Читать книгу: «Символическая жизнь. Том 2. Работы разных лет», страница 2

IX. Динамика бессознательного

(к тому 8 собрания сочинений К. Г. Юнга)

Предисловия к работе «О психической энергии и сущности сновидений»²²

Первое издание (1928 г.)

¹¹¹⁰ В этом томе, втором из сборника «Психологических исследований»²³, опубликованы четыре мои статьи, три из которых прежде выходили только на английском языке²⁴. Одна из статей посвящена до сих пор вызывающей споры проблеме толкования сновидений, тогда как две другие рассматривают важнейший, на мой взгляд, вопрос психологии – фундаментальные психические факторы, динамические образы, которые, как мне кажется, выражают природу психической энергии. Моя идея психической энергии, впервые выдвинутая в работе «Метаморфозы и символы либидо»²⁵(1912), встретила такое сопротивление и непонимание, что мне показалось целесообразным вновь обратиться к этой теме, причем уже не с практической точки зрения, а попытаться осмыслить ее теоретически. Поэтому читателю нет нужды беспокоиться, будто ему снова расскажут то же самое.

К. Г. Юнг

Кюснахт, Цюрих, 1928 г.

Второе издание (1948 г.)

¹¹¹¹ Статьи в настоящем сборнике представляют собой попытку внести некоторую упорядоченность в хаотическое изобилие психических явлений посредством идей и понятий, распространенных в других областях научных исследований за пределами психологии. Поскольку наши психологические знания все еще пребывают в зачаточном состоянии, нас должны в первую очередь интересовать элементарные понятия и группы фактов, а не отдельные затруднения из числа тех, которыми изобилуют истории болезней и которые никогда не удается объяснить полностью. Фрейдовская «модель» невроза и сновидений лишь отчасти позволяет истолковать эмпирический материал. Будучи психологами-клиницистами, мы должны стремиться к совершенствованию наших методов и психологических теорий, потому, в частности, что «академические» психологи отказались изучать бессознательное эмпирически. Так что на долю психолога-клинициста теперь выпадает и более глубокое исследование компенсаторных отношений между сознанием и бессознательным, чрезвычайно важных для понимания психики в целом.

¹¹¹² За исключением ряда мелких исправлений, я не внес в текст никаких кардинальных изменений. Общее количество статей возросло до шести, поскольку я добавил в сборник краткий «Обзор теории комплексов» и свою недавнюю исследовательскую работу «О природе сновидений»²⁶.

К. Г. Юнг

Кюснахт, Цюрих, май 1947 г.

О галлюцинациях²⁷

¹¹¹³ Галлюцинация – не просто патологическое явление, оно довольно часто встречается и у нормальных людей. История пророчеств, а также опыт первобытных людей показывают, что психическое содержание нередко поступает в сознание в галлюцинаторном облике. В этом отношении достойна внимания только форма, а не функция, которая есть не что иное, как то, что принято называть «мозговой волной» (Einfall). Как указывает само упомянутое слово, этому явлению присуща определенная спонтанность, как будто психическое содержание живет собственной жизнью и пробивается в сознание по собственному желанию. Эта особенность, по всей видимости, объясняет ту легкость, с которой «мозговые волны» приобретают галлюцинаторный облик. Обыденная речь тоже знакома с этими переходами от «мозговых волн» к галлюцинациям. Нам случается изъясняться по-разному; самый простой вариант – «Я подумал»; выражение «Мне пришло на ум» уже сильнее, а далее идет по нарастающей, так сказать: «Словно внутренний голос подсказал», «Словно меня кто-то окликнул», «Я слышал совершенно отчетливо».

¹¹¹⁴ Галлюцинации такого рода обычно исходят от по-прежнему подсознательной, более зрелой личности, которая пока не способна обрести непосредственное сознание, о чем свидетельствуют наблюдения за сомнамбулами. У первобытных знахарей галлюцинации суть плоды подсознательного мышления или интуиции, которая еще не в состоянии стать осознанной.

