заставила себя сесть. Комната, несмотря на три больших окна, из которых лился неяркий свет то ли позднего вечера, то ли раннего утра, выглядела сумрачной. Тяжёлые шторы лежали шлейфом на тёмном паркетном полу. Огромный камин, холодный и пустой, украшенный кованой решёткой, чернел мрамором и завораживал своей необъятностью. У камина стояла пара кресел с высокими спинками, обитыми чёрным бархатом с золотыми гвоздиками, и ножками в виде львиных лап. На стенах висели картины с изображением моря, леса и гор в массивных деревянных рамах. Всё вокруг пахло стариной, но не пыльной и забытой, а ухоженной и дорогой. Казалось, как только мои ноги коснутся пола, в комнату вбегут служанки, начнут причёсывать меня и наряжать в кринолин. Это точно сон, я в жизни не видела ничего подобного и не была в таких местах.

Набравшись смелости, я всё же опустила ноги на ковёр, и они погрузились в высокий мягкий белый ворс. Сорочка с приятным шелестом соскользнула до самых пят, волосы оттягивали голову непривычной тяжестью. Потянувшись руками к густым прядям, я по привычке хотела собрать их в пучок, но резинки на запястье не оказалось. Дойдя до одной из дверей в этой комнате, я повернула круглую латунную ручку, и дверь, щёлкнув, открылась. С первого раза попала куда нужно. За дверью я обнаружила коридор. Если дверь не закрыта, это ведь хорошо? Голова слегка кружилась, и меня шатало. Из длинного коридора не раздавалось ни звука. На стенах висели картины и светильники, напоминающие виноградные лозы. Пульс участился, я боялась шагнуть через порог спальни, которая давала ощущение безопасности. Оставшись в комнате, закрыла дверь и, опершись спиной о стену, медленно сползла на прохладный пол. Подкатывающая дурнота и слабость в теле не давали возможности спокойно передвигаться. Руки тряслись, на лице выступила испарина, сорочка прилипла к спине и неприятно холодила кожу. Сделав пару глубоких вдохов, я опять поднялась на ноги и, открыв дверь, шагнула в тихий и безмолвный коридор.

Опираясь рукой о стену, я шла вперёд, всё время оборачиваясь. Мне казалось, что на меня могут напасть со спины. Господи, куда я попала? Каким немыслимым образом я здесь оказалась? Я чувствовала дикую слабость. Мне хотелось присесть, а лучше прилечь, каждую мышцу трясло от слабости, я не могла выпрямить спину, идя как дряхлая старуха или человек с радикулитом. Дойдя до конца коридора, остановилась перевести дух, меня беспокоило учащённое дыхание и сердцебиение. Вглубь дома уходил такой же бесконечный коридор, а вниз шла широкая лестница с тёмно-бордовым ковром и высокими деревянными перилами с витыми балясинами, которую мне и предстояло преодолеть. Видимо. Чтобы оказаться ближе к земле и попробовать выбраться из этого места.

Потолок высотой метров в девять сводился в стеклянный купол – это потрясающее зрелище. Но как это мыть? Немыслимая, величественная постройка, и при моём состоянии я зависла на пару минут, изучая стропильные рёбра купола. Лестница спускалась широкими ступенями к холлу и окну высотой до потолка. Это вообще возможно было построить, учитывая возраст этого дома? Из окна на меня смотрели синеющий лес и горы, как застывшая картина. Стоп! Что? Горы? Волоски на руках встали дыбом. Оглянулась вокруг себя, словно ожидая чьей-то поддержки или убеждения, что я не рехнулась и это не бред моего воображения, но, вопреки моим ожиданиям, за моей спиной была пустота.