Предисловие к книге Шлейха «Чудо души»

¹¹¹⁵ Когда спустя много лет я вновь взялся за труды Карла Людвига Шлейха²⁸ и попытался воспроизвести посредством выразительного образа духовный мир этого замечательного мыслителя, то мне на ум настойчиво стало приходить другое неизгладимое впечатление, оставленное другим выдающимся человеком – он разительно отличался от Шлейха и одновременно был очень на него похож; я имею в виду Парацельса. Казалось бы, странно их объединять – что общего у современника гуманистов Парацельса и у Шлейха, устремленного в будущее? Их разделяют четыре столетия духовного развития, не говоря уже о том, что это были совершенно разные личности. Сама идея сходства была бы попросту нелепой, если бы не моя приверженность к выявлению сродства противоположностей. Прежде всего знаменательным выглядел тот факт, что Парацельс стоял у истоков нынешней медицины, а Шлейх воплощал собой ее расцвет. Оба могут считаться типичными представителями переходного периода – и революционерами. Парацельс расчистил дорогу научной медицине, порой пребывая, конечно, во власти вековых анимистических верований, однако остро и живо предчувствуя наступление эпохи, когда неуловимые ценности души будут заменены материализмом масс. Шлейх же был революционером иного толка. При всей своей несомненной увлеченности анатомическими и физиологическими исследованиями он смело и даже дерзко обратился к той самой области психического, от которой Парацельс, повинуясь велениям своего времени, не слишком охотно отвернулся. Оба энтузиаста воодушевлялись собственными видениями, оптимистически доверяли всему вокруг, радовались своим надеждам на лучшее; оба выступали пионерами нового духовного мировоззрения, шли к головокружительной цели уверенно и неустрашимо. Оба бесстрашно всматривались в сверхчеловеческие метафизические бездны и искренне верили в вечные образы, глубоко запечатленные в человеческой психике. Путь Парацельса привел к признанию божественной, по сути, дохристианской prima materia²⁹, или «гилиастра»³⁰. Шлейх, начав с изучения сети кровеносных сосудов и лабиринта нервных окончаний, двигался по ганглиозной лестнице симпатической нервной системы к трансцендентальной душе, которая предстала перед ним во всей своей поистине платоновской славе «занебесного места»³¹. Оба они вдохновлялись бурными событиями эпохи упадка и перемен. Оба родились не в свое время и были эксцентричными личностями, на которых общество смотрело косо. Что ж, современники великих всегда мало что понимают, им невдомек, откуда берется тот неприличный, по их мнению, восторг, что обуревает великих людей, – восторг, обусловленный не столько темпераментом, сколько предвкушением новой эпохи. Вспомним, сколь осуждающе взирали современники на неистового Ницше! Зато ныне мы уверены, что о нем никогда не забудут. Вот и Парацельса, кстати, спустя четыреста лет норовят благодарно воскресить и рядят в современные одежды. Какая участь уготована Шлейху? Мы знаем, что ему виделось единое представление психических и физических процессов в организме; сегодня это представление во многом движет медицинскими и биологическими исследованиями. Отчасти ему мешала терминология, унаследованная от эпохи научного материализма, но все же он сумел вырваться за узкие рамки депсихизированной материальности и переступить через преграду тернистых предрассудков об отделенности души от тела. Разумеется, он ничего не знал о моих собственных усилиях, которые долгое время оставались неизвестными научной общественности в Германии, но в целом мы стояли с ним плечом к плечу, сражаясь за признание души как фактора sui generis³², и тем самым прокладывали новый путь для психологии, ранее вынужденной пренебрегать психикой.

¹¹¹⁶ Научный прорыв, к которому был причастен Парацельс, вывел человечество из пелены средневековой схоластики в неведомый науке той поры мир материи. Это несомненная заслуга, и наша медицина навеки в долгу перед Парацельсом. Что же касается Шлейха, вовсе не частные открытия, методы или выведенные им правила придают ему значимость в наших глазах; куда важнее шаг вперед, в новое поле будущего, где совокупность известных фактов предстает в ином свете. Посредством синтеза накопленных в предыдущие эпохи знаний и через поиск точки зрения, позволяющей обозреть целое, он преуспел в стремлении вырваться из колдовского круга чистой эмпирики и подступился к основаниям эмпирического метода как такового (о котором большинство людей попросту не подозревает). Я имею в виду определяющие для организма взаимоотношения химии тела и психической жизни. Парацельс в конечном счете склонился к «химизму», вопреки своей уверенности в том, что над мирозданием господствует дух. Шлейх четыреста лет спустя пришел к пониманию психической одушевленности и тем возвысил психику, ранее снисходительно считавшуюся чем-то вспомогательным, до положения auctor rerum³³. Смело и решительно он выстроил новую иерархию телесного устройства человека. «Рудиментарная» симпатическая нервная система, этот будто бы случайный клубок ганглиозных узлов, поразительно целенаправленно регулирующих вегетативные функции организма, сделалась «матерью» спинномозговой системы, венцом и чудом которой выступает мозг, для нашего зачарованного взора – управитель всех телесных процессов. Более того, для Шлейха симпатическая система была таинственным «космическим нервом», подлинным «идеопластом»³⁴, исходным и непосредственным воплощением Мировой Души, которая создает и поддерживает тело, которая существовала до того, как появились привычные нам тело и разум. В результате «гилиастр» Парацельса лишается своей непостижимой творческой тайны, а осязаемость материи, в которую столь горячо верили, которая казалась столь убедительной для чувств, вновь растворилась в Майе³⁵, в простой эманации изначальной мысли и воли, из-за чего все иерархии и ценности потребовали пересмотра. Неосязаемое, или психика, стало основой, а «сугубо растительная» симпатическая система превратилась в хранилище немыслимых творческих тайн, в проводника животворящей Мировой Души, сделалась, если угодно, архитектором мозга, новейшего творения вечносущей творческой воли. За ошеломляющим величием спинномозговой системы, которая, как проводник сознания, по-видимому, тождественна психике как таковой, скромно пряталась симпатическая система, или «психика» в более глубоком и всеобъемлющем смысле, не просто взаимодействие кортикальных волокон. Несмотря на свою количественную и качественную незначительность, эта психика существенно превосходит собственно сознание как по глубине, так и по размаху мышления; вдобавок она куда менее беззащитна перед воздействием эндокринной системы с ее «зельями», она сама целеустремленно и упорно создает магические секреции.

¹¹¹⁷ Парацельс трудился над выведением в алхимической реторте сильфид и суккубов из корней мандрагоры³⁶, над изготовлением амулетов палача и чернейших народных лекарств³⁷, заявляя, будто познает истину, а Шлейх велеречиво изъяснялся на языке «мозговой мифологии» довоенной эпохи, однако, тем не менее, сумел проникнуть в сокровенные глубины человеческой психики, ведомый интуицией, не осознавший своих поступков. Бурное воображение трансформировало фигуры его речи в формы, которые на самом деле, о чем он и не догадывался, были архетипами коллективного бессознательного; эти фигуры появляются везде, где интроспекция пытается погрузиться в глубины психики – к примеру, в индийской и китайской йоге³⁸.

¹¹¹⁸ Если коротко, Шлейх был первопроходцем не только в области соматической медицины, но и в области глубинной психологии, на границах с областью вегетативных процессов тела. Это, без сомнения, самая темная область из всех, которую научные исследования долгое время тщетно пытались прояснить. Именно указанная тьма очаровала Шлейха и обернулась целым потоком творческих идей. Пусть он не опирался на какие-либо новые факты, эти его идеи, безусловно, будут подталкивать ученых к новым толкованиям и новым способам наблюдения. Как показывает история науки, прогресс познания не всегда состоит в открытии фактов; столь же часто он заключается в открытии новых направлений исследований и в формулировании гипотетических точек зрения. В частности, Шлейх неустанно повторял, что психика распространена по всему человеческому телу, что она зависит больше от крови, чем от серого мозгового вещества. Это поистине блестящая идея, ее значение трудно переоценить. Она позволила сделать ряд выводов об обусловленности психических процессов, и я сумел независимо подтвердить эти выводы моей собственной исследовательской работой. Имеются в виду главным образом исторические факторы, определяющие психический фон, как учит моя теория коллективного бессознательного. То же самое можно сказать и о загадочной связи между психикой и географической местностью (Шлейх увязывал эту особенность с различиями в питании, причем его доводы не следует немедленно отбрасывать как наивные и устаревшие). Если принять во внимание замечательные психические и биологические изменения, свойственные европейским иммигрантам в Америке³⁹, то само собой напрашивается заключение, что в этом вопросе науке еще только предстоит по-настоящему разобраться.

¹¹¹⁹ Хотя мысль и язык Шлейха всецело зависели от телесности, он, повторю, был буквально околдован бестелесной природой психики. В сновидениях его поражала внепространственность и вневременность ночных грез, а истерия была для него «метафизической проблемой», ведь «идеопластические» способности бессознательной психики нигде не проявлялись столь же ощутимо, как при неврозах. С удивлением он взирал на телесные изменения, внушаемые человеку бессознательным при истерии. По этому почти детскому изумлению видно, сколь неожиданными были для него подобные наблюдения, пусть для психопатолога они уже давно не в новинку. Еще можно оценить воззрения того поколения медиков, к которому принадлежал Шлейх; это поколение, ослепленное предрассудками, привыкшее пренебрегать воздействием психики на тело, делая первые робкие шаги в психологии, полагало, что без психики вполне можно обойтись. С учетом указанного недостатка в психологических знаниях тем более поразительно, что Шлейх – это и вправду немалое достижение – вообще смог признать существование психики и сумел пересмотреть понимание биологической причинности. Его выводы кажутся психологу избыточно радикальными или, во всяком случае, чрезмерно смелыми, поскольку они вторгаются в области, которые философская критика должна выводить за пределы человеческого понимания.

¹¹²⁰ Ограниченные познания Шлейха в психологии и тот восторг, с которым он предавался интуитивным спекуляциям, сказывались на некоторой ограниченности его размышлений и оборачивались мелкими погрешностями. Например, он не допускал продолжения психических процессов во сне, а последний воспринимал через призму материалистических предрассудков. Также он не задавался вопросами о философских и моральных проблемах, отождествляя совесть с гормональной функцией. Здесь Шлейх отдавал дань научному прошлому и духу вильгельминизма⁴⁰, когда авторитет науки возрос до слепой самонадеянности, а интеллект превратился в хищного зверя. При всем том он предельно ясно видел, что медицина, сосредоточенная исключительно на теле и не воспринимающая живого человека в его цельности, обречена на прозябание. По этой причине он перестал изучать простые факты и использовал свои познания в биологии для того, чтобы составить более широкое и дерзновенное представление, отвергающее досадные огрехи устаревшего материализма. Девятнадцатый век сделал все возможное для дискредитации психики, и величайшее достижение Шлейха состоит в том, что он четко и наглядно показал психическое наполнение жизненных процессов. Его работы могут послужить введением в революционный пересмотр нашего текущего мировоззрения, благодаря чему мы сбросили с плеч смирительную рубашку академической специализации.

К. Г. Юнг

Предисловие к книге Якоби «Психология К. Г. Юнга»⁴¹

¹¹²¹ Полагаю, что книга, которую вы держите в руках, отвечает общей потребности, которую сам я до сих пор не был в состоянии удовлетворить, – потребности в кратком изложении содержания моих психологических теорий. Мои усилия в области психологии были, по существу, новаторскими и не оставляли мне ни времени, ни возможности систематически их излагать. Доктор Якоби взяла на себя эту трудную задачу и добилась удачного результата, сумела предложить читателю обзор, избавленный от гнета технических подробностей. Этот краткий обзор затрагивает, по крайней мере, все существенные моменты моих теорий, так что читатель без труда, используя сноски и библиографию моих сочинений, сможет отыскать необходимое для себя. Дополнительным достоинством текста является наличие схем, помогающих понять отдельные функциональные связи.

¹¹²² Меня особенно радует то, что автору удалось избежать каких-либо указаний на то, что мои исследования якобы складываются в доктринальную систему. Вообще изложениям подобного рода свойственно приобретать догматическую стилистику, но она совершенно не соответствует моим взглядам. Поскольку я твердо убежден, что время всеобъемлющей теории, охватывающей и описывающей все содержания, процессы и явления психики с какой-то общей точки зрения, еще не наступило, то сам рассматриваю свои выводы как пробные попытки сформулировать научную психологию, которая опирается прежде всего на непосредственный опыт общения с людьми. Это вовсе не разновидность психопатологии, а общая психология, учитывающая эмпирический материал патологии.

¹¹²³ Надеюсь, что этой книге суждено не только дать широкому читателю представление о моих исследованиях, но и избавить его от трудоемких поисков нужного места.

К. Г. Юнг,

август 1939 г.

Предисловие к испанскому изданию⁴²

¹¹²⁴ С особым удовольствием я узнал, что эта книга выходит в испанском переводе. Она познакомит испанскую публику с новейшими достижениями психологии, науки, что выросла из опыта врачебного искусства. Нынешняя психология изучает множество сложных психических явлений, с которыми люди постоянно сталкиваются в своей повседневной жизни. Психология – не абстрактная академическая наука, а изучение практического опыта при неизменной верности научному методу. Как следствие, она обнимает широкие области, смежные с другими науками, и охватывает жизнь как таковую. Я напутствую эту книгу наилучшими пожеланиями, и пусть она уверенно и плодотворно путешествует по миру.

Предисловие к книге Эстер Хардинг «Психическая энергия»⁴³

¹¹²⁵ Эта книга представляет собой исчерпывающий обзор достижений аналитической практики – обзор, необходимость которого вполне очевидна для любого, кто много лет добросовестно исполнял свои профессиональные врачебные обязанности. По прошествии времени первые озарения и успехи, первые разочарования и удовлетворения, воспоминания и выводы постепенно сливаются воедино, и эта масса достигает такого размера, что хочется наконец-то сбросить ее с плеч в надежде не только избавиться от бесполезного балласта, но и подвести некий итог, который может быть полезным миру сегодня и миру будущего.

¹¹²⁶ Первопроходцу в новой области науки редко выпадает удача сделать правильные выводы из полученного опыта. Прилагаемые усилия и непрестанная борьба, сомнения и неуверенность, которые сопровождают открытия, слишком сильно его занимают, а потому он не в состоянии обрести широту и ясность видения, необходимые для составления исчерпывающего обзора. Представители второго поколения исследователей, опираясь на робкие эксперименты, удачные находки, смутные догадки и ошибки первопроходца, вынужденного идти окольными путями, уже менее скованы этими узами и могут выбирать более прямой путь, а также стремиться к более отдаленным целям. Они могут отвергать многие прежние сомнения и колебания, они сосредоточиваются на главном и тем самым постепенно рисуют более простую и ясную карту вновь открытой территории. Упрощение и разъяснение идут на пользу представителям третьего поколения, которые с самого начала располагают общей схемой исследований. С помощью этой схемы они могут формулировать новые задачи и обозначать границы познания более четко, чем когда-либо прежде.

¹¹²⁷ Можно поздравить автора с успешной попыткой дать общее представление о сути медицинской психотерапии в ее самых современных достижениях. Многолетний практический опыт, без сомнения, сослужил автору хорошую службу, иначе эта книга, смею думать, вообще могла бы не состояться как событие. Речь в книге идет не о «философии», как полагают многие, а о фактах и гипотезах, которые, в свою очередь, должны быть проверены на практике. Такие понятия, как «тень» и «анима», ни в коем случае не являются интеллектуальными изобретениями. Это обозначения психических фактов сложной природы, поддающихся эмпирической проверке. Данные факты может наблюдать каждый, кто потрудится этим озаботиться и кто способен отбросить свои предвзятые идеи. Опыт показывает, впрочем, что справиться с предрассудками непросто. Очень многие до сих пор, например, пребывают в заблуждении и думают, что термин «архетип» обозначает некую унаследованную идею! Подобные совершенно необоснованные предположения, естественно, ведут к полнейшему непониманию.

¹¹²⁸ Хочется надеяться, что книга доктора Хардинг, которой присуще простое и ясное изложение, будет особенно полезной для рассеивания таких абсурдных недоразумений. В этом отношении она может пригодиться не только врачам, но и пациентам. Данное обстоятельство я считаю нужным подчеркнуть особо. Очевидно, что врачу необходимо верно понимать материал, с которым он работает; но если он единственный будет понимать, то не сумеет по-настоящему помочь больному, ибо последний ведь страдает от недостатка осознания и должен по итогу лечения стать более сознательным. Иными словами, он нуждается в знаниях; чем больше знаний он приобретет, тем выше его шансы преодолеть свои мучительные затруднения. Тем из моих пациентов, кто уже достиг порога широкой духовной самостоятельности, я без малейших сомнений рекомендую книгу доктора Хардинг.

К. Г. Юнг

Кюснахт, Цюрих, 8 июля 1947 г.